«Если человек молчит, не стоит злиться на него.
Возможно, стоит обратить внимание на действия.»
Потрескавшиеся от сухости губы едва разлепились, чтобы почувствовать на себе влагу от прохладной, но в меру, воды в пиале. Жадно глотая ее, кицунэ на время забылась о манерах, которыми ее когда-то учили в школе гейш. Тело пылало от жара, что переливалось от головы до стоп. В мгновенье посуда была опустошена и передана бережно сидящему около плеча синоби, что все это время аккуратно гладил ее ладонь большим пальцем, давая чувствовать себя рядом и в безопасности. Мэй подскочила через десять минут после того, как Кадзу вошел в комнату. Она тряслась не то от кошмара, не то от жара, что испытывала все это время. Температура шкалила, то медленно падая, то вдруг резко подскакивая. Синоби все время был с ней, прикладывая ко лбу теплую шершавую ладонь, отмечая для себя состояние девушки. Кицунэ смотрела на ниндзя блестящими глазами, вспоминая то, как они вместе находились в лесу в первый раз, после того, как лисица высвободила пленника из заточения. Тогда началась их история? Да, наверное так и есть. Она вспомнила шуточные слова усталого и раненого синоби, когда та протирала его от грязи мокрой тряпкой, пока тот спал. «Даже если ты очень постараешься…боюсь, у нас сейчас ничего не выйдет.» Лисица так же в шутку пригрозила суровому синоби тряпкой, продолжая свое дело. Уже в тот момент сердце кицунэ предательски сильно билось, выдавая смущение, но она списывала все на редкие одинокие встречи с мужчинами и адреналин после побега. Мэй вновь взглянула на Кадзу, что бережно следил за ее лицом. Как же так получилось, что теперь она легко узнавала его эмоции под кромкой маски безразличия? Возможно, всему виной их отношения? При людях Кадзу не показывает своих настоящий эмоций, но с ней… Он другой. Настоящий. Её. — Вышло все-таки. — Она, в полном бреду, либо же на чувствах, взяла руку синоби в свою, сплетая их пальцы. Он легко сжал ее бледную руку, полностью скрывая в своей, и посмотрел на Мэй, ожидая продолжение начатой фразы. — Я очень постаралась. Но ты, несомненно, больше. Кадзу на секунду задумался, а потом ласково улыбнулся кицунэ, не сводя с нее взгляд. Мэй поняла: он все помнит. И тоже понимает про что она говорит. Она чуть приподнялась в сторону синоби, аккуратно положив свою голову на его сильное плечо, стараясь не задеть рядом находящиеся раны. Вспомнив про то, каким путем были доставлены новые увечья, по лицу Мэй пробежала тень, а глаза на секунду вспыхнули еле заметным янтарным свечением, что не осталось не замеченным ниндзя. Он сильнее, но так, чтобы той было не больно, сжал ее ладонь, второй рукой приподнимая подбородок кицунэ на себя. — Прости меня… — Мэй смотрела на его лицо, не решаясь взглянуть на родные глаза. Сама не заметила, как часть начала моргать, стараясь смахнуть страшную картину, вновь и вновь всплывающую в голове. Соленая влага скопилась в уголках глаз, но не вытекла наружу, ведь хозяйка резко зажмурила их, втянув в себя щеки, до боли закусывая их, да так, чтобы почувствовать железный привкус во рту. Кадзу все еще держал ее за подбородок, прислонившись своим лбом к ее, чуть задевая кончик ее носа своим. Мэй подняла свободную руку, в невесомости проводя ею по спине Кадзу, стараясь не сделать еще больнее. — Ненавижу себя за это, Кадзу. Мне так больно от этого. Я не представляю, что чувствовал ты. Я так хочу забрать это все. Всю боль, что тебе причинили… Чтобы ты был в порядке. «Не позволил бы забрать. Никогда. Не вини себя за меня, хорошая. Я такой, из-за меня не стоит плакать. Особенно тебе.» Мэй с болью посмотрела на его глаза и увидела в них свое отражение. До безобразия уставшее либо, со слезами на щеках, которые она, к сожалению, не смогла сдержать. «Столько терпела. Столько лет держала непринужденную маску, чтобы сейчас расплакаться перед ним. Перед тем, кем плакать никогда не хотела… Стыдно. — Мэй отвела взгляд, закусывая губу, понимая, что этим видом привлекает к себе лишь жалость. — Что же он подумает? Оттолкнет? Отвернется? Страшно…» Но Кадзу и не думал делать то, о чем подумала кицунэ. Он аккуратно освободил свою руку из нежной девичьей ладони, напоследок задерживая ее тонкие женские пальцы, явно нехотя отпуская их. Ниндзя поднял освободившуюся ладонь и провел теперь двумя по щекам девушки, смахивая слезы. Он понимал, что она слишком долго копила это в себе, и понимал, как та сильно страдала от этого. Он отрицательно качал головой, большими пальцами поглаживая ее румяные щеки. Мэй вновь взглянула в его глаза, прижавшись сильнее щекой к одной из рук, накрывая обе уже своими ладонями. Она видела в его глазах многое. Но ни разу не жалость. Наоборот, тепло, гордость и любовь… Сильную любовь к бывшей гейше. — Я помню, ты предупреждал о том, что когда-то можешь не вернуться. Что тебя убьют и все. Но…я так испугалась. Испугалась, что больше не увижу тебя. Испугалась, что тебя будут пытать. Испугалась, что дальше без тебя. Как же я без тебя теперь, Кадзу? Я же… Я же не смогу… «Не представляешь, как я буду себя чувствовать, если тебя не станет, ласковая. Я всегда буду защищать тебя, ценой своей жизни.» Синоби чуть сильнее сжал щеки кицунэ, не разрывая зрительного контакта, и наклонился к ее губам, едва касаясь их и чувствуя, как его лисица выпустила из груди порывистый воздух, выдыхая его прямо в губы ниндзя. Он поцеловал ее сначала быстро, отстраняясь на секунду и видя, как Мэй тянулась к нему, обвивая руками шею Кадзу. Затем провел носом от щеки и до уха, пряча свое лицо в ее ухоженных волосах, а потом вернулся обратно. Снова поцеловал, и на этот раз чувственно и глубоко, закусывая нижнюю губу, улавливая слухом тихий полувздох. Мэй чуть отстранилась и снова поцеловала ниндзя, стараясь быть к нему как можно ближе. Будто Кадзу в любом момент может испариться. Она никогда не проявляла инициативу в их отношениях. Даже когда казалось, что Кадзу позволял это, она все равно чувствовала, что ниндзя берет инициативу в свои руки. Но сейчас, когда она сама целует его с глубоким чувством, аккуратно углубляя поцелуй, отстраняясь и еще сильнее впиваясь в его уста, ее сердце бьется невероятно сильно. Пульс учащается, в ушах стоит громкий звон, а ноги, и так еле как державшие кицунэ на коленях, подкашивались еще больше. Кадзу замечал это и быстро подхватывал за бедра, не давая девушке упасть. Она хотела показать через этот поцелуй, как сильно любит синоби. Он же, сквозь нахлынувшую страсть, эту любовь принимал, отдавая ее в такой же, и даже большей, мере. Поцелуй распалял, им было мало друг друга в эти долгие дни. Хотелось больше. Хотелось не просто слияния тел, а любви и покоя. Вновь очутиться в уютном доме синоби и засыпать с ним в одной постели. Вновь слушать рассказы ее прошлой жизни в роли гейши. Вновь вместе преодолевать трудности и учиться новому. Кадзу хотелось прижать ее к себе и спрятать от ужасных Они и Рэйки, а Мэй хотелось оберегать синоби, и, если понадобится, отдать за него жизнь, рискнув всем. Он молчит, но даже так она чувствует его любовь и поддержку. Кадзу аккуратно отстраняет от себя девушку, пока та зарывается носом в его шею, вдыхая знакомый запах, ставший уже таким родным. Им не нужно слов, они все решат без них. Они оба преодолеют все трудности, встав друг за друга горой. Суровый синоби и опасная кицунэ. Заботливый Кадзу и нежная Мэй. — Прошу тебя, не рискуй. Не бери все на себя и не неси эту тяжесть на себе одном. Ты знаешь, я всегда рядом. — Мэй заботливо касалась подушечками пальцев запястья синоби, вызывая у того табун мурашек. — Я всегда буду с тобой. «Я верю тебе. Я рискну собой только в одном случае, и этот случай — ты» Он нежно поцеловал ее в макушку и поправил кимоно, съехавшее с ее хрупкого женского плеча. Она лишь провела носом по его ключице, улыбаясь своим мыслям. Спустя пару умиротворенных минут Кадзу поднял ее на ноги, бережно осматривая, затем легко поцеловал в лоб и повел девушку из дома, в сторону их, с Господином Араи, комнаты. Они шли мимо дворов, словно настоящие ниндзя. «Почему же словно? — Мэй покосилась на синоби. — Один из нас очень даже настоящий» Они взошли на порог и тут же едва слышно постучали в сёдзи, а затем, не дожидаясь ответа, открыли их, заходя внутрь. Такао, стоявший чуть поодаль от всех остальных, спокойно поднял забинтованную ладонь, успокаивая остальных. Сатоши едва слышно присвистнул, чем вызвал вопросительный взгляд со стороны синоби и кицунэ. — Да вот, Такао наколдовал, что сейчас вы зайдете. Ну, то есть Мэй. Но не суть. Угадал, в общем. — Сатоши надменно ухмыльнулся и повернулся к дзёнину. — Расскажешь им, как сумел? Получив от Такао кивок, гример отошел от них к ронину и ёкаю, что все еще перешептывались между собой. Такао проследил за Сатоши и повернул голову в сторону кицунэ и синоби. — Мэй. Кадзу. — быстро, не сильно глубоко, но достаточно уважительно, поклонился, останавливая взгляд на кицунэ и отмечая ее рыжие концы волос, а так же нездоровый яркий блеск в глазах. Получив от них ответный глубокий поклон, Такао на мгновенье замер, глубоко вдыхая носом воздух. Теперь энергия лисицы ощущалась гораздо сильнее, чем когда-либо. — Мэй, можем поговорить? Кадзу недоверчиво сузил глаза и дернул щекой, понимая, что дзёнин не обращает на него внимания. Пальцами пройдя по ладони Мэй, отошел в сторону, к остальным, оставляя тех наедине. Такао галантно указал на соседнюю комнату, где их меньше будет слышно, и Мэй, молча кивнув, прошла в нее. Она поймала себя на мысли, что не может ослушаться колдуна. И дело даже не в воспитании. Такао тем временем следил за реакцией кицунэ на свое поведение, размышляя, поймет ли та что-нибудь? Но вот они зашли в комнату и сели на татами, что были бережно постираны и заново расстелены слугами днем. Заметив на котацу* уже нагретый тэцубин*, рядом с которым стояло несколько пиал, кицунэ поняла, что Такао действительно чувствовал ее приход. Но как ему это удалось? Предложив колдуну чай и получив кивок согласия, Мэй принялась правильно заваривать напиток, попутно размышляя, о чем же хочет поговорить маг. Из крайней вежливости, девушка не спрашивала об этом вслух, давясь своими догадками. — Мэй, я вижу, что тебя что-то тревожит. Поделишься? — Такао решил начать, не вынося долгую тишину. — Если хочешь, конечно. Мэй дрогнула и чай в ее руках чуть было не пролился на котацу. Она быстро поставила кружку рядом с колдуном, отряхивая себя от наваждения, вновь принимая невозмутимый вид. — Нет, все в порядке. Наверное, просто усталость. — Кицунэ заметила на себе прожигающий и твердый взгляд Такао, поэтому поспешила сделать глоток горячего чая, что, на удивление, никак не обжег горло. Видимо, заметив ее взгляд, Такао аккуратно поинтересовался, не горячо ли девушке. Она озадаченно ответила что-то в духе «не знаю» и «наверно, нет», а затем вновь посмотрела на колдуна. — Такао, что происходит? — видимо, вся вежливость Мэй ушла в желудок, вместе с горячим напитком. Поняв, что задала вопрос слишком резко, поспешила извиниться. — Прошу прощения, но, ответь, если ты знаешь, что происходит. Пожалуйста. Колдун, ждавший только этого, заметно оживился. Он поднялся на ноги, благодарно кивнул за чай, и сел около Мэй, прося ее ладонь. Лисица медленно показала ему руку, на которой находилась печать, и стала наблюдать за колдуном, который внимательно ее осматривал. — Сейчас я кое-что тебе покажу, но ты обещаешь держать себя в руках и не нервничать раньше времени. Идет? — Мэй кивнула немного неуверенно, из-за чего получила строгий взгляд колдуна. — Да, хорошо, я поняла. — В этот раз вышло увереннее и спокойнее, хотя так казалось только с виду. Такао кивнул и положил свою ладонь поверх девичьей, прикрывая глаза и что-то нашептывая. Через секунду ладонь Мэй вспыхнула янтарным огнем, едва не обжигая дзёнина, что вовремя отскочил назад. Кицунэ судорожно хватала воздух ртом и откидывала от себя пылающую руку. Огонь не обжигал ее, но мог обжечь и подпалить все здесь. Она резко подпрыгнула на месте, дрожащей рукой пытаясь остановить это. — Мэй, спокойней. — строгий голос дзёнина приводил ее в сознание, но ненадолго. — Мэй. — Ты говорил, что кицунэ могут развивать либо иллюзии, либо огонь. Но никак ни оба сразу! Что это, Такао? — Она испуганно подняла взгляд на колдуна, который находился от нее на расстоянии вытянутой руки. — Я проклята? Это нормально? Что происходит? — Мэй, возьми себя в руки. Ты спокойна. — голос колдуна вновь начал успокаивать, а огонь на ладони уже прекращал гореть. Мэй осела на пол, хватая себя за голову, что нестерпимо начинала болеть. — Это не проклятье. Ты — одна из редких разновидностей…кицунэ. Мэй ошарашено посмотрела на дзёнина, отрицательно мотая головой, все еще держась за нее руками. Губы сжались в тонкую полоску, между бровями появилась некрасивая складочка, а глаза вспыхнули оранжевым цветом. — Такао… — она замолчала, формулирую фразу, которая застряла в горле. — Ты лично говорил, что янтарная магия опасна. Что же это получается? Теперь и я…опасна? Глаза пришли в норму и девушка немного успокоилась, но тревога в груди никуда не делась. — Ты опасна только тогда, когда не можешь контролировать эмоции, Мэй. Да, я не буду врать, янтарная магия очень опасна, но такова ее сущность. Мэй, ты можешь держать ее контроль, но ты не должна испытывать никаких негативных эмоций, особенно к себе. Ты должна поставить на этих эмоциях барьер, иначе янтарная лиса возьмет вверх, и, кто знает, что будет потом. — Колдун говорил тихо, почти убаюкивающе, затем аккуратно положил на ее плечи забинтованные руки. — Поэтому я и попросил взять себя в руки. Мэй коротко кивнула, глядя в пустоту. Она вспоминала все, что произошло, начиная от превращения в лису, заканчивая святящейся, из-за ее магии, госпожи Эри. «Госпожа Эри! — Мэй подскочила на ноги, судорожно оглядываясь вокруг. — Она же жива, так?!» Нет. Мэй не потерпит еще одну смерть. Они с Кадзу находились в чьих-то покоях… Чьих? Ее? Она вновь взглянула в глаза Такао, который беспокойно смотрел на нее. А затем вспомнила всю ту магию, что испытывала рядом с колдуном. Обхватив себя руками, Мэй начала расхаживать по комнате, пытаясь сложить пазл. — Такао, госпожа Эри… Не знаю, знаешь ли ты ее, но, прошу, спроси у Кадзу, жива ли она… Мне он не ответит, сам знаешь. — Колдун кивнул и вышел из комнаты, уточняя информацию у Кадзу. Через несколько минут Такао вернулся и доложил все новости Мэй. — Она жива, все в порядке. Ты как-то спасла ее. Но, Кадзу так же передал еще кое-что…- Такао снова умолк, думая, рассказывать новость или нет. Решительно кивнул и продолжил. — Она кицунэ. Мэй расширила глаза от удивления и опешила. Взгляд бегал по лицу дзёнина, ища в нем хоть каплю шутки. Но ее не было. Так же, как и последних нервных клеток Мэй, не ставших в эту ночь. — То есть, как? — Насколько кицунэ помнила, их всех истребляли, и найти кицунэ стоило большой проблемой. А особенно в одном месте. Но, госпожа Эри…- Она говорила, что я напоминаю ей одну женщину… Может, она имела ввиду мою мать? Может я ей ее напомнила? Такао лишь растерянно пожал плечами. Он судорожно выдохнул и провел перебинтованной ладонью по длинным пепельным волосам, слегка приглаживая их. — Но это еще не все, Мэй. — Она подняла на колдуна уставший взгляд и молча села на татами. Колдун сверлил ее серьезным взглядом. — Ты знаешь, что мы доведем твое дело до конца, как бы тяжело не пришлось. — Мэй кивнула. — Знаешь, что синоби никогда не отклоняют начатое. — Снова кивок. — Но ты так же помнишь про нашу часть договора, так? Долг, который ты должна будешь отдать. Вещь. Любая. — Мэй в третий раз кивнула, но уже более неувереннее. — Так вот. Мне нужна будет одна вещь, лисица. И эта вещь находится у такой же, как ты. У особенной. Мэй тяжело выдохнула и кивнула. Затем уже более осознанно и серьезно взглянула на колдуна, который ждал ее вердикта. Она обдумала и, хрустнув пальцами, складывая и в замок, задумчиво поджала губы. — Что за вещь, Такао? — Дзёнин аккуратно передвинул пиалу на столе и задумчиво замолчал. — Девятый хвост кицунэ. — Мэй удивленно выгнула бровь. — Что? — Такао быстро поднял руку, останавливая ее, и продолжил. — Чем могущественнее кицунэ, тем больше у нее хвостов. Ты знаешь, что их может быть всего девять. Но девятый — самый сильный — не является хвостом. Он является амулетом, что придает фантом в виде девятого хвоста среди таких же восьми. — Такао поднял глаза на Мэй, и задумчиво повел пальцем по воздуху. — Он может помочь тебе в битве с Они, Мэй. Это и будет твоим долгом. — Хорошо. Я принимаю твое предложение, дзёнин, но и ты не забывай. — Я помню. Мы все помним.