Условие контракта

Близился вечер. Жаркий зной постепенно угасал под освежающими порывами ветра, оставляя после себя короткие мгновения свежести. Дорога обратно заняла куда больше времени — оно неудивительно — Марк клевал носом, почти засыпая на ходу, однако упорно отказывался от длительного привала. Тарталья и сам чувствовал небольшую усталость, но не подавал вида. Если предвестник покажет кому-то свою слабость, то вскоре перестанет быть предвестником. На подступах к городу юнец совсем загибался под весом раздувшегося, словно шар, рюкзака с палаткой и теплой одеждой. Под усталые недовольства Чайльд стянул у него снаряжение и ускорил шаг. Марк едва поспевал за ним, зато уже к закату они вошли в гавань. Обстановку в городе можно было описать одним словом — суета. Повсюду огни бумажных фонарей, атласные ленты и позвякивание колокольчиков на ветру. Чем ближе к порту, тем громче гомон рыночной площади. От шума закладывало уши и пробуждалась мигрень. Глаза предательски искали знакомый силуэт и на подходе к постоялому двору нашли-таки. Сердце сделало кульбит, когда их взгляды на мгновение пересеклись. Чайльд резко отвернулся и поднялся по лестнице, ощущая жар, приливший к ушам. Его с поклоном встречала новенькая сотрудница из рода кошачьих. В вестибюле стояла тишина, изредка нарушаемая открытием главного входа. Здесь царила поистине роскошная обстановка, но без вычурности того магазина украшений. На стенах висели живописные пейзажи со всех уголков Ли Юэ, по бокам стояли изумрудного цвета диванчики с низенькими столиками из темного дерева, в горшках цвели пышные растения. Вместе с большим светильником создавалось ощущение будто это был чей-то богатый дом, а не постоялый двор. — Тот мужчина махал вам. Мы бежали от него? — Марк облокотился о стойку и откашлялся. Ему подали стакан с водой, который он залпом выпил и попросил еще. — Если связаться с ним, то можно забыть о времени. — Слова, которые должны были прозвучать негативно, вышли как самый искренний комплимент. Тарталья надеялся, что парень оставит расспросы на потом (все-таки им обоим не мешало бы выспаться). — Еще одну комнату рядом с моей и ужин на двоих. И когда этот балаган на площади закончится? Администратор услужливо поклонился, отчего свело челюсть. Если бы в Снежной был такой обслуживающий персонал, то вместо снега их страна покрылась бы сахаром. — Вот ключ, господин Чайльд. Праздник урожая закончится через три дня. В это время торговцы устраивают большие скидки, поэтому такой ажиотаж. — Что ж, надеюсь, в комнате будет тихо, иначе мне и моим сотрудникам придется подыскать место получше. Он сверкнул хищным взглядом, после чего довел Марка до комнаты, затем отправился в свою. Зашторенное окно так и просилось впустить в помещение немного света, Чайльд не мог отказать. Что-то глупое и безосновательное молило его выглянуть в надежде, что Чжун Ли ждал его, как тогда с банкета Фатуи. И сколь глухо отозвалось болью сердце, когда консультанта там не оказалось. Повалившись на кровать, Тарталья до рези в глазах уставился в потолок. И почему ему никто не говорил, как любовь мучительна? *** В короткие сроки Марк умудрился собрать все имеющиеся исследования по Заоблачному Пределу за последние несколько столетий. Груда бумаг в его комнате никогда не убавлялась — только неустанно росла. Каждый раз, заходя к нему, Чайльд беспокоился, что одна из гор обязательно рухнет на него и если не убьет, то сильно зашибет. Не хотелось терять такой талант настолько глупо. Чтобы хоть как-то заставить юнца отвлечься, Тарталье приходилось буквально силком вытаскивать его поесть. Протесты оказывались такими громкими, что пришлось договориться хотя бы на заведения близ постоялого двора. Голодный до знаний Марк к пище относился с ужасающей прохладностью. Казалось, если дать ему кусок камня, он проглотит, не заметив ничего подозрительного, так еще и поблагодарит за еду. За этими бессмысленными попытками ознакомить юного гения с кулинарным искусством Ли Юэ Чайльд совсем загрустил по совместным ужинам с Чжун Ли. Прошло почти две недели с возвращения в гавань. За это время консультант никак не пытался связаться с ним. Это стало отличным напоминанием их настоящих отношений, а не чего Тарталья успел себе надумать. Но оставалась необходимость в Чжун Ли как в безграничном источнике знаний, поэтому окончательно разрывать связи не стоило. И собравшись с духом, Чайльд отправил записку с приглашением на ужин в бюро «Ваншэн». Он знал, что Чжун Ли согласится. У него оказалась большая страсть к богатому образу жизни при мизерных доходах, а Тарталья сам навязался платить за него. Эти мысли, тяжелее Нефритового дворца, кружили в голове назойливым роем. — И хорошо, — убеждал себя Чайльд, сглатывая ком в горле. Когда Чжун Ли только показался в дверях «Глазурного павильона», предвестника охватила паника сродни первым секундам в Бездне. Тогда ему было невдомек, что его ожидало, сейчас ситуация обстояла не лучше. — Добрый вечер, Чайльд. И опять оно — подтверждение. Между ними только лишь деловые отношения, и ничего большего. Да, так и есть. Иначе бы Чжун Ли не продолжал так упорно звать его по титулу, а не по имени. И вновь горечь, но как будто другая, словно он заведомо проиграл, так и не вступив в бой. — Добрый, господин Чжун Ли. Я уже сделал заказ. — Он почти не смотрел на него. Глаза — то на галстук, то на пустую тарелку перед собой и никогда выше плеч. Но когда взгляд встретился с белоснежным цветком, то от удивления метнулся к лицу в поисках ответа, позабыв обо всем. — Когда ты внезапно ушел, ничего не сказав, я отправился к Заоблачному пределу и заметил цветы цинсинь, — начал свою историю консультант, сделав акцент на том, что Чайльд его не предупредил. Тот уже жалел о назначенной встрече. — Они чем-то похожи на тебя в своем стремлении достичь высоты, принося в жертву привычные для цветов места обитания. Тарталья — комок нервов и сжатые руки, внутри — полномасштабная война. Ему нет дела до цветов и их мнимой схожести. Все, чего ему сейчас хотелось, стереть из памяти Ли Юэ, как страшный сон. Уж лучше и дальше просыпаться от кошмаров с ожесточенными боями и бесконечными полчищами монстров, снова и снова разрывающих тело на части, чем грезить консультантом наяву. Легкое касание вернуло в ресторан, руки поддались на ухищрения Чжун Ли и приняли подарок, оказавшийся на удивление тяжелым для цветка. — Я хотел подарить живые, но меня не известили, как долго ты пробудешь на Драконьем Хребте. Естественно, он не спросил про путешествие. Раньше Чайльд думал, что так мужчина проявлял тактичность, но теперь склонялся к равнодушию. Только вот к чему все эти подарки? Неужели тот до сих пор пытался возместить стоимость шпильки? — Все живое недолговечно, — произнес он безрадостно, разглядывая подарок со всех сторон. Удивительно, как сильно он напоминал настоящий. — Даже этот цветок при должном уходе переживет меня. — К чему такие мрачные мысли? Что-то стряслось на Драконьем Хребте? Как всегда, умелое беспокойство, когда необходимо. Тарталья нагнетал, выкручивал все мысли в абсолют, лишь бы эта невыносимая тяжесть в груди утихла, а чувства к Чжун Ли сгорели. Возможно, стоило устроить резню в центре города, чтобы Моракс подарил ему смертельную схватку. — Чайльд? — Да, стряслось, — скривился он. — Но вам об этом знать необязательно. Я, пожалуй, пойду. Цинсинь в руках едва не разбился вдребезги, но Тарталья вовремя опомнился и ослабил хватку. Он направился к выходу, попутно замечая спешащего к их столику официанта. Невольно замедлил шаг, обреченной надеждой слушая, как Чжун Ли возился в поисках кошелька. Звон монет перекликался с шумом в голове. И для этого не нужен. Просьба приходить еще застала в дверях, после чего Тарталья вылетел на улицу. Еще никогда он не чувствовал себя глупее, чем сейчас, когда убегал от одной мысли, что Чжун Ли может его нагнать. Стоило зайти в холл постоялого двора, как беспокойство отступило, словно над зданием висел невидимый купол, пропускающий лишь постояльцев. Но то оказалось мимолетное мгновение невозмутимости перед нахлынувшими терзаниями, настигшими его уже в комнате. Загнанным зверем Чайльд метался между бездушной мебелью в поисках спасения от самого себя. Внутри бушевал ураган противоречий. Хотелось сражаться, не помня от эйфории собственного имени, и в то же время целоваться до искусанных губ, хотелось натянуть маску безжалостного предвестника и уничтожить ее. В конце концов хотелось любить и ненавидеть, но последнее все никак не получалось. Пугали не столько чувства к Чжун Ли, сколько принесенные в привычный образ жизни изменения. Под натиском новых эмоций и ощущений он совсем не узнавал себя. Весь тот образ, который Чайльд так старательно выстраивал, расслаивался и крошился. Любовь, словно яд, медленно, но верно уничтожала его. Оставаться в комнате — значит подписать себе приговор. Тарталья поправил одежду, убедился, что за напускным равнодушием не проглядывалось что-то большее и направился к Марку. Тот, кажется, с самого утра ничего не ел. По пути заказал ужин, для приличия постучал в дверь. Вошел. Не было сил даже на притворную улыбку, но парня это мало волновало. Здороваясь, он даже не взглянул на предвестника. — Есть что-то для меня? Слова — пустая оболочка среди тихого шуршания страниц — дались тяжелее любого боя. Марк указал в сторону одной из стопок. Волна облегчения от предстоящей загруженности всколыхнула мрачное оцепенение. Документов хватало не только на сегодняшний вечер, но и на несколько вечеров вперед, а значит, времени забивать голову пустяками не будет. — Разве вы не пошли на ужин с этим вашим консультантом? — раздалось между закрытием одного и взятием другого документа. Марк сделал пометку в большой тетради, недовольно покусал кончик карандаша и пробурчал проклятья каким-то мондштадским искателям приключений. — Он мне смертельно надоел, — устало усмехнулся Тарталья, бегло читая выделенные места. Их оказалось так много, что терялся смысл. — Звучит как отговорка, — Марк хмыкнул, совсем не заботясь о том, что разговаривал с предвестником. За неделю плотной работы грань между ними как работодателя и работника стерлась, оставляя только общее стремление в достижении поставленной цели. — Так и есть. А теперь поумерь любопытство и вернись к работе. Через пятнадцать минут принесут ужин. За кипой бумаг послышались стенания, Чайльд не сдержал улыбки. Подавленное состояние понемногу отпускало. *** Все утро он провел в нерешительности. Желая разрешить вчерашнее недоразумение, Тарталья поймал себя на намеренно долгих сборах. Обычно ему за глаза хватало полчаса, но это же время он потратил на бесцельное хождение по комнате и долгий завтрак, который в процессе остыл. Уловками Тарталья заставил себя надеть свой привычный костюм, а когда очередь дошла до шарфа, на глаза попалась коробочка с подарком Чжун Ли. И вот Чайльд уже скрупулезно подыскивал место, где брошь будет смотреться удачнее всего. Заколол с мыслью, что консультанту наверняка понравится, и вышел, пока сомнения не взяли над ним верх. Шарф с аксельбантом так и остался на полке возле цветка цинсинь. Для начала он решил зайти в банк, пусть и работы для него там никакой не предстояло, однако на полпути задержался у ювелирного дома «Минсин». На витрине изящные украшения и наборы посуды из драгоценных металлов притягивали взгляд, и, словно загипнотизированный, Чайльд подошел ближе. Опомнился уже, когда Син Си, заохав, сказала: — Господин, вижу у вас глазурный полумесяц. Если вы пришли купить любимой такой же, то, к сожалению, их уже нет в наличии. Но вы могли бы присмотреть еще что-нибудь, у нас большой выбор украшений! Вашей второй половинке точно придется по вкусу вот эта брошь или, быть может, это чудное ожерелье. Также у нас есть отличные подарочные наборы, взгляните. Она вытаскивала украшение за украшением, пока на прилавке не осталось свободного места. Тарталья медленно переваривал услышанное. — С чего… — от волнения он запнулся. — С чего вы взяли, что между нами что-то есть? — Ну как же, господин? — Ее тонкие брови взметнулись вверх. — Разве вы не знаете? Наши глазурные полумесяцы дарят как символ искренних чувств. Ах, вам сделали признание, а вы и не поняли! Постойте, куда же вы? Чайльд ее уже не слышал. Перед глазами — образ столь яркий и отчетливый, словно наяву. Прекрасный в своей искренности Чжун Ли, протягивающий ему коробочку с брошью. А та загадочная улыбка. Знал ли он о значении броши? Хотя если дело касалось консультанта, то вопрос стоял иначе: мог ли не знать? Человек, чья страсть к новому казалась безграничной, не стал бы игнорировать владелицу ювелирного дома, с гордостью рассказывающую о самом известном из своих товаров. Точно, ведь Чжун Ли поведал ему историю броши и метод изготовления. Он даже знал, где добывали для глазури песок. В глубоких размышлениях Чайльд добрался до кабинета, игнорируя приветствия сотрудников банка, и бросил тело на стул. Все его мысли занимал лишь один вопрос: мог ли он надеяться, что чувства взаимны? Ведь Чжун Ли намеренно умолчал этот факт. Дрожащими пальцами Тарталья воевал с креплением, пока наконец не отцепил брошь. Она нагрелась под жаркими лучами солнца, и темно-синяя глазурь слегка посветлела. В ней чувствовалась едва ощутимая пульсация непостижимой магии, которой не существовало ни в одном уголке Тейвата. Чайльд вглядывался в украшение до захлестнувшего отчаяния. Брошь не могла дать точного ответа, а сам он не понимал, чего действительно хотел. Объективность с каждой минутой слабла, заменяясь уверенностью во взаимности, и чем больше ее становилось, тем сложнее было сдержать порыв пойти в «Ваншэн». *** Опомнился Тарталья, когда Паромщица приветствовала его. Отступать было некуда, и он шагнул внутрь, ощущая, как нервы тысячью игл вонзились под кожу. Взгляд входящего всегда натыкался на ряд различных видов гробов, а уж потом на человека в углу за стойкой. Чайльд же сразу заметил консультанта, путь к которому перегородила невысокая девушка в черном. — О, вы же тот самый предвестник! Рада нашей встрече. Она таинственно ухмыльнулась и протянула руку, Чайльд неохотно подал свою. Девушка перехватила ее и энергично затрясла. По обрывкам информации представление о владелице складывалось вполне соответствующее действительности. — Добрый день, госпожа Ху Тао, — с улыбкой, скрывающей легкое недоумение, произнес Тарталья. Руку пришлось почти что вырывать из хватки не такой уж и сильной на вид девушки. — Вы к нам по делу? — в ее глазах плясали восторженные огни. Этим она напомнила ему Тевкра. — Я к господину Чжун Ли. — О, очень жаль. — Было видно, как она потеряла к нему всякий интерес. — Но все равно спасибо вам! С вашим появлением у нас заметно прибавилось клиентов. — Ха-ха, — неловко засмеялся Тарталья, взглянув на консультанта. Тот совсем не обращал на них внимания, поливая растения. Их стало еще больше с последнего визита предвестника. — Ну тогда пойду к себе придумывать новую рекламу! Если вдруг убьете кого, вы знаете, к кому обратиться. Она убежала, и Чайльд облегченно выдохнул. Как Чжун Ли и рассказывал, девушка была очень активной и шумной, а еще с явно извращенным отношением к смерти. Такая могла с легкостью занять место предвестника. Теперь, когда Тарталья остался наедине с консультантом, волнение вновь окатило с головой, заставляя тело реагировать как-то странно. На негнущихся ногах он подошел к стойке. Чжун Ли закончил с поливом и теперь сидел, скрестив руки на груди, а ресницы трепетали из-под полуприкрытых век. — Выпьем чая? — По шутливой интонации становилось ясно, что тот едва сдерживался от смеха. Тарталья расцвел в улыбке, мгновенно позабыв о цели своего визита. Они пили чай, болтая, словно вчерашнего недоразумения не было. Часто прерывались на полуслове, когда из кабинета Ху Тао раздавался особо громкий звук. Чайльда забавляла эта ситуация, напомнившая детство, когда он утащил несколько конфет из тайника для Тони и Антона, после чего они прятались от родителей на чердаке. Он поспешил поделиться историей. — Ты хороший брат. — Наверное, не знаю, — Чайльд крутил пустую пиалу в руках, размышляя о своих переживаниях, которые хранил глубоко внутри. С Чжун Ли так легко и комфортно, что он не успевал осознать, как делился ими: — Порой мне кажется, что я делаю недостаточно для них. Я вечно в разъездах, а нужен им дома. Думаю, когда они подрастут, то уже не будут так сильно любить меня. — Это не так. Люди чувствуют искренность и стараются отвечать тем же. Они надолго замолчали, думая каждый о своем. Чайльд же теперь не отводил взгляда от мужчины, давая себе возможность привести в порядок мысли. Он мог бы ничего не предпринимать, как и прежде наслаждаться их совместными встречами, а мог бы сделать шаг, рискнув всем, в надежде, что ему пойдут навстречу. О, как томительно жестоки и как сладостно прекрасны были эти минуты нерешительности! Но Тарталья не был бы собой, если бы отступил. Со всей осознанностью Чайльд потянулся к Чжун Ли для поцелуя. Сердце замерло в этот миг, чтобы в следующую секунду забиться еще чаще. Тарталья приоткрыл рот, лизнул губы Чжун Ли, ощущая сладковатый жасминовый вкус чая, и подался вперед, но встретился с плотно сомкнутой челюстью. Из легких выбило весь воздух. Глаза защипало. — Простите, я неправильно понял, — затараторил Чайльд, вскакивая со стула. Тот накренился с режущим уши скрипом, почти упав. — Забудьте, что сейчас произошло, больше такого не повторится. Его окатило волной стыда, дышать стало трудно. Тарталья старался не смотреть в лицо Чжун Ли, боясь увидеть там отвращение. Какой он дурак, раз решил, что мужчина чувствовал то же, что и он. — Я пойду, — голос его не слушался и предательски дрогнул от волнения. Он уже развернулся, чтобы исчезнуть с глаз долой — и желательно навсегда, — как почувствовал на запястье хватку Чжун Ли. — Постой, — все тот же мягкий тон, от которого хотелось расплавиться снегом на солнце. — Я не отказывал, просто не хочу, чтобы Ху Тао нас застала. От потрясения Чайльд потерял дар речи, сумев только взглянуть на Чжун Ли. Его лицо оставалось все таким же спокойным, как и всегда, лишь во взгляде янтарных глаз искрилось что-то напоминающее фейерверк.