Чай, сочувствие и волейбол

      Сокудо подняла сложенные доспехи, шатнулась под их тяжестью и потопала к двери. Харука подхватила свои и поспешила за ней. Заканчивалась вечерняя тренировка на улице Накао — со взрослыми. Подступали каникулы, и у детей на улице Ками — Бумажной, как её называли девочки, — занятия закончились до осени, а Сокудо с Харукой приходили вечером ко взрослым.       Двери из зала были плотные, деревянные и маятниковые — открывались в обе стороны. Они нравились Харуке, особенно светлый цвет с редкими тёмными пятнами. Поклонившись залу, Харука спиной вышла из зала, и правая створка с тихим скрипом раскрылась, выпуская её. Сокудо уже спускалась по лестнице вниз, едва выглядывая из-за доспехов.       — Соку-чан! — окликнула её Харука, удивлённая этим. — Ты забираешь их?       Сокудо обернулась, длинный каштановый хвостик колыхнулся волной.       — Конечно! — отозвалась она, улыбнувшись. — Я же в лагерь уезжаю.       Харука кивнула и нырнула в соседний зал, через который лежал путь к кладовой, где хранились доспехи и мечи.       Точно, она и забыла. Июль же подошёл к середине, и Сокудо уезжала в летний лагерь на три недели. А потом в августе в другой. Свет в зале был выключен, но солнце ещё садиться не собиралось и было светло. Обходя зал по краю, Харука чувствовала, как падает настроение. Нет, она не хотела, чтобы Сокудо никуда не ехала и оставалась с ней. Во-первых, она была рада за Сокудо. В лагере у той были друзья из других префектур, ей там нравилось. В прошлом году она вернулась загорелая и с горящими глазами рассказывала, как здорово обустроили пляж. Сокудо в лагере была счастлива, и этого достаточно. А во-вторых, там она становилась сильней и выносливей, а это Харука считала приоритетным. Ни за что она не стала бы препятствовать тем, кем дорожила, становиться сильнее. Было бы так нелепо удерживать человека около себя, говоря, что будешь по нему скучать, если сам он рвётся в совершенно иные дали. Она бы презирала себя, поступи она так. Это ведь предательство. Да и в-третьих, Харука знала, что время пролетит быстро, она и не заметит, как Сокудо вернётся. Так уже не раз бывало. Порой ей и от Соку-чан нужно было отдохнуть. Харука старалась не думать об этом, ведь это вроде как плохо — считать, что человек тебе надоел. Но ведь так бывает, тем более, это ненадолго и ничего зазорного в этом Харука не видела. Она считала, что лучше быть честной хотя бы с самой собой.       В летний лагерь Сокудо отправлялась уже который раз, это была обыденность. В общем, всё стабильно и славно. Но Харуке просто сделалось как-то, ну… Печально.       Она любила и остальных. Нофу-сенсея и Йошито в особенности, но Сокудо была ближе остальных. Они ведь действительно подруги. По крайней мере, Харука так считала. А подруг у неё было немного. Ну, собственно, одна только Сокудо. Ещё, возможно, Масуми, но с ней Харука этот момент не обсуждала и не знала, может ли носить гордое звание подруги. Она вообще не очень понимала, с какого момента люди становятся друзьями. Когда со знакомства проходит год, а они всё ещё общаются? Когда свыкаются с характерами и у них получается взаимно не бесить друг друга? После того, как вы вместе переживаете нечто особенное? И что же?       Когда? В какой момент это происходит?       Харука совершенно не понимала, как люди это делают. О дружбе надо как-то договариваться? Ну там, спрашивать, а друзья мы уже или нет? С Сокудо вышло случайно. И просто. Они просто знали друг друга давно, Харука помнила Сокудо совсем маленькой девочкой, как и она её. А потом всё как-то закрутилось, Харука сама не поняла, как. Они вместе ходили на тренировки, как-то разговорились, потом стали ждать друг друга в раздевалке, вместе бывали на соревнованиях и семинарах и… Харука не помнила.       Сокудо просто была рядом и нравилась ей. Всё у них было просто. И Харука даже не спрашивала ничего, просто решила: они-то уж точно друзья. По крайней мере, Сокудо была рада ей, причём взаимно. Харука вообще считала, что дружить, пожалуй, стоит, когда вы умеете не бесить друг друга. Она не могла представить, как Сокудо может бесить. Наверное, здесь всё и крылось. Хотя какая-то слишком грубая характеристика для Сокудо «не бесить». Нет-нет, Харука не могла думать о ней так, это уж слишком. О ком угодно, но не о милой Сокудо.       В кладовой света тоже не было, но включать его не требовалось — Харука углядела свободное место на полке между чужими доспехами и взвалила туда свой, а синай в чехле оставила рядом. Что-то царапнуло её по пальцу, и рука тут же отдёрнулась.       — Ай, — тихо шикнула Харука. — Больно. Зачем?       Доспехи ей не ответили (и слава Ками). А Харука бесшумно выдохнула и устало потёрла плечо, опустив голову. Мышцы начинали побаливать.       Прохлада кладовой приятно окутала взмокшее тело. Густая чёлка липла ко лбу, надо бы поскорей в душ. А Харука невольно задумалась. Может ли расценивать её отношение ко всем, как нелюбезное? Одноклассники, учителя, просто ребята, с которыми ей случается пересечься. Она им ничего не должна, как и они ей. И Харука не вела себя ужасно, а наоборот, была отстранённо-вежлива. Она считала, что этого предостаточно, люди как раз не любят излишней дружелюбности от незнакомцев. Вот саму Харуку натурально раздражало, когда едва знакомые люди (одноклассники, например) вели себя так, будто они приятели. Улыбались, заводили странные (слишком личные) разговоры, смеялись, могли даже по плечу похлопать. Это выводило из себя, поэтому Харука старалась особо ни с кем не заговаривать. Одиночество по большей части устраивало её больше, чем всё остальное.       Когда она спустилась в раздевалку, из душевой доносился плеск воды. Харука стала развязывать хакаму, чтобы Сокудо не пришлось долго её ждать. Значит, завтра-послезавтра Сокудо уезжает, вернётся через три недели, а увидятся они… В начале августа. Ну, это если Сокудо сможет приползти на тренировку, а после лагеря это было подвигом. В крайнем случае прощались они до конца лета. Что ж, не так и плохо. Складывая форму, Харука задумчиво вздохнула и почесала щёку.       А вот если бы она поехала в лагерь… Конечно, они с Сокудо будут в разных корпусах — Харука-то уже не младшая, но всё равно проводились тренировки, Сокудо рассказывала, а ещё можно было пойти купаться. А ещё купить мороженое. И в пригороде побывать, а там красиво так, скалы и поля кругом. Это всё тоже Сокудо рассказывала. Ну, немного и Кенджи, но он не так часто заговаривал с Харукой, чтобы болтать о красивостях и мороженом. Он вообще не очень любил распространяться о чём-то, что ему нравилось или не нравилось, был молчаливым мальчиком. Наверное, поэтому Харуку словно тянуло к нему. А ещё он был отличником и не проигрывал соревнований, будто лучшая версия самой Харуки, которой она так отчаянно пыталась стать.       В общем, Харука была бы всеми руками за то, чтобы махнуть вместе с ребятами в за город к морю. Но у неё просто не хватало денег на смену. Привычная к этому, Харука уже и не спрашивала у матери, а можно ли. Обычно ведь не спрашивают, когда ответ ясен заранее. В лагерь съездить обошлось бы куда дороже, чем слетать в другую префектуру. Давно, ещё в детстве, Харука бывала там, но в те годы она едва ли задумывалась, что это дорого, ей просто было здорово. Тяжело, конечно, она думала, что умрёт на доспешной тренировке в такую жару, но потом было здорово. Да и… Сказать честно, тогда это и не было дорого. Вполне доступно. Харука помнила, как в те года, когда мама жила с папой, ей часто покупали её любимое мороженое: гранатовое замороженное моти. Маленькой Харуке нравилось есть его и думать, что такое мороженое — истинно японское. Европейские, конечно, тоже славные и вкусные, но родное ведь всегда лучше. А Харука — настоящая японка от макушки до пят, даже несмотря на отца, в котором ничего благородного японского не было. Про отца уже, кажется, в этом мире позабыли.       А сейчас вот так как-то бестолково получается. Ни мороженого, ни летнего лагеря. Перебиваются от одной маминой зарплаты к другой, а траты всё росли. Харука боялась, что однажды этот круг сломается и вместе с тем что-то внутри неё тоже. Хотя она ведь могла сделать лучше. Но опять всё вращалось вокруг того, что ей нужна работа. Эх, а работа, работа… Сложная это штука и время с силами тянет так из тебя, что ого-го. Да и кем? Харука совершенно не представляла, куда пойдём учиться после школы. Можно, конечно, на менеджера, как мать, но от этой мысли внутри всё сводило, а во рту становилось кисло. Точно ли она сможет?       Хотя какая разница, сможет или нет, если это надо. Потому что если надо, Харука была готова сдохнуть, но сделать. Вот так совсем не по-доброму и слишком категорично. Но ведь у людей порой получается найти то, что нравится. А Харука любила… Она не знала, что она любила. Спокойствие и постоянство? Пожалуй, но это скорее было вынуждено и продиктовано их с матерью нищетой. Когда могут выселить из квартиры (а недавно мать поделилась с Харукой волнениями, что действительно могут), уверенность в том, что завтра всё будет как сегодня, — лучший подарок.       Сендай был не самым крупным городом, уступал Токио и Киото, но всё же центром префектуры, так что жизнь здесь просто летела. Порой от этого кружилась голова. Харука плохо знала о том, как всё устроено за городом, но ей казалось, что там поспокойней. Она не любила мечтать, потому что мечты — это не по-настоящему и пустое. Но всё-таки, если бы ей нужно было помечтать и представить место, в котором ей нравится, она бы подумала о деревне и небольшом магазине, где будет работать. Продавать мороженое, например, это ведь здорово. Или открыть небольшую пекарню, хотя Харука не смыслила в этом совершенно ничего. Но, пожалуй, это было бы славно: спокойно и без всяких тревог. И чтобы она просыпалась каждое утро рано-рано, зная, что торопиться никуда не надо. А встречать её будут золотые нити солнца и тысячи ветров.

***

      Они медленно спускались по лестнице, старая краска на перилах глянцево блестела. Широко зевнув, Масуми прикрыла рот ладонью и состроила страдальческое лицо. Харука решила, что никогда не будет делать горестных лиц, пока зевает.       — Ой-ой, что у нас там по времени? — забормотала Масуми, запрокинула голову и уставилась на часы. — Вот блин, уже шесть… Я так устала. Юхи, отнеси меня домой.       — Я не могу, — отозвалась Харука. — Ты тяжёлая. А я слабая.       Масуми безрадостно усмехнулась и побарабанила пальцами по перилам, а потом сняла с плеча рюкзак и уронила его на ступеньку.       — Ладно-ладно, шути сколько хочешь.       — Я не шутила.       — Ой, понятно. Я щ-щас скопычусь, — вздохнула Масуми и перевесилась через перила. Два хвостика грустно соскользнули вниз и колыхнулись. — Ох, почему перед каникулами всегда такая жесть.       Харука пожала плечом и ухватилась за лямку сумки, поспешившую съехать с него.       — Ну как… Надо. Скоро всё закончится. Мне тоже не очень нравится.       Масуми страдальчески замычала, поболтав руками, но потом вдруг энергично распрямилась, подхватила рюкзак и ухватила Харуку под руку.       — Всё, домой! — решила она с отстранённым выражением на лице.       Харука осторожно высвободила руку и за Масуми.       — Нишиноя, подлюка, сбежал-таки, — заворчала та. — На тренировку ему надо, на тренировку… А мне не надо что ли?       Нишиноя вряд ли бы обрадовался, узнав, что он вдруг стал подлюкой. Он ушёл с последнего электива, договорившись с учителем, чтобы не опаздывать на тренировку. Масуми ему, видимо, завидовала. Или просто немного обижалась.       А вместе с Нишиноей в зале был и Сугавара. Может быть, Харука не знала наверняка — давно не видела его, даже не знала, в школе ли он. Они уже давно не встречались на переменах ради химии. А так как это было единственное, что их связывало, долгое время они вообще не пересекались. После экзамена Сугавара отправил ей ещё пару сообщений, таких дурашливых и простых, со смайликами. Харука долго на них смотрела, пытаясь понять, есть ли в этих рожицах смысл. Они ещё лыбились на неё так… Это напрягало. Харука обеспокоилась, что деньги на телефоне закончатся, и ответила на всё одним коротким сообщением. Она и так печатала медленно, а тогда ещё и руки дрогнули. Ей это не понравилось — экзамены уже закончилось, ау, почему? А ещё она будто не знала, что сказать, и несколько раз стирала написанное. В итоге Харука устала думать, голова разболелась, и пришлось ограничиться самым простым, что только могло быть:       Спасибо.       После они с Сугаварой ещё виделись в июне, но всё как-то сумбурно, едва поздороваться успеют и уже махнут друг другу рукой на прощание. Случайно. То на перемене в коридоре, то в раздевалке перед тем, как разойтись в разные стороны, то и вовсе у школьных ворот. Сугавара обычно спешил в зал, а Харука — домой, поскорее захватить форму и бежать на тренировку. Машинальные поклоны, прощания и всё. Их пути снова разбегались, возвращаясь в их собственные жизни, совершенно не оставляя места для другого. Харуке их некогда частые и теперь такие редкие встречи напоминали перетасовку учеников в школе: каждый год классы в параллелях собирались заново, ребят мешали, как игральные карты, и ставили к новым одноклассникам. Чтобы не привыкали и им легче было смириться во взрослой жизни с тем, что люди сменяют друг друга порой чаще, чем тебе этого хочется.       Это всё было вежливо-пустое. И, кажется, единственное верное. Харука уже поняла, что из постоянного в школе только форма — та меняется лишь с летней на осеннюю из года в год ровно по расписанию, и ей всё равно. А всё остальное переворачивается целиком. И если привыкнешь к чему-то особенно сильно, отцепить потом от себя будет трудно. Так ведь и с Сугаварой, он как и всё остальное — проходящее. Наверное, думать так про людей, которые ещё с тобой, — плохо, но Харуке было всё равно. Если она не была уверена в том, что человек в скором времени не забудет её взаимно (а с Сугаварой именно так и было), то не давала себе повода втянуться в приятельские отношения. Всё-таки когда думаешь, будто вы хорошо ладите, что-то вас уже да связывает и тем сложнее будет впредь расстаться.       — Вот же… Заела, — проворчала Масуми, воюя с молнией на ботинке. — Все сегодня против меня. Юхи, ты же меня любишь?       Харука недоумённо нахмурилась.       — В каком плане?       — В любом. Помоги, а? — жалобно протянула Масуми и опустила руки. — Оно не едет.       Харука пожала плечом и кивнула. Масуми обрадовалась и быстро распорядилась:       — Так, я держу, а ты давай тяни.       Опустив сумку на пол, Харука ухватилась за собачку и дёрнула вверх. Вместе с этим у Масуми дёрнулась нога.       — Ай! Только пальцы мне не прищеми. Давай ещ чуть-чуть, оно уже зафигачилось, я чую… О-о, поехало!       Подумав, что ботинок у Масуми сейчас развалится, Харука с силой потянула собачку вверх, и та медленно и нехотя стала двигаться.       — Я лучше… Ох, лучше новые куплю, — пропыхтела Масуми. Молния вдруг застегнулась, и Харука прищемила палец уже себе и отдёрнула руку. — О! Юхи, спасибо.       — Ладно, — отозвалась та, прижимая пострадавший палец к груди.       Было неприятно, но терпимо. Примерно такие же свойства были у чувства, которое натягивалось у Харуки где-то около сердца не так давно.       За две июньские недели, которые они с Сугаварой не виделись вообще, Харука успела забыть про то, что недавно считала очень важным: вообще-то она хотела поговорить с ним хоть минуту.       Она сделала, как хотела, — назавтра после экзаменов спросила, не против ли он будет и в следующем триместре помогать ей с химией. Сугавара переменился в лице, будто это привело его в замешательство, и задумался.       «До зимы?» — уточнил он.       Харука кивнула. В руках она держала отцовскую сумку, и пальцы крепко впились потёртую лямку, царапая её ногтями. Когда молчание Сугавары продлилось слишком долго, внутри всё неприятно сжалось. Но, к счастью, он вскоре вздохнул и заговорил.       «А давай чуть попозже поговорим? — предложил он и виновато улыбнулся, постучав себя по запястью. — Мне просто бежать надо, Укай велел не опаздывать, я… Потом встретимся».       «Потом», видимо, до сих пор не наступило. Пожалуй, Харуке стоило бы уточнить у Сугавары, когда, но ей вдруг расхотелось. И вообще какой-либо интерес к химии выгорел, ровно как и к их маленьким урокам. Харука как-то перед сном задумалась, уставившись в потолок, а надо ли ей это, и поняла, что не слышит себя — в голове была пустота. Надо? Нет? Как с этим вообще разобраться? Да, ей это помогло и вроде бы учить что-то рядом с Сугаварой было неплохо. Даже приятно, но это не первостепенно, сразу же решила Харука. Но после экзамена и правда что-то надломилось, как сухое печенье, и рассыпалось.       Она даже приходила на этаж ко второгодкам к классу Сугавары, но так и не нашла его в тот день. Наверное, он и вовсе забыл про то, что хотел поговорить попозже. У него ведь тоже учёба, а ещё волейбол, тренировки, команда… А Харука начала ощущать, как среди её немногочисленных чувств копится и постепенно растёт ещё одно, странное и немного досаждающее. Это было похоже на слабую тревогу, тихую, но всё же не дающую покоя.       Харука прислушалась к этому чувству и подумала, что скучает. И тут же решила, что это надо прекращать и не дать этому чувству захлестнуть её с головой. Такое нужно уничтожать, пока оно слабое.       Выйдя на улицу, Масуми вздумала расчесаться. Она вручила Харуке свой рюкзак и откопала в нём расчёску. А потом, заметив кого-то, радостно ахнула и помахала рукой.       — О, Савамура-сан! — крикнула Масуми, подзывая того к себе. — Эй, ну Савамура-сан, мы тут. Привет-привет.       — И тебе привет, — кивнул он и посмотрел на Харуку. — И ты здравствуй.       Она с поклоном пробормотала то же самое.       — Ой, а вы что, уже с тренировки идёте? — расстроенно спросила Масуми. — Так быстро у ва всё…       — Вообще-то нет. У нас перерыв. Укай отпустил подышать воздухом, а то в зале совсем душно стало. Вон, сейчас догонят, — усмехнулся Савамура, обернувшись. — Эй, вы там умерли?       Нишиноя в ответ возмущённо заорал, что он полон сил, а Асахи отмахнулся. А потом из-за дверей показался тот, о ком Харука позабыла.       — Привет, — выдохнул Сугавара, ладонью утирая взмокшее лицо. — А… Чего вы тут?       — А нас только отпустили, — отозвалась Масуми и сердито стукнула по стене. — А Нишиноя, подлюка, сбежал.       Савамура тихо фыркнул, покосившись на Нишиною. А тот подскочил к Масуми, уставил руки в бока и свирепо уставился ей в глаза, вздёрнув подбородок.       — Кто подлюка? — взвился Нишиноя и зашипел на неё. — Я тут между прочим пахал!       Масуми оттянула пальцем веко и высунула язык, а потом похлопала его по макушке. Нишиноя насупился и сбросил её руку. С учётом того, что она была выше на полголовы, и общей субтильности Нишинои, Масуми выглядела как его семпай, приставленный к нерадивому младшекласснику.       — Сделаешь так ещё раз, я тебя укушу, — доходчиво предупредил Нишиноя.       «Здорово. Он откусит ей руку», — с сожалением подумала Харука и покосилась на Сугавару. Тот облокотился на ограду и устало глазел на небо, словно позабыв обо всех вокруг. Харука сделала шажок к нему, потом второй и оказалась достаточно близко, чтобы Сугавара её услышал.       — Слушай… — начала она, и он тут же обернулся.       — А?       Харука нахмурилась, сразу растеряв всё, что хотела сказать.       — Ты сказал, что мы попозже поговорим, — пробормотала она, не глядя на Сугавару. — Так вроде и не поговорили?       — А, да? Когда?.. — растерянно спросил Сугавара, а потом хлопнул себя по лбу. — А-а, точно… Юхи-сан, извини, я совсем замотался.       — Забыл? — уточнила она.       Сугавара виновато вздохнул.       — Забыл.       — Ну… Ладно.       Харуке, в общем-то, было всё равно. Она понимала, что Сугаваре не до неё. А это «потом» можно вообще забыть, чтобы оно растворилось, как все невыполненные обещания. Харука не видела в этом ничего страшного. Ведь это не так важно.       — Слушай, ты в пятницу свободна?       — Я… Не знаю? У нас, кажется, по математике будут дополнительные. Я не уверена, что отпустят вовремя.       Сугавара понятливо кивнул и сделался задумчивым. Он запрыгнул на ограду, свесил ноги и побарабанил пальцами по бетонной поверхности, а потом негромко произнёс:       — Понятно. Слушай, это ведь может подождать? Химия, экзамены, все дела… Следующие ведь только в декабре. Давай спишемся и после каникул уже решим. Это ведь не критично?       Харука пожала плечом. Конечно, не критично. Сугавара мог вообще сразу сказать, что больше не хочет тратить на неё время. А он вон добрый какой.       — Тогда славно, — заключил Сугавара. — Знаешь, я бы и на каникулах не против встретиться, мы просто, ну… В лагерь уезжаем. Вещи надо ещё собрать, так что после пятницы у меня совсем напряг, извини.       — А, точно… А у меня подруга тоже в лагерь поедет, — зачем-то сказала Харука. — Ну, только не в волейбольный.       — О, по кэндо? — оживился Сугавара. — А ты?       — А я нет, — растерянно пробормотала Харука, опустив взгляд. Носки её туфель были затёртые и пыльные. — Я не могу в лагерь. У меня… Я не могу.       Сугавара понятливо кивнул и помахал на себя руками. Из зала высунулся кто-то из ребят и покричал, зазывая всех обратно. Савамура ухватил Нишиною, порывавшегося спихнуть Масуми в крапиву, за шиворот и уволок его за собой. Асахи виновато улыбнулся, рассыпался перед Масуми в извинениях и поспешил за ними.       — Ой, ладно, — бросил Сугавара, зевнул и спрыгнул на землю. Он обернулся к Харуке и помахал ей на ходу. — До встречи! Потом разберёмся, ты только напиши и напомни!       Харука кивнула и подумала: «Напомню».       Все собирались в летний лагерь, и Масуми, и Сокудо, и Сугавара. Только она оставалась. Харука вдруг ощутила себя парадоксально для тёплого летнего дня неуютно. Словно через несколько дней весь Сендай опустеет, оставив её в одиночестве. И вокруг будут только палящее солнце и стрёкот цикад.