***
Когда наконец возгласы первокурсников стихли, а в аудитории воздух начал накаляться, тишина постепенно начала разбавляться неразборчивым шепотом переговаривающихся студентов. Осаму откровенно скучал, несмотря на то, что первый учебный день только начался. Он подпер ладонью лицо, обратив внимание на нового рыжеволосого знакомого, что рубился в телефоне в какую-то популярную игру, названия которой сам Осаму не помнил, не слушая спор Такеши и Кэна. Дазай остался удовлетворен началом дня, так как теперь на вопрос матери о том, познакомился ли он с кем-то, будет честным. Ему не придется врать, что он делал много-много раз, утопая во лжи, и потянув за собой близких в этот омут неправды. Осаму осознавал, что Сая прекрасно чувствует его ложь. А может это все навязчивые мысли, что его раскрывают давали такие параноидные мысли. В любом случае, ему все же было мерзко врать хрупкой и добросовестной женщине, давая ей малую надежду на спасение сына и улучшение его состояния. Мать троих детей желала помочь младшему ребенку, чувствуя оправданную вину перед ним, перекидывая его то к одному психологу, то ко второму, а еще к психиатру, конечно, но тщетно. Таким волнующимся близким психически больных людей стоит понять одну простую истину — их не спасти, если они сами этого не хотят, а зачастую человек с депрессией не имеет никакого желания помочь себе. Никакой квалифицированный психолог не вытащит их из ямы, которую они продолжают копать глубже, словно чертову могилу. Из размышлений его вывела вновь всепоглощающая тишина, что нависла над аудиторией. В помещение вошел маленький и худенький мужчина в очках с тонкой оправой, постоянно их поправлявший. Он быстрым нервным шагом направился к столу, попутно что-то проверяя в своей голубой прозрачной папке. Тонкие губы преподавателя активно двигались, словно он говорил самому себе, стараясь запомнить что-то или в чем-то удостовериться. Положив папку на стол, азиат оглядел студентов и с улыбкой заговорил. — Добрый день, первый курс, — преподаватель потер седые виски, ненадолго замолкая, дабы перевести дух, — Меня зовут Харада Иоши и я ваш куратор. Мне очень приятно видеть таких статных и красивых молодых людей, в чьих руках международные отношения. Надеюсь, мы с вами поладим, а сейчас заполните анкеты. Расписание, наверное, вы уже знаете, так что нет нужды вам повторять одно и то же. Щуплый мужчина активно и юрко двигался, раздавая бумажки первому ряду, пока те передавали остальным ту самую анкету. Студенты не особо живо доставляли «сверхважный» лист, лишь лениво поворачивались и клали на стол соседям сзади, словно пытались тянуть время и спасали себя от продолжения беседы с куратором. Осаму с улыбкой принял анкету из рук красивой стройной барышни, жестом показывая позвонить ему и подмигивая улыбнулся, вводя ту в смущение и заставляя азиатку уткнуться в свой листок и не поворачиваться. Дазай уставился на анкету и глубоко вдохнул. Вот что он ненавидел так, как жизнь и собак — что-то писать или заполнять. Японец бежал от любой бумажной работы, какой бы детской она не была. И даже такое действие ни о чем, как банально заполнить анкету, заставляло его закатывать глаза и с недовольством браться за ручку. В такие моменты он понимал, что быстрее отправится на свидание с чертями и котлом, чем выйдет на работу и утопится в бумаге, как его отец. Вот никогда не понимал его Осаму, он ведь всю жизнь занимался ненавистным ему делом. В детстве Дазаю даже казалось, что папа зол именно поэтому, вот и жалел его. Акайо приходил уставший, дома был занят, а чуть заря — его уже нет. Даже когда он сел в кресло министра иностранных дел, то особо не бился в экстазе, лишь собрал семью в ресторане и молча запихнул в себя кусок торта. В принципе, так могло бы и быть в любой другой день. Уже потом Осаму откровенно недоумевал, став чуть старше. Отец действовал по указке своего отца и вырос не самым счастливым человеком, так зачем он бежит по его следам и пытается точно так же заковать сына в кандалы отцовской тирании? Акайо ведь даже не хотел слышать про работу детективом, поставив сыну три выбора: медицинский, международные отношения и женитьба. Одно другого не радует и он вяло согласился на второе, ловя сочувствующий взгляд старшего брата Кейдзи. Осаму под эти размышления быстро закончил с неприятным делом, нервно щелкая ручкой и всматриваясь в лица студентов. Он не понимал почему, но проглядывать каждую деталь окружавших его людей нравилось ему, так как хорошо изучив человека, ты легко сможешь сделать о нем по большей части верные выводы: разглядеть привычки, социальный статус, его отношение к тому или иному человеку. Да много чего полезного узнать можно. Вот и сейчас взгляд суицидника остановился на юноше, неподалеку сидящем возле окна, что тоже уже без дела проводил время, покусывая боковой валик большого пальца и забавно щурясь из-за попадания солнца на лицо. Брюнет, казалось, не замечает никого перед собой, и явно не собирался. Он лишь смотрит в одну точку и думает о чем-то своем. На момент Дазай поинтересовался, о чем таком мечтает его однокурсник. Отрываться от парнишки Дазай не собирался, лишь устроился поудобнее, разглядывая парня: потрепанная черная толстовка, что была велика ему на несколько размеров, черные волосы чуть выше плеч и длинная падающая на лицо челка. Картину маслом «Ходячий труп вокзала» завершала только болезненно бледная кожа и ненормальная худоба. Смотря на это все, у бинтованного возникло желание потыкать в него палкой, дабы убедиться, что тот точно все еще жив. Заметив столь напористый взгляд, сиреневые глаза пошли на встречу с наглыми карими, заставляя японца наконец выпрямиться и активно заморгать. Вот черт, он только сейчас понял, что даже не моргал, как неживая кукла из фильма ужасов, глядящая на жертву. Жуткое, наверное, зрелище. Дазай не отводил глаз от брюнета, играя с ним в гляделки и заставив тонкие брови юноши вопросительно дернуться, задавая немой вопрос: «Что ты хочешь?». Однако, не получив ничего, кроме глупой улыбки, он отвернулся от парня, вновь пропадая в своих мыслях. Дазай покрутил в руке ручку, размышляя о том, какой же редкий цвет глаз у того иностранца — сиреневые. Такие глаза вообще бывают или только в аниме? Они были бы еще прекраснее, будь менее… пустыми. Осаму подметил холодное безразличие погасшего взгляда, а дополняющие синяки и мешки под глазами, заставляющие окружающих беспокоиться о почках брюнета, делали из него того еще мученика, познавшего жизнь. Внешний вид иностранца оставлял желать лучшего. Суицидник хмыкнул, переводя взгляд на вновь разговорившегося куратора, махающего папкой, заставляя некоторых студентов переглянуться. Однокурсники ему казались однозначно «интересными» ребятами, чего одна рыжая «принцесса» стоит с этими визгами и угрозами. — «Меридочка есть, труп невесты имеется, богатые детишки в комплекте, крашеная в блонд японка с внешностью айдола из «Twice», ну и темноволосый любитель экстравагантных причесок. Это все хорошо, конечно, но где мой темнокожий друг с героином-то?» — думал про себя японец, не слушая Харада-сенсея, все еще вспоминая свою идею повторить какой-нибудь фанфик в реальной жизни, но вместо темнокожего дружка под два метра ростом с огромными мускулами, за ним увязался худенький, но милый рыжий Танидзаки и два его товарища. Люди не особо противные, вежливые и из достаточно приличных и явно обеспеченных семей. Так это понял Осаму, заметив стильную выглаженную одежду и вдыхая оригинальный парфюм ребят. Суицидник на этот раз не приложил особых усилий, но он уже понравился и влился в коллектив. Успех, что еще сказать? Парень глянул на список курсов из базовой программы и факультативы, переданный ему Джунчиро, рассматривая, что входит в обязательную программу, а что по выбору. История международных отношений, Теория международных отношений, Социология, Теория гос-ва и права, Основы маркетинга и менеджмента, Теория игр, Теория и история дипломатии. Шепотом проматерившись, бинтованный в очередной раз понял в какую черную дыру скуки его засосало. Парень в принципе был аполитичен, но сейчас он, с детства ненавидящий всю эту политику, учит то, что с ней прямо связано. Если это не издевательство и не моральный садизм, то он даже пытаться не будет обозначить желание отца видеть сына на этом факультете, словно Акайо делал все наперекор сыну. Скатываясь вниз на стуле, он мысленно согласился, что уж лучше бы помер полтора года назад в ванной, а не сидел на этих парах в компании мамкиных политяг. Пересилив себя, юноша еще раз глянул на листок, уже читая курсы по выбору. Заметив слово «психология», Осаму оживился, понимая, что туда хоть будет ходить поинтереснее, да и желающего его убить Накахару явно там ждать не стоит. — Я надеюсь, что вы уже определились с языком для языковой подготовки, вам стоит решить, что для вас важнее: подтянуть второй иностранный язык или прокачать ваш английский. Вы выбираете сами понравившийся, а зачастую студенты у нас отправляются на стажировку в те страны, какой язык выбрали для изучения, — говорил преподаватель, снимая очки и осторожно протирая их специальной тряпочкой, — А вот чтоб проверить ваши знания и силы на практике, вы будете участвовать в играх и конференциях. Учтите, учиться вам придется долго, ведь для успешной карьеры требуется магистерская степень. — «А какое тут стоп-слово?» — Дазай закатил глаза. Японец осознал, что язык не выбрал, да и английский он с детства учил неохотно на пару с немецким, а тут еще иди учи третий и получи от отца катаной за то, что путаешь японские слова. Языки в принципе его никогда не привлекали, ведь уезжать из Японии он не планировал, да и становиться какой-то политической фигурой тоже. Ему всегда была ближе карьера художника, ну или частного детектива, что не так удивительно, ведь один из его любимых рассказов «Бриллиантовая диадема». Перспектива потратить всю молодость на учебу его не радовала, но вспомнив, что доживать до ее конца он и не планирует, парень расслабился, откинувшись на спинку стула и поддаваясь назад. — Я искренне надеюсь, что учеба будет вам даваться легко, ведь люди вы неглупые, раз попали сюда, а что еще мне хочется осветить, так это… — договорить мужчине не дал раздавшийся громкий звук упавшего стула, что заставил нескольких студентов ахнуть, а остальных обернуться на шум. Жертвой падения стал Осаму, чьи ноги торчали наверху, а сам он лежал на полу, пересчитывая появившиеся кружащие звездочки перед глазами. Сколько раз так падал в школе, а урок этот не усвоил. Осознав, что находится в публичном месте, да еще и на лекции, явно испугавший всех своим падением, бинтованный пришел в себя. Ничего, скоро и эти привыкнут, продолжая вести занятия, как ни в чем не бывало. — Ой, — первое, что издал японец, медленно вставая и поднимая за собой стул, — Не очень красиво получилось, хе-хе… — потер затылок Осаму, смотря на изумленного Харада-сенсея и студентов. Осаму мимолетно разглядел среди этих уставившихся на него, как на инопланетного зверька, глаз, и те самые чарующие своей пустотой сиреневые. Иностранец, как и все, удивленно смотрел на парня, хотя даже растерянно, явно не ожидая, что из транса его выведет резкий удар стула об пол, а не конец скучного болтания куратора. — Вы там вообще живы? — слегка обеспокоенно произнес мужчина, опираясь о свой стол кончиками пальцев, внимательно смотря на суицидника. — К сожалению, да, — Осаму глупо улыбнулся, отряхиваясь от невидимой пыли и садясь на свое место. — Я могу продолжить и надеяться, что вы не убьетесь на первом занятии? — Торжественно клянусь, что сделаю это на втором! — Дазай клятвенно поднял руку, вызывая смешки студентов. Уж теперь он точно запомнился всем. — Так, ну, давайте все же подождем диплома? — растерянно проговорил японец, явно не ожидая такого ответа своего студента. Очки предательски слезали с переносицы, делая из мужчины какую-то карикатурную фигуру, что не удивительно в таком-то положении и с таким-то видом. — О, так вы даете разрешение сделать это на вручении и войти в историю университета?! — восторженно выкрикнул Дазай, резко вставая с места, чем снова ошарашил Иоши, что тот даже руки опустил, сам чуть не падая, теряя опору перед собой, но стол не дал этого сделать. — Войти в историю, как самый конченый студент-имбецил? — раздраженно вставил Накахара. — Так, выражения, я вас прошу! — мужчина поправил очки. — Вот-вот, Чуечка, смеяться над подобными болезнями очень плохо! — сын политика покачал указательным пальцем, шуточно порицая. — Слушай, не выключишь в себе идиота, то самоликвидироваться тебе не придется, потому что помогу тебе отправиться на тот свет уже я, — голубоглазый повернулся к Осаму. — Чу-у-я, не знал, что ты такой хороший! — восхищенно пропищал парень, не замечая раздавшийся в аудитории смех, — Заинтересован в парном суициде? — Кажется, к тебе подкатывают, Чу! — воскликнул чей-то мужской голос, чем вызвал еще одну порцию смеха, но уже более громкого. — Да я сейчас тебе, ган… — продолжение фразы прервал громкий стук папкой по столу и тяжелый вздох. — Я смотрю, вы вообще забыли о том, где находитесь? — все тут же замолкли, смотря на японца, — Накахара, Дазай, оставьте ваши брачные игры до конца учебного дня и не отвлекайте остальных, что хотят учиться, пожалуйста. Когда Харада-сенсей получил в качестве утверждения кивки обоих студентов и виноватый вид Чуи, он продолжил. На радость преподавателя, больше перепалок за учебный день не было, так как Чуя сам старался держаться подальше от надоедливого бинтованного идиота, предотвращая конфликты и проводя время в компании Акутагавы, что утихомиривал вспышки гнева рыжего в курилке, когда тот вспоминал, что сегодня, в первый день учебы, его отругали из-за грязного языка парня. Не смотря на богатое начало, учебный день в принципе выдался коротким, всего с двумя парами. Отыграться решил уже завтрашний день с пятью, что вообще не радовало Осаму. Дазай понимал, что сегодня будет важный ужин в отеле с коллегами отца, что закончится приблизительно к полуночи, а Осаму не спал прошлую ночь, если вспомнить, приедут домой они ближе к часу, в два, после душа и сборов, японец только заснет, а добило парня осознание того, что вставать ему придется в семь. Сна катастрофически не хватало, с учетом того, что лекарства, которые он принимал по назначению психиатра, клонят в сон похлеще, чем пары в этом «цирюльнике», а их прием под строгим наблюдением матери и персонала. Посочувствовав самому себе, японец уже мысленно представил количество кофеина, что в него сегодня войдет. Организм работал на износ, так что бодрости он не получит, а вот трясучку рук и паническую атаку к концу дня скорее всего словит. Лишь бы не на людях. Стоя в курилке с Танидзаки и Кэном после занятий, Осаму размышлял о том, как все же приятно морально разлагаться в мягкой постельке, с удовольствием засыпая тогда, когда бессонница отпускает и не думать о том, что завтра рано вставать. Хотя персонал под напором отца все равно поднимет к восьми, но бывают счастливые дни и без его криков с утра. Осаму затягивается, в шутку пуская дым в лицо Джунчиро, вызывая у того недовольное ворчание и смех брюнета с брекетами. — Если Наоми учует, что от меня несет сигаретами, то я вас двоих повешу за предложение сходить с вами, — возмущенно цыкнул рыжий, скрещивая руки на груди. — Твоя девушка? — спросил Осаму, затягиваясь и облокачиваясь на стену локтем, скрещивая ноги. — Сестра. — А, ой, — состряпал глупое, но в то же время невинное выражение лица, чем заставил знакомого улыбнуться, — Слушай, а чего этот рыжеволосый гномик злой такой ходит? А еще с такой-то агрессией все его знают, да руку пожать лезут. Не, я конечно понимаю, что маленькие люди злее обычно, но ведь должна быть причина, по которой он срывается на каждую безобидную шутку. Дело ведь не только в росте и маленьком…? — Ты про Накахару Чую? — удивился Танидзаки, прерывая суицидника. — Ага. — Серьезно его не знаешь? — спросил брюнет, потушив сигарету, но сразу потянувшийся за второй. — Да откуда? — Дазай взял пример с однокурсника и тоже достал из пачки еще одну, поджигая, приготовившийся слушать увлекательную историю про «злого карлика». — Так фигурист некогда известный, — задумчиво произнес Кэн, — В 15, если не ошибаюсь, взял золото на чемпионате мира, в Канаде с известным тренером тусил, большие надежды подавал. — Дай угадаю, травма? — усмехнулся Дазай. — Она самая! — Танидзаки щелкнул пальцами, — В 17 тренировал аксель, очень неудачно упал, чуть не до потери сознания ударившись головой, ну и повредил спину. Операцию делали, вроде как. — А вы его фанаты, раз столько знаете? Я просто от мира спорта во-о-обще далек. — Да просто я фигурное катание люблю, до одиннадцати сам занимался, вот и в курсе наших спортсменов, — пожал плечами рыжий, — Я даже удивлен увидеть его здесь. Ну, а агрессия может быть связана с тем, что он занимается не своим любимым видом спорта, а учится с бесячим сынком министра? — Эй! — возмутился Осаму, шуточно толкая однокурсника. Танидзаки толкнул того в ответ, вызывая у Дазая смех. После перекура, японец достал телефон из кармана и написал водителю о завершении пар, прося приехать. Юноша направился к выходу с ребятами, провожая их до дороги, весело махая в след уходящим новым знакомым. Остановившись, он убрал руки в карманы, насвистывая ненавязчивую мелодию. Суицидник подумывал вздремнуть все же часок по приезде домой, пока отца не будет, иначе он просто не доедет с семьей до отеля, уснув еще на коврике у входной двери дома. От скуки и размышлений парень дошел почти до остановки, замечая стоящего там знакомого студента. Иностранец поправлял тонкие ручки тканевого серого рюкзака, что съехал с его худых плеч, не замечая, как сам рюкзак был открыт. Дазай всерьез начинал верить, что этот человек совсем ничего вокруг себя не замечает, изолируя себя от внешнего мира. Осаму направился в его сторону поздороваться, но приехавший автобус сиренеглазки помешал этой затее. Брюнет зашел в него, пропустив падающую из рюкзака книгу. — Эй! — Осаму ускорил шаг, но двери автобуса предательски закрылись, а водитель уже нажал на газ, так что когда он был на месте, горе-суицидник застал лишь отдаляющийся автобус и лежащую на земле книгу иностранца. Суицидник поднял ее, покручивая в руках и рассматривая. Черная обложка была знатно истертой, что сразу заметил бинтованный, а на ней красовались большие непонятные буквы белого цвета. Открыв книгу на первой попавшейся пожелтевшей странице, Дазай осознал, что написана она на незнакомом совершенно ему языке. Каких-то предположений на счет того, какой это язык, Осаму не делал, лишь положил ее в барсетку, планируя отдать хозяину завтра утром. Еще немного постояв, суицидник направился вновь ближе к кампусу, ожидать появления Хиро-сана.***
— Дазай-сан, вставайте, пожалуйста, — вежливый женский голос персонала настойчиво пытался добудиться до него, пока тот мычал и крепче прижимал к себе мягкую подушку, — Дазай-сан, ваш отец ждет вас. Слово «отец» окончательно вырвало парня из цепких рук сновидения, заставив его наконец резко сесть и тут же снова лечь из-за резкой головной боли и подступившей тошноты. Доигрался. Этот «часик» дорого ему обошелся, сделав из просто вялого студента уже разбитого. Парень накрыл рукой лоб, недовольно промычав, давая сигнал женщине, что тот услышал ее и сейчас доковыляет до кабинета отца. Дайте ему просто еще пять минуточек. — Нет, вы не поняли, Дазай-сан, ваш отец… — но договорить ей не дал тяжелый вздох мужчины и такие же тяжелые быстрые шаги, направляющиеся к нему. Подойдя к кровати, Акайо, совершенно не церемонясь, сдернул одеяло с сына. Глаза суицидника широко распахнулись и уставились на мужчину. Такого предательства судьбы он не ожидал, думая, что отец лишь в кабинете ждет его, а не стоит в его комнате молча, наблюдая за спящим Осаму. Поймав на себе неодобрительный пробегающий взгляд, он понял, что в добавок и заснул в той же одежде, в которой и пришел, успев лишь скинуть с себя сумку и наконец прилечь. — Ты что, опять непонятно чем занимался всю ночь, и теперь бессовестно дрыхнешь посреди дня? — ледяной, чеканящий каждую буковку, голос министра окончательно разбудил юношу, — Осаму, сейчас уже пять вечера, через два часа нам надо выходить. Позволишь узнать? — суицидник кивнул, — Какого хрена ты все еще лежишь? Дазай встал, потирая левый глаз, буркнув что-то по типу: «Понял. Каюсь». Еще раз цыкнув, Акайо направился прочь из комнаты, пока женщина выкладывала выглаженный и новый черный смокинг с красным галстуком на кровать, кланяясь и поспешно покидая комнату. Осаму небрежно откинул одежду на пол, поджимая губы. Теперь мужчина половину вечера будет зудеть о сегодняшнем случае, если не приставит сыну «контроль сна», чтоб те внимательно следили, как молодой господин засыпает не позже часу ночи. Настроение окончательно испортилось, а ногти предательски больно впивались в кожу на ладонях из-за сжатых кулаков. Он вскочил с кровати и пнул рядом стоящую тумбу, через секунду шикнув из-за необдуманного действия. Опять ехать куда-то и опять строить идеальную семью. Такую идеальную, что японец еле сдерживает рвотный рефлекс, когда в свете Акайо мастерски играет заботливого отца. Хоть в этом они с ним похожи — оба играют кого угодно, но не себя. Уже собранный Дазай смотрелся в зеркало, укладывая столь непослушные кудри назад, что никак не хотели сдаваться с миром и поддаться укладке. Приведя волосы в более надлежащий вид, он еще раз взглянул на себя в зеркало, внимательно всматриваясь в отражение темноволосого высокого юноши. Он не видел в нем веселого заводилу, не видел обольстителя женских сердец, да даже умного студента он в этом азиате не смог разглядеть. На Дазая смотрели пусто, пугающе пусто. Вид у этого человека был отстраненный и безжизненный, как у того самого однокурсника у окна, что почти всю пару просидел в своих мыслях, как у того однокурсника с необычными глазами, лишенных всякого жизненного блеска. Осаму сделал глубокий вздох и медленно поднял уголки губ, все еще следя за своим отражением и оценивая, насколько правдоподобна его улыбка сейчас. — Я готов завоевывать дам и злить мужчин! — громко объявил суицидник, несясь по лестнице вниз, где его мама перед зеркалом в коридоре надевала праздничные серьги. Повернувшись, как услышала младшего, она улыбнулась. — До чего у нас красивый, — Сая поправила пиджак своего сына, обращаясь к спускающемуся мужу. — Да, брюки хорошо сидят и пиджак не так висит, как предыдущий, — не смотря в сторону семьи согласился Акайо, надевая наручные часы, — Пора, некогда рассусоливать. Осаму лишь улыбнулся шире, первым выходя на улицу.***
Вечер на крыше одного из самых известных отелей города был куда более посредственный, чем предыдущие подобные встречи с важными людьми, коллегами и партнерами отца. Молодых людей возраста Осаму было мало, по большей части это были женщины, жены этих «особенных» людей. Дазай хоть и старался не поддаваться глупым стереотипам про молодых жен и взрослых дядек с толстым кошельком, как их животы, но всю юность он видел только обратное. И если женщин он прекрасно понимал, то этих «кошельков» явно нет. Например, вот этот низенький мужчина в очках каждый подобный вечер встреч приводит новую высокую стройную красавицу, обещая ей золото, шоколад, шоколад в золоте и золото в шоколаде, а по факту выбрасывает ее с арендованной квартиры в центре туда, откуда приехала в любой момент, не предупредив. А тот высокий усатый господин пришел со своей восемнадцатилетней любовницей, имея жену и троих детей. В принципе, от отца он слышал, что супруга не возникает и все знает. Наверное, именно поэтому его так раздражало ложное высшее общество. Именно ложное. Истинные «породистые» себя так не ведут, а это лишь дворняги в чужой элитной шкуре, так выражался и его отец, без особого желания вяло общаясь с такими, пытаясь быстрее закончить разговор или перевести его в деловое русло. Таких людей, как те два грязных примера, было больше, чем действительно аристократичных, гордых, с золотой жилкой богачей, оправдывая богатство не только счета, но и души, знаний. Да, именно поэтому суицидник искренне ненавидел эти встречи-«посиделки», желая поскорее вернуться домой, а не смотреть, как Акайо обсуждает проблемы, связанные с работой, или дает советы начинающим. Совсем заскучавший, Дазай подошел к разносящему шампанское мужчине, взяв один бокал и поблагодарив. Отпив немного, он перевел взгляд на двух старших братьев, что улыбались и кивали, слушая болтовню явно подвыпившего коллеги отца. Их всегда любили больше, и знакомые, и сами родители. Осаму понимал это с самого детства, поэтому к двадцати годам свыкся с этим неприятным для многих фактом. Эйдзи и Кейдзи не были виноваты в том, что выросли прекрасными медиками и сыновьями, всегда опережая мысли и желания отца, тем самым получая постоянное одобрение. Японец вновь сделал глоток алкогольного напитка, немного хмуря брови. Теплый весенний ветер приятно обдувал лицо, расслабляя и приятно унося в долину собственных размышлений. Вот только высокая фигура не позволила расслаблению продлиться долго. Светловолосый молодой мужчина вел беседу с его отцом, у которого на редкость было приподнятое настроение. Заметив взгляд сына, Акайо тряхнул головой, заставляя подойти. Тонкие пальцы сжали фужер, в то время как на лице оставалась непобедимая улыбка. Осаму шагнул к родителю и его собеседнику. — Что же ты не сказал, что вы виделись с Доппо сегодня? — спросил у остановившегося рядом сына Акайо. — «Да? Будто ты что-то слушаешь» — мысленно ответил бинтованный, но вслух произнес другое, — Забыл. — Доппо, я рад видеть тебя спустя столько времени, казалось бы, живем в одном городе, а встречаться стали так редко. Родители-то твои часто встречают меня, а вот ты перестал с ними присутствовать. — Да, Дазай-сан, подобные мероприятия мне не очень интересны, вот и давно не присутствовал на них, — спокойно объяснял Куникида. — А сегодня какой-то день особый? — Осаму усмехается, покручивая фужер в руках, после чего вновь ловит неодобрительный взгляд отца. — Узнал, что ты будешь и пришел с семьей, — ответ сероглазого слегка вывел из строя Дазая, что даже на миг перестал улыбаться. — Куникидушка, как это мило-о! — протянул Осаму, уже шуточно и не всерьез решив обнять старого знакомого, на что Куникида сделал шаг в сторону, из-за чего суицидник чуть не врезался в стол. — Выключи клоуна и не позорь меня, — прошипел мужчина, подходя ближе к сыну, на что тот цыкнул, — Доппо, я очень рад, что вы вновь улучшаете отношения и даже учитесь в одном месте. Может ты ему мозги вправишь, глядишь и человека из него сделаешь. Оставлю вас! — Акайо приподнял бокал игристого, отходя к жене. Осаму не торопился смотреть на Куникиду, а еще он не понимал смысл вышесказанных слов идеалиста. Пришел ради него? Отставил принципы ради него? Зачем? О чем им после произошедшего четырехлетней давности еще говорить? Кажется, они все сказали друг другу на похоронах Сакуноске. Уголки губ предательски дергались, а сам он делал вид, что разглядывать пузырьки газа намного увлекательнее, чем общение с товарищем. События прошлого вновь маячили перед глазами. Осаму вдруг осознал, что состояние его предательски ухудшилось, из-за чего по приходу домой он примет душ не пять минут, а явно останется на часа два, обнимая себя за колени и пусто смотря в одну точку, как-то восстанавливаясь. Ничего так не усугубляло его депрессивное состояние, как мысли о прожитом, а уж встреча с Куникидой — главной фигурой прошлого наравне с Одой, добьет, не пожалеет. Эта встреча вновь заставила Осаму почувствовать сжиравшую его изнутри пустоту, какую он на миг ощутил утром в университетском коридоре. Как он ненавидел сейчас отца, это место, самого Доппо, что зачем-то приперся сюда и несет откровенный бред, режущий слух. Не ходил на эти политические встречи и не ходил, с хера ли ты здесь? Почему сегодня? Да за что вселенная так издевается над ним? — Ты все еще пытаешься умереть? — начал разговор сероглазый, поправляя очки. — Ты не ответил на мой утренний вопрос, Доппочка, — усмешка, — Ты все еще трясешься над своей книжонкой? — вопрос заставил расшатанные нервы блондина громко цыкнуть. Дазаю всегда казалось, что вывести Куникиду из себя проще простого, ведь столь нервный парень мог разозлиться из-за любой мелочи для кого-то, но прирожденный перфекционист и идеалист явно не считал это мелочью, вечно аргументируя это нарушением норм, порядка и этикета. В детстве он находил забавным злить старшего, смеясь над реакцией и криками десятилетнего Доппо. — Ошибочно было предполагать, что ты однажды перестанешь делать больно и себе, и окружающим вокруг себя. — Ой, стой, если ты про суицид, то я уже про него не думаю. — Правда? — недоверчиво посмотрел на него сероглазый. — Ага! Теперь ищу прекрасную даму, чтоб утопиться в реке вместе! Правда двойной суицид более интересен и романтичен, чем просто покончить с собой? — нарочито громко и пискляво пропел Дазай, прикладывая руку к сердцу, мечтательно закатывая глаза. Эта несерьезность окончательно взорвала терпение молодого мужчины. — Да, спасибо что напомнил главную причину, по которой мы больше не общаемся, — сквозь зубы прошипел Доппо, — А я уже начал думать, что за четыре года в твоей голове что-то поменялось и ты вырос, но нет, остался таким же эгоистичным мудаком, думающим, что страдает один он. Если бы ты мог посмотреть на мир иначе, а не зацикливаться на себе, то ты бы многое осознал и перестал привлекать чужое внимание показушными попытками самоубийства и шрамами с бинтами. Улыбка парня дрогнула. Ты не прав, Куникида, в голове Осаму действительно многое изменилось. Например, суицидник принял одиночество как должное, как и понял тщетность попыток найти смысл жизни. Слова бывшего лучшего друга заставили суицидника окончательно пожалеть о приезде сюда. Не то, что человек с затяжной депрессией хочет слышать. — А-а, так почему тогда ты не сказал, что устал от моего нытья и самонакручивания? — улыбнулся шире Осаму, — Просто я эгоистичный ушлепок, что своими проблемами действовал на нервы и тебе, и Оде! А я все думал, почему ты сказал, что хочешь прекратить наше общение! — Осаму тихо рассмеялся, прикрывая глаза рукой, — Спасибо, что объяснил, но я думал, что по моему поведению утром это было понятно. — Так я убедился. — Молодец, Доппочка, убеждаться не разучился, — пошутил Осаму, выпивая остатки алкоголя в фужере. — Бесишь. — Продолжу это завтра в университете! А сейчас извини, хочу уделить время той барышне в красном платье, — он развернулся и пошел дальше, на миг останавливаясь, — Кстати, не забудь записать, что отсутствие сексуальной жизни пагубно влияет на нервы и вызывает излишнюю раздражительность. — Дазай! Но вместо ответа он получил звонкий смех и забытое Доппо его: «Пошутил». Куникида опустил взгляд, сжимая кулаки. Дазай не смог измениться и найти выход, а Доппо не смог перебороть свой страх. В конечном итоге они оба остались в явных дураках.