«Он летел по ветру, становясь единым.
Громкие вопросы, тихие порывы.
Люди смотрят косо, ничего не зная:
Ветер не умеет
Чувствовать желанья»
В щемящей тишине, негромко напевая случайную мелодию, сидела Сино-Одори, расчесывая спутавшиеся за ночь локоны кицунэ. Девушка едва заметно дёргала волосы, чтобы распутать небольшие клочья в некоторых местах, но при этом не доставляя никакого дискомфорта Мэй. Бывшая гейша устало прикрыла глаза, стараясь насладиться последними минутами блаженства перед выходом в свет. Сегодня, помимо тех проблем, что навалились на неё с прошлой ночи, кицунэ предстояло встретиться с сёгуном, который неожиданно пожелал видеть её в удалённой части сада. Передав всю информацию ронину и ниндзя через ёкая, Мэй мысленно продумывала диалог и темы, на которые она может общаться с уважаемым человеком. — Люди так часто погружаются в свои мысли, что не замечают ничего вокруг. А вокруг, между прочим, ещё лучше. — Сино-Одори закрепила результат дорогим украшением, которое ей передали слуги сёгуна, и удовлетворённо улыбнулась. — Красавица. Глаз не оторвать. — Спасибо. — Мэй, непривыкшая к столь частым и открытым комплиментам, чуть покраснела и отпустила глаза. — Насчёт людей и мыслей: они делают так потому, что их гложет что-то, что они не смогли сделать, хотя шанс был. Или думают о том, что будет и как правильно в такой ситуации действовать. Вырабатывают тактику, можно сказать. — Но ведь тактика не всегда может оказаться верна. — В таком случае мы следует за интуицией. — Кицунэ подошла к зеркалу, рассматривая причёску. — Очень красиво. — Спасибо. — Ёкай широко улыбнулась, сияя от похвалы. — Но разве это не глупо: думать об одном долгое время, но в итоге получать другое? Получается, что люди попросту тратят драгоценные минуты своей жизни на то, что в итоге окажется ошибочным? Хотя за это время могли бы заняться любимыми делами. — Иногда самокопание и является любимым делом. Но, когда какой-то план присутствует в голове изначально, ты уже более спокоен и не так сильно нервничаешь. Мозг, можно сказать, уже точно знает, что будет. — А если все идёт не по плану? — Когда еда, которая всегда была вкусной, вдруг резко становится противной, какая у тебя реакция? Ёкай задумалась, глядя в пол, одной рукой почёсывая подбородок. Затем посмотрела на девушку и очевидным голосом произнесла: — Конечно отвращение и грусть. Еда невкусная. Желания не оправдались. — Именно. Ты предвещала, как будешь вкусно кушать, но в итоге все пошло не по твоему плану, что вызвало огорчение. — Думаю, теперь мне понятно. Люди надеятся на то, что их мысли будут соответствовать реальности. Но если они не оправдали надежд, люди начинают паниковать. — Именно. Разве у ёкаев не так? — Спроси у самой себя. Ты же тоже ёкай. — Сино-Одори хлопнул в ладони и подошла к сёдзи, открывая её перед Мэй. — Прошу, Госпожа. Я проведу вас до сёгуна. Кивнув, бывшая гейша положила ладонь поверх второй, держа их на уровне тазобедренного сустава, после чего выпрямила плечи и подняла голову, выходя из комнаты. Ей нужно преподносить себя так, будто она действительно является Верхним Звеном в человеческой иерархии. Являясь бывшей гейшей, девушка ни раз предоставляла себя людям, показывая свою маску на лице. И ещё ни разу никто из этих людей не видел её настоящих эмоций. Суровые порядки гейш давали свое звено в характере Мэй. Пустая и холодная голова были первыми правилами в их работе. Чаще всего, когда ты всю жизнь живёшь в определённой среде обитания, привычки и манеры въедаются к тебе в голову, заставляя следовать за ними. Даже находясь в совершенно ином обществе, эти привычки не пропадут, как бы ты не старался. И Мэй, полноценно доверяя всю себя своим друзьям, остаётся за этой недоступной маской. Держит лицо гордо, показывая, что не нуждается в жалости. И как же тоскливо только от одной мысли, что это — ненастоящая она. Кукла, собранная чужими людьми, которая должна делать то, что ей скажут. Марионетка в руках тех людей, что являются выше неё. И теперь ей предоставилась некая возможность манипулировать такими, какой когда-то была она. От одной мысли, что теперь Мэй может взять под контроль большую часть ужасных мужчин, которые когда-то так похабно смотрели на неё, раздевая глазами, жадно хватая воздух и ныряя глубоко в свои грязные фантазии, в глазах девушки пылали огни, а руки готовы были свернуть шею каждому. И в эти моменты было неясно: во всем виновата магия кицунэ, либо же это и была настоящая Мэй? В любом случае, кицунэ оставалась непоколебимой и безразличной, некогда грубой и прямолинейной. Одно правило девушка выучила для себя наизусть: никому не нужны твои эмоции. С ними ты показываешь свою слабость, а без них являешься тем, кого должны уважать, даже через ненависть. Молча кивнув Сино-Одори в знак благодарности, потому что кланяться слуге было бы минимум странно, Мэй прошла вперёд, спокойно проходя мимо комнат других конкуренток. Она молилась всем ёкаям, чтобы никто не заметил её долгое отсутствие этой ночью. К счастью, всем было не до этого. — Госпожа, прошу сюда. — Сино-Одори, лёгким взмахом руки, указала на закрытую часть сада. К ним подошла аристократичная девушка, молча кивнув Мэй. Дальше ненастоящей помощнице запрещено было следовать. Проведя немой диалог с девушкой, Сино-Одори развернулась и удалилась чуть подаль, ожидая свою Госпожу у входа в сад. Кицунэ определила про себя тот факт, что незнакомка являлась помощницей сёгуна, что в скором времени должна была стать его наложеницей. Об этом свидетельствовали дорогие украшения и разрешение девушке заходить на частную территорию сёгуна. Остановившись у Яцухаси, девушки остановились, глядя вперёд. — Господин Ясухара Савада ожидает вас, Мэй Ёсинага. — Незнакомка неоднозначно махнула рукой в сторону моста зигзагообразной формы, отступая на несколько шагов назад, чтобы уступить дорогу. — Благодарю. — кивнув, Мэй прошла вперёд, ступая на мост, который чуть скрипел под её весом. Впереди виднелся сёгун, одиноко стоявший у дерева, который о чем-то задумался, разглядывая цветок Амариллисы. Тихо подойдя к мужчине, Мэй остановилась в нескольких метрах от него, не прерывая тишину. Спустя несколько секунд Ясухара поднял свои глаза на девушку, рассматривая её так, словно видел ту впервые. — Господин Ясухара Савада. — Мэй глубоко поклонилась, нервно крутя в спрятанной рукавом ладони шарик, переданный когда-то Кадзу. — Мэй Ёсинага. — Несильно поклонился сёгун в ответ. — Благодарю, что пришла. Не желаешь пройтись? — С удовольствием. Они направились вдоль сада, рассматривая его красоту и изящество. Мэй молча подмечала про себя цветы и их названия, а так же то, какую икебану можно было бы составить из них. Савада молча шёл, о чем-то вновь задумавшись, не глядя на Мэй. Они дошли до той части сада, где не было ни единой души, лишь птицы тихо насвистывали в стороне, не привлекая внимания. — Мэй, как себя чувствует слуга твоего Господина? Девушка остановилась на месте, впадая в лёгкий ступор, что не осталось незамеченным сёгуном. — Мэй? — кицунэ тряхнула головой и вернула лицу прежнее хладнокровие. — Прошу прощения, не ожидала такого вопроса. Он поправится. — Она ответила неоднозначно, чтобы не вызвать новые вопросы о Кадзу, так как вспоминать недавние события было слишком страшно и больно. — Он силен. Не каждый может выдержать и десяти ударов, а слуга пережил аж 20, да еще и остался в сознании. — Вы присутствовали на наказании? — Мэй вопросительно подняла бровь, но после глубоко поклонилась. — Прошу прощения, я не должна вмешиваться в ваши дела. Ясухара Савада остановил её взмахом руки, не теряя бдительность. Девушка выпрямилась, стараясь держаться ровно. Попадать в неловкие ситуации она совершенно не любила. — Всё нормально. Нет, не присутствовал. Но мне рассказали. — Он почесал левой ладонью бритый затылок, втягивая щеки. — Вэнь Сэй был там. Он и рассказал. Мэй задумчиво нахмурился брови, вспоминая, где стоял слуга сёгуна. Припоминая каждое место, она понимала, что его совсем не было видно, а значит, самому Вэню передали информацию о наказании Кадзу. Но зачем и кто? — Мэй Ёсинага. — Девушка резко вышла из своих раздумий, удивлённо смотрела на Ясухару Савада, что обратился к ней в довольно серьёзном и чуточку несдержанном тоне. Сёгун развернулся к ней лицом и посмотрел в глаза, а Мэй поняла, что сейчас ей зададут крайне серьёзный вопрос. — Да? — Под ложечкой девушки засосало, а после она громко сглотнула, что не осталось незамеченным мужчиной. Он тут же вернулся лицу прежднее самообладание и уже спокойным тоном произнёс: — Извини, не хотел пугать. — Мэй незаметно выдохнула, но делать это было еще рано, ибо следующая фраза сёгуна заставила её сердце бешено колотиться, а дыхание напрочь замереть. — Зачем ты здесь на самом деле, Мэй Ёсинага? Или же это не твоя настоящая фамилия? «О нет…» *** Молодой синоби ходил из угла в угол, раздумывая над тем, что им недавно передала Сино-Одори от Мэй. Информация о посещении частного сада сёгуна заставляла его нервничать, ведь буквально недавно она могла попасться на проникновении в покои самого Господина Ясухары Савада. Это выглядело крайне подозрительно. Масамунэ, сидя на татами, с удивлением глядел на Кадзу, про себя отмечая, что раньше не видел у него такую эмоциональность. — Кадзу, все будет нормально. Она справится. — Знаю, умный. Переживаю не по этому. — Синоби остановился и сел у окна, вспоминая, как недавно их навестили Такао и Сатоши. Второй, кстати, ушёл сегодня утром, объяснив все тем, что ему нужно срочно отлучиться в город. Масамунэ хлопнул по коленям и тяжело встал, тихо вздыхая. Не спавший всю ночь ронин плохо себя чувствовал, переживая за состояния дзёнина, синоби и кицунэ. Ему не нравилась вся ситуация, что происходила с товарищами, но больше всего его волновало то, как они будут дальше. Он не забыл о своём предназначении и знал, как для него должна будет закончиться эта миссия. Но отчего-то на душе было тревожно. Ронин списывал все на неожиданную способность кицунэ, ведь, хоть они все и договорились делать вид, что все будет как прежде, этому уже не бывать. Мэй не рассказали о том, что она начнёт терять память. Ей многое не рассказали, а лишь поставили перед фактом, что она может быть опасна, если не справится со своими эмоциями. И она, не задавая лишних вопросов, все поняла. Араи восхищался бывшей гейшей за то, что та была немногословна, но при этом чётко понимала, что к чему. Он соврет, если скажет, что не боится кицунэ, пусть она и являлась его другом. Масамунэ помнил о янтарных лисицах от своего Господина Мокити Эккена. Помнил, но не предавал значения. Всё всегда подходило к тому, что они были лишь легендами. Но какой страх они внушали тем людям, что в них верили. Мокити рассказывал о легенде девятихвостой лисы, которую совершенно случайно высвободили много лет назад. «Девушка была прекрасна и умна, проворлива и хитра. В те самые времена, когда она родилась, впервые запели птицы, а трава под ногами обрела зелёный оттенок. Все звали её Субараши, приходили за спасением и исцелением. Приходили за советом и поддержкой. Она была самой доброй девушкой, которая существовала на этой земле… До одного момента. В тяжёлые времена, когда мир настиг голод, а люди не видели ничего, кроме отчаяной попытки избавить свою жизнь от мук, появился незнакомец. Он, как и она, был невероятно умен и добр ко всем голодавшим. Незнакомец приносил людям тёплый кров и лакомную пищу, даруя им второй шанс на счастливую жизнь. Народ был счастлив, а вскоре прозвал своего героя святым именем — Караокурэ. Мужчина гордился собой и исполнял любую прихоть людей. Те же, в свою очередь, забыли о девушке. Субараши приняла это за знак действовать. Показать народу, насколько она важна им любой ценой. И, когда она говорила про любую цену, преувеличений совсем не было. Караокурэ стал для людей вторым Богом, у которого было все самое лучшее. Алкоголь, девушки, еда, кров… И пусть он сам мог сделать это, ему нравилось, когда люди старались для него. В одну из таких ночей праздник на его улице закончился так же быстро, как и начался. Субараши действовала молниеносно. Она притворилась близкой любовницей Караокурэ, приняв ее облик, а затем проникла в его покои. Пока он наслаждался ласками ненастоящей наложницы, Субараши начала свой план. Медленно подгоревшее сено начало расползаться языками пламени по всему дому, пока девушка, иллюзией, заставила мужчину верить в то, что все нормально. Он поддался её искушению, не чувствуя подвоха. Лишь когда сознание его начало мутнеть от невидимого дыма, Караокурэ заподозрил неладное. Но было поздно. Субараши безжалостно сдавила горло мужчине, поджигая его комнату, а затем, дождавшись, пока тот потеряет сознание, сбежала через окно. Мужчина сгорел, как сгорели и все надежды народа на счастливое будущее. Они догадались, кто сделал эту подлость и прокляли девушку, нарекая её на ту же смерть, что она принесла Караокурэ. Проклятье это неслось долгие годы и дошло до неё спустя много лет, пока Субараши уже была счастлива, имея прекрасных двух милых дочерей. Проклятье дошло до девушки, и, когда та, поздней ночью, ушла на речку для того, чтобы прополоскать белье, её дом сгорел до тла. А вместе с ним сгорели и две девочки, что мирно спали в это время. Вернувшись обратно, Субараши пыталась достать дочерей, но огонь не поддавался ей, желая смотреть на то, как она мучается. Крик боли, отозвавшийся по всему лесу, застрял в её голове, а сама она медленно обернулась в огненную лисицу, но вместо одного хвоста она увидела девять. В ее глазах сверкало пламя, но не от пожара, что забрало жизни её девочек, а от ярости и боли, которые стремительно поглащали её тело. И долго люди гадали, почему именно лиса, да вот только ответ так никто и не дал. Многие говорят, что лисы — хитрые и умные, но лишь до того момента, пока их хитрость не обернётся против них. Так и случилось с первой янтарной девятихвостой кицунэ, что обрела покой только тогда, когда превратилась в животное, навсегда запечатав воспоминание о дочках глубоко, в своё человеческое сознание.» Масамунэ встрепянулся и взглянул на Кадзу, выныривая из своих воспоминаний. — Почему тогда? — Синоби вопросительно посмотрел, не поняв вопроса. — Почему переживаешь? Кадзу не успел ответить, как был грубо прерван резко открывшейся сёдзи, в проёме которой стояла Сино-Одори, что, вероятнее, запыхалась после быстрого бега. В глазах девушки стояли слезы, копая глубже которых можно было бы увидеть ужас и дикий страх. Мужчины резко оказались рядом, осматривая все вокруг, затем затащили ёкая внутрь и закрыли сёдзи. Руки ненастоящей помощницы задрожали, а голос сбивается при каждом слове. — М-Мэй… Она. — Спокойно. Вдох. Выдох. Говори. — На скулах синоби играли жевалки, а руки сжались в кулак. Масамунэ слегка тряхнул ёкая за плечи, приводя в чувство. — Ну? — Мэй забыла меня…