Условие контракта

Если бы его попросили описать свое состояние, он бы назвал это сладостной пыткой. Сердце колотилось, не щадя себя, до повреждений об острые ребра. Каждое прикосновение — ожог на раскаленной коже. Он дышал глубоко, загнанно и все никак не мог отдышаться. Удовольствие обволакивало и душило, не давало ни отпустить, ни закончить. Перед глазами мутнело, и в голову с опозданием пришла мысль, что не так уж и долго до потери сознания в такой-то духоте. Но оттолкнуть не мог: только сильнее сжимал пальцы вокруг бицепсов, держась за них, как за спасательный круг от подгибающихся от удовольствия ног. Чувствовал, как ногти впивались в черные руки, в которых текла сама лава и светила так ярко, что слепила глаза, как от солнца. Аякс спрятал их за изгибами чужой шеи, инстинктивно боясь ослепнуть. Чжун Ли совершенен во всем, даже простые касания выверены до идеала, созданы подарить максимум удовольствия. Медленные покачивания сменялись поглаживаниями головки, неестественно гладкая, словно галька, подушечка большого пальца массажировала уздечку, чтобы затем чуть усилить давление вокруг члена и ускорить темп, доводя предвестника до предела. Совсем не так, как делал он сам, когда единственной целью стояло получить разрядку, требуемую организмом время от времени. Быстрота и хаос во всем. Он кончил довольно быстро, чтобы считаться позорным в его окружении, однако не это заставило Тарталью отпрянуть от Архонта. Следом за схлынувшим возбуждением на него накатил стыд, сводящий на нет все труды Чжун Ли. Смущающие слова бога о будущем продолжении прошли мимо него. Они занимались этим в семейной бане. Куда он совсем маленьким ходил с матерью, а постарше — с отцом и старшими братьями, и уже повзрослевшим — с младшими. Какой позор! Его обуяли эмоции столь же сильные, как когда он совсем маленький застал отца на матери. Скребущий холодок осознания послал дрожь по всему телу, глаза расширились в панике. Одна-единственная мысль осталась в вареве из стыда, волнения и все еще преследующего остаточного оргазма: срочно необходимо остыть. Он дернулся к выходу, не заботясь ни о наготе, ни о сияющих золотом печатях, ведь окна дома, выходящие на эту сторону, принадлежали родительской спальне и его детской. В голове гудела кровь, но даже через нее пробивался ошарашенный голос Чжун Ли позади. Зовущий, но недозвавшийся. Распахнув дверь в предбанник, Тарталья ощутил окутывающую вуалью прохладу. По телу прошла нервная дрожь, взъерошив волосы на затылке. На этом можно было бы остановиться, если бы не его извечное стремление получить все или ничего. Плотно прилегающая дверь далась с трудом, отодвигаясь вместе с налетевшим снегом. Гладкие белые вершины простирались далеко-далеко, будто застывшее море или песчаные долины Сумеру; ветви елей прогибались до земли под их тяжестью; покосившийся забор едва проглядывался среди сугробов острыми углами со стесанными кончиками и проржавевшими шляпками гвоздей. Лучи солнца заставляли все вокруг волшебно искриться, но обманчивый свет не приносил лиюевского тепла в суровые края Снежной. И этот пейзаж вдруг так восхитил соскучившееся по родным видам сердце, отчего душа вдруг сжалась до точки и с размахом вылетела куда-то за пределы тела. Аякс прыгнул в снег, как обычно прыгают в теплую реку с обрыва — беззастенчиво, рискованно, — зачерпнул горстями снег да так и стал растирать красную кожу. От холода стучали зубы, спазм охватил все мышцы — так сильно хотелось кричать от боли и восторга. Аякс же… Аякс безудержно хохотал до слез. — Аякс! — взволнованный голос прервал заливистый смех. — Зачем ты? — Да брось, Чжун Ли, — прервал его предвестник, взбивая снег, который парил над ним и падал на лицо, заползая в рот и глаза. — Лучше иди ко мне. Окунаться в снег после бани — давняя традиция Снежной, и ее нужно уважать. Конечно, традиция существовала, однако являлась больше причудой дураков, баловством или проверкой на прочность. Впрочем, Тарталья никогда не пренебрегал этой возможностью, принимая как очередной вызов, если кто-то вдруг решил избавиться от своих денег, ставя на спор как в бане, так и в снегу. Но Архонту об этом знать совсем не обязательно. Чжун Ли с одним лишь полотенцем на теле и поспешно спрятанными узорами на руках замялся на пороге. Только приглядевшись, можно было заметить, как тот слегка дрожал от холода, а пальцы на ногах в нерешительности подгибались. Восхитительные янтарные глаза не сводили взгляда с участка снега около босых стоп. Чайльд сел, наслаждаясь зрелищем, гадая, сколько же выдержит мучений смертное тело Чжун Ли, прежде чем тот вновь станет непроницаемым камнем. У него и самого понемногу дубели мышцы, а сердце трепетало то ли от радости, то ли от ужаса. Тихий вздох разделил Адепта на до и после. С осторожностью заклинателя змей он ступил на рыхлый снег, нога провалилась по щиколотку. От взгляда предвестника не ушла судорога и то, как сильно Чжун Ли хотелось отпрянуть. Вторая ступня очутилась на улице, дрожь в теле стала еще заметнее. С каким-то исступлением Тарталья наблюдал за реакцией Чжун Ли: как хмурились брови, глаза превратились в две узких щелочки, а на лбу залегла глубокая складка; как от напряжения сильнее стала выпирать нижняя челюсть, как постепенно с кожи схлынула кровь и та принимала нездоровые синие оттенки. На языке возникла горечь. Ему вдруг стало мерзко с себя, так явно издевающегося над чувствами Чжун Ли, который готов чтить любые, даже самые безумные традиции. — Не мучай себя. Давай вернемся обратно. Он вылез из сугроба и небрежно стряхнул снег, больше волнуясь о том, что бог, кажется, настроился решительно искупаться в снегу. Аякс потянул того обратно, почти затащил в баню, укутывая всеми полотенцами, которые захватил из предбанника. Душа вернулась в тело, пойманная в кандалы ненависти к себе. — Прости меня, я ляпнул не подумав. От тепла застывшее тело вновь начало оживать, судороги поумерили пылкость Тартальи. Он невесело смеялся, когда трясся и громко стучал зубами. Чжун Ли снял с себя одно из полотенец и обернул вокруг него, растирая мышцы рук через ворсистую ткань. — Пока мое тело ближе всего к человеческому, мне хотелось в полной мере разделить твой восторг от пребывания в снегу. Но, пожалуй, без должной подготовки не получится испытать хоть каких-то положительных эмоций. Весьма печально, учитывая наше ограниченное время здесь. Он произносил это с таким наивным сожалением, с такой любовью в переливающихся золотом глазах, что Аякс едва сдержал порыв заключить того в объятия. А потом осознание мелькнуло в голове — перед ним не просто Чжун Ли, консультант похоронного бюро, бывший Архонт и все еще Главный Адепт, а его Чжун Ли, которого он любил. И сразу такой нелепостью стали все ужимки, аж пробило на смех. На него взглянули с сомнением, а Аякс только и мог покачать головой, еще не придя в себя от ошеломительного и такого запоздалого понимания. — Просто я вдруг захотел тебя обнять. — Он раскинул руки, обхватил мускулистую спину и притянул бога ближе. — И вот обнял. Послышался легкий смешок, после чего Аякс почувствовал руки на спине. Медленные поглаживания между лопаток дарили столь ценное умиротворение и как бы поощряли редкий порыв близости. Так они и стояли в тишине в медленно остывающей бане, слушая мерное дыхание и сердцебиение друг друга, вдыхая аромат мыла, влажной древесины и хвои. *** Прощание выдалось болезненным и очень слезливым. С тяжелым сердцем Аякс по кругу обнимал братьев, сестру и мать, не преминув каждого сентиментально чмокнуть в щеку. Тевкр ронял крокодильи слезы, солоня губы старшего брата, и все никак не хотел отрываться от ноги, умолял взять с собой в институт игрушек. Необходимая ложь, горы обещаний, подбадривающая рука поворошила волосы — и мальчик, сжав игрушку, отступил. Мама носилась по кухне со свертками еды в дорогу, когда как Тоня стояла в углу необычайно тихая и подавленная. Груз правды давил на хрупкие девичьи плечи, а Чайльд только и мог бросать на нее полные благодарности и сожаления взгляды. Заплатив соседскому пьянице, Аякс сидел в открытых санях и смотрел на дом, постепенно удаляющийся от взора, и тихая печаль вновь окутала все естество. Он не мог быть с ними, не мог без них. Тоска по дому всегда съедала и будет съедать его, но по возвращении Аякс не получал того, чего жаждал. Как будто память затмевала все плохое, создав счастливый образ в голове, не имеющий практически ничего общего с реальностью. То место, куда он хотел вернуться, давно сгинуло, еще задолго до падения в Бездну, задолго до того, как отец хотел воспитать из него настоящего мужчину вместо слабака и нытика. Это место — осколки редких воспоминаний из далекого детства, когда ему еще позволяли быть ребенком. И дорога туда навек закрылась перед ним. Деревня быстро сменилась густым лесом, на небо наползли серые тучи и принесли пургу. Кутаясь сильнее в куртку и натягивая капюшон с меховой оторочкой, Аякс незаметно для себя все ближе придвигался к Чжун Ли. Архонт на протяжении всего пути до города ронял редкие наблюдения, погрузившись в воспоминания, либо же давая Тарталье время на свои. Вернувшаяся божественность стала помощником в снежном буране, источая тепло, словно печка. Сосед недовольно хлестал лошадь, матерился и напряженно вглядывался в даль, чтобы не потерять ориентир. Аякс все сильнее съеживался, почти прилипнув к богу, проклинал погоду, но прежде всего ослабшее к холодам тело. Наконец они прибыли в город. Аякс заплатил сверху на бутылку огненной воды и комнату, чтобы замерзший бедолага переждал ненастье в тепле, а сам на пару с Адептом вернулся в гостиницу, где первым же делом пошел извиняться перед матерью Сергея. Корабли не ходили, и им не оставалось ничего, как заночевать. Аякс не жалел ни денег, ни желудок, заказав уйму блюд, которых не отведать в других уголках Тейвата, только лишь для того, чтобы порадовать Архонта, сидящего рядом с ним. Стол ломился от еды, рекой текла медовуха, ее сладость и терпкость вносили в пиршество особые хмельные нотки. Речь, сначала такая возвышенная и равномерная, стала громкой и сбивчивой — они то пылко спорили, то жарко соглашались, истории давних времен обрывались эпизодами пятнадцатилетней давности, когда трава была зеленее, а солнце ярче, и Царица еще не обзавелась одиннадцатым предвестником. Чем больше Тарталья делился моментами своей скромной жизни, тем яснее становилось, как несчастен он был, и даже в счастье сплошь и рядом мелькали дела темные и жестокие. Но как бы ни заволакивало Тарталью глубже в пустоту, бог всегда вытаскивал его наружу мимолетным касанием по щеке, поглаживанием по бедру, похлопыванием по спине. Потребность Чжун Ли в прикосновениях так очаровала предвестника, что тот посвятил этому факту все свои хмельные мысли, чтобы немногим позже, лежа в кровати под огромным одеялом, он гладил того по щеке, завороженный гладкостью кожи и глубиной взгляда. Ведомый своими желаниями, Аякс приблизился к Адепту, томно поцеловал, задерживаясь и еще больше укрепляясь в уверенности сделать то необходимое не столько для себя, сколько для Чжун Ли. Он неохотно оторвался от мягких губ, как отрывался жаждущий от баклажки воды, а голодный от еды, насытившись только наполовину, глубоко внутри ощущая потребность восполнить потерянное с троицей. Он несколько раз моргнул, избавляясь от внезапно подступающих слез, переплел их руки, провел большим пальцем по указательному. — Я люблю тебя. Архонт молчал, словно онемел в момент или же забыл все слова на свете, его глаза расширились, а губы мелко дрогнули. А затем Аякс почувствовал, как под рукой щека разошлась в улыбке. Глаза источали теплый свет золота, делая момент совершенным. Зародыш сомнения умер, не пустив уродливые корни, оставив после себя благоухающую почву для слов Архонта. — Не найдется за тысячу лет такого дня, когда я был так счастлив, как сейчас. Даже если разрушатся горы, которые я построил, и пересохнут океаны, которые я покорил, я пронесу тепло своих чувств к тебе через века и навечно сохраню в памяти этот сияющий золотом миг. Теперь пришла очередь Чайльда удивляться, ведь никто за всю жизнь не придавал его речам такую ценность. — Тогда мне не стоит часто баловать тебя этими словами, — хохотнул, смущаясь, Аякс. Прятаться было некуда, поэтому он не отводил восторженного взгляда от плещущихся медом глаз. — Отнюдь, с каждым разом моя любовь к тебе будет только неустанно расти. За окнами властвовала стихия, в чугунной печке потрескивали дрова, в объятьях бога было жарко, но впервые Аякс наслаждался теплом. *** К утру стихия убрала раскинутые на приморский город сети, загруженные корабли уже к обеду готовились к отплытию, а Тарталья прощался с родиной, стоя на причале и вглядываясь в чернеющие ледяные воды. Тоска насквозь пронзала кровоточащее скорбью сердце, когда он размышлял о будущем, ему неподвластном. Вернется ли он через месяцы или годы в родную гавань? С каким-то первобытным ужасом Аякс допускал мысль, что, возможно, не вернется совсем. Ни встретить ему по возвращении старика, торгующего рыбой всякий раз, когда он отплывал из Снежной; ни увидеть детей, лепящих снеговиков и собирающих шишки и камешки для украшения; ни наблюдать на каждом встречном алые румяна на щеках от кусачего мороза. Никто не мог ему сказать, как будет, и это стягивало горло атласным жгутом, сыпало соль на рану и било под дых до слез. Стоя все еще здесь, он знал, как там, не понаслышке, но никогда бы не отважился назвать то место домом, сколько бы лет там ни прожил. Его дом здесь, где вечная стужа и никогда не наступающий рассвет. Где слабый умирает, а сильный получает все. Место, где даже Архонт Любви отказалась от чувств и оставила свой народ на произвол судьбы, кинув в топку войны во имя высшей цели. Край самых жестоких и самых заботливых людей. И Аякс стал таким же: волк в овечьей шкуре, лицо добряка с оскалом убийцы. Проклятая земля, по которой его душа будет горевать, как по отсутствию родительской любви. Пальцы с отчаянием вжались в дубовый причал, будто бы это помогло прирасти к месту и остаться. Конечно, Аякс знал, что необходимо ехать, иначе смерть настигнет его раньше, чем он посмеет быть счастливым. Тарталья оглянулся как раз вовремя, чтобы заметить полный поддержки взгляд. Сам же Чжун Ли не осмеливался прикоснуться к руке предвестника из-за снующих вокруг людей. И то, что предназначалось ей, оказалось на плече дружеским одобрением. — Ты еще вернешься, Чайльд. Я обещаю. И как теперь он мог сомневаться, если сам Архонт Контрактов подтвердил это? — Ну конечно, я ведь говорил, что привезу тебя на масленицу, — приободрился Аякс, пусть и улыбка на лице была насквозь фальшивая. — Я свое слово держу. Хриплый смех разбавил тоскливое настроение, и как раз к этому моменту всех пассажиров пригласили на корабль. А когда страна снега и льда скрылась за горизонтом, они вновь отправились в обитель Адепта. В комнате светло и приятно, тепло без удушающего зноя Ли Юэ или жара отапливаемого печью дома в Снежной. За открытыми деревянными ставнями раскинулось величественное, под стать владельцу, дерево гинкго, чьи золотые листья в медленном танце опадали на сочную зеленую траву. Каменную дорожку в сад обрамляли вечно цветущие кусты жасмина, веранду опоясывала шелковица. И в этот нежный цветочный флер, стоящий в воздухе, вплетался тонкий запах благовоний, зажженных Архонтом сразу же, стоило им зайти в комнату. Из каменной статуи, похожей на вытянутый кувшин, заиграла нежная мелодия, создавая почти что мистический аккомпанемент окружающему пространству. Только погодя взгляд смог зацепиться за небольшую софу, полускрытую за расписной ширмой с непревзойденными Адептами, позади на всю стену расположился огромный стеллаж из темных пород дерева, под завязку набитый всевозможными книгами и свитками. Еще несколько стеллажей со всякими несомненно дорогими безделушками стояли по другую стену. Там же арочный проход уводил в другую, такую же незнакомую, как и эта, комнату. Выходит, тогда ему показали лишь небольшую часть из всего многообразия помещений, которые обставлялись с присущей богу утонченностью. Пока он жадно впитывал открывшиеся перед ним красоты, Чжун Ли подошел к нему из-за спины и прислонился губами к шее, послав по телу Тартальи электрический заряд. Чужие руки мягко скользнули по бокам, смяли красную рубашку и полезли дальше под ткань к животу. Прохладные обсидиановые пальцы проходились по прессу, очерчивали каждый шрам, и горячая кожа слишком остро реагировала на контраст температур. Чжун Ли потянулся к пряжке ремня Тартальи, и тот положил свои руки сверху, останавливая. Архонт замер, горячее дыхание исчезло с чужой шеи, ткань рубашки вернулась на место, закрывая все, чему положено быть закрытым в нормальном обществе. Сердце Чайльда колотилось с такой отдачей, что могло бы вызвать цунами, если бы он полностью обладал силой Осиала. Но оно было глухо к его мольбам, лишь являясь мышцей, что разгоняла кровь по организму. — Аякс, что-то не так? — эта невозможно обеспокоенная интонация обычно вызывала у него приступ раздражения всякий раз, когда к нему испытывали жалость, но яркая искра эмоции сгинула, стоило встретиться бушующему океану с двумя пылающими солнцами. Любовь Моракса как сон в полдень — такая же красочная и запоминающаяся; невероятная сказка, в которую охотно, даже с толикой жадности, веришь; несбыточная мечта голодного до любви человека. Что, если Аякс вновь все испортит? Что, если не удовлетворит потребности бога и тот просто покинет его? Но самое страшное: хотел ли он этого сам или шел на поводу? Сложно было совладать со всем хаосом в голове, прийти к общему знаменателю с наименьшими потерями. — Если ты не хочешь, я не буду принуждать тебя, — сказали нежно губы, которые Аякс желал поцеловать. Возмущение прокатилось в мыслях надвигающейся бурей: как это так? Сдать назад? И вот тогда он понял, что хотел. Чертовски сильно хотел не только губы, но и всего Архонта прямо сейчас. Его тянуло к богу, как тянется за солнцем луна, а встретившись, заслоняет от взглядов прочих прекрасный лик возлюбленного. Эгоистично, жадно. До самого последнего луча. — Хочу, но… Аякс зацепился за воротник рубашки и притянул ближе, вдыхая с кожи аромат шелковицы, который пришелся бы впору, разве что, знатной пожилой даме, но никак не похоронному консультанту. Сладкий запах пьянил, и Чайльд решил сдаться на милость бога, чтобы больше не испытывать болезненные ощущения, расползающиеся в паху. — А вдруг я снова облажаюсь. Царица тебе не говорила, но я сплошь для всех разочарование, — он горько усмехнулся, уткнувшись в ключицу и постепенно расстегивая одну за одной пуговицы кремовой рубашки. Тяжелая рука прижала ближе к Архонту, губы изогнулись в самой любящей из улыбок, чтобы секундой позже оберегающим поцелуем остаться в рыжих волосах. — Твои волнения напрасны, — заверял его Чжун Ли, ласково поглаживая по спине. — Я не причиню тебе боль и уж тем более не позволю тебе навредить себе. А если тебе станет дискомфортно, то мы сразу же прекратим. Договорились? Чайльд кивнул, последняя пуговица осталась позади, оголив идеальное тело, высеченное из камня. Белые, как снег, пальцы с запредельным наслаждением провели по оливковой коже. Ему не пристало думать, скольким смертным до него доводилось касаться бога, но, если уж Царица сказала, он намеревался стать последним и когда-нибудь превзойти их всех. — Тогда мне нужно подготовиться, — ответил он еле слышно. — Если дело только в этом, то не надо. Чжун Ли, надавив на затылок, притянул Тарталью в поцелуй. И в нем смешалось все: и сладость яблок в карамели с морозной пристани, и терпкость страсти, и обволакивающий жар любви. Аякс готов был рвать на себе рубашку, лишь бы поскорее все перешло к тому, что его так манило и страшило одновременно. Но Чжун Ли, по мнению Аякса, решил поиздеваться над ним: то неторопливо, будто нехотя, снимал серый пиджак, то уж очень долго возился с кожаным ремнем, стягивающим грудь предвестника. В этой медлительной пытке совсем внезапным показался жест, когда Архонт сдернул с него портупею и притянул силой, что они даже стукнулись зубами в поцелуе. — Быстрее, — хрипел в желании Чайльд, рывками стягивая рубашку с Архонта. Он тянул за руки к кровати, упрашивал прямо в губы, терял терпение с пряжкой ремня. — Не дай мне натворить глупостей. На этих словах глаза Чжун Ли зажглись первобытным огнем, он подхватил Аякса и уложил на кровать, удерживая руки предвестника над головой. — Неугомонный, — прорычал на ухо Архонт, после чего лизнул мочку уха и слегка прикусил. Влажный язык очерчивал круги, пока предвестник не заерзал, уклоняясь. — Фу, противно. Повторять Чжун Ли дважды не пришлось, и уже через секунду горячие поцелуи осыпали шею Тартальи. Как будто не получив желаемого результата, брови бога нахмурились, а сам он спустился ниже. Чайльд завороженно наблюдал за тем, как губы Архонта накрывали розовые бусины сосков, а язык широкими мазками проходился по ним и ключицам. Печати, покрывавшие все его тело, замерцали чаще. — Тебе приятно? — спустя какое-то время спросил Чжун Ли. Руки блуждали по бледной груди, а зубы легонько обхватили сосок. Определенно Тарталье понравилось увиденное. Особенно то, с каким удовольствием Архонт касался шрамов не только руками, но и губами вместо того, чтобы, как и все остальные, брезгливо воротить взгляд, как от прокаженного. Что-то мальчишеское пробуждалось в закаленном сражениями сердце. Признание Пульчинеллы или Царицы и близко не стояло с этими сокровенными подарками Чжун Ли. Но бога интересовало другое, на что Аякс только и мог отвести взгляд в сторону, думая, что с ним что-то опять не так. — Аякс, то, чем я сейчас занимаюсь — открываю твои эрогенные зоны, чтобы делать тебе приятно. У каждого человека они разные, поэтому мне нужны твои подсказки. Хотя, думаю, я могу справиться и без них. Чжун Ли мягко улыбнулся, последний раз поцеловал ореол соска и спустился ниже. — Я просто не знаю, что должен чувствовать, — сбито буркнул Аякс, когда бог осыпал поцелуями живот. — Вдруг у меня их нет. Неудовлетворенный реакцией Тартальи на свои действия с прессом Чжун Ли перешел на бока, пальцы очерчивали ребра, несколько шрамов под ними. Печати переливались под нежными прикосновениями, словно вода в лунном сиянии. Аякс задался вопросом, могло ли воздействие Бездны лишить большей части чувствительности в обмен на высокий болевой порог? — Т-ш-ш, все хорошо. Голос бога, словно мед, затекал в глубокие трещины личности Чайльда и излечивал от ненужных переживаний. Чжун Ли оставил легкий поцелуй в месте, где напряженно сошлись брови. Это помогло предвестнику немного расслабиться и поддаться на дальнейшие манипуляции. Тот слегка раздвинул его ноги, чтобы переместиться между бедер. И если до этого Аякс жадно пожирал каждое действие Моракса над своим телом, то теперь отвел взгляд. Ему стало стыдно за то, как он отреагировал на близость лица Адепта в том самом месте, кровь прилила к голове, заставив почти что задохнуться от избытка эмоций. Неожиданно Чжун Ли сделал что-то, что выбило из Тартальи короткий стон. — Нашел, — довольно сообщил Чжун Ли. Ошарашенный Аякс встретился с дымкой похоти в сиянии золота и шумно сглотнул. От вида древнего бога у своих бедер и члена спирало дыхание и кружилась голова. Это точно не сон? Чжун Ли провел языком по внутренней стороне бедра, а затем легонько подул. В комнате резко кончился кислород, жар возбуждения раскалил кожу, и от перепада температур ощущения запредельные и совершенно чуждые Аяксу. Адепт не собирался на этом останавливаться: он целовал, лизал и посасывал чувствительную кожу, пока Чайльд в поразительном открытии откинулся на подушки и рвано дышал через рот. — Так приятно, Чжун Ли. Ах! — из горла вырвался болезненный вздох, когда на бедре загорелся укус. — Больно. — Прости, я больше не буду. Твоя кожа здесь очень чувствительна. В доказательство своих слов бог пробежался кончиками пальцев, и Чайльд готов был поклясться, как отчетливо чувствовал каждый из них маленькими разрядами в своей голове. Аякс плыл в озере наслаждения, пребывая в абсолютной неге, и вдруг на него обрушился водопад более сильных ощущений. Бедра рефлекторно стиснулись, зажав между ними голову Адепта. Он утробно засмеялся, вибрации прошлись по телу Тартальи вместе с гусиной кожей. На губах Чжун Ли отчетливо виднелась ниточка слюны, которая тянулась до возбужденного члена. — Ты что делаешь?! — возмутился Чайльд. И без того покрасневшее лицо стало пунцовым. — Думаешь, я стал бы останавливаться только на твоих бедрах? — язвительно пророкотал Чжун Ли, отчего у Тартальи перехватило дыхание. — Он так соблазнительно подергивался, я не мог игнорировать его больше. Мне прекратить? Пусть бог и находился в захвате ног, а чувствовал себя на своем месте, даже помогая прижаться сильнее руками. Сердце Чайльда трепетало при виде этого зрелища — черное золото на бледной коже. Он снова сглотнул и расслабил ноги. — Если ты действительно хочешь. Чжун Ли поочередно подарил коленкам поцелуи и опустился к члену. — Тогда не отводи взгляд. Чайльд уперся локтями в кровать, чтобы поддерживать себя в полусидячем положении. Тяжело дыша, он завороженно наблюдал, как Адепт проводил языком по головке, а затем заглотил ее. Его движения были достаточно изящны и полны, чтобы доставить новые приятные ощущения, дать Аяксу то, о чем он не смел мечтать. Удовольствие, смешанное с ядом прошлого, отзывалось в нем спазмами в животе и слабостью в теле. В вихре воспоминаний плывущий взгляд попал в ловушку расплавленного янтаря и, словно жалкий комар, погиб в нем. То, к чему на его родине обычно принуждали, бог совершал добровольно с лицом, выражающим не меньшее наслаждение, чем испытывал Аякс. Этого так много, что едва ли хватало выдержки остаться на месте. Он протянул руку, прикасаясь к самым мягким волосам, которые когда-либо трогал, и пропустил их сквозь пальцы. Они, точно дорогой шелк, струились между ними. — Чжун Ли, я тоже хочу что-нибудь сделать для тебя, — с придыханием выдавил из себя потребность он, и призраки прошлого испарились. Архонт оторвался от члена под несдержанный вдох Тартальи, слюна блестела на губах. Мужчина потянулся к нему, напористо навалился всем весом, что у Аякса подогнулись руки и он упал на подушки. Их лица теперь друг напротив друга в интимной близости касания губ. Тарталья ждал. Бог не торопился соединять их, а наоборот, слегка отстранился, приподнявшись на локтях и толкнувшись вперед. И Чайльд вздрогнул. Их тела там, внизу, почти что сошлись в единое целое, оттого трение создавало восхитительное ощущение крохотных электрических зарядов, скапливающихся в животе. Чжун Ли подлил масла, убирая всякую скованность в движениях и прибавляя скорости. Аякс, не зная, куда деть руки, впился в плечи и обхватил ногами бедра. В водовороте блаженства они неукоснительно двигались к финалу. Бог не знал усталости, когда как Тарталья почти загнанно дышал с довольной ухмылкой на лице. Он был близок, но не хотел проигрывать, поэтому направил все мысли на то, чтобы отсрочить неизбежное. — Ты напряжен, — прошептал Чжун Ли и замедлился, не получив ответа. Его глубокий взгляд, казалось, проник внутрь Аякса и открыл все секреты, спрятанные в сундуках души. — Не говори мне, что ты воспринял все это как сражение. — Тогда я промолчу, — честно ответил Чайльд, подмахивая ногами. — Аякс, секс — это не забег на дистанции, а прежде всего получение удовольствия, — в словах пытались скрыться рассерженные нотки, но их полностью сдавали нахмуренные брови. — Если ты хочешь кончить, то не сдерживай себя, иначе в дальнейшем это может привести к нежелательным последствиям. — Но ты — нет. — Я всегда могу довести себя рукой или ты можешь мне с этим помочь. Чжун Ли отстранился и переложил Тарталью на бок, после чего лег рядом и за пару движений довел того до края. — Вот так. — Архонт положил руку Аякса на свой член и сделал пару движений. Он блаженно прикрыл глаза. — Немного сильнее. Да, хорошо. Чуть быстрее. Их губы столкнулись, бог жадно подминал Аякса под себя, когда тот не мог сфокусироваться одновременно на поцелуе и на сохранении темпа. Вскоре Чжун Ли кончил, и Тарталья какое-то время разглядывал сперму на своей руке. — Как странно, она выглядит обычно. Да и пахнет так же. — А ты думал, она будет золотой? — Архонт рассмеялся, поднялся с кровати и подошел к шкафу за одеждой. Аякс, не сумев побороть любопытство, тайком лизнул руку и сморщился от горькости. Чжун Ли протянул полотенце и спальный комплект из шелковых рубашки и штанов. — Откуда мне знать, как у вас, драконов, устроено. У нас в Снежной есть сказка про трехглавого дракона, кто знает, может, у него внизу там того… тоже три. — А ты бы хотел? — Аякс поджал губы, пряча глаза. Щеки покрыл нежный румянец. Бог довольно хмыкнул, застегивая оставшиеся пуговицы на рубашке, а затем лукаво добавил: — Я создал это тело подобным человеческому, но могу менять его как пожелаю, тебе стоит только попросить. Предложение Чжун Ли напряженно повисло в комнате, напоминая Аяксу реакцию публики на свое первое выступление. От неловкости ему хотелось провалиться под землю, но находясь в логове дракона, пути назад не было. Он прочистил горло, помял в руках полотенце, вытирая остатки спермы, прежде чем скомкано произнести: — В этом всем ты лучше разбираешься, я вообще думал, что будет как тогда. — Аякс свернул на одной руке два пальца в кольцо и ткнул другим пальцем в отверстие, и тут же надулся, когда Архонт прыснул от смеха. Тарталье стало невыносимо жарко от накрывшего стыда. Чжун Ли сел рядом с ним, матрас прогнулся под весом, утягивая Чайльда к Адепту. Тот поймал его в объятья и крепко прижал к груди. — Секс необязательно должен быть с проникновением, есть множество поз, дарующих наслаждение ничуть не меньше. Самое важное — слиться с партнером духовно, найти общий темп и двигаться на совместном пути удовлетворения. Тебе же понравилось? — Чайльд не мог проронить и слова, поэтому просто робко кивнул. — Это главное. А теперь как следует отдохни, завтра попробуем кое-что другое. К великому разочарованию Чайльда поблизости не оказалось ничего, что помогло бы охладить сердце от сжигающего смущения.