***
Во время обеденного перерыва, что с большим нетерпением ждали студенты, Дазай с компанией вновь решил посетить полюбившееся им с прошлого раза кафе, желая ненадолго вырваться из стен университета, прохлаждаясь вне. Это казалось куда более хорошей идей, чем просидеть отведенное время для обеда в учебном заведении, а тут предоставляется каждый день прекрасный шанс проветриться. Как ни странно, но Федора все же удалось уговорить отправиться скоротать перерыв с ними, тем самым он неожиданно обрадовал своим согласием Осаму, который просто так не отвязывался, упрашивая Достоевского составить им компанию. Спустя минут десять уговоров и размышлений о пользе этой прогулки, Федор поднимает белый флаг, сдаваясь, и вот сейчас усаживаясь рядом с Дазаем на диванчике в расхваленной шатеном кафешке, рассматривая и правда очень уютный светлый интерьер. — Мне больно понравился тот тост с лососем и яйцом пашот, — нарушает тишину кареглазый, протягивая меню рядом сидящему брюнету, — Так что не буду раздумывать лишний раз, да просматривать что-то. Закажу его. — Да я тоже что-то не хочу так выбирать, — Кэн соглашается, лениво просматривая список блюд, — Остановлюсь на сендвичах. А вы, пацаны? — Я не голоден что-то, — улыбается Танидзаки, отводя взгляд в сторону, — Вы ешьте. — Тоже не особо хочу кушать, — кивает брюнет, — Ограничусь черным чаем. — Какие скучные, — ворчит Такеши, выхватывая у брата меню, проигнорировав его возмущение. Студент локтем слегка ударяет брата, забирая меню обратно. — Так ты же вроде тоже определился еще на улице, придурок. — Сам идиот! Братья опять сцепились, что не было редкостью или неожиданностью, наоборот даже они частенько забавляли своими спорами друзей, которые тихо посмеивались в стороночке, как например сейчас Осаму, что закатывая глаза пытался сдержать рвущийся наружу смех. — Да прекратите уже ругаться, — с улыбкой произносит Джунчиро, покручивая в руке бутылку с недавно купленной водой, — Я бы вас пригласить к себе после пар на следующей неделе хотел, когда их всего три будет. Так что если у вас дел не будет… ох, Федор, — рыжеволосый наконец замечает нового члена компании, — Ты тоже можешь придти, конечно. — Благодарю за приглашение, — кратко кивает Дост, — Но я буду вынужден отказаться. Достоевский лишь отвечал вежливостью на вежливость, прекрасно понимая, что его в доме Танидзаки не особо-то ждут, а приглашение было банальной японской вежливостью, так как звать лишь троих своих друзей не особо честно по отношению к их таинственному тихому однокурснику, что сидел рядом с ними. После отказа, Джунчиро не стал уговаривать его, с улыбкой понимающе закивав. — А что, — усмехается кареглазый, поддаваясь вперед к Танидзаки, — Какое-то событие интересное нас ждет? А? — Да я просто… — смущается рыжий, потирая затылок, — Я хотел с вами время побольше провести вне университета. Студенческие годы, знаете ли. В приставку рубиться, пиццу в тайне от родителей заказать, с сестренкой познакомить. Знаете, она вам точно понравится! Милейшая девушка. — Оп, — хлопает в ладоши Дазай, — А вот милые девушки по моей части. Номерочек подгонишь? — Осаму, Наоми все еще моя сестра, да и ей пятнадцать. Староват уже будешь, — серьезно произносит Джунчиро, немного помрачнев, не понимая эту шутку товарища. — Я вас уверяю, этот донжуан трахает все, что движется, а то, что не движется, то он двигает и трахает, — хохотнул пухлый, в шутку толкая шатена плечом, — Красавчик курса же. — Ой-ой-ой, ты меня просто смущаешь, — отмахивается Дазай, театрально смущаясь. Федор молча уставился на свой чай, который ему только что принесли, наблюдая за тонкой струйкой пара над чашкой. В подобные разговоры брюнет вникать уж точно не хотел, немного даже разочаровавшись в своем решении пойти с ними, надеясь, что приевшуюся скуку можно будет как-то разбавить, а не усугубить. — Достоевский, а у тебя девчонка есть? — абсолютно забывая про тактичность, Кэн усмехается, переводя все внимание на парня. — Что? — юноша поднимает сиреневые глаза на задавшего вопрос, по привычке прищурившись. — На личном как? — перефразировал Кэн, закатив глаза. — Я считаю вопросы о личной жизни в малознакомой компании крайне бестактными, даже грубыми, честно говоря, но потешу твое любопытство. Нет, у меня нет партнерши. — А парень? — с ехидной улыбкой спрашивает Такеши, — Ты как-то на натурала не тянешь. Брюнет пропускает жалкую колкость мимо ушей, привыкший слышать подобное из-за своего, как казалось многим, слишком смазливого мягкого лица и не короткой привычной мужской стрижки. Вот и сейчас подобное Федор никак не воспринимает, лишь делает глоток горячего чая, отворачиваясь к окну. — Ой, я только недавно говорил Николаю, что внешность не всегда говорит о ориентации человека. Вот по мне тоже не скажешь, что я вполне могу оказаться бисексуалом, — пожимает плечами Осаму, переключая внимание на себя, думая, что поставил Федора в неловкое положение, познакомив со своей компанией, в которой пошли не самые приятные шуточки в сторону брюнета. — Не удивлен буду, — Кэн давит смешок, — Твои гомо-шутки в сторону Джунчиро так и выдают тебя. — Нет, ну я серьезно, Танидзаки просто идеальный мужчина, — драматично вздохнул суицидник, делая вид, что вытирает слезы, — Жаль только, что интересуется исключительно девушками, а так бы обязательно сделал предложение и потащил в ЗАГС. Рыжеволосый заметно еще больше смущается, прикрывая глаза рукой, пытаясь сдержать рвущийся наружу нервный смех. Не привык еще студент к подобным шуткам Осаму, хотя прошла уже почти неделя со дня их знакомства. Не длительный срок, но да и не короткий. — Парень, определись уже кого ты трахнуть в задницу хочешь, — категорично качает головой старший Сато, — Чую или Джунчиро. — Тебя что-то на рыжих тянет, — кивает Кэн, потрепав Танидзаки, — О, Осаму, это не твой новый дружок с третьего курса к нам идет? Осаму в непонятках оборачивается, замечая Николая, бодрым шагом направляющегося прямо к ним, да и смотрящего тоже исключительно на них. Платиновый блондин весело машет рукой, когда замечает обратившего на него внимание Дазая, ускоряя шаг. Старшекурсник плюхается на диване рядом с суицидником, хватая того за руку, начиная активно пожимать. — Рад снова встретить тебя, Дазаюшка, — улыбается Николай, подзывая официантку, — Фисташковое пирожное, пожалуйста, а еще латте с ореховым сиропом и тремя… нет, пятью ложками сахара! — девушка кивает, откланиваясь, да удаляясь. — Николай! Вот ты вовремя, а я ведь только вчера говорил Дост-куну, что желаю вас двоих познакомить, — взбодрился Осаму, кивая на Федора, — Он русский. — Серьезно? * — блондин переходит на русский язык, замечая, как брюнет обращает на него внимание с легкой заинтересованностью в миндалевидных глазах, медленно кивая, — Вот так новость! Наконец-то я смогу с кем-то поговорить! Мое имя Николай Гоголь, а твое?!* — Федор Достоевский. — Какое забавное имя! Федор… — Гоголь почесал щеку, слишком наигранно задумываясь, — Федя. Федечка. Федорочка. — Ты прав, он действительно смахивает на тебя, — Дост мрачно произносит эти слова Дазаю, в упор глядя на Николая, что продолжал нагло коверкать его имя без стыда и совести, — Проблема в том, что одного тебя в университете много, а тут теперь вас двое. — Только не говори, Феденька, что ты заберешь документы, попросишь политическое убежище, поменяешь имя, выкопаешь бункер ложкой, да и станешь подземной пастушкой Марией… — Гоголь всерьез обеспокоенно посмотрел на парня, что откинулся на спинку дивана, поднимая взгляд к потолку. — Я тоже так подумал изначально, когда решил вас свести! — хлопает в ладоши шатен, улыбаясь. — Господь милостивый,* — тихо вздыхает брюнет, — У вас еще и мысли схожие, конечно. — Мы постараемся не довести тебя до лишения рассудка, не думай ты так плохо, — отмахивается Гоголь, дергая головой из стороны в сторону, в поисках официантки с десертом, — Я из Украины. Просто с тобой решил перейти на русский, могу на суржик, если понимаешь, — снова переходит на русский Николай, внимательно смотря, как на стол официантка ставит ему его долгожданный кофе с пирожным, — Никогда не учил русский, учился в украинском классе, но знаю все равно. А ты из какого города?* — Я родился в Японии, что для многих достаточно любопытный факт в моей биографии, но мой отец россиянин, родившийся в Санкт-Петербурге, так что я лишь с пяти до десяти лет жил в России.* — И не было желания вернуться на родину отца?* — Да я и хотел когда-то до всей ситуации переехать в Россию, устроившись там работать*. — Не часто встретишь человека из СНГ, что живя в Японии хотел вернуться, пускай это было и давно*, — усмехается блондин, ковыряясь в десерте, — Не могу сказать, что люблю Россию. Но года четыре назад был в Москве на показе, в Питере, кстати, тоже бывал. Там мне больше понравилось, чем в Москве. — Ясно,* — слегка улыбается брюнет, поднося чашку с чаем к губам, — Впрочем, сейчас у меня иное мнение. Наверное, с конца 2013 поменялось, да и меня полностью на данный момент устраивает Япония и японская система работы, образования, менталитет, — Достоевский немного задумывается, — Ты из какого города? — Я из Днепра, — гордо произносит Гоголь, — А тато мой из Львова был. Часто туда ездили, красота, а не город, но лучше родных улочек Днепра все равно для меня нет. Дазай, Джунчиро, да братья Сато сидели в полнейшем недоумении, не заметив даже, как их заказы тоже принесли, слушая тихую речь парней на иностранном языке, что слишком увлеклись, переводя тему в обсуждение лучшего борща, когда Николай рассказывал Федору рецепт его бабки, благодаря которому суп получался настоящий украинский наваристый и вкусный. Достоевскому, по всей видимости, было даже интересно, о чем свидетельствовал еле заметный блеск в глазах, что появлялся исключительно во время некой «симпатии» к собеседнику. — Вы там что, борщ обсуждаете?.. — впадая в каплю, спрашивает Осаму. — Ты что, ксенофоб что ли, подверженный стереотипам? — внезапно хмурится Николай, прищурившись, да отодвигаясь от японца. — Что? Нет, я не мог ослышаться, — хлопает глазами Осаму, не понимая, чем он так задел студента, что тот аж отодвинулся, — А если не секрет, то о чем говорите? — О борще, конечно, — рассмеялся Гоголь, вызывая легкий смешок Федора, — И тебе рецептик подкинуть? — Так, Николай! — возмущается Осаму, — Не смей играть моими фигурами, воровать мой образ, да и еще моего Дост-куна! — шатен прижимает к себе брюнета, что от этого действия, которое не предвидел, удивленно вылупился на Осаму, пытаясь как можно быстрее отстраниться. — Ой, не собирается никто твою Джульетту воровать, — отмахивается блондин, облизывая ложку от крема, — А вот тебя я забрать все же хочу. — Забрать? — слегка удивляется Дазай, разжимая объятия, — Куда забрать? — Завтра хочу в боулинг пойти с подругой, так что ты там быть обязан. Нам явно есть что обсудить с тобой. — Хм… заманчивое предложение, конечно, — задумывается Осаму, наконец притрагиваясь к еде, все же дома было делать нечего, — Если вечером, то да, я бы выбрался из дома ненадолго. А уж если в нашей компании будет красивая девочка… — О, поверь, Лила та еще красотка, — подмигивает Николай. — Ой, донжуан, ой, донжуан, — качает головой Кэн, шуточно пригрозив пальцем. Федор наконец исполняет свое желание и встает, когда уже точно убеждается, что эти разговоры ни о чем крайне ему наскучили, лишь появление Николая заставило его ненадолго тут еще задержаться, но вот сейчас уже смысла он не видел, желая вернуться на территорию учебного заведения. — Ой, Федя, ты куда? — Осаму замечает, что однокурсник собирается уходить, поэтому кареглазый тут же встает за ним. — Я в университет, только счет свой оплачу. — О, ну так давай я тоже с тобой. Все равно с тостом быстро расправился, — суицидник переводит взгляд на однокурсников и Николая, — Ну что, ребят, я тогда вас там жду. Коля, ты с нами? — Да я еще Куникиду дождаться должен, он уже должен скоро подойти быстро пообедать. Кстати, номерок-то свой дай, чтоб я завтра связался с тобой! Дазай быстренько обменивается с Гоголем номерами, не особо желая заставлять Достоевского долго ждать. После того, как это простое дело было сделано, шатен выходит из заведения с однокурсником, направляясь в университет. Впервые за эту неделю между ними была тишина, которую кареглазому хотелось развеять, да вот только подходящих тем совершенно не найти было, словно мозг их специально игнорировал, не давая шанса начать диалог первым. Дазай решает не копаться в голове, нарушая тишину типичными для него глупыми темами, что вполне могут перейти во что-то очень даже интересное. — Прикольные ребята, да? — Ты про своих друзей, Осаму? — кидает на него короткий взгляд Федор, слабо улыбаясь, — Обычные люди своего возраста. — Ну-у, прям друзьями их назвать тяжело, конечно, но приятные ребята, с которыми не скучно находиться в университете. Очень надеюсь, что друзьями мы стать сможем, — суицидник ненадолго задумывается, — Обычные? А что, ты делишь кого-то на обычных и особенных? — Я бы сказал, что на обычных и интересных личностей, — поправляет юноша. — И кто же по-твоему является таким интересным? Таких нет? — Есть, конечно. Ты, например, достаточно любопытный человек, — вполне серьезно говорит Достоевский, не смотря на собеседника, не заметив его удивленный взгляд, который сменился наигранной радостью. — Правда?! Ох, Дост-кун, и чем я кажусь тебе занятным? — Своей фальшью, например? — брюнет улыбается чуть шире, когда замечает округлившиеся глаза суицидника. Дазай явно сейчас в голове прокручивал все отмазки или шутки, дабы перевести эту тему, но в голову ничего не лезло дельного. — Боже-боже, ну с чего ты это взял? Потому что тебе показалось, будто вся моя личность построена на гротеске? — А разве это не так? — фальшиво удивляется Федор, — Да, возможно, что другие не замечают, но мне почему-то кажется, словно ты все это делаешь специально, — вздыхает Достоевский, вновь натягивая улыбку, — Но я могу ошибаться, разумеется. Специально Это слово неприятно резало уши, отзываясь эхом в голове. Вот так просто его раскусили? Это либо он плохой актер, либо просто перед ним очень внимательный, знающий психологию людей человек, что явно делало дальнейшее общение с ним намного труднее. На момент Осаму показалось, словно он ощущает скатившиеся капельки пота по лбу, а дышать стало чуть труднее, но показывать это было совершенно никак нельзя. Табу. Граница. Расстрел за ее пересечение. Осаму заливается смехом, останавливаясь, чем немного озадачил Достоевского. — Мне кажется, ты начитался каких-то фанфиков или посмотрел странный сериал. Если это так, то название в студию, уважаемый. Соглашусь, я действительно могу быть заносчив или перегибать палку, характер у меня такой, ничего не поделаешь, Фе-де-нька*, — юноша называет брюнета точно так, как слышал коверканье имени однокурсника от Гоголя, замечая, как тот забавно поморщился. — Не один ты любишь наблюдать за поведением людей, Осаму, — Федор возобновляет шаг, ускоряясь, — Не один ты внимательно наблюдаешь за реакцией человека на любое действие или слово, твое иль от кого еще. Тем самым, я лишь поделился своими догадками касаемо тебя, у меня были на то основания, ведь я и общался с тобой, и сидел рядом, ненароком слушая твои беседы с остальными. Твое дело опровергнуть мои слова, согласиться с ними, согласиться в мыслях, но опровергнуть на словах. Я не собираюсь лезть тебе в душу, пытаться выбивать из тебя тайны, истинное состояние, рассказывать кому-то что-то. Я склоняюсь к тому, что человек обязательно поделится сам, если сочтет нужным или доверится, выбивать ничего не надо. — Не соглашусь. А если, допустим, человеку хочется, чтоб на него обратили внимание? Проявили интерес к нему, переживали, и наконец сделали первые шаги сами? — Тогда мне жаль этого человека, на которого в детстве совершенно не обращали внимания. Ведь сейчас он или она пытается привлечь к себе его любыми способами, иногда прибегая не совсем к этичным методам. Знаешь, это может быть беспорядочная половая жизнь, желание выводить всех подряд на эмоции, в надежде хоть так заставить посмотреть на себя, какие-то сумасшедшие поступки тоже могут пополнить список. Осаму замолкает, узнавая себя в перечисленном очень хорошо. Смысл в словах юноши определенно был, но так просто обыграть себя он не даст. Шатен держится вполне профессионально, не стирая приросшую улыбку. Немного подумав, он снова начинает диалог, после недолгого молчания. — Тогда скажи, пожалуйста, раз у тебя такие хорошие познания в психологии, с чем связано поведение антисоциального человека, который к тому же не способен выражать истинные эмоции, путаясь в них, явно пугаясь их, непонимая, как мотылек в паутине? — Ты сейчас про алекситимию? Очень похоже. — Так вот что у тебя, да? Почему-то уверен, что ты посещал психиатра и точно знаешь ответ. — Мне правда льстит твое внимание к моей персоне, — брюнет поднимает глаза наверх, словно задумывается о чем-то, — Допустим, я соглашусь с тем, что алекситимия — одна из поставленных специалистом проблем. — Сталкивался с осуждением от окружающих, когда говорил о своей проблеме? — С чего ты взял, будто я кому-то еще об этом рассказывал? Сам я редко иду на контакт с людьми, да и никто не интересуется моим психическим состоянием. Разве кому-то это надо? У людей своих проблем полно, чтоб вникать еще в чужие. Но я и не вижу ничего зазорного ответить человеку честно, если он вдруг спросит, — брюнет пожимает плечами, — Мне кажется, ты достаточно наблюдательный человек, Дазай Осаму. Я говорил, что мы с тобой похожи? — Похожи? — хмурится кареглазый, повернувшись к брюнету. — В России обычно говорят «Два сапога пара»*, — Федор наконец замечает на себе пристальный взгляд однокурсника, — Это значит, люди чем-то похожи друг на друга. — С чего ты взял, будто мы похожи? М? — Нет, у нас, конечно, есть различия. Логично, ведь люди разные. Однако, где именно мы с тобой похожи, — Федор замолкает на несколько секунд, — Пожалуй, догадайся сам. Диалог перешел не в самое приятное для Осаму русло. Заявление Достоевского, будто они похожи, конечно, озадачило кареглазого. Федор все больше казался шатену далекой неизведанной планетой, к которой невозможно приблизиться. Не менее потрепанный жизнью, по всей видимости человек, что не может понять самого себя. Впрочем, суициднику это хорошо было знакомо. — Ты же получаешь лечение, Федор? — Да, я не так давно начал посещать специалиста, Осаму. — Это хорошо, на самом деле, — кареглазый улыбается, — Как ты считаешь, у тебя есть шанс стать, ну, наверное, для тебя это прозвучит обидно, у тебя есть шансы стать нормальным? — Нормальным? Ты имеешь в виду, верю ли я в то, что смогу однажды жить в социуме спокойно, как все? — на вопрос шатен кивает, заставив собеседника чуть призадуматься, даже нахмуриться, — Я не думал об этом именно сейчас. — А почему ты все же решил лечиться? Какие еще проблемы у тебя нашли? Только алекситимию? — Дазай, благодарю за повышенное внимание, но мы слишком много говорим обо мне, — брюнет приподнимает уголок губ, — Мы с тобой еще не настолько близки. — Начинаешь чувствовать себя неловко? — Издеваешься? — Разумеется, — Осаму смеется как-то по-доброму, даже по-детски, чем вызывает у Достоевского вздох. Федор решил ничего на этот подкол не говорить, проигнорировав, — Знаешь, а у нас бы явно получилось подружиться с тобой. — Благодарю, но все же я не нуждаюсь в друзьях. — Только вот сегодня ты пошел с нами обедать. — Да, мне просто стало скучно, — флегматично произносит брюнет, — Но не буду врать, твоя компания мне достаточно интересна, когда мы можем обсуждать что-то важное наедине. — Ой, наедине можно и не только этим заниматься, — подмигивает суицидник, получив громкое цыканье Достоевского. — Дурак*. Дальше они в полнейшей тишине доходят до университета, не обращая внимания на стоящий привычный шум в коридорах, который в незаконченный обеденный перерыв не был редкостью. Времени было достаточно, позволяя кареглазому свернуть в курилку, где он мог уединиться с излюбленной пачкой горьких сигарет, немного даже поразмыслив обо всем. Доходит до нужного места он быстро, облокотившись о стену, Дазай достает телефон вместе с сигаретами, читая сообщение Кейдзи о том, как сейчас себя чувствует мама. Немного расслабившись, узнав, что все более менее, Осаму зажимает сигарету меж зубов, прикуривая наконец, погружаясь в себя. Неприятное чувство не хотело так быстро покидать Дазая, поселившись в душе. Суицидник понимал, что Достоевский подобрался слишком близко к его истинному лицу, давая лишь ему два выбора. Бежать или остаться, показывая, как на самом деле ошибался в своих догадках антисоциальный однокурсник? Верить ему как-то не хотелось, хоть он и уверил, будто ему нет резона как-то давить этим на парня, а высказал ему это, просто потому что очень наблюдательный мальчик, который еще и какого-то хрена считает потерю настоящего себя — интересным качеством. Впрочем, долго париться над этим не хотелось. Делая последнюю затяжку, кареглазый тушит сигарету, выкидывая в назначенную специально для окурков урну. Чуть позже еще подумает, как вести себя с брюнетом дальше, какую маску выбрать для него. Времени до начала пары еще оставалось, поэтому прогуляться по учебному заведению было хорошей на данный момент идеей. Да и вполне реально было таким образом расслабиться, скорее всего. На это Осаму искренне надеялся.***
Воскресное утро в доме Осаму всегда проходило по одному и тому же сценарию: как обычно в 7:15 проходил у семьи завтрак, вне зависимости от дня недели или праздников, так как режим, по мнению главы семейства, был очень важен, дальше семья расходилась по комнатам заниматься своими делами (Дазай обычно возвращался в комнату продолжать спать где-то до одиннадцати), отец же потом к обеду уезжал по важным делам до вечера. Воскресенье почти не отличалось от каких-то других дней, ну разве что десертом, который полагался семье раз в неделю. Только вот этот выходной должен был отличиться для Дазая Осаму, это удалось понять еще с утра, когда сонному шатену позвонили за пять минут до будильника. — М… мхм? — суицидник совсем не понимал еще что происходит, мыча в трубку что-то совсем нецелесообразное, желая только поскорее снова отрубиться. — Привети-ик, * — бодро здоровается знакомый голос на непонятном языке, по протягивающей гласные интонацией, кареглазый догадывается кто это может быть. — Гоголь, блять, — Осаму садится, фокусируя свой взгляд на одной точке, — Ты всем обычно звонишь так рано? — Дазай непроизвольно ставит себя на место Достоевского, которого он будил почти такими же, как оказалось, раздражающими способами. Мысленно Осаму клянется больше так никогда не делать, начиная верить в карму. — Ну да, — удивленно соглашается блондин, — Да я вообще-то просто сказать хотел, что заеду за тобой где-то к 17:00, локацию отправишь? — Тебе надо просить меня кинуть локацию в… — Осаму отстраняет от уха телефон, поднося его к лицу, рассматривая время, — 6:55?! Охренел?! Если ты подрабатываешь будильником, то я хочу отказаться от услуг. — Дазай, ну я ведь занятой человек, может я не найду потом время, — Гоголь с издевкой усмехается, — Чувствую, меня сейчас покроют матом, так что я отключусь! Николай действительно сбрасывает трубку, как слышит непрерывное молчание первокурсника, что уже явно вспоминал и выбирал все английские «добрые» слова, собираясь все это выплеснуть на блондина, что какого-то черта не спал в такое время в воскресенье-то. Больной ублюдок. он меня копирует: *локация* (6:58) он меня копирует: Позвони мне еще в такое время, конченый. Чего не спится? (6:58) Косплейщик: а я не ложился еще: DDDDDD (6:58) он меня копирует: И ты решил не давать спать другим? (6:58) Косплейщик: ; D (6:58) он меня копирует: Напомни мне отмудохать тебя при встрече (6:59) Косплейщик: обязательно занесу твое имя в список тех, кто хочет меня избить!!! (6:59) он меня копирует: Видимо, слишком многих ты беспокоил в воскресенье утром (6:59) Звон будильника еще больше выводит парня из себя, после чего телефон чуть не летит в стену, но хозяин вовремя вспоминает, что телефон вообще-то не виноват, ты сам поставил будильник на это время. Ноги в руки и пошел умываться. Суицидник сдается, наконец поднимаясь с постели, мимолетно глядя на свое помятое отражение в зеркале с взъерошенными волосами, да выражением лица, так и говорящем о том, что он будет убивать сейчас, если его еще хоть одна тварь тронет или окликнет. Глубоко вздохнув, Осаму решает подремать еще пару часов после завтрака. Главное показать себя отцу, запихнуть лекарства с едой, а дальше все проще. Вот только вздремнуть «пару часов» у японца совсем не вышло. Дазай просыпается вновь из-за звонка, и кажется, звонка далеко не первого. Взяв в руки телефон, Осаму с удивлением обнаружил, что время было 17:12, а пропущенных от Николая семь. Шатен подрывается, на ходу беря трубку, попутно начиная рыться в шкафу в поисках подходящей одежды. — Николай, черт, прости, пожалуйста, — кареглазый достает из шкафа излюбленную синюю толстовку, — Ты давно меня ждешь? — Минут десять, вообще-то, — цыкает блондин, — Я бы не был так раздражен, если бы твоя охрана не собиралась звонить в полицию, называя меня сатанистом. — Подожди меня еще минут десять максимум, я уже почти готов! — не дожидаясь ответа, шатен сбрасывает, кидая телефон на кровать, в спешке натягивая на себя джинсы. Осаму был очень удивлен тем, что дополнительно провалялся аж целых семь часов, и это если не брать в расчет шесть часов сна ночью. Шатен смахивает все на прием новых антидепрессантов, которые гнали в сон намного хлеще предыдущих. Ведь если те лекраства вызывали постоянную слабость, сонливое состояние, но уснуть было почти невозможно, то с этими таблетками засыпалось сразу, резко, без лишних усилий. Шатен даже немного не понимал, хорошо это или плохо. С одной стороны тот факт, что бессонных ночей или сна по два часа в сутки будет меньше, конечно, радовал, но с другой было непривычно. Вот только не смотря на свой столь длительный сон, чувствовал себя суицидник мягко говоря плохо, собираясь перетерпеть тошноту и легкое головокружение, ведь отменять встречу в то время, как человек стоит у твоего дома и ждет… Когда внешний вид был наконец приведен в порядок, юноша спешно выбегает из дома, даже не заметив вопросительные взгляды братьев. Дазай добегает до ждущей его машины Николая, из которой довольно громко звучала русская или украинская музыка, в которой шатен не разбирался, да и желанием не горел. Садясь рядом, Осаму с облегчением вздыхает, не получив никаких претензий, что он заставил старшекурсника ждать. Гоголь только хитро улыбается, когда кареглазый оказывается в машине, тут же надавливая на газ. — У тебя такое лицо, словно ты похищение тут замыслил, — ухмыляется Дазай, поправляя волосы. — Ну так я же говорил тебе, что собираюсь забрать тебя. — Если это не Бали или Гоа, то не хочу иметь с тобой дела дальше. Хреновый похититель. — Думаю, для первого свидания подойдет пока боулинг, а не острова, — подыгрывает Николай, хохотнув, — Жирно будет слишком. — Ну вот после этого верь мужчинам, садясь с ними в крутую тачку, — разочарованно вздыхает суицидник, прислонив руку ко лбу, — Надеешься, что тебя повезут отдыхать на моря, фотографируя на пляже, но тебя оценивают лишь на поход в боулинг. — Вот такая жизнь, — не менее разочарованно произносит Николай, — Не туда мы устроились с тобой, чтоб халявно на пляжи разъезжать. Иногда хочется простого человеческого папика, а не вот эти все конспекты. — Чем тебе Хироцу-сан не папик? — помолчав несколько секунд и переглянувшись, парни тут же заливаются громким смехом. Студенты доезжают до нужного места, где Николай и запланировал сегодняшний вечер. Внутри, после выдачи специальной сменной обуви для игры, их уже ожидали в зоне отдыха за столиком две девушки, одна из которых являлась однокурсницей Осаму, в компании Куникиды, что ошарашенно смотрел на того, кого Гоголь решил привезти с собой. Идеалист совсем не ожидал такого поворота событий, даже не подозревая. Привести Дазая на совместный выход! Николаю хотелось как можно сильнее втащить по голове, надеясь, что хоть так мозги на место встанут. Осаму не менее удивленно смотрит на Доппо, что заметно напрягался с каждой секундой, но просто взять и уйти ему не давала компания Сильвии, не желая огорчать девушку своим уходом или скандалом, блондин отворачивается, поправляя очки. — Николай! Я, конечно, подозревал, — натянуто улыбается Осаму, шагая с третьекурсником к столу, — Но я все же надеялся, что тебе совести хватит. Гоголь молчит, сдерживая смех, активнее шагая к друзьям. Прожигающий взгляд Куникиды никак не действует на блондина, словно это не он пригласил Осаму в их компанию сыграть вечером, а сам шатен нагло увязался. Когда Гоголь, подходя близко к столу, еще смеет подмигивать идеалисту, Доппо забывает про правила приличия и девушку рядом с ним, хватаясь за ложку, швыряя ее в друга. — Оу! — воскликнул украинец, уклоняясь, — Куникида, ну ты так убить можешь! — Да я бы с удовольствием! — вспылил студент, нервно сжимая вилку. — Доппо? — рядом сидящая с ним кудрявая девушка не понимает как ей реагировать на происходящее, когда один чуть не готов убить другого по какой-то неизвестной причине, Лиле все равно, а пришедший с Гоголем шатен глупо улыбается, смотря в одну точку, как умалишенный. — Извини, — сероглазый старается себя успокоить, все же решив положить вилку на место. — Знаете, — подает голос кареглазый, — Я, пожалуй… — Не придумывай отмазки, — фыркает Гоголь, хватаясь за меню, — Сядь и не неси отговорки-помидорки! Это Лилочка, ты не смотри на ее злобное выражение лица, собака лишь на вид злая, а так она ма-аленькая, хорошенькая. — Совсем охренел? — отрываясь от телефона, шипит девушка, — Очень приятно, чел, что на стуле ровно не сидит, — Дазай подавляет смешок, вспоминая свой первый день. — Очень приятно, Лила, — суицидник переводит взгляд на вторую девушку, — А Вы, красавица? — Фукудзава Сильвия, очень приятно, — с улыбкой кивает девушка, — Можно на «ты», да и… садись, чего стоять? Осаму понимает, что все еще мнется стоя, пока Николай уже минуты две как уселся рядом с Пералатти, доставая ее «тыканьем» в плечо, но замечает суицидник свободное место лишь рядом с Куникидой, да той девушкой, именуемой Сильвией, которая по словам Гоголя являлась приемной дочерью директора университета. Возле себя Николай, как предатель по отношению к Осаму, накидал сумок, да свою кожаную куртку. Ничего не оставалось делать, как сесть рядом с бывшим другом, приветственно ему кивая. Казалось, что после всего, что было, находиться за одним столом должно быть им явно дискомфортно, но вместо этого было у двоих иное чувство, больше похожее на сожаление. Сожаление о том, что не могли собраться нормально сами, поступая словно малыши в детском саду, обижаясь друг на друга. Повисла неловкая пауза за столом. — Тогда сделаем заказ, а пока несут, то начнем играть? — нарушает тишину Пералатти, отрываясь от телефона, — Так и будете все молчать? Я начинаю чувствовать себя дурой. — Ой, да что заказывать? Возьмем две-три пиццы разных, да напитки, — зевая произносит Николай. — Пойду тогда имена зарегистрирую, я подождать с этим попросила, — встает шатенка, смахнув волосы с ключиц. Пока сидящие делали заказ, открывая спор на тему какую пиццу следует брать, у решетки счета уже высветились пять имен играющих. Осаму кидает взгляд на табло, изучая порядок. Николо, Лила, Осаму, Доппо, Сильвия. Суицидник переводит взгляд на Куникиду, уставившегося на дорожку. Кареглазый вспоминает, как Доппо хорошо играл в боулинг, часто соревнуясь с Одасаку на количество страйков. Проигравший всегда выполнял три желания победителя. Сам Осаму никогда не соревновался с ними, следя за их «борьбой», кидая шары просто так с Анго. Видимо, старшекурсник тоже вспомнил былое время, так как спешно отвернулся. — Ну что, Гоголь, бери понравившийся шарик, — усмехается девушка, собирая волосы в пучок, для удобства, — Я тебя сделаю все равно. Ты ведь играешь в боулинг, как я катаюсь на коньках. — Лилочка, алмазик мой, желаю тебе выбить хотя бы один страйк, — подмигивает Николай, вставая, — Учись, пока я жив. Итальянка закатывает глаза, уступая место другу, давая ему взять свой шар. Николай вальяжной походкой доходит до шаров, взяв один, который приглянулся ему благодаря розовому цвету. Затормозив, он хитро улыбается, бросая неоднозначный взгляд на подругу, а потом на Фукудзаву. — Требую за каждый мужской страйк поцелуй в щеку от дам каждому, — Николай получает ошарашенный взгляд Сильвии, да свист суицидника, которому эта идея определенно нравилась. — Тогда за каждый наш страйк — пощечина, — Лила хлопает в ладоши, самодовольно улыбаясь, — А ты знаешь, какая у меня тяжелая ручка. — Идет! Николай подходит к дорожке, вставая в позицию, привыкший играть с места. Юноша внимательно смотрит на кегли, чуть прищуриваясь. Со звуком вздохнув, Николай кидает шар, внимательно наблюдая за его быстрым движением. Грабли убирают упавшие кегли с дорожки, оставляя всего две. Гоголь вставляет русское неприличное слово, дожидаясь своего шара из возвратника. Снова подходя к дорожке, блондин, заскользив, кидает шар, успешно «уничтожая» оставшиеся кегли. — Спэа! — радостно кричит Пералатти, злобно рассмеявшись, — Отойди, профессионал, — девушка легонько толкает друга, хватаясь за шар. Разбегаясь, Пералатти кидает его, сбивая все находящиеся кегли на дорожке, — Accaduto(Получилось)! Схавал, Николо?! Inoltare (давай), подставляй свое наглое симпатичное лицо. — Посильнее ему двинь! — вставляет Дазай, вскакивая с места. — Подписываюсь, — хмуро добавляет Доппо. — Да за что?! — Николай драматично разводит руками, словно невиновного собираются наказывать. — За все хорошее, — хором неожиданно для себя произносят бывшие друзья, тут же переглянувшись. Довольная шатенка весело в припрыжку подбегает к другу, прописывая тому по лицу с улыбкой, вызвав одобрительные аплодисменты шатена. Гоголь громко айкает, потирая покрасневшую щеку. Недовольный и обиженный, блондин садится на свое место, хмурясь, подставляя лицо второй девушке. Пожалев парня, Сильвия легонько стукает того по щеке, сдерживая улыбку. Пощечину намного слабее получили и Осаму с Куникидой от девушек, забавно жмурясь во время ударов. Пералатти берет свой шар для второго броска, кидая его. Когда фиолетовый шар сбивает лишь шесть кеглей, Николай показывает подруге язык, толкая ее локтем, как та села на свое место рядом с ним. Лила прописывает ему ладонью по плечу, замахиваясь еще раз. — А говорила, что не бьешь мужчин! — вскакивает Николай, пятясь назад. — Ты так достал, что тебя это правило уже не касается, — закатывает глаза Пералатти, наливая себе колы в стакан. Когда очередь доходит до Дазая, шатен лениво встает, хватая первый попавшийся шар. Боулинг он хоть и любил, но никогда не старался, кидая шар так, как кинул. Хоть Ода с Доппо и пытались его научить, кареглазый начинал капризничать, что эти правила такие скучные, а играть надо для удовольствия, а не страйков. Тогда кузены сдавались, смотря на то, как их друг иногда даже одну кеглю сбить не мог, так еще часто падал, не удержавшись. Приготовившись, японец кидает шар, что ничего не сбивает. — Старайся ровнее, — вздыхает Куникида, поправляя очки, — Криво кидаешь. Осаму делает второй бросок, вызывая недовольное цыканье Доппо, когда шар уехал куда-то направо. Суицидник с улыбкой пожимает плечами, когда фрейм остается открытым, присаживаясь. — Давай, Куникида! Покажи настоящую игру, — шатен поднимает кулачок, подбадривая третьекурсника. Доппо кивает, вставая с места. Вздохнув, он внимательно рассматривает шары, беря подходящий. Оценив расстояние, блондин делает несколько шагов назад, придерживая крупный шар второй рукой. С разбега в три с половиной шага, блондин кидает его, выбивая страйк, а за ним сразу же второй. Николай восхищенно вскрикивает, показывая на друга. — Во дает! А я уже забыл, что ты хорошо играешь. Доппо, не меняясь в лице, садится, получая поцелуй в щеку от Фукудзавы, немного опешив. Следом последовал легкий чмок итальянки, окончательно смутив парня этим. Пералатти подзывает пальцем наклониться Осаму, что с улыбкой выполняет это действие, ожидая поцелуя. С обеих сторон его чмокают в щеки, заставляя парня улыбаться еще шире. Смотря на Николая, Лила ехидно улыбается, после поцелуя в щеку кусая его, что тот аж дернулся, с недовольной миной уставившись на подругу. Гоголь, фыркнув, вскакивает, чуть не прыжками добираясь до своего полюбившегося розового шара, хватая его. — А я сейчас отыграюсь! Кусаться она тут вздумала, — заявляет Гоголь, с разбега кидая шар, но подскользнулся, падая на дорожку. — Слышь, мастер отыгрышей, не умирай давай, кто скидываться на еду будет? — цыкает девушка, скрестив руки на груди, смотря на не движущегося друга, — Гоголь, не заставляй меня тыкать в тебя палкой, как это было в прошлый раз! Сильвия немного неуверенно достает легкий шар, покручивая его в руке, начиная заметно нервничать. Вздохнув, она с надеждой смотрит на Куникиду, что тут же подходит к ней. — Я просто первый раз играю… — оправдывается русая, вызывая улыбку молодого мужчины. — Давай попробуй с места, — встает сзади девушки Доппо, собираясь помочь на практике понять систему, — Руку вот так, вот так. Желательно с разбега, — Сильвия заскользила, заступив за черту, кидая шар, — Нет, фол. —Вы же научите меня, Куникида-сан? — Вы же научите меня, Куникида-сан? — беззлобно пародировал девушку Осаму перед Гоголем, что аж колой подавился от попадания в девушку. Игра продолжалась достаточно долго, где благодаря Куникиде все десять фреймов юноши получали заслуженную награду от девчонок, что уже пожалели о своем согласии, а в особенности Пералатти, которая могла бы догадаться о том, что Николай знает о способностях друга, ставя такое условие. Но и не только Куникида хорошо показал себя в игре, выбивая страйк аут, Дазай, все же понимая ценность сбитых всех кеглей на данный момент, начал прикладывать усилия, дабы потом весело напевать, как ему должны быть благодарны парни за предоставленные благодаря ему поцелуи, но часто промахивался. Пералатти старалась не отставать от Доппо, хорошенько потом прописывая Гоголю да Осаму, с их глупыми шуточками, намного слабее ударяя Куникиду, что вел себя более сдержано, в отличии от этих двух. Две пиццы тоже моментально исчезли со стола под разговоры, в особенности про университет, где Гоголь делился с первокурсниками забавными случаями, с которыми ему пришлось сталкиваться почти за три года обучения. Смеялся, вспоминая это все, даже Куникида, в особенностью над историей, где Доппо и Николая заперли вечером в аудитории, да им пришлось там потом выживать всю ночь, когда телефон Николая остался у бывшей девушки, а телефон японца предательски разрядился. Сероглазый добавляет, что чудом не пришиб стулом однокурсника, настолько его было много. Сильвия качала головой, сдерживаясь. И смех и грех, как говорится. — Пойду тогда оплачу счет, — встает Николай, — Лиля, мне скучно, сходи со мной, — девушка недовольно фыркает, но все же встает, отправляясь за другом. Осаму остался с Доппо за столом, надеясь, что Сильвия как можно скорее вернется из уборной. Оставшись вдвоем, как-то все настроение у них улетучивается, оставляя лишь то самое чувство сожаления, что одолевало их в первые минут трицать в зоне отдыха. Осаму нервно сминает салфетку в руке, делая вид, что рассматривать поверхность стола было очень интересно ему на данный момент. — Я рад, что мы провели этот вечер в одной компании, — первым не выдерживает Доппо, сжимая в руке свой блокнот, — Это даже навеяло мне воспоминания. — Мне тоже, — соглашается Осаму, слегка улыбаясь, — Помнишь, как я тоже подскользнулся? — Я тогда думал, что ты повредил себе руку, а ты придуривался, кретин, — ворчит блондин, вспоминая, как тогда они перепугались за Осаму, который их в очередной раз разыграл, оставшись целым и невредимым. — Да-да, я тогда в качестве извинения всем купил мороженое, — беззвучно смеется суицидник, — Ну я же не знал, что вы так волноваться будете. — Ты никогда не понимал, как сильно за тебя переживают, — шатен поднимает глаза, вопросительно смотря на бывшего друга. Доппо только вздыхает, снимая очки, думая, продолжать ему говорит или нет. — Ой, да ладно вам, — отмахивается парень, — Я не настолько важная штучка, чтоб так утруждать себя. — Именно поэтому ты до сих пор считаешь, что твоя смерть сделает всем только лучше, — почти шепчет блондин, — Ты совершенно не понимаешь, ведь это так не работает, Осаму. — Что ты хочешь сказать этим? — хмурится суицидник, напрягаясь. — Что мне жаль, — произносит Куникида, — Жаль, что я испугался потерять тебя, как Оду. В тот день, когда проскользнула та твоя фраза… — Доппо снова замолкает, не зная, как правильно выразиться. Осаму догадывается, о какой фразе говорит бывший друг. Он прекрасно помнит ее, ведь сказал ее утром в день похорон Сакуноске, вроде с улыбкой, вроде невзначай, но эти слова почему-то слишком ранили Доппо. «Совсем скоро увидимся, Одасаку» Только сейчас у Дазая наконец пазл начал складываться. Головоломка оказалась проще некуда, но не хватало последнего кусочка, чтоб собрать картинку целиком. Куникида, что потерял кузена слушал о том, как его близкий друг так легко и просто говорит о скором самоубийстве. И что тогда? — Тогда я и испугался, — вздохнул блондин, прикрывая лоб ладонью, — Я испугался присутствовать и на твоих похоронах. Я не смог придумать ничего лучше, чем просто решить начать избегать. Я осознавал, что ты нуждаешься в моей поддержке, но дать бы тебе я ее не смог никак. Я не психолог, Дазай, я банально не знал как это сделать. Все, что я мог — быть рядом. Но толку? Быть рядом, чтоб смотреть на то, как ты убьешь себя рано или поздно? Смотреть, как ты игнорируешь любые советы обратиться к специалисту? Я был рад видеть тебя в университете, не скрою, но… тогда я понял, что ты все еще не смог избавиться от желания убить себя. Тогда-то я снова разозлился, вспоминая те чувства, которыми был переполнен четыре года назад на похоронах. Осаму молчал. Ком в горле никак не давал ему связать и двух слов. Шатен наконец убедился в словах Огая о том, что тот, кого он считал враждебно к себе настроенным, использовал агрессию лишь как способ защиты, скрывая свой страх и истинные чувства. Пальцы нервно сжимали ткань дивана, хотя на лице совершенно ничего не читалось. Осаму снова и снова переваривал сказанные бывшим, а бывшим ли уже, другом слова. — Теперь я понял, с какой целью Гоголь все это устроил, — надел Очки Доппо. Осаму активно закивал, — Благодаря ему я нашел смелость это все сказать. Мне жаль, Осаму, что так вышло. — Прости, — на выдохе наконец произносит Дазай. — Что?.. — Мне проще было считать, якобы ты ненавидишь меня, чем проявить упрямство, заставив тебя рассказать о причине твоего поступка в тот же день. Тогда можно было избежать четырех лет, за которые мы даже не переговаривались. — Кажется, теперь все встало на свои места, — слегка улыбается Доппо, — Я бы хотел… — Снова быть твоим другом? — Если можно. — Нужно. Осаму впервые за долгое время чувствует, словно один из камней наконец спал с его души. Кажется, Доппо чувствует сейчас то же самое. — Вот и усе, — Николай с Лилой наконец возвращаются, идя вместе с Сильвией, — Но мне маловато. — Чего еще? — ворчит Доппо, прищуриваясь. — Давайте в бар, а? — Гоголь, сиди на жопе ровно. Ты и трезвый дурак, а пьяный так вообще в квадрате, — Лила берет свою сумочку, разворачиваясь. — Подруга-арбузер,* — цыкает Николай, — Ну пойде-ем! Дазай, я знаю, что ты будешь не против! — Я никогда не бываю против напиться! — Тогда за тобой нужно будет следить, — серьезно говорит Куникида, вставая, — А за вами двумя тем более. Я еду. — Да хорошо! Придется с вами, — сдается Пералатти, смотря на Сильвию, — Ты как, едешь? — Ох, была бы рада, но за мной уже отец подъедет через минут десять, — улыбается девушка, — Спишемся еще, Куникида-сан! Доппо еле заметно смущается, кивая ей, направляясь на выход с компанией, уже забывая о своем графике из-за этих любителей приключений. Все же за «детьми» нужен глаз да глаз, а никто кроме блондина на роль «мамы» не подходил. Николай самодовольно подмигивает Пералатти, в знак того, что все явно пошло по плану, когда обращает внимание на разговаривающих позади Доппо с Осаму, которым явно было что обсудить за все эти четыре года детской глупой ссоры. Только в такие моменты осознаешь, как важно не бояться разговаривать с человеком о своих страхах, чувствах, да мыслях. К сожалению, многим действительно нужно удариться об асфальт собственных ошибок, прежде чем понять какую никакую истину. Держа все в себе можно только навлечь проблемы, которые обернутся не самыми приятными последствиями. Дазай наконец начал это понимать, а в голове проскакивает мысль, что все наконец налаживается, а дальше будет только лучше. Студенты останавливаются у ночного заведения, обвешенном неоновыми вывесками. Музыка из помещения прекрасно слышалась даже на улице, а у входа стояли два мордоворота, встречающие новых посетителей. Лила и Куникида заметно напрягаются, что замечает Осаму, вопросительно уставившись на довольного Гоголя, у которого улыбка была во все тридцать два. Доппо, по всей видимости, не был рад такой реакции Николая, злобно на него зыркая. — Гоголь, ты говорил про бар, а не клуб, — шипит Пералатти, поворачиваясь к другу, — Да и не забронировано у нас. — Бросьте, — хохочет блондин, — Это одно из новых заведений моего папоськи, — Николай выходит из машины, зазывая жестом остальных. Ребята нехотя выходят, с подозрением поглядывая на вышибал, что явно не были позитивно настроены, глядя на приближающихся молодых людей. Блондин же подбегает к ним, весело махая ручкой. — Николай Гоголь! — называет свое имя украинец. Мужчины переглянулись, после согнувшись в уважительном поклоне, расходясь, давая пройти пасынку владельца. Осаму вскидывает брови, поворачиваясь к Пералатти, что закатывая глаза шептала на итальянском «Показушник». — Мне интересно, это чем таким занимается отец Николая? — шепотом спрашивает у Лилы Дазай. — Его отец владелец четырех элитных отелей по всей Японии, нескольких клубов в Токио, а еще собирается открывать ресторан в честь жены в Киото, — объясняет шатенка, поправляя волосы, — Правда не знала, что и этим клубом владеет Судзуки-сан. — Я не понял, Гоголь тоже хафу? Он не тянет же, — Осаму цыкает, когда запутали его еще больше. — Нет, Николай украинец. Его мама восемь лет назад вышла замуж, вот и Николай переехал с ней в Японию. Относится к Судзуки-сану он как к родному отцу, но все же про кровного его не спрашивать, если сам не расскажет, — встревает Куникида в разговор. Николай жестом приглашает друзей пойти за ним в вип-комнату, заходя в помещение. Легкую верхнюю одежду они решили не сдавать, забирая с собой. Николай заводит друзей на второй этаж, отказываясь от помощи сопровождения. Заходя в неоновую комнату с мягкими диванами, столом и караоке, Осаму понимает, как давно все же не вырывался в социум, не посещал какие-то общественные места, да и просто банально не веселился с друзьями. Улыбаясь, он решает сделать этот вечер еще более для него запоминающимся. — Николай, я могу позвать еще парочку людей? — Пф, конечно можешь! — отмахивается Гоголь, заваливаясь на диван, — Наконец-то посетил это место. Все же пару месяцев уже прошло, а ножки дошли только сейчас. Осаму присаживается скраю, набирая сообщение с приглашением и локацией Танидзаки, зазывая в их компанию. Получив утвердительный ответ, Осаму расслабленно откидывается на спинку дивана, смотря на то, как Лила «пытает» щекоткой дергающегося Гоголя. Куникида лишь тихо вздыхает, просматривая меню алкогольных напитков и обычных, выбирая безалкогольный коктейль. — Ну вот, — театрально вздыхает суицидник, — Единственная дама, а не со мной. — Мне тебе на коленки сесть? — с сарказмом произносит Лила, отставая от друга. — Да я был бы не против, — кареглазый подмигивает ей, получая в ответ закатывание глаз. — Здравствуйте, вы уже определились с выбором? — в комнату заходит брюнет, обращая внимание на собранную компанию, чуть удивляясь. — Дост-кун?! — ошарашенно спрашивает Дазай, начиная смеяться, — Ладно, все же не гей-клуб. Ну ладно. Федор щурится, пытаясь сдержать себя. Сейчас он лишь посетитель, с которым надо очень вежливо общаться, если не хочешь вылететь из места, где более менее хорошо платят студенту с не японской внешностью. — Да, нам пожалуйста шесть коктейлей вечера, а еще одну безалкогольную «Голубую лагуну» убежденному трезвеннику, — улыбается Гоголь, — Надеюсь, работа тебе тут нравится? Я помогал отцу с названием и интерьером.* — Так Вы сын учредителя? * — спрашивает Федор, записывая заказ. — О, друзья Осаму — мои друзья. На «ты» давай, Федя, — подмигивает Гоголь, разваливаясь на диване. Брюнет кивает, поправляя сделанный хвост. Когда заказ был принят, он выходит из вип-комнаты, все еще замечая на себе удивленный взгляд однокурсника. — Вот так встреча, — вздыхает Пералатти, — Дазай, дай свой номер и инсту. — Ну, инстаграма у меня нет, а вот номерок сейчас запишу, — шатен берет телефон девушки, записывая свой номер. — Я вас только умоляю, — тяжело вздыхает блондин, протирая очки, — Не напейтесь. — Это не точно, — хором отзываются трое, дожидаясь появления Танидзаки с Сато.