Ты будешь меня ненавидеть.

Она не переоделась. Его не отпустило. Её тело вплотную прижато к нему. Аромат кружит голову, а огневиски только обостряет чувства. Такая хрупкая, маленькая принцесса с повадками тигрицы. А я — всего лишь змеёныш, готовый на всё ради тебя. На всё. Отпускать непокорную не в его планах, но ребята уже проходят к креслам, пока Гермиона пытается его от себя отпихнуть, будто и не льнула к нему минутой ранее. — Вас слепило заклинанием, и мне стоит вмешаться? — хохотнул мулат, опускаясь в кресло. — Кстати, Гермиона, твой огромный кот прошмыгнул мимо нас, когда мы открыли дверь. — Он ушёл охотиться, — отозвалась Грейнджер, обернувшись. После чего вернула своё внимание к прижимающему её к себе Теодору. —Отпусти меня уже, — прошипела девушка, хватая Тео за подбородок и ловя его взгляд. В уголках её глаз собрались слёзы, и Нотт нахмурился. Он не видел причин её печали. Да, она связана им по рукам и ногам, но всё же? Но ведь дело не может быть в рыжем? Или может? Ответ был так близко, но и слишком далеко, потому что он пообещал себе не заглядывать больше в её голову. По крайней мере, до её активных действий против него. Забини откашлялся, и Нотт, поджав губы, всё-таки разомкнул руки на талии возлюбленной. — На диван, — вполголоса скомандовал он, как-будто у неё был другой выбор. Присев на прежнее место, Теодор собственнически притянул Грейнджер за ноги к себе, заставив её ухватиться за спинку дивана, дабы не упасть. Когда её ноги были закинуты на его, парень для комфорта откинулся назад, перед этим захватив два бокала с алкоголем и протянув один ей. Она покорно его приняла. — У вас тут холодно, — прошелестела когтевранка, протягивая оба пледа гриффиндорке. — Оставь себе клетчатый, — скупо улыбнулась Гермиона, потянувшись за вторым, но тщетно. Нотт перехватил плед, из-за которого его девушка начала елозить в опасной близости его всё ещё оттопыренной ширинки. Всё-таки её облегающие лосины возбудили молодое тело, как и подстегнули на непристойные мысли, места которым не было в данных обстоятельствах. Пытаясь переключиться, парень обратил внимание на плед в своей руке: он был очень мягким и приятным на ощупь — такие не продавали в магазинах — кое-где были заметны узелки, будто его связали вручную. Девушка попыталась перехватить его, но Тео впихнул ей свой бокал, а сам расправил плед, укрывая их ноги. — Спасибо, — проронила Гермиона, возвращая ему алкоголь. Нотт молча принял свой бокал и положил руку на её ногу поверх пледа, легонько сжав. Так ещё больше зародилось ощущение, что эти лосины являются её второй кожей или их вообще на ней уже нет. Подними он руку выше, проведя по острой коленке и остановись на внутренней стороне икры — Тео совершенно точно мог бы почувствовать жар её тела, а может, бесстыдно преодолев ещё парочку дюймов, его пальцы наткнулись бы на её бельё… Блять, что за вид пыток посредством возбуждения?! — сжав челюсть, от боли за плотной тканью до предела натянутых брюк, негодовал парень. Хлопок по бедру от Блейза отвлёк Теодора от закрадывающейся мысли о сожжении этих маггловских штанов. — Предлагаю выпить за моих друзей, являющихся старостами этой школы, — поднял бокал мулат, обращая внимание друзей на себя. Удивлённые взгляды всех троих были устремлены на него. — Ну да, ну да. Слишком много чести для вас, — цокнул он, — сейчас объясню, — Забини качнул бокал, заставив янтарную жидкость биться о стеклянные стенки. — Если бы не проклятая привычка моего друга всё усложнять, — продолжил он, — и умение Грейнджер взваливать всю ответственность на себя, жалея остальных, или, возможно, полагая, что все вокруг дураки, кроме неё самой, — Гермиону передёрнуло, но Тео сжал руку на её ноге, чтобы она не посмела перебить друга. — Я бы не оказался столь близко к ангелу, которого не замечал, вернее, даже сторонился ранее, — его губы тронула тёплая улыбка, а взгляд был направлен на Полумну, — Так что спасибо, ребята, — его улыбка стала ещё шире, и он первым пригубил обжигающий напиток. — Да ладно тебе, Забини! Признайся, твоё сердце не выдержало моего ухода, и ты решил заполнить пустоту кем-то, — вздёрнул брови Нотт, глядя на улыбающегося и качающего головой друга. — Ну а Луна, она просто очаровала твоих мозгошмыгов, — рассмелся парень. — Ты придурок, Нотт, — прыснул Блейз, вновь прикладываясь к бокалу. И Нотт, наконец, последовал примеру друга, а за ними и девушки, которые скривились после первого же глотка. Лавгуд даже закашлялась, прикрыв рот ладошкой. Предполагал ли Тео, что когда-нибудь они соберутся подобной компанией — точно нет. На месте Луны должна была сидеть какая-нибудь Дафна Гринграсс, а на месте Грейнджер… никого. Потому что она была недосягаемой, и никакая другая ведьма с ней и рядом не стояла. Нотт никого с собой представить не мог. Да и не хотел. Обстоятельства. К этому вечеру привели обстоятельства. Ни будь он сыном Пожирателя смерти, аристократом из благородного рода Нотт, отпрыском человека, не откупившегося от Тёмного Лорда, а примкнувшего к нему — ничего бы этого не было. Ни будь он любимым и единственным сыном, любящей до самой последней минуты жизни, матери, чья смерть была отпечатана на его веках — ничего этого бы не было. Тогда то связь с отцом и стала крепчать, а границы рушиться. Себастьян Нотт был против, когда в более сознательном возрасте мальчик начал интересоваться у отца о более глубокой причине смерти Северии, матери его наследника. Тогда-то отец и дал слабину, поведав подробности. Только мальчик воспринял информацию по-взрослому, обескуражив своими выводами отца. Чуть позже подросток стал проверять свою магию на границы дозволенного, впервые скрывая что-то от последнего близкого человека. Потому что наблюдать за принцессой было удовольствием, хоть и садистским, ведь с течением времени приходило осознание — они из разных миров. По разные стороны. И когда отец захотел оградить единственного наследника от надвигающейся бури, подставляя свою спину, произошёл разговор, который не стал бы подниматься ранее. Который мог стоить обоим жизней. Он и стоил, просто расплачиваться за него они будут позже. Но тогда всё решилось. Тогда он стал обязан разработать план и действовать в соответствии. Тогда разговор перед портретом матери, за закрытыми дверьми, стал толчком к нещадным тренировкам и огромным пинком Нотту-младшему под зад в направлении веснушчатой гриффиндорки. Тео задавался вопросами: «Почему? Как отец смог на это пойти?», и ответы были на поверхности, и Себастьян всегда был честен с ним. Только абсурдностью пахло за версту. И всё же всё так, как должно быть. Могло быть и проще, немного. В будущем, но не факт, конечно. Но всё же. Но чтобы в любом из предположительных витков развитий событий не пялиться на мраморную плиту с гравировкой «Гермиона Джин Грейнджер» — Тео стал тем, кем стал. И взял всё в свои руки, как смог. Зато со мной. Зато рядом, — мелькало в мыслях, когда она выводила его из себя. И сейчас она была рядом, хоть мысленно где-то далеко от него. Её нога дёрнулась вновь, но уже от того, что он её сильно сжал, а её рука опрокинула бокал обжигающего пойла, отвлекая от мыслей. Словно мысли назойливые мухи, а алкоголь — сладкая, липкая лента, что манит и не даёт удрать после. Тео воззрился на неё с нескрываемым интересом, когда она сделала не один и не два глотка, а глотков пять, зажмурив глаза и задержав дыхание, видимо, чтобы не вдыхать пары крепкого алкоголя. — Ты решила напиться за нас всех? — склонив голову в бок и ухмыльнувшись, поинтересовался Теодор. Девушка облизнула губы и поджала их, прикрыв глаза вновь. — Ты сам предложил выпить, так что не вижу причин ограничивать себя, — шумно выдохнув, ответила она так, будто он был оставшейся мухой, не ведущейся на сладость, но продолжающую жужжать где-то сбоку. — Знаете, я ещё никогда не напивалась. А вы? — попыталась разбавить обстановку Полумна. — Было дело, — признался Забини. — После святочного бала. Пришлось разделись пару бутылок огневиски с одним психом, заблевавшим после этого уборную, — закатил глаза мулат на тяжёлый взгляд Тео. — Но я хороший друг и составил ему компанию. Трепло ты, Блейз, — стиснул зубы слизеринец на заинтересованные взгляды девушек, метавшиеся от одного парня к другому. Только мулат так и не уточнил, о ком шла речь. Друзей у Блейза всегда было двое. А на то время, ближайшим, по видимости остальных, был Драко Малфой. Нотт тогда напился знатно, порываясь разгромить корабль дурмстранговцев, но дошёл он только до уборной. — Если хочешь наверстать упущенное, раздели желание Грейнджер. Составишь ей компанию над белым другом, — фыркнул Нотт, после чего решил не препятствовать попытке своей девушки надраться. Во всём свои плюсы. — Кстати, все же помнят, что совсем скоро Рождественский бал? Уверен, будет вечеринка после. Так что девочки, готовьтесь. Слизерин отвечает за алкоголь, — напомнил Забини, и Гермиона оживилась, поставив бокал на столик. — Насчёт Рождества, где вы планируете провести каникулы? — румянец на щеках гриффиндорки стал ярче. Блейз с Луной переглянулись. Мулат явно размышлял уже об этом, но по затяжному молчанию стало понятно — решение ещё не принято. — Наверное, останусь в школе, — пожала плечами когтевранка, видя виноватый взгляд Забини. Теодор понял колебание друга. Тот не мог привести домой девушку, чей отец не является сторонником Тёмного Лорда. Не сейчас, когда его мать только и пытается быть лояльной и не выделяться, боясь подвергнуть опасности как себя, так и своего единственного сына. — Если у вас нет планов, я думаю, поместье Нотта вместит вас на каникулах. Ведь компанией веселее. Да, Тео? — уж больно весело проговорила Грейнджер, впервые за вечер остановив на нём свой взгляд более, чем на пару секунд. Не то что бы Теодор был против, просто у него были планы на эту затейницу. Но ведь особняк и впрямь огромен… — Хорошая идея, — легко согласился парень, подмечая, что плечи Гермионы еле заметно опустились, выдавая её облегчение. О, и не надейся. Тебе и в их присутствии от меня не отделаться. — Если мы вас не стесним, — колебалась Лавгуд, но мулат ей подмигнул. — Мы ведь не можем позволить им поубивать друг друга, — пожал плечами он, переведя взгляд со своей девушки на Тео. Нотт хмыкнул, но спорить не стал. У него были тысяча и один способ остудить пыл возлюбленной на его территории. — Предлагаю выпить за прекрасную идею не менее прекрасной девушки, — взмахом руки Нотт заставил бутылку сделать не замкнувшийся круг, подливая всем алкоголь. Лишь Луне не потребовалось обновить бокал. Когда огневиски был разлит, ребята закрепили, чёкнувшись, свой договор о совместном рождестве. Взгляд Нотта блуждал по профилю Грейнджер, которая с довольной улыбкой обсуждала с Полумной блюда для Рождественского ужина. Девушки сошлись на том, что никто из них не умеет готовить что-то сложнее яичницы или летнего салата. Блейз напомнил им о домовиках в поместье, и Гермиона пробубнила себе под нос что-то вроде: «Мы справимся своими силами». Теодора её реплика повеселила. Он еле сдержал улыбку и рот на замке, чтобы не предупредить девушку о борьбе домовиков за хоть какое-то задание в их поместье. Нотт вообще смутно помнил, как выглядит их кухня, потому что в последний раз он был там с матерью, а после того, как она ушла — это место стало полностью принадлежать домовикам. Рука Тео переместилась с пледа на талию Грейнджер, облачённую в колючий свитер грязного цвета. Он его, конечно, заметил на ней сразу, как её увидел, но, поднимать тему об Уизли не собирался до этих пор. Естественно, только от этого семейства ей мог достаться этот клочок колючей шерсти, именуемый свитером. На младших курсах Малфой вдоволь поиздевался над семейством рыжих за эти тряпки. Гермиона же обратила на него внимание. Обернулась, вздёрнув свои ровные брови, как бы беззвучно спрашивая, чего он от неё хочет. — Чудесная вещь, Грейнджер, — протянул Нотт, издеваясь. — Думаю, стоит вернуть её семейству Уизли, а то такое чувство, что ты их обокрала. То, как она раскраснелась и ловила ртом воздух, стоило низости, до которой он опустился. Он не Малфой. И ему плевать на шмотки и состоятельность кого бы то ни было, кроме него самого. Но разговор нужно было подвести к следующему заявлению, да так, чтобы ей стало всё понятно сразу. — Если ты закончил хамить, Нотт, я, пожалуй, пойду, — встрепенулась девушка, неуклюже попытавшись встать. — Это была констатация факта, — сжав в руке колючую шерстяную ткань, потянул вниз он, усаживая возлюбленную на место. — Завтра начнутся тренировки. Ты будешь присутствовать на каждой слизеринской. И только этого факультета. Как и болеть на самих матчах за нас. Это не обсуждается, — с расстановкой проговорил Тео, не смущаясь того, что у этого разговора были свидетели. И она поняла. Хотела возразить — он видел это по открывшемуся рту и тут же закушенной губе. Но не возразила. И не ушла. Осталась. Осталась и напилась. Напился и он. Проводив друзей, Тео вспомнил о противозачаточном зелье и молча вручил его ей. Когда девушка скрылась в уборной с зельем в руке, парень дождался её возвращения, чтобы убедиться, что зелье выпито. Осталось лишь сходить в душ. Пустой флакончик на раковине, Гермиона в постели, а он, нихрена не понимающий, в душе. Пьяные мысли крутятся вокруг её поведения. То, что она ему так и не возразила — не даёт покоя. Он не верит, что настолько её запугал. Скорее позволил ей вести свою игру.

***

Что говорить о том, что голова на утро раскалывалась у всего квартета? Лишь Лавгуд выглядела среди них человеком. Антипохмельное зелье было выпито, но ребята точно не были огурчиками. Всё-таки две бутылки огневиски, считай, на троих — было слишком. Грейнджер помнила всё, как она думала. Посиделка, зелье, душ, кровать и глубокий сон. Утром картинки вчерашнего стали более отчётливы, когда она увидела неубранные бокалы на столешнице, пустой флакончик зелья на раковине, и небрежно сброшенные вещи в ванной. Память никогда меня ещё не подводила, верно? Но что-то было не так, что-то она упустила. Вспомнить так и не удалось. Она отмахнулась от этих мыслей.

***

К вечеру ребята пришли в себя. И вот бы Гермионе уже выдохнуть, но Нотт ей ясно дал понять: теперь каждый вечер, который мог бы быть продуктивным для неё — она проведёт в компании Луны на трибунах. Нет, девушка не была против такой компании, но считала это бессмысленной тратой драгоценного времени, что могло быть потрачено на Гарри или посиделки в библиотеке, где можно комфортно заняться уроками. Или в конце концов она могла хотя бы попытаться поговорить с Роном. Но в этом всё и дело. Ей было необходимо быть на виду у Теодора. Под наблюдением. Под присмотром. Будто маленький ребёнок, который может залезть куда не следует, стоит родителю отвернуться на пару секунд. Что ж, она найдёт выход и из этой ситуации. Обязательно. Хоть и решено было отложить разговор на день матча. Вернее, на вечер после него. Все будут отмечать победу или поражение. Блейз сам вчера проговорился за распитием второй бутылки. Это ли не шанс? Он самый. А сейчас она идёт в компании слизеринцев и когтевранки на поле. Почти дежавю. Только теперь Рон не идёт к ней навстречу. Не выкрикивает оскорблений или упрёков. Просто не замечает, как и его сестра. Она для них никто. Незнакомка. И только Гарри выдавливает из себя грустное подобие улыбки и тихое: «Привет, ребята», хоть и адресовано приветствие только ей. Не проходит и двух минут, как вся команда гриффиндорцев удаляется с поля, под гул парней о том, что Забини с Ноттом — две белые вороны, которые выделяются теперь за счёт гриффиндорской принцессы и когтевранской чудачки, будто им мало в роду последователей Сами-Знаете-Кого. Грейнджер не знает, как Лавгуд удалось угомонить рассвирепевшего Блейза, что готов был набить морду каждому из противников. Тео же просто сжал руку Гермионы в своей и проводил оглядывающихся поднятым средним пальцем и ухмылкой. Ему будто доставляло удовольствие то, что вниманием их пару не обделяют. — Тео, ты серьёзно? — одёрнула руку парня Гермиона. — Будешь таскать меня сюда, как собачку на поводке, специально пораньше, и наслаждаться реакцией окружающих? — укоризненный взгляд поймали на себе синие омуты, которые Нотт тут же закатил. — Ты предлагаешь мне кидаться на них, как Блейз? — всплеском руки парень указал на друга. — Сама же мечтала, чтобы я успокоился, — напомнил он, сведя брови. — Или мне кидаться проклятьями в каждого? Так я с удовольствием. О, Мерлин! Из крайности в крайность. — Нет, Тео! Я хотела сказать, что мы вряд ли похожи на пару, — попыталась донести до него свою мысль Гермиона, но Теодор лишь рассмеялся. — На пару? Любимая, чтобы быть парой, нужно доверять друг другу, — Теодор наклонился к Гермионе так, что их лбы почти соприкасались. Девушка замерла в ожидании очередного упрёка или угрозы. Она прекрасно понимала, что он прав, но в понятие доверия она закладывала не подчинение воле партнёра, а корень этого слова — веру. — Ты ведь даже не пытаешься. Сомневаешься и, я уверен, надеешься сделать всё по-своему, — Тихим рыком завершил он. И её окатило как ушатом холодной воды, хоть она и знала, что он догадывается. И всё же его слова укололи. Она сделала шаг назад, выдёргивая свою руку из его хватки. Он остался в том же положении, но его взгляд, теперь уже холодных глаз, блуждал по её силуэту из полуопущенных ресниц. Ей было не по себе. Она ушла на трибуны, не дожидаясь Луны. Пока на поле он проделывал какие-то кульбиты, от которых у неё поневоле замирало сердце, наплевав на ругань капитана команды — Грейнджер пыталась вникнуть в задание по зельеварению. Он вымещал агрессию, размахивая битой и отбивая бладжеры так, что, казалось, бита разлетится в щепки. Нотт не пропустил ни одного мяча. А девушке так и не удалось сконцентрироваться на задании, хоть раньше у неё проблем с этим не возникало на тренировках Гриффиндора.

***

Теодор опасался за неё. Неизвестно, что выкинет Уизли, когда они с Грейнджер останутся наедине. Пусть рыжий уже не проявлял агрессии, вернее, был даже безразличен к бывшей лучшей подруге, всё же его побагровевшее лицо и намеренно неосторожно выпущенное заклинание — вертелись в памяти Нотта. Именно поэтому принцесса просиживала пару часов на трибунах в любую погоду, пока он колотил по бладжерам. А после, когда тренировка заканчивалась, ещё час проводила в компании Забини и Лавгуд, пока Нотт оставался на поле, разрабатывая план, как выбить дурь из Рональда хотя бы на пару недель. Вновь нападать на него так явно — было опасно. Второй раз не простят, с рук не спустят. Но он слизеринец — изворотливость у него в крови.

***

Изо дня в день — учёба, тренировки, Грейнджер, зарывающаяся в фолианты в своей комнате и приходящая в их спальню, когда он засыпал. Ничего удивительного: она в своих мыслях, он — в своих. Он ждал, она готовилась. Это и отдаляло их друг от друга. Снова. К выходным пик их отрешённости был достигнут. Ему казалось, что Грейнджер даже не скучает. Он же начинал тосковать, но делать шаг к ней не пытался. Но Тео ошибся, потому что принцесса сама разбудила его поцелуем. Искусанные губы проделали дорожку от виска к губам, задержавшись на них лишь на миг. А потом её тонкие пальчики зарылись в непослушные, отросшие кудри, путаясь в них и мягко поглаживая макушку. В попытках продлить эти ласки ещё на пару минут, Теодор пытался дышать также ровно, как во сне, но её тело прижалось к его. Дыхание девушки опалило шею парня, и он шумно вздохнул, чувствуя, как её грудь вздымается в районе его рёбер. — И тебе доброе утро, принцесса, — не открывая глаз, произнёс хриплым голосом он. И её пальчики замерли всего на секунду, а потом продолжили размеренные поглаживания. — Доброе утро, Тео, — прошептала Гермиона. Если это всё ещё сон, то я не хочу просыпаться. Если нет, то говори… Но она молчала, видимо, ожидая, когда он откроет глаза. Он открыл их и повернулся на бок. Закинул её ногу на своё бедро по-хозяйски и толкнулся, давая ей ощутить последствия утренних ласк. Гриффиндорка смущённо улыбнулась, не поднимая головы, а Тео желал почувствовать её губы на себе. Ведь она так близко. И пусть чего-то хочет от него — это подождёт. Но её бездействие затягивалось, и, казалось, девушка перестала дышать. — Грейнджер? Она подняла голову, встречая его вопросительный взгляд. Её губы разомкнулись, язык прошёлся по пересохшей нижней: — Сегодня запланирован поход в Хогсмид, — неуверенно пролепетала она, а Нотт начал понимать, к чему этот её шаг через себя. — Может, встретимся с Гарри в Трёх мётлах? В её глазах надежда, а он чувствует лишь разочарование. Он и не надеялся на искренность, но ожидал другого. Да, на упоминание того, кто засел в его мыслях даже больше кареглазой. Он, видимо, параноик. — Нет, — соскользнуло с языка быстрее, чем он успел над этим поразмыслить. Его «нет» — равно её уходу. Стиснутым зубам и ровной походке из их спальни.

***

Их отношения снова откатились на месяц назад. Опять она его начала игнорировать, хоть и ложилась каждую ночь в его постель. Их связывали его тренировки, не более. Только в эти моменты он уверенно брал её за руку и провожал до трибун, а потом она уходила, не с ним. С Блейзом и Луной. А он оставался один. Снова. Учебная неделя решительно завершилась, и он хотел вернуть нормальные отношения с Грейнджер. Вернуть её! Даже отказался от вечерней попойки, выкроив, наконец, время для неё. И совсем не важно, чем завершится матч — победой или поражением. Этим вечером он самолично выловит Уизела, чтобы поговорить. Чтобы она снова была рядом. Мысли разложены по фолиантам, и разум чист, словно новенький пергамент. Её рука в его руке. Его шарф на её шее. Его мантия на ней. И вот он наблюдает, как она уходит к трибунам, где сидят слизеринцы. И он уверен — она не сбежит к своим.

***

И она не сбежит. Послушно сядет между недовольной Панси и заинтересованной Асторией. Не будет обращать внимание на змееголовых особей, чьи языки было бы неплохо подрезать. Её внимание полностью приковано к полю, на которое вылетают команды. Взгляд цепляется сначала за чёрную макушку Гарри, являющегося лидером команды, а потом за огненные пряди Рона, выглядывающие из под шлема. Джинни, с которой она не общается практически с лета, ставшая полноценным участником команды в роли охотницы — так же привлекла внимание Грейнджер. Самое обидное — эта рыжая девушка даже не пыталась поговорить с потерявшей почти в одночасье друзей гриффиндоркой. Будто от неё отказались по щелчку пальцев. Без суда и следствия. Но Гермиона уверена, она будет болеть за них, её взгляд не соскользнёт к зелёному факультету. Вернее, к двоим отдельным игрокам, уверенно держащим биты. Но взгляд всё-таки падает на белую макушку Малфоя, что вылетает сразу за капитаном слизеринской сборной, но не задерживается на ней и секунды. Потому что следом появляется Забини, а за ним и Тео. Он расслаблен, но сосредоточен. В его руке бита, а на руках кожаные перчатки без пальцев. Пока зрители кутаются в шарфы, спасаясь от задувающего за шивороты морозного ветра — парни на поле чувствуют себя комфортно, согретые азартом и чарами. Пальцы девушки начинают замерзать и она, стараясь не задевать рядом сидящих слизеринок, ощупывает карманы мантии Теодора, что без всяких объяснений напялил её на Гермиону, надеясь найти в них перчатки. Он позаботился и об этом. В правом кармане она находит пару чёрных перчаток и пачку его любимой жвачки. Ей хочется взять пластинку, дабы избавиться от подкатившей горечи желчи. Лучше бы это было сахарное перо, но и от сладости вишни она отказываться не собиралась. Когда пластинка отправляется в рот, а перчатки оказываются на руках, Грейнджер понимает, что окутана запахом Нотта. Она сидит на трибунах его факультета, в его верхней одежде, чувствует его любимую сладость и греет руки в больших ей по размеру перчатках. Шарф пахнет его парфюмом. И ей от этого хорошо, хоть и должно быть иначе. Потому что соскучилась. На самом деле соскучилась по нему. По человеку, отобравшему у неё всё привычное, а главное, оттолкнувшего от неё близких ей людей. Друзья познаются в беде? — Хмыкает про себя Гермиона. — Да и беда ли? Уже нет. С бедой нельзя сродниться, по её причине нельзя скучать. А мне его не хватает. Очень. Целых две недели ей приходилось его избегать. Страх того, что они снова выведут друг друга на эмоции, и Тео сорвётся на легилименцию — заставил держаться её от него подальше, через тоску и огромное желание прикоснуться к нему. До сегодняшнего вечера. Потому что после матча она поговорит с Роном. Записка уже у него. Её передала ему Луна, объявляющая в эту минуту о начале матча. Обе команды были настроены решительно. Поттер и Малфой сразу взмыли выше остальных в поисках заветного снитча. Нотт же с Забини разделились. Теодор пошёл в атаку, нацеливаясь на Гарри, дабы выбить ловца противников поскорее. Или хотя бы дезориентировать, давая фору Драко. Блейз, наоборот, ушёл в защиту, спасая, как Малфоя, так и остальных товарищей от атак бладжеров, посылаемых Ричи Кутом. Джимми Пикс маячил рядом с Тео, разрываясь между атакой Малфоя и защитой Поттера. Гермиона всем сердцем болела за Гарри, но когда бладжер пролетел в опасной близости от головы Теодора, она растерялась, потому что сердце защемило, а дыхание перехватило. Она не желала видеть в больничном крыле ни одного, ни другого парня. После того, как Нотт успешно уклонился от мяча, его рука намертво вцепилась в древко метлы, и он стремительно полетел за бладжером с битой наперевес. Казалось, он был в ярости от мельтешащего перед ним всё это время Джимми. Теперь его намерением было избавиться от надоедливого Пикса — это и прокомментировала Лавгуд. Всего пол минуты — и бладжер достиг своей цели, прилетев загонщику гриффиндора в грудь. Тот начал хватать ртом воздух, держась за ушибленное место одной рукой, а Тео, кивнув Забини, уверенно полетел за Поттером, который всё-таки взглядом нашёл свою цель и был ею очень увлечён. Казалось, Поттеру не будет спасения от двоих слизеринцев, что настигли его и зажали с обеих сторон. Только за ними откуда-то взялся бладжер, стремительно летящий в троицу. Забини развернулся и отбил нацеленный в них надоедливый мяч, возвращаясь к толкающимся Гарри и Нотту. Но бладжер вновь был замечен вблизи них. У Грейнджер запекло кольцо, и она отвлеклась на него, потирая через перчатку ноющий от тепла палец. Всего каких-то пару секунд… Но на её руку как-то резко легла рука Панси, а Астория, как и многие другие девушки, вскрикнула в испуге. Гермиона с непониманием оглядела поле со звоном в ушах от коротких звонких визгов. Причина беспокойства стремительно летела вниз, соскальзывая с метлы. Блейз и Гарри, развернувшись, пикировали следом, пытаясь на лету подхватить бессознательное тело. — Тео, — прикрыв ладонью рот, прошептала Грейнджер. Её сердце заколотилось в груди, а руки затрясло от волнения. Парни, настигшие горе-загонщика, уложили его на промёрзший газон, но за головами, вставших на трибунах студентов, не было видно, что происходит внизу. Сбросив со своей руки ладонь Панси, Гермиона первая из ребят бросилась вниз, не беспокоясь об оттоптанных ногах слизеринцев и голосе Макгонагалл, вещающего студентам не приближаться к полю. Гермиона никого не слышала. Она пыталась разглядеть хоть что-то внизу. Перейдя на бег, она уже мчалась по лестнице, спускаясь вниз. Тут, с лестницы, ей удалось разглядеть бледного, как мел, Поттера, и склонившегося над телом Забини. Грейнджер пыталась понять, что за травму получил Теодор, но не видела повреждений издалека. Только когда ей удалось под шум в ушах выскочить на поле, по мере приближения к Тео, её глазам предстала не самая приятная картина. Она бежала по полю, разгоняя в венах стылую кровь. Пока его кровь окрашивала пожухлую траву, растекаясь слишком яркой, в этой серости, лужей под головой. Она не была первой, приблизившейся к нему — первыми были Помфри, МакГонагалл, Дамблдор и Северус Снейп. Грейнджер споткнулась, не добежав пару метров. Её внутренности скрутило от мертвенно-бледного лица Тео и кровавого следа под ним. Ей нечем было дышать. Снова она чувствовала себя рыбой, выброшенной на сушу, как в тот день, когда он нашёл её в спальне. Она не чувствовала слёз, скатывающихся градинками по щекам. Не чувствовала практически ничего. Только тошноту и нехватку воздуха, стоя коленками на земле и зарываясь пальцами в замёрзшую, отжившую своё траву. Она не могла встать. Не могла подползти к нему. Грудную клетку сдавило так сильно, что чувство паники поглотило её. В паре метрах от неё лежит он. Пара метров ощущением в километры. Он для неё недостижим. Она для него не ощутима. Ей хочется закричать, попросить о помощи хотя бы встать, чтобы преодолеть это несчастное расстояние, но из горла выходят лишь хрипы, на которые в суете, никто, кроме Гарри и Блейза, не обращает внимание. — Грейнджер! — хрипит мулат, приблизившийся к ней. Его руки в крови, он вытирает их об себя, пока руки Гарри подхватывают её за талию и тянут вверх. И вот она пытается устоять на ватных ногах. Её руки мечутся от застёгнутой мантии к шарфу, пытаясь их ослабить, чтобы сделать хотя бы один глоток воздуха. У неё ничего не выходит. Теодора не видно за деканами, лишь свет магии колдомедика говорит о том, что им уже занялись. Мыслей нет, только страх за него. — Помоги ей уже снять шарф, — рычит Поттер, но для Гермионы его слова неразборчивы. Всё ещё окровавленные руки Забини стаскивают с неё шарф и рывком распахивают мантию, но этого мало.. ничтожно мало. Блейз что-то бормочет, распахивая её мантию шире и беря её лицо в свои руки. — Дыши, Гермиона, — уже кричит ей в ухо Забини, который не отпускает её ни на секунду. Девушка пытается вдохнуть, но перед её глазами уже виднеются мушки. Попытка за попыткой, но тщетно. Паника накрывает с головой, её ноги вновь подкашиваются, теперь уже от острой боли в животе. И вот спасительный вдох. И вот отчаянный визг. Её руки ложатся на живот, а взгляд цепляется за мулата, чьи округлившиеся в миг глаза направлены вниз. Между её бёдер становится тепло, практически горячо, а Забини уже что-то отчаянно кричит, подхватывая её на руки. А дальше темнота. Дальше ничего. Пустота во всём теле.

***

Гермиона очнулась среди жёлтых стен и белого потолка. Первое, что она сделала, так это вздохнула поглубже, и ей это без труда удалось. Но волнение вновь накрыло её волной, словно цунами. Пытаясь выровнять дыхание, Гермиона судорожно замотала головой в попытках оглядеться и найти его. Но его тут нет, зато справа от неё, у окна, стоит профессор МакГонагалл, обернувшаяся на шум крупно дрожащего в постели тела девушки. — Гермиона, успокойся, пожалуйста, — склонилась над ней декан, придерживая бледнеющую на глазах студентку за запястье. — Целитель Эдриан! Эдриан, скорее же! — зовёт женщина. Но её мысли заняты им. Она не понимает, почему профессор МакГонагалл находится рядом, и почему она вообще здесь, в отделении больницы Святого Мунго, судя по тому, что помещение не похоже на Больничное Крыло Хогвартса. Ведь с ней всё в порядке, а вот с ним… Губы Грейнджер пересохли. Разомкнув их, она пытается выдавить из себя пару слов, хрипами выходящие из её рта: — Тео, — тихим свистом получается у неё. — Где Тео? Глаза декана прикрываются на пару секунд, которые кажутся девушке вечностью, и в голове успевает сложиться разрывающая душу мысль: Его больше нет. Он не справился. Лоб покрывается холодным потом, а попытка встать безуспешна. Гермиона мечется по кровати, словно испуганное дикое животное. Нет, нет… Мерлин, нет! — Гермиона, тише, — наконец произносит МакГонагалл. — Он будет в порядке, — Грейнджер рассеянным взглядом пытается понять хоть что-то по лицу своего декана, но взгляд отказывается фокусироваться. — Теодор Нотт уже получил помощь. Эти слова заставляют девушку замереть, успокоиться и перестать метаться. Перед её кроватью появляется целитель в лимонном халате, ловко орудующий палочкой над ней. — Мисс Гренджер, — зовёт он, просматривая магический диагностический шар над гриффиндоркой. Она не обращает на него никакого внимания, зажмурив глаза и позволив слезам облегчения катиться из глаз. Но вновь спокойный голос произносит, — Гермиона Грейнджер! Ей приходится распахнуть глаза, приходится взглянуть на человека перед ней. Ему на вид не больше тридцати. Этот волшебник выглядит спокойным, хоть и на его лбу, под спадающей на него чёлкой, залегла глубокая морщина. — Гермиона, — перенимает на себя её внимание декан. — Выпей воды. Трубочка касается губ Гермионы. До этого момента она не ощущала той жажды, что не давала ей даже говорить. Девушка сделала пару глотков, пока целитель терпеливо ждал, прокручивая в руке флакончик какого-то зелья. — Мисс Грейнджер, вы знаете, где вы находитесь и почему? Эти вопросы ей кажутся странными. Конечно, она знает, как выглядит больница Святого Мунго, ей доводилось здесь бывать, навещая профессора Златопуста Локонса. Да и в книгах она успела изучить это величественное место. Но она до сих пор не понимает, почему находится именно здесь. И, честно говоря, смутно помнит о своём состоянии после падения Нотта. Облизнув губы, перебирая в голове всевозможные варианты, Гермиона всё-таки отвечает осипшим голосом: — Мунго, — коротко и уверенно. — Паническая атака? — неуверенно предполагает она, и Эдриан Сепсис хмурится, качая головой своим мыслям. Минерва молча садится на стул, не выпуская кисть Грейнджер из своей руки, и легонько её растирает, пока целитель, подбирая слова, негромко произносит: — Мисс Грейнджер, — мягко начинает он, и взгляд девушки фокусируется на его лице, — у вас случился выкидыш. Пока целитель пытается не прятать глаза от ничего не понимающей Грейнджер, из её горла вырывается истерический смешок. Какая глупость! — Проносится в её мыслях. — Я здесь только потому, что у меня случилась паническая атака! Мне нужно к Нотту. Я должна убедиться, что он в порядке! Пустите меня к нему! — Вы что-то перепутали, — хрипит девушка, но Сепсис выглядит уверенным в своих словах. — Не-е-ет, это не правда, — неверяще шепчет она, а рука на её кисти сжимается. — Проводите меня к Теодору! Я нужна ему,— требует девушка. — Пожалуйста, — жалобно добавляет она. — Гермиона, ты не знала? — тихо спрашивает пожилая женщина, а Грейнджер оборачивается к ней, хмуря брови и морща нос. Зачем они говорят такое? Почему просто не дадут мне увидеть его? Неужели они меня отвлекают? Как вообще можно быть такими жестокими?! — Нет, этого не может быть, профессор, — у неё не укладывается в голове эта информация. Сознание просто её отторгает. — Мисс Грейнджер, — вновь заговаривает целитель, — это объяснимо. Плоду было чуть больше недели, и… — Это бессмыслица, — перебивает девушка. — Хватит! Дайте мне увидеть Теодора Нотта! — снова просит она, и Эдриан отрицательно качает головой. Этого не может быть. Просто не может! Я ничего не чувствовала… Нет! Я ведь пила зелья! — Гермиона, ты была беременна от Теодора Нотта? — вопрос слетает с губ МакГонагалл. А у девушки перед глазами проносится тот день и вечер, что был последним проведённым так близко с ним. — Я была только с ним, — через силу отвечает Грейнджер, чувствуя раздражение и растерянность. — Почему вы не даёте мне его увидеть? Ответа ей не дадут. Зато ей дадут время переварить информацию. Принять её. И больше ей не задают вопросов. Она зажмуривает глаза, вспоминая флакончик в своей руке. То, как она его откупоривает и выпивает содержимое… А потом... Потом её выворачивает наизнанку над унитазом: зельем, алкоголем и накануне съеденным ужином. Вот и всё. Вот и позабытый в дурмане огневиски важнейший момент её жизни. Ошибка, стоящая слишком дорого и так морально отощавшей девушке. Она слышит собственные всхлипы, и, выдернув руку из хватки декана, кладёт обе руки на впалый низ живота. Ещё какое-то время назад там теплилась жизнь, о которой она и не догадывалась. Только зародившаяся и уже жестоко потерянная от вида бессознательного тела возлюбленного. Глаза буравят потолок, а из их уголков льются слёзы, скатывающиеся к ушам, а дальше на подушку. Гермиона скулит, когда осознание так явно наваливается на неё, щемя сердце. МакГонагалл стирает холодный пот со лба своей студентки, а целитель подходит ближе, откупоривая флакончик с зельем. — Мисс Грейнджер, вам нужно выпить это, — ровным голосом произносит он. — Мистер Эдриан, оставьте её, пожалуйста. Я позову, — не громко просит Минерва. Флакончик бережно ставится на тумбу, а мужчина удаляется прочь из палаты, что-то шепнув декану. Гермиона переворачивается на бок, спиной к женщине, и её скулёж переходит в протяжный вой. Судорожно глотая свои слёзы, она цепляется пальцами за больничную рубашку, царапая живот короткими ноготками через грубую ткань. Сознание подкидывает ей картинки с того злосчастного поля. Его бледное лицо на фоне багровой лужи. Её сбитое дыхание и падение в паре метров от него. Рядом. Пока она стремилась оказаться рядом с ним, терзая свою душу, комочек новой жизни так же стремительно покинул её тело. Часть него покинула её. А дальше глаза Блейза на её светлых джинсах. Зачем она вообще надела их? И где теперь доказательство оборванной зарождающейся жизни? Слёзы начинают душить, ей так хочется кричать. Кричать в никуда. Ведь она уже там — нигде. Рыдания заглушают судорожное дыхание единственной свидетельницы переживания её горя. Её утраты. Под пальцами становится липко. Она так яростно скребла свою плоть, что разодрала рубаху и кожу под ней. Минерва МакГонагалл кладёт ей руку на плечо, а Гермиона продолжает себя царапать. Жжение внизу живота возвращает её в сознание, и ей нужно это произнести. Нужно, чтобы профессор её услышала. — Не говорите Тео, — скулит девушка. — Пожалуйста! Он не должен узнать. Обречённый вздох является ответом. А после — темнота. Она вновь теряет сознание, теперь уже терзаемая кошмарами.

***

В палате звенящая тишина, в голове визг Астории, а на руке чья-то хватка. Скорей всего Панси. По крайней мере, в памяти именно так. Но разлепив глаза, Гермиона видит не Паркинсон. Тишина развеивается тихим голосом смуглой женщины в лимонном халате: — Мисс Грейнджер? Девочка, просыпайся. Тебе нужно выпить зелья. Лучшая ученица Хогвартса и рада бы проснуться окончательно, но ужас воспоминаний, проникших в сон, не желает её отпускать. — Тео, — как в бреду шепчет девушка. — Тео, нет! К её телу липнет рубашка, а живот перевязан, и бинты неприятно сдавливают рану, что она сама себе нанесла. — С Теодором всё в порядке, Гермиона, проснись, — не унимается голос. Всё в порядке… — эти слова, как огромный крюк, цепляют её и рывком выбрасывают в реальность. — Где я? — оглядев через щелки полуоткрытых глаз помещение, задаёт вопрос Грейнджер. Эта палата значительно меньше предыдущей. В ней нет ни тумбы, ни чего-либо ещё из атрибутов мебели. Лишь кровать, с которой она пытается встать. — Ты в другом отделении, Гермиона. И тебе нужно выпить зелья, — повторяет женщина. — Меня зовут Габриэла Забини, — На секунду Грейнджер открыла рот, чтобы уточнить, но женщина её опережает. — Нет, я не его мать. Этого не достаточно — Грейнджер всё равно ничего не понимает. Почему тут Забини? И почему мне нужно пить какие-то зелья? — Я не понимаю, — сдаваясь, проговорила Гермиона, ощупывая повязку на животе. — У тебя панические атаки, а это, — женщина подняла флакончик так, чтобы девушка его смогла рассмотреть, — успокоительное зелье. Грейнджер нахмурилась и поджала губы. Ей было плохо, но какое это имеет значение, если плода в ней уже нет, а что с Тео — она не имеет понятия. Леди Забини ждала, а Гермиона думала, стоит ли облегчать свои страдания. Она не хочет притуплять душевную боль, даже если она доводит её до беспамятства. Она обязана её прочувствовать до остатка. — Мне нужен Те... Нотт. Я хочу к нему. Сейчас! — уверенно, пусть и осекаясь, хрипит гриффиндорка, заглянув в карие глаза собеседницы. Почти как у Блейза, — подмечает она, буравя взглядом женщину. Это не был гонор. Это была попытка увидеть того, кто остался у неё теперь… Пусть она не догадывалась об их ребёнке, который мог бы продолжить развиваться, если бы не… Как много будет этих если. Бесчисленное количество. Виноваты будут все вокруг, но больше всех — она сама, давшая жизнь случайно. — Тебе нужны зелья и покой, — раздражённо бросила целительница и тут же, выдохнув, смягчилась. — Я проведу тебя к нему. Всего один раз. Он не очнётся до полного выздоровления. А как придёт в норму, то сразу же вернётся в школу. Идёт? Гермиона в неверии уставилась на приятную с виду женщину, говорящую мягко, но со всей строгостью. Девушка была уверена — такую поблажку дают только ей, и тут не обошлось без просьбы Блейза. Но какой смысл об этом размышлять, когда ноги уже опускаются с кровати, а всё ещё дрожащее тело приподнялось на локтях. — Хорошо, — с готовностью согласилась Гермиона, усаживаясь напротив Габриэлы. Целительница протянула ей первый флакон, заранее откупорив его, пока девушка оглядывала маленькую палату с решёткой на единственном окне. Забини проследила за её взглядом и пояснила: — Пятый этаж. Отделение душевных недугов. Ты хоть такой не являешься, но в защите… от самой себя, ты нуждаешься не меньше. В носу защипало от слёз, а из горла вырвался горький смешок. — Может, я и убита горем, но я не больная, — борясь с тремором в руках, Гермиона потянулась за флакончиком. — Ты наносила себе увечья, не помнишь? — вздёрнув брови, поинтересовалась Габриэла. Она помнила, но отрицательно покачала головой, потому что было стыдно. Стыдно и больно от того, что это было совершенно бессмысленно. Сейчас бессмысленно абсолютно всё, кроме него. Человека, за которого она могла зацепиться, хоть и не собиралась делить с ним горе… Не своё — их общее. Пусть он ещё и не знает. И не узнает. Хотя, ещё неизвестно, как бы он отреагировал на сей факт. Может, такой исход событий для него был бы лучшим финалом этой маленькой истории. Сглотнув в горле ком и глядя сквозь собеседницу, девушка ответила уже тихим хрипом: — Не помню. И не важно, поверили ей или нет. Её дело теперь выпить зелья и постараться взять себя в руки, хотя бы на несколько минут, которых хватит, чтобы его увидеть. Оба флакончика были выпиты, и целительница сдержала слово. Взяв Гермиону под руку, она вывела её в пустой коридор больницы и медленно, давая возможность идти почти без поддержки, повела на первый этаж. Дорога для Грейнджер была нестерпимо долгой. Казалось, целитель специально ведёт её самым длинным путём, чтобы у неё даже мысли не возникло больше навестить Теодора Нотта. Первый этаж встречает её ярким светом и оживлённым коридором. Волшебники сидят у палат, ожидая разрешения на посещение или новостей от целителей. А она идёт уже почти полностью оперевшись на сопровождающую, еле перебирая ногами. Гермиона чувствует усталость во всём теле, и только скорая встреча с бессознательным телом Теодора придаёт ей сил. Она не запоминает номер палаты, ей это ни к чему, ведь вряд ли она найдёт физические и тем более моральные силы прийти к нему самостоятельно. Её не обманули. Его голова перебинтована. Глаза закрыты, а дыхание ровное. Магические капельницы облепили его. Наверное, благодаря им он теперь больше похож на себя, потому что цвет лица у него не похож на цвет мела. С поддержкой Грейнджер подходит ближе. Ей хочется всё рассказать ему, но ещё больше она хочет, чтобы он об этом никогда не узнал. — Он меня слышит? — дрогнувшим, от вертящихся на кончике языка слов, голосом интересуется она. — Возможно, — приободряя, отвечает Габриэла. — Тогда убедите его потом, что это был сон, — опираясь об изножье его кровати, просит Гермиона. Целительница кивает и выходит из палаты, оставляя её наедине с ним. Лишь произносит, прикрывая за собой дверь: — Я вернусь ровно через пять минут. И Грейнджер остаётся с ним наедине. Пять минут. Иронично, ведь примерно столько же времени понадобилось, чтобы подкосить их обоих. Ей хочется начать, но душевная боль сковывает. В горле вновь встаёт ком, который она судорожно пытается проглотить. Руки трясутся. Ей нужна опора. Ей нужна опора, но это, к сожалению, не он. Он сам сейчас нуждается в поддержке. За попытками проходит минута. Эту минуту отсчитывают капельницы, медленно капая. Она вцепилась в железное изножье до побеления костяшек. Ей нужно быть ближе, чтобы почувствовать тепло его тела. И она расцепляет пальцы. Сглатывает ком жёлчи и придвигается ближе, цепляясь за кровать. Его веки даже не подрагивают. Настолько его сон спокоен и безмятежен. Только её внутренности скручивает в узел, когда пальцы, под ногтями которых запеклась кровь, поправляют завитки его волос из под бинта. А губы размыкаются, чтобы сказать: — Тео, — так тихо, что не слышно саму себя, пока дрожащие пальцы проводят по чистой левой щеке. — Я не хотела, — даже шёпот дрожит. В уголках глаз вновь собираются слёзы. — Я не знала, но должна была перестраховаться, — шмыгает носом, даже не пытаясь стереть влагу под ним.— Тео, — ноги подкашиваются, и Гермиона падает на колени, положив подбородок на край постели. — Я потеряла его, — с этими словами внутри что-то обрывается. Будто она себе призналась. Словно наконец осознала. Словно приняла. — У нас мог бы быть малыш, — она стонет, словно раненный зверь. — Это был наш ребёнок, Тео! — её слёзы впитывает его одеяло. — Твой! Никто, абсолютно никто её не слышит, даже он. Даже она сама. И никто не поймёт, как разрывается сердце молодой ведьмы, что потеряла то, что в медицине называют словом «эмбрион», а для неё он уже является ребёнком. Которого не вернуть. Которого было не спасти, ведь всё произошло почти мгновенно. Если бы она помнила. Если бы она знала. Очень много если.

***

Когда её нашли, Гермиона билась в истерике, крупно дрожа и разрывая повязку на животе, задрав рубаху до груди. Пока её ногти цеплялись за бинт — Нотт всё так же неподвижно лежал в кровати. Катаясь по полу, она задела капельницу, и теперь кровь, брызнувшая на кровать и пол, уже просто струилась по его руке, а зелье сна без сновидений, редкими каплями отбивало ритм, действуя на нервы. Девушку накачали успокоительным отваром, хоть она яростно отбивалась, пока её не обездвижили. Капельница стала её другом на ближайшие дни. Теперь она в основном спала и не видела кошмаров. Просто была оторвана от реальности, пока её, в полусознательном состоянии, вновь не навестила Забини, основательно занявшаяся её лечением лично. Счёт времени был потерян, не имело значения какой сегодня день недели, и сколько она уже находится в четырёх стенах такого ненавистного лимонного цвета. Всё закончилось, когда повязку с живота убрали, а Габриэла с расстановкой, пару часов как убрав капельницу, предложила Гермионе: — Если ты согласна, мы уберём твои воспоминания о плоде, — последнее слово резало слух. Ведь это был малыш. Её ребенок и Теодора. Их. Стиснутая челюсть заскрипела, но под набат мыслей о том, что пора бы отсюда выбираться, разомкнулась, чтобы произнести такое простое, но многозначное: — Нет. Она не хочет забывать. Это её боль. Её скорбь. Её опыт. Его и так отняли обстоятельства, она не хочет терять ещё и воспоминания о нём. — Ты сойдёшь с ума, переживая о том, о ком даже не знала до определённого времени, — целительница была безжалостна. Гермиона решила подыграть. Она кивнула на слова Габриэлы, соглашаясь. — Я понимаю, — сказала гриффиндорка. Я понимаю, но я не забуду. Не откажусь, но выберусь отсюда. Целительница поджала свои пухлые губы, устремив взгляд в окно. Через минуту она кивнула, то ли согласившись с Грейнджер, то ли своим мыслям. Тело Гермионы было будто налито свинцом — такими неподъёмными казались её руки. Даже голова была чужой по ощущениям. Веки были, словно свинец, и девушка их прикрыла бы, если не желание казаться сильнее, чем она есть. Пока Габриэла Забини находится в её палате, Гермиона просто не имела права отпустить её без ответов на свои многочисленные вопросы. Первый вопрос уже готовится сорваться с сухих и потрескавшихся губ, когда целительница поворачивается к ней и начинает говорить первой: — Ты находишься здесь уже пятый день. — надменно начинает женщина. — За это время у тебя случились две истерики с нанесением себе увечий, — взгляд глаза в глаза. Гермионе не нравится начало разговора и отчитывающий тон, но она слушает, не перебивая. — Я задам тебе вопрос лишь раз, и от твоего ответа будет зависеть продолжительность твоего лечения… — Карие глаза Габриэлы пробежались по лицу девушки и вновь вернулись к ещё мутному взгляду. — Ты помнишь, как разодрала свой живот? Дважды, — уточнила женщина. Конечно, она помнила. Помнила и понимала, что это не нормально, но как ещё унять душевную боль? Чем её заглушить, как не физической? Она не знала. Гермиона прекрасно понимала, чем обернётся для неё положительный ответ. А также девушка осознавала, чем обернётся ложь. Девушка зажмурила глаза и сглотнула поднявшуюся желчь, осознавая своё бедственное положение. Стойко выдерживая проницательный взгляд целительницы и пытаясь справиться с подкатывающими слезами от осознания своей глупости и боли воспоминаний, она ответила: — Я всё помню. Но я не нашла другого выхода. Она признала, что ей нужна была помощь. Только эта помощь заключалась не в зельях сна без сновидений и успокаивающих зельях. Ей был необходим человек, помогающий пережить ей её утрату, который выслушает, успокоит и утешит. Этого человека не было рядом. Она так желала, чтобы этим человеком был Тео, но он им не станет по многим причинам.

***

Габриэла Забини её услышала, но настаивать на своём не стала, как и лезть в душу раньше времени. Когда целительница ушла, Гермиона отпустила себя, прикрыв веки и громко сглотнув. Она не представляла, каким будет теперь её лечение после признания своего безумия. Её это волновало, потому что в маггловской психиатрической клинике с ней бы не церемонились и поставили какой-нибудь ужасающий диагноз, контролируя принятие нейролептиков и транквилизаторов. Быть гостем в своём теле Грейнджер желала меньше всего. Что касается психологов — их в мире магов не было. В магической больнице Святого Мунго уж точно. Снова зелья? Я не хочу. Мне нельзя здесь оставаться, ведь Тео… он будет искать меня, — голова от переживаний начинала болезненно пульсировать, и это состояние подвело Гермиону к единственно-правильной мысли. — Нужно забыть. На время. В который раз девушка пожалела, что не имеет навыков окклюменции. Только это сейчас её смогло бы вытащить отсюда и уже за закрытыми дверьми в своей собственной спальне проживать произошедшее.

***

Опасения Грейнджер не оправдались — зелий больше не было, как и магических капельниц. К вечеру девушка стала чувствовать себя легче после столь долгого нахождения в искусственном сне. Её отвели в душ, позволив помыться без присмотра. В душе она полностью смогла осознать, что выпала из жизни на какое-то время, потому что запёкшаяся кровь под ногтями оставалась нетронутой, зато под снятой повязкой на животе кожа была абсолютно чистой. Больше такого не повторится, — пообещала себе Гермиона, вычищая мочалкой следы своего отчаяния. Но чтобы сдержать обещание, нужно было стать чуточку сильнее своей боли. Не дав себе возможности проронить хотя бы слезинку, девушка взяла себя в руки, занимая мысли не потерей, а причиной. Ей хотелось заглянуть в глаза человеку, лишившего её права выбора. А ещё больше хотелось, чтобы никто и никогда не узнал, кем он является. Ведь Тео рано или поздно узнает об этом, и тогда из-за его импульсивности и жажды мести она потеряет и его. Ей снова стало страшно. И даже в палате она продолжала думать об этом. Пока мысли роились в голове, к девушке заглянула целительница. — Как ты себя чувствуешь? — поинтересовалась Габриэла, усаживаясь на стул напротив кровати. В её руках находились колдомедицинская карта и какой-то дневник в жёстком синем переплёте. Она положила их к себе на колени, положив руки поверх предметов в замок. — Уже лучше, — без промедлений ответила Гермиона, надеясь, что звучит убедительно. Она старалась не смотреть на карточку, принесённую ценительницей, но заглянуть в неё она бы не отказалась. Чтобы убедиться, что всё это не сон. Чтобы убедиться, что помимо её потери, там нет заметок о её расшатанной психике. Она хотела убедиться, что она нормальная. — Хочу тебя поздравить, Гермиона, физически ты полностью здорова, — ровным тоном прозвучал голос Забини. — Психически же… — эта заминка заставила девушку набрать полную грудь воздуха, чтобы начать возражать или уверять женщину, что всё в порядке, но это не потребовалось, — ты истощена, от этого и твои панические атаки. Что насчёт истерик, тут только от тебя зависит, повторится ли это снова. Мы не можем вечно держать тебя на успокоительных зельях, — развела руками целительница. — Это и не потребуется. Я прекрасно осознаю, что это не выход. — Надеюсь, что так, — подцепив пальцами дневник, выдохнула Габриэла. — Если ты хочешь поговорить о случившемся, ты можешь поделиться этим со мной, — её губы тронула тёплая улыбка, но Гермиона хоть и ощутила благодарность, но не была готова к обсуждению. — Спасибо, но нет. Я справлюсь сама. Целительница будто была готова к такому ответу. Она протянула дневник Гермионе, предлагая его взять. — Тогда пусть он станет твоим слушателем. Грейнджер с недоверием взяла его в руки, осматривая невзрачную вещицу. — Вы хотите, чтобы я открывала ему душу? — Вряд ли ты хочешь остаться здесь для терапии на месяц, — улыбнулась целительница. — Поэтому да, он заменит тебе меня.

***

К камину в главном холле больницы её сопроводила всё та же Габриэла, передав девушку в руки Минервы МакГонагалл. Чувствовала ли Грейнджер радость от возвращения в родную школу, давно уже ставшую вторым домом? Нет. В её руках бумажный пакет с вещами, в которых она сюда поступила. Все следы того дня остались на них. Вес этого пакета приравнялся к весу груза, лежащего на душе Грейнджер. А ещё дневник, с которым ей придётся провести, как минимум, три месяца, каждый день делая в него записи о своём ментальном состоянии. С таким багажом отвлечься не получится, значит, придётся проживать тот день снова и снова, пока сердце не сбавит свой ритм при воспоминании. Пока она этого не примет. Невозможно.

***

Пустынные коридоры школы дали Гермионе вздохнуть посвободней. К заинтересованным взглядам студентов девушка точно не была готова, и декан это понимала, незамедлительно проводив студентку в башню старост. Привычная гостиная встретила её абсолютной тишиной. Время в ней будто застыло. Вот на столике остались её пергаменты и пара книг, дожидающихся её возвращения, а на кресле аккуратно сложен любимый плед, оставленный здесь с вечера их посиделок. Подойдя к дивану и положив свои вещи на него, Гермиона обернулась на вошедшую за ней Минерву МакГонагалл, понимая, что разговора не избежать. — Извините за доставленные проблемы, — прочистив горло, произнесла девушка. Ей было не по себе от того факта, что эта женщина являлась невольной наблюдательницей её переломного момента. — Оставьте извинение, Гермиона, — отрезала декан, присаживаясь в кресло. — Вы просили не рассказывать о случившемся мистеру Нотту. Ваше решение не изменилось? Грейнджер обошла диван, присаживаясь на самый край. Её руки начало потряхивать, но она сцепила их в замок, подавляя тремор. — Нет, профессор. Теодору не стоит об этом знать, по крайней мере сейчас, — если об этом уже не знает добрая часть школы. — Или сохранить мою тайну невозможно? — заглядывая в глаза женщине, задала самый главный вопрос Гермиона. — Можете не сомневаться, мисс Грейнджер, свидетелей, обративших внимание на вашу потерю было крайне мало. Кроме учительского состава в курсе лишь мистер Забини и мистер Поттер. Будьте уверены, они не только смолчат о произошедшем, но и не потревожат вас расспросами без вашего желания. — А виновник произошедшего? — Не менее волнительный вопрос задала девушка. — Его поисками всё ещё занимаются, мисс Грейнджер. И я надеюсь на ваше благоразумие. Не нужно прилагать своих усилий к этому делу, — поджав губы, попросила профессор. Гермиона кивнула, соглашаясь. Только благоразумие не та вещь, на которую она сейчас может полагаться.

***

Кто же знал, что виновник уже найден. Кто же знал, что им окажется новоиспечённый товарищ её лучшего друга — Рона? Об этом Гермионе поведал Блейз, навестивший её первым, но не последним. — Найти его оказалось слишком просто, — с оскалом сказал он. — Томас даже не удивился, когда я его выловил. Он был готов отправиться следом за вами в Мунго, но пока пришлось обойтись лишь Обливейтом, — его слова были осознанными, будто у него был чёткий план на будущее этого подлого гриффиндорца. — Думаю, передать его в руки Тео можно будет ближе к концу учебного года. Мы ведь не хотим проблем для Нотта? — Гермиона лишь качнула головой, соглашаясь. Ей было не по себе от вида озлобленного Забини, но не будь она сейчас в шоке от названного имени, сама бы невольно разрабатывала план мести. — Как ты, Грейнджер? Может, не стоит скрывать от Тео вашу потерю? — голос Блейза вырвал девушку из колеи. — Стоит, Блейз. Пока я сама с этим не справлюсь, мы будем скрывать. Ведь даже ты не сможешь остановить его тогда от поисков и в конечном счёте мести. А я пока не способна справиться с ним, как и с собой, — подвела итог девушка, сдерживая подкатывающие слёзы. — Тогда будь осторожна с дневником, — чуть подумав, предупредил Забини. Эти слова отрезвили гриффиндорку, приковывая её внимание к слизеринцу. — Откуда ты? — сжимая руки в кулаки, чтобы унять вновь подступившую дрожь, осипшим голосом спросила она. — Тётя. Она попросила приглядеть за тобой. Твои записи в нём важны для неё, как для целителя, — невесело проговорил парень, стирая усталость ладонью с лица. — Иди сюда, Грейнджер, — встав с кресла, раскрыл объятья Блейз. — Ты можешь на меня положиться. Мне жаль, что я не он. И Гермиону прорвало, как дамбу. Она порывисто обняла друга, уткнувшись ему в ключицу. Всхлипы становились громче, а поглаживания по спине ощутимей. — Спасибо тебе, Блейз, — проскулила она, — Мне тоже жаль. Мне нужен он.