Синдром спасателя

***

Dazai Osamu: Sweety-y (7:06) Dazai Osamu: Ты уже в университете? (7:06) Dazai Osamu: Дост? (7:09) FD: Да. (7:09) Dazai Osamu: Жди меня (7:10) FD: Зачем? (7:10) Dazai Osamu: Я скоро приеду и будем любиться (7:10) FD: Ты же, насколько я помню, хотел уйти к Чуе. (7:10) Dazai Osamu: Я никогда не был против полигамных отношений, Дост-кун. Особенно с милой рыжей принцессой, да такой сладкой конфеткой, как ты (7:11) FD: Не понимаю о чем ты. (7:11) Dazai Osamu: Я вижу через экран телефона твое смущение =^.^= (7:12) Dazai Osamu: Опять игноришь: ((7:15) FD: Я заблокирую тебя, Осаму, если ты продолжишь писать мне подобный бред утром и вечером. Мне тебя много и в университете. (7:17) Dazai Osamu: Божечки, я же просто шучу: с. Все русские воспринимают все так близко к сердцу? Хотя стоп. У вас есть сердце? (7:17) FD: Дай мне вздремнуть до твоего прихода. (7:19) Dazai Osamu: О! Так ты согласен со мной поболтать? (7:19) FD: У меня есть выбор? (7:19) Dazai Osamu: Не-е-ет (7:19)       Осаму улыбнулся, смотря на экран телефона. Настроение на удивление было не таким уж и отвратительным, как обычно это бывало по утрам и не только, так что учебный день пережить вполне было возможно. Сегодня и отца с утра не было, что дало возможность на утренний перекур и более спокойный завтрак за беседой с братьями. Акайо не вернулся со вчерашнего вечера, уехав на работу, и утром написал, что будет лишь к обеду. Члены семьи, конечно, расстроились, но не младший уж точно. В добавок к этому, в Йокагаму вновь вернулась солнечная погода, лишь оставляя в качестве напоминания о дождливом дне незначительные лужи, которые вскоре исчезнут. Апрельское утро определенно радовало, позволяя откинуться на мягкую спинку сидения, да дергать ногой в такт любимой музыке, проигрывавшей в наушниках.       Dazai Osamu: Я уже приехал! (7:28)       Вибрация на телефоне заставила брюнета вновь открыть глаза и посмотреть на пришедшее только что сообщение от неугомонного шатена, что намеревался доставать его и вне учебного заведения. Федор проигнорировал сообщение, выпрямляясь и доставая из рюкзака бутылку воды. Сон, как всегда, продлился от силы три часа в общей сумме, что не могло не отразиться на его самочувствии. Голова кружилась, а к горлу подступала привычная парню тошнота. Сил не было банально моргать, а не то, что думать или нормально функционировать на занятиях, на которые юноша был не способен. К огромному счастью, пары всего было три, так что малый шанс на сон после тяжелого дня был. Это казалось Достоевскому единственным лучом в мрачном жизненном коридоре студенческой суровой реальности, в которой сон явно был редким удовольствием, особенно, если тебе приходится параллельно и работать.       Стоило Федору сделать лишь пару глотков, как в аудиторию влетает причина его «активной» социальной жизни. Осаму весело улыбается ему, махая приветственно рукой в привычной манере. Шатен снимает наушники и бодрым шагом доходит до русского, присаживаясь рядышком, отворачиваясь ненадолго лишь для того, чтоб убрать наушники в сумку, скомкав их. Об этом японец позже пожалеет, когда будет распутывать их достаточно долго в машине, ворча и ругаясь.       — Сегодня ты выглядишь намного хуже, чем обычно, Дост-кун, — обеспокоенно произносит Осаму, всматриваясь в бледное лицо однокурсника.       — Не важно, — Федор отмахивается, откидываясь на спинку стула.       В глазах действительно темнело, а голова кружилась, как на чертовой карусели. Все это можно было списать на отсутствие нормального сна, однако зная и здоровье брюнета, и его питание, то пазл складывался сам собой. Ничего удивительного в том, что русский сейчас вновь потеряет сознание не было, это для него было вполне ожидаемо, только вот в публичном месте такую слабину давать не хотелось. Оттого и надо было построить из себя здорового, пока выдавать тебя будет лишь заторможенность и трупный цвет кожи, на фоне которой синяки казались явно ярче.       — Важно, — воскликнул Дазай, вставая, — Тебе не стоило приходить, раз чувствуешь себя плохо! Дост-кун, не относись так безразлично к собственному здоровью, — Федор переводит на него взгляд и усмехается.       — А сам? — заметив удивленное лицо шатена, русский продолжил, — Сам заботишься о себе? Не думаю.       Кареглазый заметно нахмурился, поджимая губы. Признавать правоту студента не хотелось абсолютно, но и ответить на такое было крайне сложно. Был вариант придумать сказку, что он не прав, а Дазай просто фанат всего здорового, но вспомнив, что русский прекрасно знает о вредной привычке юноши, Осаму отложил эту идею, решив просто не отвечать на эту провокацию.       — Что у тебя болит? Я сбегаю в аптеку, — шатен взял барсетку со стола, пока глаза русского расширялись.       — Не нужно мне ничего брать, — Достоевский дернул головой в сторону однокурсника, о чем через секунду пожалел, свалившись на парту, — Такое зачастую бывает.       — Почему? — Дазай наклоняется к Федору, обеспокоенно рассматривая того.       Федор часто дышал, изредка дергая губами, видимо, от неприятных ощущений. Глаза были прикрыты, а на лицо вновь небрежно падали черные волосы, мешая нормально разглядеть юношу. Сейчас Достоевский всерьез обдумывал слова однокурсника о том, что следовало все же остаться дома и хорошо отоспаться, да поесть, а не тащиться сюда, страдая.       — Анемия у меня, — чуть раздраженно бросает Федор, жмурясь.       — Тогда жди меня тут, — японец шустро направляется к двери, наплевав на то, что его имя несколько раз окликают.       Федор, преодолевая мерзкие ощущения, поднимает голову и шарит в рюкзаке, в попытках найти телефон. Как задача была выполнена, русский активно начал набирать знакомому контакту в соц.сети сообщение, не задумываясь о правильности написания японских слов в данный момент. FD: Ну куда ты пошел? (7:48)       Ничего в ответ не пришло. Оставшись проигнорированным, брюнет глубоко вздыхает, мысленно молясь о том, чтоб этот придурок и впрямь сейчас не побежал покупать кучу лекарств своему однокурснику, на что тот вполне был способен. Достоевский, что не привык получать какую-то помощь, нервно покусывал боковой валик большого пальца, не замечая, что тот начал кровить, но Федор совершенно не придал этому никакого значения. Это все было и странно, и непривычно, и отдавало тревогой. Самое ужасное, так это то, что Дазая было не остановить, если он что-то и решил учудить. За столь скромное время общения Федор это четко осознал.       Через минут десять японец вернулся, держа в руках стакан с чем-то горячим, о чем свидетельствовал выходящий пар. Осаму улыбался, спешно подходя к брюнету, словно боялся, что может не успеть. Стакан был поставлен рядом с «больным», а сам азиат садится на свое место, смотря на то, как удивленно и мило выглядит сейчас русский однокурсник с этим удивленным видом.       — Это не яд, — смеется Дазай, пододвигая стакан ближе, — Всего-то сладкий черный чай.       — Спасибо, — тихо произносит Федор, открывая крышку и делая первый глоток.       — Я тебе еще булочку сладкую взял, — шатен достает из сумки выпечку, посыпанную сахарной пудрой и кладет ее рядом с брюнетом, — Ты любишь сладкое? Я нет.       — Люблю, — Достоевский вертит булку в руках, с неким любопытством рассматривая, вызывая вновь громкий смех однокурсника.       — Она с вишней! А я себе взял слойку с сыром, — японец показывает свой перекус, улыбаясь, — Тебе ведь будет неловко есть в одиночестве.       — Странная моральная поддержка.       — Но зато какая действенная!       Достоевский выдавливает подобие улыбки, прикрывая рот ладонью, пряча ее. Кто бы мог подумать, что шатен может быть таким заботливым? Не всегда ведь ему идиота-то играть. Русский задумывается, смотря на еще теплую выпечку, что зависла у его лица.       — До-ост, ты все еще пытаешься там найти крысиную отраву? — усмехается Дазай, кладя локоть ему на плечо, на что темноволосый дернулся, — Ой, ты чего?       — Я не очень люблю прикосновения.       — Я тоже.       — Твоя рука на мне.       — Да.       — Если бы я только мог срифмовать, — на русском произносит брюнет, улыбаясь, смотря на удивленное лицо собеседника.       — Федо-ор, — хныкнул японец, убирая руку, — Ты жесток! Знаешь же, что я не понимаю тебя, а так подло поступаешь!       — Ты же сам хотел учить русский, — шатен цыкает, отводя взгляд, — Вот я тебе и помогаю, — Достоевский наблюдает за недовольным однокурсником, что уже демонстрировал обиду.       — Наверняка ты сказал что-то плохое про меня, да? , — кареглазый щурится.       — Какого ты обо мне мнения не лучшего.       — Да и ты меня ангелочком явно не считаешь.       — Тут уж явно бес, — Достоевский склоняет голову набок, дергая уголком губ.       Осаму тихо посмеялся, бесстыдно смотря в сиреневые глаза напротив. Общение с русским студентом его очень забавляло, а желание разговорить Достоевского горело ярким пламенем. Уж слишком таинственным был этот юноша, ну а любитель детективов просто не мог не разгадать главную «загадку» его курса. Что-то в нем определенно притягивало, просто не давало покоя вот так находиться с ним в одном помещении. Так что кареглазый явно и не думал отступать, оставляя брюнета в покое. Об этом Федор мог просто не мечтать.       Достоевский же с любопытством наблюдал за японцем, что уже несколько минут молча смотрит в его глаза. Это начало даже веселить юношу. Такое неослабное внимание со стороны назойливого студента. Было любопытно узнать о том, чего же добивается Осаму этим всем. В чем смысл его внезапного желания сблизиться? Интриговало и будоражило.       — Играть в гляделки будем, сладкий? — улыбнулся Осаму, убирая руки за голову.       Федор, что еще не привык к своему новому прозвищу, закатывает глаза, отворачиваясь. В такие моменты он готов был просто взорваться, но вместо этого лишь смиренно делал вздох-выдох, успокаиваясь. Терпение — высшая благодать. Как жаль, что лимит порой так ничтожен. С этим Дазаем уже начинаешь забывать о плохом самочувствии, а вспоминаешь только тогда ведь, когда оно тебя бьет с удвоенной силой, заставляя чуть не выть. Русский снова опускает голову на парту, в надежде на то, что это как-то облегчит его состояние. Только надеяться на это было очень глупо, но, как говорится, надежда умирает последней. Первым явно будет Федор.       Шатена от рождающейся глупой шутки отвлекает звук пришедшего только что сообщения. Дазай ворчит, доставая телефон из кармана синей толстовки, кликнув два раза по экрану. Сообщение было от Джунчиро, что немного удивило юношу. ! Джунчирушка-кун! : Ты сейчас где? Осаму: Уже в аудитории. А что? ! Джунчирушка-кун! : Да думал вместе пойти, а ты раньше всех. Как всегда Осаму: Ой, да не проблема. Спущусь и встречу :) ! Джунчирушка-кун! : Спасибо!       Дазай, шуточно поклонившись Федору, встает со своего места, поймав любопытный взгляд. Не сказать, что Достоевский будет скучать по его компании, однако все же вызвал интерес тот факт, что японец променял «издевательства» над русским на что-то более занимательное. И вот что было это самое «занимательное?». Осаму сразу понимает немой вопрос Федора, словно установив с ним ментальную связь, и улыбается, скрещивая руки на груди.       — Сладкий, не ревнуй, я лишь сбегаю вниз за другом, — Федор фыркает, подпирая голову ладонью, но все еще не сводя глаз с однокурсника, — А ты ешь давай, а!       — Ревность — слишком громкое и непонятное для меня чувство.       — Звучит довольно сумбурно, — усмехается Дазая, покручивая смартфон в руке, но тут же протягивает его студенту, — Дай мне свой номер! — заметив удивленное лицо русского и недоверчивый взгляд, Дазай добавил, — Пожалуйста.       Брюнет вздыхает, но все же забирает телефон с рук шатена, быстро печатая цифры, подписав контакт просто как «Федор Достоевский». Осаму недовольно вскидывает брови, смотря на скучную подпись, но тут же меняет выражение лица, когда в ответ протягивают смартфон уже ему. Кареглазый что-то быстро набирает на клавиатуре, с хитрой улыбочкой, что не предвещала ничего хорошего, отдает вещь брюнету, наблюдая за его реакцией на подпись «Хозяин <3». Как и ожидалось, эта шутка вызвала на лице русского огромный спектр эмоций, не самых хороших, разумеется. Федор все равно молчит, однако рукой нащупывает в рюкзаке книгу. Осаму, что понял, чем это может закончиться, поддается бегству, еле как спасаясь от летящей книги, у выхода заливаясь громким смехом, не слушая, что там на удивление громко проворчал Достоевский. Федор расслабляется, переводя взгляд на не так давно пришедших нескольких студентов, что удивленно смотрели то на дверь, то на русского однокурсника, что был обычно тихим и незаметным. Не зацикливаясь на этих взглядах, он встает и подбирает брошенную им книгу, протирая рукавом толстовки.       Веселый Осаму спешно выбегает из здания, направляясь к парковке у кампуса университета, весело улыбаясь в привычной манере. Сам не ожидая от себя такого порыва, как побежать вниз, проделывая «долгий» путь обратно, кареглазый пытался быстрее добежать до нужного места, не заставляя товарища слишком долго ждать, так как время было потрачено еще и на обмен номерами с Достом, а путь проделать к парковке не займет пять минут, да даже пятнадцать бегом только, шанс опоздать на пару тоже имел право быть. Шатен не замечает, как вновь чуть кого-то не сбивает, не слушая полившийся в его сторону мат, Осаму бросает «Соррички» и уже переходит на бег. Догадаться было не сложно, что он, как и в первый день, столкнулся именно с Накахарой.       — Да он издевается надо мной! — воскликнул Чуя, поворачиваясь к Рюноске, что провожал кареглазого недовольным взглядом, — Ты видел это? Видел? — брюнет кивает, прикрывая глаза.       Рыжеволосый снимает шляпу, делая вдох-выдох, пытаясь успокоиться, что выходило крайне плохо. Настроение, в отличие от Дазая, у голубоглазого напрочь отсутствовало, тем самым превращая сейчас общение с японцем в игру «Сапер» — не то слово и ты взорвался к чертовой матери, страдает от взрыва еще несколько километров рядом с таким на вид хрупким парнишкой.       — И чем ты опять недоволен? Уже второй час подойти к тебе страшно, — Чуя поднимает голову на задавшего вопрос друга, усмехаясь.       — Придурка занесло в Йокогаму. Каким мне еще быть? — рыжий убирает руки в карманы пиджака, поджимая губы.       — Он уже приезжал?       — Ага, — невнятно бубнит Накахара, — Спасибо, что я в этот момент был не дома. Не вынес бы присутствия этой благодатной рожи.       — Рано или поздно столкнетесь, — Акутагава пожимает плечами, не реагируя на злобный взгляд друга.       — Вариант «никогда» или «не в этой жизни» имеется? — не получив никакого ответа, голубоглазый вздыхает, — Ненавижу жить эту жизнь, — Рюноске внезапно трепет волосы товарища, не меняясь в лице, но зато вызывая недовольное восклицание, внезапно сменившееся смехом.       — Прекращай ругаться, — сероглазый продолжал манипуляции с волосами Чуи, пока тот не увернулся наконец.       — Ну, все-все, Рю! — Чуя слегка локтем толкает товарища, — Где королева эта?       — Фотосессия, — кратко отвечает брюнет, сворачивая по коридору направо.       — Господи, со школы ничего не меняется. Посещаемость идеальна, Ичие.       На слова старшего, Акутагава лишь хмыкает, убирая руки в карманы плаща, тем самым будто повторяя позу Накахары.       — Расстроен, что курить не с кем будет? — закашлявшись произносит Рю, тут же закрывая рот ладонью.       — Ты не переносишь этот запах. Логично, — Чуя останавливается, смотря на кашлявшего друга, — Нормально все?       Брюнет, услышав слегка обеспокоенный тон, кивает, продолжая путь к аудитории, сворачивая к лифту. Рыжеволосый следует за ним, подстраиваясь под его быстрый шаг. Войдя в лифт, Накахара уже потянулся к кнопке, но внезапно раздавшийся крик «Стоя-ять!» и два несущихся парня отменили это действие. Накахара и Акутагава удивленно смотрели, как двое парней влетают в лифт, а брюнет злобно начинает причитать, вызывая смущение или стыд у юноши чуть выше.       — Давай поедем на метро, Рампо! Мы успеем, Рампо! Зачем такси, Рампо?! — брюнет размахивал руками перед светловолосым, что тот аж вжался в стенку лифта, — А, ой. Вам на какой этаж? — брюнет наконец замечает переглядывающихся студентов.       — Пятый, — сухо отвечает сероглазый, замечая, как после этих слов парень чуть выше облегченно вздыхает, нажимая на кнопку пятого этажа.       — Рампо-семпай, простите меня пожалуйста! — юноша чуть согнулся в поклоне, вызывая этим фырканье брюнета, — А давайте во время обеда забежим в Вашу любимую кондитерскую неподалеку и захватим эклеров?..       — Вот так надо начинать примирительный диалог, Ацуши, — Рампо улыбается, поднимая палец кверху, застывая так на несколько секунд, а потом щелкая, — При-иехали!       И буквально сразу после этих слов лифт останавливается и открывается. Он хватает за руку затормозившего младшего, быстро направляясь с ним куда-то, сворачивая налево, где должны были находиться студенты четвертого курса высшего бизнеса. Рыжий еще раз переглядывается с брюнетом, покручивая у виска, и тоже выходит с однокурсником.       — Не университет, а сборище клоунов какое-то.       — И ты тоже в нем состоишь, — подмечает Рюноске, щурясь в сторону друга.       Дазай добегает до парковки, согнувшись и пытаясь отдышаться. С бегом у него определенно были токсичные отношения, в которых его откровенно динамили. Физкультуру он частенько прогуливал в школе, но если посещал, то специально падал, улыбаясь, когда над ним стоял хохот одноклассников, а потом отсиживался на скамейке, обвиняя во всем «травму». Еще раз быстро и шумно выдохнув, кареглазый выпрямляется, оглядываясь в поисках Танидзаки. Он замечает идущего в его сторону друга, что подозрительно вертел головой туда-сюда, словно стараясь не наткнуться на кого-то лишнего. Шатен высоко поднимает руку и активно ему машет, чем вызывает у рыжего непроизвольную улыбку. Юноша наконец подходит к японцу, приветственно кивая головой.       — Спасибо, что не поленился спуститься! — шире улыбается кареглазый, поправляя легкую кофту, что была на его плечах.       — Да не за что! — отмахивается Дазай, — А может тогда уж Кэна с Такеши дождемся?       — Ой, ну я… — хмурится Джунчиро на предложение друга, — Думаю, что они опоздают.       — Мы все равно уже опоздаем, а так хоть четверым не так больно будет получать! — тихо смеется шатен, тыкая в лоб другу.       — Твоя правда, — кивает Танидзаки, доставая телефон из кармана брюк, чтоб написать двойняшкам.       Однако, отвлечь двоих смогла внезапно раздавшаяся музыка где-то рядом на совершенно незнакомом языке, вот только источник было тяжело разглядеть. Шатен хмурится, ведь был готов поклясться, что где-то слышал примерное звучание этого «неизвестного языка». В голову сразу же почему-то лезет мысль о русском языке. Джунчиро удивленно хлопает глазами, переводя взгляд на суицидника. Музыка становилась все громче, а перед глазами студентов наконец возникла машина, готовая остановиться совсем рядом с ними. Когда все стало ясно, рыжеволосый вновь вернулся писать Такеши и Кэну, а вот Дазай все всматривался в подъехавшую машину. Черный Nissan действительно припарковывается в нескольких шагах от парней, а не так далеко стоящий неизвестный взрослый мужчина щурится, упорно глядя на машину, в которой все еще громко играла песня. «Все, что тебя касается, Все, что меня касается, Все только начинается, начинается.»       Наступает тишина, а дверь открывается, представляя Осаму владельца дорогой иномарки, что слегка удивил его своим внешним видом. Парень закрывает дверь машины, покручивая ключи в руках, убирая через пару секунд их в сумку. Достаточно высокий европеец, рост которому прибавляли еще и ботинки на тяжелой высокой платформе, с длинными платиновыми волосами, собранными в косу, и достаточно профессионально растушеванным черным карандашом вокруг глаз. Студент продолжает насвистывать проигрывавшуюся недавно в машине песню, наконец смотря в сторону приближающегося мужчины. Заметив агрессивный настрой японца, иностранец стирает улыбку с лица, а не спрятанный за челкой глаз начинает дергаться. Развернуться и убежать ему не дал басистый злобный голос преподавателя, что уже настиг свою жертву.       — Николай Гоголь!       — Ой-е-ей… — все, что выдает юноша, сразу же натягивая улыбку до ушей, — Сенсе-ей! — блондин расставляет руки в стороны, направляясь к мужчине, словно пытаясь его обнять, но громкий кашель дал понять, что это явно лишнее.       — Занятия когда начались?       — Несколько дней назад…       — А когда ты соизволил их посетить?       — Сейчас? — улыбнулся юноша, пряча руки за спину, — Ой, ну конечно же сейчас, — не давая мужчине продолжить, иностранец сам отвечает на собственный вопрос.       — Мы же разговаривали с твоим отцом, Николай! Ты обещал, что посещаемость приведешь в норму! Не заставляй нас еще раз беспокоить Судзуки-сана, у бедного мужчины и без непутевого сына проблемы, — махал рукой японец, что прищурился и остановился, — Ты что, передразниваешь меня?..       Осаму только заметил, что левая спрятанная рука Николая смешно двигалась в такт речи преподавателя. Шатен усмехнулся, осознавая, что парнишка этот явно очень интересный фрукт, об этом сразу же намекает его повседневный стиль, явно вдохновленный солистом нашумевшей итальянской группы.       — Да нет, ну что-о вы… — протягивает блондин, пытаясь скрыть улыбку, но этим самым предательски рассмеялся.       — Если завтра ты не явишься в нормальном виде и вовремя, то отправишься к директору. Уверен, Фукудзава-сан придумает что-нибудь.       Преподаватель качает головой, приподнимая рукав, обращая внимание на время. Посмотрев еще несколько секунд на улыбающегося студента, мужчина нервно уходит, оставляя его в покое.       — Ой, пiхве-ець… — протягивает на родном языке блондин, шагая вперед, обращая внимание на смотрящих на него двух японцев. Шатен подмигивает ему, поймав усмешку блондина.       Осаму все еще провожает иностранца взглядом, пока тот совсем не скрылся за поворотом. Сегодняшний день определенно весело начинался, а еще догнав, что этот европеец скорее всего русский, Дазай сразу же, как новогодняя елка, загорается желанием скорее познакомить их с Достом, да самому будет весело вступить в диалог с этим интересным студентом, словно чувствуя, как много у них найдется общего. На секунду его посещает мысль, что Достоевский тогда определенно чокнется: заберет документы, переедет в Россию, а может попросит политическое убежище в другой стране, сменит имя, сделает пластику, выкопает бункер, скупит всю гречку и консервы, замуруется, построит ракету и свалит на Марс. Да сделает все, чтоб не стать свидетелем этого дуэта, жалея жалкие остатки своего ментального здоровья. Шатен даже громко смеется над своими размышлениями, даже не обратив внимание, что на него удивленно смотрит Джунчиро, застывший со смартфоном.       — Дазай, у тебя все хорошо?.. Ну… это… с головой…       — Да нет конечно, — Танидзаки щурится, — Божечки, да шучу я! Шучу! Просто в голову забавные мысли лезут. Где там эти две гусеницы? Мы уже на минут семь опаздываем на пару.       — Вызывал? — сзади послышался насмешливый голос Такеши.       — Призыв успешен!!! — воскликнул кареглазый, хватая их за собой, утягивая вперед, — А теперь получать по тощим задницам! Хотя не, Таки, это не тебя касается.       — Ах ты сука, Дазай, — на это заявление Такеши Осаму лишь усмехается.       Когда четверо влетают в аудиторию, запыхавшись, все внимание студентов и преподавателя сразу же переключается на них. Хором извинившись и поклонившись, они с разрешением заходят на пару, устраиваясь теперь на с недавних пор новых местах возле русского, что, кстати, уже во всю чирикал что-то в тетради, да и написал достаточно много. Видимо, лекция шла в разгаре. Осаму быстренько приветственно щекочет Достоевского у основания шеи кончиками пальцев. Федор вздрагивает, поворачивая голову к шатену, что с невозмутимым видом доставал тетрадь. Цыкнув, брюнет переводит взгляд на свою тетрадь, где смазал писавшее до их прихода слово, дернув рукой от неожиданности, когда на удивление теплые пальцы коснулись его ледяной кожи. И если бы русский не был таким набожным, то без зазрения совести обматерил бы сейчас своего соседа, да еще и двинув ему, но осознавая, что сквернословить и гневаться не следует, Достоевский забывает об этой идее. Вот только о Дазае не дает забыть внезапная вибрация телефона в кармане толстовки, прищурившись, брюнет незаметно заходит в Line. Достал уже (НЕ ОТВЕЧАТЬ): Дост-кун       Брюнет бросает злобный взгляд на шатена, что загадочно улыбался, смотря себе меж ног, пряча там еще и руки. Только вот Дазай, что остался проигнорирован, не оценил проигрышную позицию, сразу же принимаясь строчить еще одно сообщения, не собираясь вникать в скучный предмет. Достал уже (НЕ ОТВЕЧАТЬ): Дост, я встретил классного парня Красотка с каре: Я рад за тебя. Ручку в руку и пиши. Достал уже (НЕ ОТВЕЧАТЬ): Хочу вас познакомить!!! Красотка с каре: Обойдусь, спасибо. Не люблю новые знакомства. Достал уже (НЕ ОТВЕЧАТЬ): Федор, ну он так напоминает меня! Тебе понравится! Красотка с каре: Смерти моей желаешь? Я повешусь. Достал уже (НЕ ОТВЕЧАТЬ): Только со мной! Я, конечно, мечтаю о самоубийстве с прекрасной дамой, но ты определенно можешь сойти за девчулю.       От такой наглости Федор толкает локтем Дазая, что подрагивал в немом смехе. Брюнет окончательно решает оборвать диалог, осторожно пряча телефон на дно рюкзака, чтоб остаться незамеченным. Достоевский снова приступает возвращаться на пару, игнорируя все остальные попытки Осаму поговорить. Единственное, что сейчас радовало, так это то, что чувствовать он стал себя получше, тем самым брюнет окончательно принял решение остаться сегодня в строю, не отпрашиваясь ни с пар, ни с работы.       Еле как дождавшись обеда, шатен наконец встает с места, смотря на то, как аудитория постепенно пустеет, а остаются лишь Федор, да Чуя с Акутагавой, что вообще не появляются в столовой, ну разве что Рю один раз там брал себе минералку. Все стабильно. Именно так думает суицидник, спускаясь с товарищами вниз кушать, не слушая их болтовню о неудачно прошедшем свидании Такеши.       Сегодня народу в столовой было на удивление много, создавая приличные очереди, что Осаму даже услышал идею Кэна сбегать поесть в кафе неподалеку, чем ждать тут. Когда спрашивают мнение самого Дазая, то тот лишь пожимает плечами, давая понять, что ему абсолютно плевать где его однокурсники соберутся трапезничать. Поэтому трое все же принимают решение пойти обедать в кафе, так как время это позволит, слава Богу, да и время, что они потратят в ожидании своей очереди, можно будет потратить на быстренький перекур.       Выбор был сделан в пользу европейской кофейни, что была ближе всего к университету. Да и Кэн намекнул, что многие старшекурсники просекли еще давно это место, именно поэтому когда в университете находиться надоедает, многие идут обедать именно сюда, так что брюнет заранее предупредил о знакомых лицах, что могут там встретиться.       Ребята по приходу наконец усаживаются на мягком бежевом диване, сразу же хватая меню, начиная активно его изучать. Суицидник, на удивление свое же, решил сегодня не голодать, и тоже лениво просматривал меню, останавливая свой выбор на тосте с лососем да грибном супе. Спор ребят заставил его отложить меню. Шатен подавил смешок, наблюдая, как Танидзаки спорил с Кэном о том, что же вкуснее из того, что они оба выбрали, пока Такеши посылал двоих, пытаясь сосредоточиться на своем выборе. Не вникая в глупый спор, кареглазый поворачивает голову в сторону, замечая напротив их стола того самого интересного платинового блондина в компании пирожного, сладкого коктейля и… Куникиды Доппо, что сидел за столом юноши, как-то нервно помешивая свой кофе.       Признаться честно, то кареглазый был удивлен увидеть их вдвоем, да и предположить, что они общаются или вообще знакомы… ну, было достаточно сложно, честно говоря. Суицидник сразу же отводит взгляд от их столика, не собираясь вмешиваться в их идиллию, только вот у Николая, успевшего поймать удивленный взгляд, были совершенно другие планы на этот счет.       — Хееей! — воскликнул блондин, улыбаясь Осаму, — Твои друзья против не будут, если ты подсядешь познакомиться? Конечно же не будут! — он замечает, как Джунчиро улыбается другу, заверив, что все нормально, — Ты же был на парковке сегодня утром?       Дазаю ничего не остается, как изящно театрально поклониться своим однокурсникам и присесть за соседний столик рядом с Николаем.        Доппо, что до этого не реагировал на привычные выходки блондина, все еще таращился в свой ежедневник, поднимая глаза лишь тогда, когда к ним присоединились. Удивление сразу же пробило сероглазого, когда напротив он увидел Дазая, а не какого-то другого. Да японец даже не заметил, что Осаму вошел в это кафе и сел за соседний столик к тому же. Блондин переводит на украинца взгляд полный непонимания и злобы, в этом взгляде так и читалось: «Какого хрена, Гоголь?!», но Николай мог просто поклясться, что подобный вопрос ему задают по десять раз на дню, поэтому совершенно не придал этому никакого значения.       — Итак, мое имя Николай Гоголь! — громко представляется студент, тут же положив себе в рот большой кусок шоколадного эклера, быстро прожевав, блондин продолжил, — А твое?       — Дазай Осаму. Первый курс международников.       — Фу, как скучно, — усмехается Николай, — Хотя знаешь, мой факультет тоже весельем не отличае-ется, менеджмент этот противный! Только идиотам и занудам он нравится. Прости, Куникида! — заметив все еще злой взгляд однокурсника, Николай поспешил отмазаться, — Это Куникида. Не обращай внимание, он злой, вредный, занудливый…       — Помешанный на идеалах и графике, но всегда даст списать математику, — продолжил его мысли Дазай.       — Невероятно… вы знакомы-ы?!       — К сожалению, — раздраженно произносит Доппо, сжимая чашку в руках.       — Агашечки.       — Куникида, ты мне не сказал?! — встает Гоголь, закричав на все кафе, собрав все взгляды поситителей.       — Боги… Гоголь, сядь, пожалуйста! Стыдобище, — блондин дергает однокурсника за руку, заставляя сесть на место.       — А чего это я стыдобище? — наигранно обидно тянет Николай, ковыряясь в пирожном.       — Стыдобище, — продолжал утверждать блондин.       — Ой, он про меня тоже так говорил, — Осаму улыбнулся, вызывая у украинца заинтересованный взгляд.       — Не о тебе ли говорил Куникида, как о том, кому я его о-очень сильно напоминаю, только вот не имею абсолютно никаких тормозов, в отличии от того человечка?       — Видимо, обо мне!       — Два фрика… — почти шепотом говорит Доппо, закрывая ежедневник, вновь берясь за чашку кофе.       — Пускай я и фрик, но от слова «free» — свобода! — оскорбленный Николай угрожающе начал размахивать ложкой перед однокурсником, вызывая смех шатена.       — Завел шарманку…       — Доппо, ну ты не вредничай, лучше расскажи, откуда вы друг друга знаете? Я вообще удивлен, что у тебя друзья помимо меня есть, — не унимался блондин.       — Ой, ну мы в детстве дружили, честно говоря, — слегка улыбнулся шатен, отводя взгляд от Доппо.       — О, а мы сразу же на первом курсе сдружились, когда он любезно дал списать матешу.       — Ты нагло выхватил у меня тетрадь, а потом в открытую начал скатывать, придурок, — буркнул Куникида, залпом выпивая кофе.       — Ты все равно меня любишь! — закапризничал украинец.       — Кто тебя так обманывает? — на это заявление блондин закатил глаза, да и начал закипать, когда европеец чуть не залез на него, начиная трясти.       — Ты сам мне говорил! Мол, Николай, ты мой единственный друг, я тебя так ценю, — Гоголь попытался скопировать манеру речи однокурсника, словно вовсе не замечал его недовольный взгляд.       Дазай под столом сжал кулаки, смотря на это. Мозг вновь прокручивал воспоминания, где точно так же он доставал своих друзей. Творил беспредел на улице, шутил очень глупые шутки, которые все же вызывали улыбку на лицах товарищей, разыгрывал очередные драмы, а они хоть и не признавали, но настроение у них всегда поднималось. С таким человеком, как Дазай, было зачастую стыдно, но явно весело. А завидовал ли он сейчас Гоголю? Вполне возможно. С одной стороны Осаму и рад, что Доппо не один, но с другой… что насчет него? В голову будто молотом ударило, заставляя вновь думать о своей ущербности:       «Кретин. Даже друзей удержать не смог, на кой ты вообще тогда еще живешь? Не раз тебе говорил отец, что балласт абсолютно никому не нужен. Среди всех всегда выберут того, кто не потащит за собой в любые отношения вагон своих проблем, чье нытье не придется слушать, а напротив. И ты еще удивляешься, почему он, а не ты? Одни проблемы от тебя, да и только».       Глядя на ситуацию его глазами, можно было сделать только такие выводы. Именно поэтому в новой компании обязанностью Осаму является строить из себя веселого идиота, чтоб о его истинной пустой натуре не узнали, потому что настоящего никто и никогда не примет, отправив в утиль, как биологический мусор, каким он себя считал.       — У тебя… интересный вид, — замечает Дазай, вновь обращая внимание на макияж и одежду европейца.       — Хм? Правда? — наигранно удивленно задает вопрос Гоголь, застывая.       — Не часто встретишь в Японии парня, что будет так ярко краситься на повседневной основе, да на каблуках гонять. Не, ты не думай, это дело каждого, я это поддерживаю, просто хочу сказать, что твоя смелость достойна похвалы. А эти узколобые идиоты, что твердят, будто косметикой может пользоваться исключительно женщина…       — Верно! У макияжа и одежды абсолютно нет гендера. Наш внешний вид — проявление нашей свободы. Ненавижу, когда люди пытаются меня ее лишить, говоря очевидный бред, мол, подобное напялит разве что девушка или гей. Ну не ахинею несут? Конечно ахинею.       — А вот да, ориентация не зависит от одежды, — кивает кареглазый.       — Вот именно! Но даже если и так, я не стесняюсь говорить о том, что пансексуал.       — Мне нравится твоя свобода от чужого мнения, — Дазай улыбается, — Тобой просто невозможно помыкать или что-то тебе навязать.       — Стремление к свободе — одно из моих достоинств, — усмехается украинец, замечая раздражительное цыканье Доппо, — Да не буду скрывать, что весь из них состою!       — Ты состоишь на 50% из сахара, а на 50% из любви устраивать клоунаду, — ворчит Куникида, тщетно пытаясь отцепить от себя товарища.       — Слушайте, — Николай наконец отлип от однокурсника, — Может… в воскресенье погулять втроем? О! А почему сразу втроем? Я люблю большие компании, давай позови своих друзьяшек, Дазай! Сходим в боулинг.       — Плохая идея, — сразу же отрезал блондин, помрачнев.       — Согласен с Куникидушкой, — шатен повернулся к своему столику, где молодой официант уже расставлял заказы Джунчиро и его, — Так, прошу простить. Кушать мне подано, а с тобой, Николай, мы еще поболтаем, у меня как раз на курсе целых два русских учатся, подружишься с земляками!       — Эй, я украинец! — поправил Гоголь.       — Да-да! — со смешком выдает кареглазый, возвращаясь к компании.       Доппо облегченно вздыхает, прикрывая глаза. Европеец замечает этот жест, тут же расплываясь в подозрительной улыбке. Японец этот «сигнал» чего-то недоброго прекрасно изучил, именно поэтому тут же вопросительно посмотрел на однокурсника, зная, что тот гораздо умнее и проницательнее, чем всегда кажется на первый взгляд.       — Я вижу, что ты хочешь что-то сказать, — начал Куникида, поправляя очки, — И это «что-то» мне явно не понравится.       — Из-за чего вы поругались?       — Что?       — Брось! Ты реагируешь на него так, будто он предал тебя, как щенка, оставленного на улице. Поверь мне, даже зная всю твою… ну… — Гоголь задумался, прислонив палец к губам, — Раздражительную, даже я бы сказал нервную, натурку, ты бы так не реагировал на того, кто просто тебе не нравится.       — Николай…       — Ой-ой-ой, ну не кипятись! Мы знакомы три года, ты серьезно думаешь, что со мной нельзя поделиться такой информацией?       — Да нечего мне скрывать, — фыркнул блондин, отворачиваясь, — Я просто не хочу ждать, пока он решит сдохнуть, — глаза украинца загорелись сразу же после произнесенной фразы.       — Так вот оно что! По бинтам на запястьях можно было понять, — вздыхает студент, закидывая ногу на ногу, — А ты просто не хочешь ждать или боишься это застать?       На момент японцу показалось, что его очки запотели, как и его ладони. Нахмурившись, Куникида уже хотел бы грубо послать своего однокурсника, но украинец вновь перебил его.       — Доппо, — Николай приобрел серьезный вид, что был ему так непривычен, — Если ты не попытаешься свариться в этом котле, то будешь вариться в другом. В котле сожалений и ненависти к самому себе, что не успел даже поговорить с ним. И не смей перебивать! Учись на чужих ошибках, — платиновый блондин вновь расплывается в широкой улыбке, а все внимание переключается на официанта, что нес ему третье пирожное, — Клубничное!       Идеалист опустил взгляд, разжевывая слова иностранного студента. Признавать его правоту не хотелось, но отрицать тоже. Все, что мог сейчас сделать блондин, так это перевести тему.       — Ты тут что, собираешься все десерты перепробовать?!       — Ой, а можно мне еще во-от этот персиковый мусс, — не слушая однокурсника, Николай рассматривал меню.       — Гоголь!!! — грозно воскликнул Доппо.       — Ла-адно. Дайте его с собой, — Николай манит пальцем официанта, чтоб тот наклонился, — И ореховый тортик, — немного подумав, Коля добавляет, — Два.       Японец шумно вздыхает, ударяясь лбом о блокнот, чем рассмешил друга, что лишь потянулся к нему и похлопал по плечу.       — Так, я в уборную быстренько, а ты следи, чтоб пирожное не съели! — встал Николай.       — Да кому оно нужно? — раздраженно махнул рукой Куникида.       Гоголь лишь закатывает глаза, направившись в сторону мужского туалета. Быстро дойдя до нужного места, украинец достает телефон в поисках нужного сейчас контакта, нервно постукивая пальцами по раковине, на которую он облокотился свободной рукой.       Николай прекрасно понимал, что Доппо в силу гордости никогда не подойдет налаживать контакт, а именно поэтому блондину придется брать все в свои руки, помогая наконец избавиться от оков глупых людских табу, что они сами для себя придумали       Наконец, когда номер был найден, блондин улыбается, делая шаг к окну, набирая. Гудки для человека, что ненавидит ждать, длились вечно, а шаги туда-сюда по уборной начали раздражать уже его самого, но вот наконец спустя время раздался недовольный голос.       — Коль, у тебя любимое занятие мне звонить тогда, когда я есть собираюсь? — цыкнула девушка на той стороне.       — Пералатти, дело к тебе есть!