Условие контракта

Бурлящие реки среди горных цепей, шумные водопады с навязчивыми брызгами, спокойные озера и огромные океаны, полные тайн и загадок, даже лужи после освежающего дождя — все это напоминало о Чайльде. Эта влюбленность озарила его тоскливую и откровенно скучную человеческую жизнь, невесомыми крыльями поддерживала истончающееся желание продолжать этот жалкий фарс. Очищающим бризом омывала печали дней грядущих и знаменовала настоящее, где ему есть место среди людей. Никакой магии, никаких трюков Адептов — только работа, необязательные приемы пищи и попытки уснуть сопровождали Моракса изо дня в день. Подобная жизнь выглядела дряннее стража руин, потерявшего смысл своего существования и просыпающегося от векового сна, когда кто-то проходит мимо. Механическое выполнение обязанностей, соблюдение условностей и условий — вот и все, что он из себя представлял, работая консультантом. И это для того, чтобы понять жизнь вне роли Гео Архонта. Этот титул, эта власть, данная Селестией, вырванная в окровавленной борьбе за трон, не могли подарить ему то, чего он жаждал больше всего в самом начале. Тогда Властелина Камня вели никчемные амбиции овладеть землями, устранить нарушителей порядка и воздвигнуть крепкое государство, которое не сломит ни одно бедствие, не одолеет ни один Демонический Бог. У него было все, кроме власти вершить судьбу. И сейчас, спустя тысячи лет, когда только ему из семерки удалось застать целиком войну Архонтов, а он лишился всех, кто шел с ним рядом, какое-либо желание перестало иметь ценность. Правда, хотелось избавиться от ноши, которую нес слишком долго даже для Архонта. Его нация являлась одной из богатейших на континенте. Люди беспрекословно соблюдали законы, зачатки которых появились еще при жизни Гуй Чжун и которые он так бережно и скрупулезно дополнял. Правление не находилось в руках одного, поэтому не должно было повториться истории с захватом власти, как это случилось в Мондштадте. Он дал им горы, полные руды, дал им море и флот, дал мир и процветание, чтобы постепенно низвести свое значение до минимума. Но шел год, а за ним другой, так проходили столетия с мыслями о том, что ни один Архонт не покидал свой пост добровольно. Небесный порядок нерушим, и Моракс не желал рисковать страной. А может, он просто боялся? Боялся потерять тот единственный смысл, ради которого омыл свои земли кровью таких же богов, как и он. Боялся предать пыли последнюю волю Гуй Чжун. Боялся потерять память и в безумном порыве уничтожить то, что было ему дорого. Боялся той сокрушительной силы, которая уничтожит все после смерти. Его страхи с трудом можно было назвать преувеличением. *** Косые взгляды сотрудников банка уже стали частью обыденности. Чжун Ли старался не испытывать пределы терпения Ху Тао, но все же не мог сопротивляться тому сильному влечению к этому человеку. В нем было все: цветение молодости, буйство красок, пылкая страсть, глубокие переживания, неугасающая воля и невидимой нитью следующее за ним увядание. В Чайльде сполна всего, что так или иначе привносит жизнь. Он и есть эта жизнь, отчего в глазах древнейшего Архонта тот был необычайно красив. Чжун Ли поздоровался с Екатериной и привычным маршрутом проследовал на верхний этаж. Он не успел закрыть за собой дверь, как предвестник уже тянулся к замку. Щелчок, и чужие руки коснулись лица. — Чайльд, — сорвалось с языка перед тем, как его уволокли в поцелуй. Их отношения уже потеряли былую скованность первых дней: теперь Тарталья брал инициативу на себя, обходясь без наставлений. Его поцелуи были мокрыми, а руки голодными до прикосновений. Он оглаживал лицо, касался волос и тянул за собой вглубь кабинета. С первого визита многое изменилось: полки заполнились книгами и документами, а место одного из шкафов занял небольшой диван с парочкой подушек. Для посетителей напротив стола расположились два стула, обитых нефритового цвета тканью, да и само место предвестника занимало удобное мягкое кресло. Теперь кабинет выглядел обжитым, давая надежды на то, что Тарталья не собирался уезжать так скоро. Не отрываясь друг от друга, они переместились на диван. Их ноги неловко цеплялись, а носы то и дело сталкивались друг с другом, пока Чайльд подбирал нужный угол, чтобы углубить поцелуй. Сердце Архонта пропустило пару лишних ударов, когда им так нахально пытались овладеть. И когда блуждающая раскованность рук достигла самого низа, Чжун Ли не выдержал: — Как я ни приду, ты все время бездельничаешь, — хрипло засмеялся он, отрываясь от возлюбленного. — Ты пришел читать мне нотации? От плохо сыгранной невинности на лице предвестника бог прыснул от смеха. За это Тарталья поддел его нижнюю губу и медленно оттянул, посасывая. В поцелуях он оказался учеником куда более проворным, чем во владении палочками. — Ни в коем случае, — улыбнулся Чжун Ли, притягивая предвестника за воротник рубашки. На лице остался горячий след от дыхания Чайльда, прежде чем он успел утянуть в новый поцелуй. Язык предвестника — распаленное нечто — творил настоящий хаос у него во рту, но и Чжун Ли не отставал в своих ласках. Его пальцы скользнули по заманчиво открытому участку живота и расползлись на бока. Кожа под руками отдавала жаром даже через перчатки, а под ней ощущалась настоящая сталь мышц. — А Ху Тао знает, где ты сейчас? — Да. — Значит, она в курсе, что ты снова отлыниваешь от работы. И кто еще из нас бездельник? — безобидно передразнил предвестник, едва касаясь губ Чжун Ли. — Я отрабатываю деньги, которые ты платишь за мои консультации. Глаза предвестника блеснули. О, он знал этот взгляд, полный томного желания и сладостной похоти. Когда-то давно на него так смотрела молодая любовница, только открывшая для себя все прелести любви. Девушка кинулась в омут чувств с головой, страсть полностью поглотила ее, почти стерев личность. Моракс надеялся, что предвестник не станет таким же. Чайльд нетерпелив и настойчив. В каждом его действии проявлялся необузданный нрав. Поцелуи порой грубые и жадные, истязающие губы и завоевывающие рот, а когда спускались к шее — царапали клыками кожу, оставляли темные отметины. Мораксу приходилось подавлять силу, чтобы случайно не исцелиться и не вызвать ряд несвоевременных вопросов. Постепенно предвестнику стало мало и тот переместился к Чжун Ли на колени, к удивлению Архонта. Тот едва не поперхнулся от настойчивости, когда нависший над ним Тарталья показательно ткнулся своим возбуждением о пах консультанта. Не то чтобы ему самому не хотелось большего… — Чайльд, подожди, — пришлось сказать Чжун Ли после того, как рука предвестника легла ему на ремень. — Это не самое подходящее место. Поглаживания через ткань брюк прекратились, и он облегченно выдохнул. По крайней мере Чайльд слушал и слышал, о чем ему говорили, и остановился, даже в ущерб собственным желаниям. Это несказанно радовало бога. Предвестник слез с него и переместился за стол, старательно борясь с разочарованием, отчетливо отражающимся в тусклой синеве. — Если ты действительно этого хочешь и готов, — Чжун Ли сделал акцент на последнем слове, после чего продолжил: — То мы могли бы попробовать в более располагающей обстановке. Например, у меня дома. Предвестник как-то кисло ухмыльнулся, его взгляд окинул документы на столе. — Хорошо, — он ответил спустя некоторое время равнодушным тоном. Чжун Ли все еще сидел на диване и без Тартальи рядом стало дискомфортно. — Так зачем ты пришел? Чжун Ли едва сдерживался, чтобы не прекратить борьбу Чайльда с собственным возбуждением. Но ему не хотелось, чтобы его первый раз был неполноценным в плане ощущений. К тому же кто, как не шеститысячелетний бог, знал о том, что атмосфера — половина успеха. — Я же уже говорил. — Чжун Ли скрестил руки на груди. — Мне не пристало пользоваться особым отношением ради уклонения от обязанностей. Если ты считаешь мои услуги консультанта неактуальными, то позволь предложить расторгнуть контракт. Какое-то время они просидели в полной тишине, разделяемой лишь равномерным механизмом часов. Сложно было понять мысли Тартальи в этот момент, но по нахмуренному лицу становилось ясно, что ему предложение не понравилось. — В этом нет необходимости. Твои знания и опыт все еще нужны мне, — в конце концов нашелся с ответом предвестник. Он сложил кисти рук над столом и уткнулся в них подбородком. — Я мог бы делиться ими с тобой совершенно бесплатно. Это предложение поселилось в нем еще с начала отношений, но до сих пор оставалось невысказанным только из-за того, что их обоих это устраивало. Чайльд давал за его услуги больше необходимого, постоянно платил за него в ресторанах, одаривал подарками. Чжун Ли же хотел избавить их связь от влияния моры. — Давай пока оставим все как есть, — прозвучало как приговор, с которым Моракс не желал мириться. — Как скажешь. — Чжун Ли поднялся, вздыхая. Что ж, этого следовало ожидать. — Тогда до вечера? — Да. До вечера. *** Он сделал все от него зависящее, чтобы в небольшой спальне на окраине города создать хотя бы толику того очарования его обители. Удручающе всего ощущалась нехватка магии Адептов, способная в мгновение ока расширить доступное пространство, создать живописный вид за окном, ну или хотя бы изменить кровать на более мягкую и просторную. Чжун Ли в пятый раз задернул штору: все-таки вид из окна на соседний дом больше удручал, чем радовал. Бутылка вина путешествовала от стола до прикроватной тумбочки и обратно, пока не затерялась в шкафу меж глиняных стаканов, а на кровати не осталось ни одной лишней складки. Казалось бы, вот он тот возможный идеал, но оставалось решить, какие использовать благовония. Такое несвойственное ему волнение стало частью личности за последние часы ожидания, оно сплелось в удушающем комке посреди горла и давило на виски. Моракс и сам понимал, что это ненормально. Ну неужели мысль о том, что Чайльд мог стать тем самым, так выбивала из колеи? Благовония так и остались забытыми на одной из полок шкафа, когда в дверь постучали. И вот уже узел распадался толстыми нитями, стоило предвестнику оказаться на пороге с очаровательным румянцем на щеках. В его ужимках отблеск неопытности, а речи бессмысленны в своей поспешности. Чжун Ли не переспрашивал и на весь водопад слов отвечал понимающей улыбкой — сам не лучше. Там точно было что-то про работу, банду и разборки, но дорассказать тот не успел из-за головокружительного поцелуя. — Я думал, ты пришел ко мне с одной определенной целью, — проворковал на ухо Моракс. Губы Чайльда теперь соблазнительно блестели в приглушенном свете, к ним хотелось поскорее вернуться. Тарталья сипло вздохнул и весь замер, словно маленький зверек, заслышав хищника. Но он вовсе не был добычей Архонта и сразу показал свои клыки. — О, тогда почему на тебе так много одежды? Чжун Ли хрипло засмеялся. Что-то ему подсказывало, что с Чайльдом никогда не будет скучно. Архонт переплел их руки и потянул предвестника за собой на диван. Раз уж они действительно решили зайти так далеко, то стоило обсудить один важный вопрос. — Хорошо, но прежде чем идти в спальню, нам следует определиться, кто будет принимающей стороной. Одни лишь эти слова — гарант того, насколько далеко Моракс готов зайти с этим человеком. По пальцем одной руки можно было сосчитать тех, кому подобное вообще предлагалось. Конечно, Тарталья об удостоенной возможности не знал, но все равно крепко призадумался. — Я думал, все очевидно? — нерешительно ответил он, заставив Архонта удивиться. О какой такой очевидности знал предвестник, но не знал бог? Может, дело в каких-то особых традициях Снежной? — Ты старше и опытнее, поэтому…кхм. — О, — не удержался от удивления Моракс. Предвестник взглянул на него с сомнением. Его уши пылали. — Тебе не обязательно на это соглашаться только из-за разницы в опыте или возрасте. Это решается по общей договоренности и личным предпочтениям. Тарталья приоткрыл рот, но слова так и не вылетели из обветренных губ. Все, на что он был способен сейчас, рассматривать предложенный вариант, о котором, по всей видимости даже не задумывался. Готовность предвестника лечь под него умиляла, ведь Чайльд даже представить не мог насколько старше и опытнее Моракс был. Того и гляди, зазнается. Чжун Ли улыбнулся своим мыслям, но решил пока оставить его поразмышлять, развлекая себя поглаживанием руки предвестника. Адепту приносило огромное удовольствие ощущать волоски и небольшие шрамы под пальцами. Ради этого стоило потратить время, чтобы скрыть свою божественную природу и освободиться из перчаток. Он не удержался и провел по щеке, на которой обнаружился мягкий пушок, а, облокотившись на плечо предвестника, дотронулся к языкам пламени волос. — Ну, что решил? — протянул он игриво. Хоть ему и нравилось наблюдать за замешательством предвестника, а времени у них было не так много. — Зря я что ли подготовился? — нервно ухмыльнулся Тарталья. И Чжун Ли вспыхнул от нетерпения. Едва ли все шло по плану. В поспешности своей они столкнулись на застежках жилетки Чжун Ли. Предвестник отдернул руку, будто ошпарившись, и больше не лез. Моракс перехватил его запястье, притянул, но мазанул губами по подбородку. Ошибка в пару сантиметров не ощущалась фатальной, однако не играла на руку тому, от кого ждали опыт. Чжун Ли отвлек его поцелуем, напускная жадность кому угодно могла вскружить голову, вот и Чайльд понемногу расслабился. Жаль он забыл про вино и благовония, которые могли задать нужный настрой. Что уж теперь. Руки блуждали по обнаженной коже, касались там, где давно хотелось. Этот голод было не унять, держась лишь за руки или просто целуясь. Только сейчас, когда он везде: в непослушных волосах и на подтянутом животе, в жаре бедер и холоде стоп, согревая ладони и согреваясь щекой на груди. Тарталья — контраст, эмоция вспышки. Это всегда тепло заката в рыжих волосах и холод морских пучин в голубых глазах. Горячая кровь плавила кожу, но даже она не могла сделать его руки хоть немного теплее. Чжун Ли одаривал предвестника ласками, подобно приливу в полнолуние, и полностью растворился в своих ощущениях. Мягкий. Теплый. Плотная кожа сменялась грубым рубцом, а мягкие волоски — жесткими. Он открыл глаза и встретился взглядом с губительной синевой. — Могу я? — Чжун Ли скользнул рукой по позвоночнику к ягодицам. Тарталья смущенно кивнул и отвернулся. Он снова размышлял, не слишком ли они торопили события. С Чайльдом хотелось сделать все правильно, без перегибов и недомолвок. Постепенно выявлять границы, изучать тела и пристрастия друг друга. Но хотел ли этого сам Тарталья? Чжун Ли не мог утверждать. Поэтому перевернул предвестника на себя и посадил на колени для удобства. Когда специальное масло полилось на пальцы, тело в его руках еще больше напряглось. Архонт массировал колечко мышц, пока другой рукой поглаживал спину, удерживая Тарталью на одном месте. — Постарайся расслабиться. Стоило догадаться, что после этих слов произойдет противоположное. Чжун Ли надавил на лопатки и притянул в поцелуй. Пока губы посасывали язык Чайльда, палец деликатно проник внутрь. — Тише, все нормально, — шепнул на ухо Архонт, когда Тарталья сжался. Отвлечь внимание на себя легче легкого: невесомое касание в шею, легкое трение о скулу, мягкий укус под челюстью. Чжун Ли порхал над ним, словно бабочка вокруг цветка, желая вобрать в себя сладость нектара и не навредить. И как же трепетно отзывалась в душе реакция Чайльда. Не только смущение — наслаждение и ответные ласки. Мягкие стенки при большом количестве смазки и долгом трении легко приняли второй палец, и Адепт решил уделить время простате. Предвестник отреагировал до странного тихо, уткнувшись ему в плечо и тяжело дыша. — Тебе хорошо? — прошептал на ухо Чжун Ли. Тот промычал что-то невнятное в ответ и закусил губу. Отблески свечей танцевали в затуманенной желанием радужке. Красноречивее слов. Он двинул пальцами по набухающей простате, выбивая из предвестника судорожный всхлип. В его плечи впились руки, стискивая до синяков. Собственное возбуждение постепенно заполоняло голову, тянуло низ живота, желало вырваться наружу янтарными нитями на чернеющей коже рук. Но нельзя терять контроль. — Возьми меня. Губы опалило этими словами. В бушующем океане глаз — решительная готовность зайти дальше, и такое сильное желание дать им все, чего они только пожелают. Чжун Ли все-таки нашел в себе силы сказать: — Чайльд, ты еще не готов. — Плевать. Я… хочу тебя. — С этими словами он пару раз толкнулся. Чжун Ли метался между дразнящей возбужденностью и здравым смыслом. Чайльд не ведал, что творил, поэтому нельзя было поддаваться на его провокации. Но бороться с затапливающим желанием внизу и таким похотливым взглядом с каждым мгновением становилось сложнее. Он уложил Тарталью на спину и притянул его бедра к своим, прошелся поцелуями по шее и груди, наслаждаясь открывшимся перед ним видом. Молодое, пышущее жаром тело соблазнительно блестело от выступившей на коже испарины, подчеркивающей безупречный рельеф мышц. Даже многочисленные шрамы не делали предвестника менее привлекательным, наоборот, украшали, создавали образ настоящего воина. Чжун Ли и подумать не мог, что его так сильно может возбудить подобное. Все-таки до Чайльда он предпочитал людей более утонченных. Недовольство на лице парня заставило Адепта поторопиться. Он развел бедра, игнорируя трепещущий возбуждением член, и с трудом проник головкой в неразработанное как следует отверстие. Чайльд всеми силами сдержал вскрик, на глаза навернулись слезы, которые он быстро и резко смахнул. — Продолжай, — его голос, пленительно низкий и хриплый, едва не сорвался, когда Чжун Ли слегка подался вперед. — Ничего не получится, Чайльд. Нам нужно прекратить, — произнес он в своей привычной размеренной манере, которая, впрочем, разбивалась вдребезги обеспокоенными нотками. Ему хотелось доставить наслаждение, вознаградить ожидание, а не калечить. Он вытащил член, оглаживал чужие бедра и бока, размышляя о дальнейших действиях. Чайльд смотрел на него выжидающе и закусил губу от досады, но Моракс решил не продолжать. Они могли бы остановиться на мастурбации или же… Не успел Чжун Ли перейти к действиям, как Тарталья потянул его на себя, попутно переворачиваясь и садясь на консультанта сверху. Явно не ожидавший такой резкости, Чжун Ли пришел в смятение и не успел отреагировать, как Чайльд, стиснув зубы, остервенело насадился на него целиком. В ноздри ударил едва уловимый человеческому обонянию запах крови. Тарталья довольно улыбнулся, и в этой улыбке скрывалось столько боли, что становилось дурно. Все это зашло слишком далеко. — Послушай, Чайльд, на боли не построить наслаждения. — Чжун Ли перехватил его руку и нежно провел от локтя к кисти, переманивая внимание предвестника. — Ты не в бою, так что незачем истязать себя. Но не вышло. Предвестник, поймав какое-то дикое возбуждение, вцепился в плечи Чжун Ли и начал двигаться. — Неужели тебе не нравится? М? — прорычал ему в лицо Чайльд, а затем провел по губам консультанта языком. — Может быть, ты тоже сделаешь что-нибудь? Чжун Ли ужаснула эта готовность к самопожертвованию ради чужого удовольствия. Да и то зря. От шока притупились все ощущения: ни возбуждения, ни наслаждения он не испытывал — только вес, которым Тарталья вдавливал в кровать, и чудовищный импульс телодвижений. Мысли — оборванные лоскуты — и все об одном: как прекратить эту бессмысленную пытку для них обоих. — Чайльд, прекрати. — Ноль реакции. Моракс с силой сжал запястье предвестника: — Мне больно. Тарталья остановился, в последний раз качнувшись вверх. Его глаза округлились в страхе, улавливая искаженные черты на лице консультанта. — Я не хотел, — бледно проскулил предвестник. Он поспешно слез с Чжун Ли, прикусил губу и отвернулся, пряча глаза. Секунды текли медленно для Архонта, но постепенно застывшее в ужасе сердце вновь обрело способность биться, а с ним и время возвращало нормальный ход. — Чайльд… За столько тысяч лет жизни он впервые не знал, что сказать. Да если бы и знал, не смог. Во рту так сухо, будто вместо душного воздуха вдыхал раскаленный песок. Наверное, стоило оставить окно открытым. Наверное, стоило тогда настоять, не поддаваться. Наверное. Наверное. Наверное. Помогло бы? Едва ли. Тарталья не из тех, кто терпелив, и уж точно не верил, что терпение воздастся. Он — необузданная сила, сметающая все на своем пути. Хорошее Чайльд извращал, заботу принимал в штыки, а некомпетентность решал губительным упорством. И Моракс знал. Знал, но все равно допустил. — Пойдем в ванную. *** Чайльд был сломлен, и, как все сломленные, не замечал этого в себе. Гуй Чжун изучала психологию людей и обучила Моракса видеть истину в, казалось бы, незначительных деталях, которые говорили о травме. В Тарталье все кричало о поврежденной душе, не нужно быть провидцем или знатоком. Разве мог здоровый человек с таким пренебрежением относиться к своим ранам и чувствам? Делать что-то для других и никогда для себя? Его глаза горели, когда разговор заходил о сражениях, когда кипела кровь и смерть стояла на пороге — только тогда он чувствовал себя живым. Но это лишь обман, иллюзия разума в попытке защитить себя от разрушительной правды. За самоуверенным и смертоносным предвестником прятался недолюбленный одинокий человек, не знающий собственных желаний и, вероятнее всего, в смерти ищущий искупление. Моракс лучше всех знал, каково это. Ему хотелось помочь, хотелось показать, что может быть по-другому, что забота не обязательно завязана на корысти, а любовь — не жертвование в угоду партнеру. Вода из ковша мелодично стекала с головы, тонкими дорожками бороздила веснушчатую спину, мелкими каплями висела на кончиках прядей, чтобы все равно упасть. Его волосы, столь непослушные в обычном состоянии, струились по опущенной голове и напоминали жидкую медь. В этом моменте столько нежной обыденности, что сосало под ложечкой от того, сколь горькой была его предыстория. — Тебе же было неприятно, так зачем продолжал? Не похоже, что тебе доставляет удовольствие боль. Слова гулким эхом осели на стенах крохотной ванной комнаты. В ней из благ цивилизации только водоснабжение и то напор не ахти. Богу эти блага ни к чему: под рукой всегда есть доступ к обители с роскошной купальней и горячим источником. Но теперь Чжун Ли жалел, что не обжился ванной, когда стал свидетелем неловкого втискивания Чайльда в пространство бочки. Тот ни слова возражений — лишь пугающая покорность. Чжун Ли положил ковш на табуретку и придвинулся ближе к Чайльду с мылом в руке. — Мне и не нравится. Просто… — Бесцветный голос Тартальи проехался по Мораксу хлестким кнутом. Вина прорвала плотину самообладания. — Я не знаю. Словно не заслуживаю другого. Он обхватил себя за плечи и подобрал колени. Его лицо скрыто за волосами, но Чжун Ли не надо видеть, чтобы понять, как тяжело далось признание. У него самого будто душа наизнанку, каждое слово — точный удар в слабое место. Только тысячелетняя выдержка помогала сохранить лицо. — Никто не заслуживает боли, Чайльд. Он убрал мокрые волосы назад и прикоснулся губами к виску. Тарталья лишь сильнее напрягся: пальцы до бела стиснули кожу. Чжун Ли использовал мыло, масла и эссенцию с почти невесомым ароматом шелковицы, чтобы привести в порядок не только непослушные рыжие космы, но и свои мысли, одержимые случившемся. Он успокаивался всякий раз, когда смывал одно средство и наносил новое. Чайльд совсем поник, поддаваясь на все манипуляции, словно комок размоченной глины. — О чем думаешь? — Он смыл оставшуюся пену со спины предвестника. — Что я снова облажался. Ноздри методично вздымались, наполняя сполна легкие, чтобы усмирить рвущуюся наружу злость. Не хватало еще ненароком задеть Тарталью. — Ты ни в чем не виноват. По правде говоря, все случившееся — моя ошибка. Я должен был предостеречь тебя. Взгляд Чайльда наполнен сомнениями и отчужденностью. Предвестник не поверил ни единому слову. Внутри него проросли семена лжи и одиночества, корнями уходящие далеко за пределы того, от чего так просто можно избавиться. Время лечит, и в его силах спасти Тарталью от самого себя. Чжун Ли потянулся к нему и обнял. Накинутая на плечи рубашка пропиталась влагой, неприятно холодя кожу. Но все это не имело ни малейшего значения, когда рядом страдал дорогой сердцу человек. — Прости меня, Чайльд. — Ты теперь бросишь меня? — прозвучало неуверенно и сдавленно. Чжун Ли привели в ужас эти слова. Что же с ним сотворили? — Ну конечно же нет, — ответил он, крепче прижимая к себе Тарталью. Возможно, у них и не будет столько времени. — Пойдем. Чайльд рухнул в кровать, как только к ней приблизился. Усталость, теплая вода и подавленность делали свое дело — глаза слипались, а рот округлялся в зевке. Чжун Ли только этого и добивался. — Я ее купил на случай, если ты вдруг опять поранишься. Жаль, что она пригодилась. Чжун Ли сел на кровать рядом с предвестником, провел по шрамам на лопатках, открывшимся из-под сползшего халата. Такие глубокие и старые. Сколько в них страданий и историй. Предвестник взглянул на него вполоборота и тут же перехватил запястье с мазью. Его опалил взгляд свирепее, чем у загнанного в угол хищника. — Я сам. — К чему все это упрямство? Тем более мои пальцы и так уже были в тебе, — мягко произнес Чжун Ли, перехватывая руку предвестника. — Ты так рьяно заботишься о других, позволь хотя бы мне позаботиться о тебе. Доверься мне. Чайльд нехотя сдался, стыдливо уткнувшись лицом в подушку. Чжун Ли старался закончить обработку как можно быстрее, но при этом не торопиться, чтобы не сделать еще хуже. — Отвратительно, — зло выплюнул Тарталья. — В следующий раз я не дам тебе своевольничать, — низкий голос с придыханием опалил ухо Чайльда, и тот обратно спрятал лицо в подушку, но смущение на алеющих щеках так и не удалось скрыть. Лекарственная мазь осталась на тумбочке около догорающей свечи, чей огонек подрагивал от небольшого сквозняка. Чжун Ли прилег рядом с предвестником, подложил руку под голову, чтобы глазами удобнее затеряться среди веснушек. Напряженный вечер мягко перетекал в чуткую трогательность ночи с простыми радостями жизни. Просто лежать рядом. Просто наслаждаться игрой света на любимом лице. Просто ощущать тепло дыхания на коже. Лишенный суеты и запредельных эмоций этот очаровывающий тихой нежностью момент занял особое место в памяти Архонта. — Уже поздно, мне надо идти, — пробурчал предвестник невнятно. По интонации становилось понятно, как неохотно дались ему эти слова. — Я никуда не пущу тебя в таком состоянии. — Он приподнялся. — Отдыхай, я заварю тебе чай. — Останься. — Перехватил руку Тарталья. И Чжун Ли остался. *** После неудачного раза Чайльд подостыл и больше не рвался затащить Чжун Ли в постель. Но самым большим ударом для Адепта стало практически полное избегание прикосновений. Он скучал по шершавости вечно обкусанных губ, по мозолистости прохладных рук, по объятиям и прикосновениям, разделенным между ними. Моракс понимал и ждал, пока Тарталья будет готов. В остальном в их жизни почти ничего не поменялось. Все те же встречи после работы, ужины в ресторанах, посиделки допоздна. В какой-то из дней Чжун Ли предложил остаться на ночь, и с тех пор Чайльд редко возвращался на постоялый двор. Кривая полуулыбка, взгляд тоскующих глаз, поджатые губы — все это подарил ему Чайльд перед тем, как подняться по красной лестнице и скрыться за поворотом. Чжун Ли тоже приходилось бороться с желанием находиться постоянно рядом с ним, но он не знал, что это: просто влюбленность или страх потерять его. Время неустанно губило все, что Моракс любил. Горечь стала привычным чувством, с которым он шел в «Ваншэн». Со вчера его ждал отпрыск знатного рода, погибший по собственной глупости. Чжун Ли не вдавался в детали, погрузившись в составление плана для проведения пышной церемонии. Дел невпроворот. Он почти добрался до бюро, когда легкий ветерок донес до него голос старого друга: «Предвестники охотятся за сердцами богов». Он не дошел до работы, не вернулся домой. Уйдя в глубокие размышления, Чжун Ли незаметно для себя оказался в долине Гуйли, где все начиналось и, казалось, закончилось в одночасье. Но смерть Гуй Чжун не оборвала его жизнь и не подвергла исчезновению их народ, хотя ее мудрость могла уберечь их от многих бед. Возможно, тогда бы Мархосиасу не пришлось бы жертвовать собой ради спасения людей. Но то все прошлое, изрисованное сотней холстов, исписанное тысячью страниц, увековеченное в преданиях рассказчиков, пока живы гавань и народ, вышедший из этой долины вслед за Властелином Камня. Теперь всему этому грозила опасность. В голове — ворох вопросов, в сердце — агония. Для Моракса все очевидно: уничтожить угрозу, пока предвестник ничего не предпринял. Но то звучал голос Архонта, что не делал никаких исключений ни для врагов, ни для друзей, когда дело касалось защиты Ли Юэ. С другой стороны — Чжун Ли, желающий наконец уйти на заслуженный покой и наслаждающийся компанией Чайльда. Да и как мог он после всего, что между ними было, оборвать жизнь, словно ненужный сорняк? Тем более предвестник пришел за его сердцем, а так уж вышло, что оно ему ни к чему. Горечь размышлений прервалась с призывом Памяти о пыли. Золото катализатора блестело на солнце таинственными переливами, успокаивающе пульсировало неизвестными знаниями, трепетно вложенными в него Гуй Чжун. — Если бы я смог открыть замок, то заключенная в нем мудрость спасла бы меня от ошибки? Катализатор вращался без ответа в золотых руках, как и тысячи лет назад до этого. Он так и думал. К полудню Чжун Ли вернулся в гавань. Голова раскалывалась от мыслей, идеи рождались и погибали, пока крупица за крупицей не созревал план. Дома, сидя за столом, он постоянно возвращался глазами ко второму стулу, купленному специально для Тартальи. Его естество бога бунтовалось от принятого решения, а его более мягкая человечная сторона умоляла прекратить. Так будет лучше для всех. Перечитав еще несколько раз контракт, он сложил его в конверт и отнес в банк, где незаметно для Екатерины подложил письмо к остальным. Через несколько дней домой прислали письмо с коротким ответом: «Используйте его как пожелаете». Чжун Ли кинул письмо в печь, наблюдая, как языки пламени пожирают бумагу. Герб Крио Архонта жидким серебром расплавился и вспыхнул яркими переливами. «Ее доброта и великодушие не знают границ», — так говорил Тарталья. И он ничем не лучше нее.