Капитан

      Эхо шагов в опустевшем коридоре было слышно сейчас так отчётливо, что идущий позади молодой человек подумал, что шаги эти были слишком напряжёнными: сапоги напарника словно стучали не по полу, а ему по голове, медленно и размеренно вдалбливая в неё мысль о том, будто повернуть назад ещё возможно, но, в то же время, слишком поздно.       Сгорбленный силуэт, поникшие плечи, руки в карманах... Он, словно добровольно, шёл на казнь, признавая в этом собственную вину. Вину за то, что не успел исправить положение, за то, что ему придётся сейчас сообщить, за то, что будет вынужден рассказать всё как есть.       Он знает, что, пройдя этот коридор до конца, застынет у самой двери: остановиться, чтобы дать себе последний шанс — попытается в считанные мгновения найти решение. Но, конечно же, не найдёт его. И, вспомнив звук лязгнувшей стали, собственноручно подтолкнёт девушку к палачу.       Тёмные волосы встрепенулись, когда она развернулась, чтобы уйти. Её фигура уплывала дальше по коридору, оставляя за собой шлейф — чувство смертельного страха.       Всего мгновение назад он остановил её, испугавшись не меньше, чем она. В тот момент он позволил себе схватить женщину за плечо и, не зная, как поступить, лишь сбивчиво затараторил: растерянно и взволнованно. Со страхом в собственных глазах он бегал по её испуганному лицу, подбирая слова и волновал растерянную женщину ещё больше.       — Что он сказал? — оторопело спрашивала она. Зелёные глаза её распахнулись и забегали, то и дело косясь в сторону выхода, где таял силуэт только что стоявшего там мужчины.       — Эстер, пожалуйста, тише... Эстер, я сейчас всё Вам объясню...       Не будучи уверенной в том, что точно было сказано, она уже была обескуражена, потому что понимала, что просто послышаться такое ей не могло, а своей реакцией парень лишь подтверждал её догадки.       — Что происходит? — растерянно повторила Хилл-старшая.       — Пожалуйста, успокойтесь, — боязливо попросил Фростман.       — Хватит меня успокаивать! — Женщина, наконец, одёрнула локоть, за который парень трепал её всё это время. — Объясни мне сейчас же, какого чёрта он только что сказал!       Как по щелчку, рядом с Ноем выросла фигура Миллера, перекрывшая женщине обзор выхода: до этого он и сам стоял там в ступоре, пока не услышал ругательства.       — Эстер, послушайте меня, — мужчина чуть склонился к женщине и спокойным, ровным голосом попросил: — Пройдёмте в кабинет. Будет лучше, чтобы наш разговор никто не слышал. — Миллер уверенно кивнул ей, заглядывая в глаза.       Эстер поджала губы. Её лицо сильно нахмурилось, разоблачая мимические морщинки на лбу.       Он шёл следом, едва поспевая за торопливым шагом майора, от которой даже со спины веяло страхом, граничащим с решимостью обезглавить любого, кто встанет на её пути.       Широко вышагивающий рядом Миллер показался парню настолько напряжённым, что не решался даже поднять головы, и всю дорогу сосредоточенно смотрел только себе под ноги. Но когда же дверь в кабинет за ними с грохотом захлопнулась, он вернул своему виду уверенность, с которой ему удалось перенести этот разговор за стены.       Хилл-старшая встала в позу: скрестила руки на груди и нетерпеливо затопала носком сапога по полу, продолжая всё так же хмурить лицо, потому что в помещении зазвенела пугающая тишина.       — Вашу мать! Не молчите! — громко выругалась женщина. — Какого чёрта здесь происходит?!       — Майор, присядьте, пожалуйста, — тихо попросил Ной.       — Что он вам сказал?!       — Эстер, Вы всё правильно услышали, — не стал более оттягивать момента Ретт. — Оливия перевелась в Разведку.       — Разведку?.. — ошарашенно переспросила женщина, чувствуя, как мужчина только что вдребезги разбил её последний осколок надежды.       Фростман медленно отвёл свой взгляд от напарника и вперился им в посеревшее лицо женщины.       — Эй, — обернулся Миллер, — накапай чего-нибудь в стакан. — Затем он сделал осторожный шаг к майору, чтобы помочь...       Но, вдруг, её лицо исказилось. Да так, что прочитать эмоции с точностью было просто невозможно. Злость, обида, разочарование — всё смешалось в этом выражении лица.       Женщина грозно окинула практически пренебрежительным взглядом светловолосого парня, замечая, как колено его нервно дёргается, и желчно заметила:       — Посмотри на него. Ему валерьянка нужна сейчас не меньше, чем мне.       Он наблюдал за тем, как в зеленых глазах поочерёдно сменяются оттенки горечи и гнева. И уж точно не мог бы сейчас сказать о том, что понимает её чувства. Парень, не до конца разобравшись в себе, пытался обмозговать всё, уложить в голове, но только спотыкался, возвращаясь к началу.       Это было неожиданно и, если вдуматься, безумно.       Миг осознания того, что тебя предали, можно описать только падением. Когда ты защищаешь человека собственной грудью в момент опасности, а он, подвластный собственному страху, малодушию или эгоизму, касается тебя сзади и толкает в спину. И всё, на что ты способен — это лететь с обрыва в пропасть с широко распахнутыми глазами и боятся столкновения.       Тяжело вобрав в лёгкие побольше воздуха, мужчина крепко сжал ручку двери и открыл её без предупредительного стука.       Полумрак, окутавший помещение, расстилался по кабинету до самой двери, но боязно сторонился отсвета горевшей на столе свечи, образовывая "заговорщицкий круг". В тени был и мужчина, глаза которого заблестели во мраке, когда он обернулся. Возникшее молчание продлилось недолго, и немым жестом он разрешил войти.       Быстро переглянувшись — почти с опаской, со вспыхнувшим напоследок в глазах вопросом, — молодые люди глухо закрыли за собой дверь.       Мужчина всё ещё стоял у окна, выжидая, когда, наконец, зазвучит рассказ долгожданного отчёта. Но оба прибывших затаили дыхание и не издавали ни звука, лишь подогревая томление хозяина. Простояв так ещё с минуту, он, не оборачиваясь, всё же заговорил первым:       — Надеюсь, вы пришли ко мне с хорошими новостями?       Молодые люди остановились посреди кабинета, не смея без разрешения расположиться за стол, так и застыли, всматриваясь в спину командира, его сцепленные за поясницей руки, и только через отражение в стекле видели часть его лица и кое-как различали очертания непроницаемых глазниц, смотрящих куда-то в темноту.       — Боюсь, что нет, — тихо ответил Миллер, проглотив перед этим сгусток слюны, чтобы не засипеть пересохшим вдруг горлом.       Капитан прищурился в ожидании и, напрягая зрение, стал всматриваться в отражение. Его скулы сжались, а мышцы рук свело от напряжения, хотя сейчас он стоял в стандартной стойке, схожей начальнику: прямая осанка, руки сцеплены за спиной, а ноги расставлены на ширине плеч — почти как на построении. Но отчего-то его уверенный, на первый взгляд, внешний вид совсем не ощущался ему надёжным. Более того — он точно чувствовал для себя угрозу. Но несмотря на это, продолжал сохранять спокойствие и просто выжидал следующих слов.       В окне мелькнул слабый отсвет: то был взгляд.       Молодые люди вновь по инерции переглянулись.       — Я жду от вас полный отчёт, а не ваши опасения, — жёстко предупредил мужчина и объяснил: — Полный — значит дословный.       Фростман понурил голову, тем самым давая слово на удивление более решительному сейчас на прямые ответы напарнику: сам же он понимал, что если возьмёт разговор с Найлом в свои руки, то начнёт юлить, защищая подругу, и, ко всему прочему, не даст Ретту пережить момент "расставания с прошлым" самостоятельно.       — Она отказалась сотрудничать, — ровным тоном произнёс Миллер.       Услышав немногословное, но вполне чёткое рапортование, мужчина развернулся.       — Повтори, — приказал Найл.       — Она отказалась сотрудничать, — исполнительно выполнил мужчина.       Найл сделал шаг к столу, который разделял его от подчинённых, коротко кивнул, точно соглашаясь с правильным ответом, и издевательски попросил следующее:       — А теперь озвучь мой приказ, который вы получили перед выездом.       Он выпрямился — почти вытянулся, как будто тень мужчины нарастала на его силуэт, увеличивая рост, ширину плеч, мускулатуру.       Фростман, стоявший рядом, всё никак не мог понять: кажется ли ему, что глаза Дока горят красным, или это всё был обман зрения, созданный влажной слизистой глаза и отражением в ней пламени стоявшей неподалёку свечи.       — Найти Хилл, передать ей задание "выдать священника Полиции", — через силу выдавил из себя Миллер, прекрасно понимая к чему ведёт Док: было поручено передать задание и любым способом запустить его в исполнение. Информации о пасторе нет — задание не выполнено.       Док стоял неподвижно и, кажется, вовсе не моргая. Только челюсть его заиграла желваками, и чуть расширялись с вдохами и выдохами ноздри.       — Отлично. Задание услышали верно, — напряжённо кивнул Найл и сразу же заметил: — Но, судя по всему, совершенно не поняли его сути. — Он посмотрел на молодых людей серьёзно, точно готов был порвать их куски на этом самом месте от злости за столь беспечное отношение к важному делу, но продолжал давить на них вопросами, зная, как действует такой формат разговора на заведомо знающих свою оплошность подчинённых. — Как объясните это?       — Мы передали ей задачу. Нами также было предложено содействие в организации…       — Значит вы неправильно описали задачу! — грубо рявкнул Найл, не сдержавшись. — Её отказ — это ваш промах! Вы должны были обрисовать сложившуюся ситуацию таким образом, чтобы у неё не было варианта оставить вас ни с чем! У неё не должно было остаться выбора! — почти прокричал мужчина.       Эхо от прогремевших слов не стихало ещё несколько секунд после того, как Найл остановился, но продолжал метать взглядом стрелы. А парни стойко выслушали гневные замечания — лицо Миллера не дрогнуло и мускулом, а Фростман лишь скосил свой взгляд в сторону, но так же не шелохнулся.       Всё это больше походило на что-то нереальное: роли были неправильными.       — Что вам помешало убедить её? — грубо продолжил Док.       — Найл, ты же знаешь Хилл: если ей втемяшится что-то в голову — она попрёт по этой дороге… — не сдержавшись, Ной всё же попытал надежду сохранить имя Оливии чистым в глазах командующего, но буквально через мгновение понял, что она оказалась провальной.       — А на какой черт я послал к ней вас? — возмутился командир, и было понятно, что ответа на свой вопрос он точно не ждал. — Не вы ли вы работали с Хилл плечом к плечу с первого дня? Ни вы ли должны знать, как договориться с ней?! — вновь начал давить Найл. — Вы двое и только! — сразу же ответил он.       В кабинете вновь повисло напряжённое молчание. Один и второй не решались заговорить, потому что любое слово сейчас расценивалось бы как возражение. А возражения Найл очень не любил.       — В последнее время вы двое всё чаще наталкиваете меня на мысль, что вам стало тяжело справляться со своими обязанностями, — колко заметил командир.       Миллер почувствовал, что начинает раздражаться, очень сильно раздражаться. Ведь никто, кроме них троих, а теперь двоих, не справлялся с его поручениями с таким успехом, как это делали молодые люди. И Док прекрасно это понимал. Но всё равно продолжал давить на них своими высказываниями. Но также капитан понимал, что будь задание другим — менее изощрённым — мужчина не стал бы охарактеризовывать их работу таким образом, и его реакция была бы другой. Однако, Ретт всё же был задет прозвучавшими словами и, сжав челюсти, чётко произнёс:       — Она вышла из под твоего командования, Найл. Не пора бы оставить девчонку в покое?       Фростман настороженно посмотрел на друга. Он изначально был настроен к этому разговору с большой натяжкой, а сейчас ход его начинал обретать всё более сомнительные нотки, и парень напрягся.       Взгляд командира на секунду вспыхнул пламенем после наглого вопроса подчинённого, и затем угас, помрачнев. Он качнул головой и, хмыкнув, сказал:       — Не пора бы тебе оставить эту девчонку в покое? — Мужчина сощурился. — Мне ясно, почему ты пытаешься защитить её. Ты ведь тоже понимаешь, о чём я говорю, Ной? — со скользкой насмешкой риторически поинтересовался Док.       Поймав на себе прессующий взгляд командира, парня пробрало до самых костей неприятной волной отвращения.       «Этот разговор начинает заходить слишком далеко».       Воздух в помещение точно наэлектризовался, как при сгущающихся тучах и неминуемой вспышке грозы, за которой обязательно грянет сильный раскат грома, да такой, что птицы, испугавшись и почувствовав опасность, унесутся прочь.       Фростман, не без усилия над собой, сдержал тяжёлый, давящий взгляд Найла и не обернулся на Ретта, чем только подтвердил его мерзкий вопрос. Но выдать ему хоть какую-либо реакцию — означало ещё больше поддаться на провокацию.       Док не ожидал ответа. Его беспокоило сейчас только одно — осознанное понимание того, что ситуация со священником и удерживающим его Разведкорпусом грозила ему серьезными проблемами. И двое, а точнее — трое, его подчинённых создают сейчас к нему прямые и беспрепятственные подступы для их скорого свершения. Отпустить их безнаказанными совсем — было бы не ещё одной проблемой, но совершенно точно преступлением. Пытался ли он отыграться на них за оплошность? Да. И изучил этих ребят настолько, что уж точно знал, как сделать это правильно.       — Ты заблуждаешься, Найл, — ничуть не удивившись столь колкому вопросу, Миллер постарался невозмутимо опровергнуть слова командира, и, чтобы отбить у него желание докопаться до "высоких чувств", продолжил: — Хилл просто слишком своенравна и своевольна. Не стоит путать неудавшуюся операцию с моей благосклонностью к ней. Я не отношусь к ней по-особенному, как ты подумал.       Миллер получил пощёчину: хлёсткую, смачную — от своих же слов. Потом почувствовал жжение, и это жжение растеклось по всему телу, приводя его в чувство — эти слова должны были прозвучать сейчас, и именно от него самого.       Мужчина вновь посмотрел на Миллера, но теперь не грозно, а даже заинтересованно и чуть склонив голову набок — он точно насмехался над ним, но не стал показывать открыто, — слова капитана были мутной водой и растворялись в глубокой чаше его уверенности в своих суждениях. Док не ошибался, и Ретту его не переубедить, ведь истина понятна и прозрачна, как кристальная гладь воды.       «Этот разговор надо заканчивать, совершенно точно заканчивать!» — промелькнула паническая мысль.       — Каким бы ни было ваше отношение к ней, работа всё ещё не выполнена. Вы оба должны понимать, какими последствиями для нас всех может обернуться её отказ и то, что священник до сих пор находится у Разведкорпуса. — Найл объяснил это довольно спокойно, но почти скривился на последнем слове. — Приоритет возникшей проблемы очень высок, и она не приемлет отлагательств. Как вы собираетесь исправлять свой косяк?       Мужчина, продолжая держать руки за спиной, неспешно прошёлся вдоль стола, ожидая предложений. Он решил, что не отпустит их, пока кто-нибудь из парней не выдаст что-нибудь действительно дельное.       Вновь не выдержав напора и давления со стороны Найла (парень понимал, что тот изводит их намеренно), Фростман выпалил:       — Найл, дай нам сутки, и мы уговорим Хилл выполнить задание!       Миллер почти скрипнул зубами и скосил взгляд на напарника, но сразу сообразил, что парень сказал это специально, поэтому встревать не стал.       — У вас была возможность сделать это сегодня. Думаешь, она согласиться, если вы просто наведаетесь к ней во второй раз? — едва ли не смеялся Док.       — Одни сутки...       Найл выпрямился, расправив плечи, и посмотрел сначала на одного, затем на второго, чуть задерживая взгляд, в котором прослеживалась почти что открытая неприязнь. Выражение лица само говорило за хозяина: "Вы облажались, а ваши потуги исправить это — смехотворны".       — Как? — задал простой вопрос Найл.       — Просто доверь это нам... в последний раз.       Мужчина сделал вид, что обдумывает предложенное (хотя, на самом деле, он и вправду обдумывал его), но прикинув в уме все доступные варианты решения, быстро остановился на том, который сработает эффективнее, и, наконец, ответил:       — Нет. Вы уже подорвали моё доверие к вам.       — Найл...       — Я сказал нет, — грубо перебил он. — Свободны оба.       Фростман было нервно затряс коленом, готовый оспорить приказ, но понял, что делать это бессмысленно.       — Есть, — процедил Ретт сквозь зубы, не то, чтобы соглашаясь — скорее, чтобы передать свой настрой через тон голоса.       Очень быстро дверь за ними закрылась.       — Вызывали?       — Да, — ответ прозвучал быстро, точно вопрос ждали, ещё быстрее — указание: — Закрой дверь.       Невысокий мужчина без промедления выполнил его и прошёл к столу, остановившись перед сидевшим хозяином кабинета.       — Как обстоят дела с "базой"? — по-деловому спросил он.       — Пополняется.       Мужчина одобрительно кивнул и попросил:       — Корки самых полезных доставляй мне. Хочу ознакомиться лично. — И вспомнив, добавил: — Всех чалых — под контроль. Готовых сливать — запрячь сразу, чтобы не расслаблялись, — объяснил мужчина. — И подземных нужно поторопить: срок, за который они должны были отправить нам документы, уже истёк. Совсем страх потеряли, — он недовольно сморщил нос.       — Поторопим, сэр. Документация будет на Вашем столе в ближайшее время.       — По текущим задачам всё, — хозяин кабинета чуть нахмурился, — а для тебя есть дело.       Мужчина чуть расправил плечи и приготовился внимательно слушать.       Когда глубокая ночь только опускается на улицы, медленно, но неизбежно поглощая в себя всё, что попадается на пути, все становятся другими. Сгущается туман, тяжелеет воздух, а с ним — и способность противостоять. Спокойные спят. А встревоженные — блуждают по темноте в поисках правильного пути. Они рыщут, выслеживают, пытаются поймать его взглядом, почувствовать шестым чувством и всё равно повторяют круг. Но те, что уже давно сталкивались с этим, иногда выглядывают наружу сквозь решётчатое окно, наблюдая за тем, что неминуемо приближается, и понимают, что обречены быть заточёнными здесь.       По плохо освещённым тоннелям гуляет промозглый ветер, разнося запах сырости и зловоние. На заросших местами влажным мхом стенах остаются всё новые размазанные отпечатки, а вдоль размягчённой грунтовки и разрушающегося кирпича бежит талая вода, смывая багровые следы: очередной заплутавший. Он, наверняка, пытался бежать в первые же дни. Но в том, насколько успешен был этот побег, догадаться совсем не трудно.       Раздастся сигнал: он будет однозначен. По длинному коридору прокатиться характерный металлический звон, а следом за ним пробежится и ускользнёт за угол глухой тяжёлый стук, потом второй. И даже привыкший всё равно, чуть вздрогнув, повернётся в сторону шума, покосится за поворот, чтобы удостовериться, и, опомнившись, пойдёт дальше.       В том конце вновь повеет ледяным холодом, и, смешавшийся с отвратительным сладковатым запахом, он всё равно поведёт за собой. За этим шлейфом проследует и крыса, мелькнувшая хвостом в трещине камня. Дойти и почувствовать его ещё сильнее будет неприятно, но он пробьёт своей едкостью нос и вновь заставит опомниться: всё это уже случалось.       Очутившись в помещении, взгляд снова попросится к высоко расположенному окну. Сквозняк колыхнёт опавшую сухую листву и загонит её внутрь — заставит лениво опуститься на грязный пол. Тьма за решёткой побежит, ринется навстречу, стремительно вторгнется через отверстия...       И когда глубока ночь опускается на улицы, медленно, но неизбежно поглощая в себя всё, что попадается на пути, завсегдатае этого места уже готовы выполнять свою работу.       — ...тогда выйди на него. В любом случае, мне нужен результат. Сработает аккуратно — получит своё. Но пусть не переусердствует! — строго наказал мужчина.       — Я Вас понял, сэр. Будет сделано.              Ночь.       Опустевший переулок.       Прошло несколько дней, а ответа так и не поступило.       Высокий мужчина, отпрянув от боковой стены питейного заведения, затянулся крепкой сигаретой в последний раз и небрежно отшвырнул тлеющий окурок в сторону.       «Если перевалило за полночь — самое время наведаться в гости», — подумал он, посмотрев на циферблат карманных часов.       Мужчина убрал их в карман, оглянулся по сторонам и зашагал вглубь переулков. Проходя городские лабиринты, он то и дело ловко скрывался в закоулках, исчезал под навесами закрытых заведений и умело избегал любых случайных встреч с полуночными прохожими.       Быстрый, осторожный, предусмотрительный. Скользкий, словно змея. И такой же неуловимый.       Тенью, он проник на территорию, скользнул на задний двор и быстро взбежал по ступеням, прошмыгнул внутрь здания.       Будь кто-то повнимательнее, то вполне мог бы заметить, как за прикрывающийся дверью мелькнул подол длинного плаща. Но то был бы не он.       «Как легко! — почти весело подумалось ему. — Всегда бы так».       Он остановился возле двери и, не думая, дёрнул ручку, бесцеремонно открывая её, с громкими словами:       — Солдат, подъём! Снимай штаны — с обыском пришли!       Мирно сопевший в своём кресле молодой мужчина резко дёрнулся в сиденье и схватился за кожаные подлокотники, проснувшись. Он ошарашенно раскрыл глаза, хлопнул ими пару раз и, придя в себя, зло спросил:       — Какого чёрта ты тут делаешь?!       Ему пришлось ещё пару раз моргнуть заспанными глазами, чтобы разглядеть, как в приглушённом свете оставленной на столе свечи, высокий мужчина закрыл за собой дверь и прошёл в глубь кабинета, а затем, наигранно вздохнув, уселся на стул напротив и по-хозяйски закинул свои ботинки на стол.       — А ты как думаешь? — сложив руки на животе, спросил он.       Миллер успел встать с кресла и проследить за его нахальными действиями, подметив пыль на подошвах ботинок, которая могла запачкать разложенные документы.       — Я спрашиваю: как ты, блять, сюда попал? Как минимум, тебя должна была остановить охрана на проходной. А как максимум — повязать.       — Как минимум, ваша охрана дерьмово выполняет свою работу. А как максимум — я прошёл бы в любом случае, — развел руками гость.       — Как ты узнал, что я до сих пор здесь?       — Я знаю о тебе всё, сынок: где ты находишься, что съел сегодня на завтрак, за какой бабой бегаешь и какие дерьмовые куришь сигареты. Так что, выйти на тебя — как конфетку отобрать, — небрежно махнул он рукой, заключив.       Ретт почти скривился, нахмурился, услышав такое заявление, и непроизвольно сглотнул слюну.       — Тебя могли видеть, — продолжил молодой человек.       — Очень сомневаюсь.       — Нашёл куда заявляться!       — Да ты не кипятись, капитан, — шутливо хмыкнул мужчина, а заглянув парню в лицо, колко заметил: — а то у тебя глаза все красные. Опять накурился какой-то дури?       Брови Миллера сдвинулись к переносице, и глаза чуть закатились.       — Иди к чёрту. Если ты не заметил, я спал, — огрызнулся он. — И убери свои ноги с моего стола!       — Мне так удобно, — непринуждённо пожал плечами гость.       Ретт ещё раз выразительно посмотрел на его ботинки, потом в глаза, но увидел там только едкий смешок, и устало вернулся в кресло.       — Ты пришёл не вовремя.       — Сейчас именно то время, когда нужно собрать свои яйца в кулак и начать действовать, — с иронией в голосе заметил мужчина.       — Ты вообще в курсе того, что происходит? — удивлённо поинтересовался Миллер. — Все подразделения стоят на ушах: людей не хватает, над городом висит угроза вторжения, никакой информации толком нет. А ты припераешься ко мне прямо в кабинет!       Мужчина выслушал душераздирающую речь, вновь вздохнул и, наконец, скинул ноги со стола. Его фигура выросла над заваленной бумагами деревянной поверхностью и над самим Миллером, и тогда тот, чуть склонившись, тихо, но очень серьёзно произнёс:       — Слушай сюда, сынок. — От мелькавшего ехидства в его глазах ещё минуту назад не осталось и следа. — У тебя был срок на раздумья, а ты его просрал. Поэтому я, как ответственный человек, снизошёл до тебя, чтобы дать тебе последний шанс получить прекрасную возможность подняться на более высокую ступень твоей карьерной лестницы! — с издёвкой объяснил он. — Так что будь так добр засунуть своё недовольство себе в задницу и озвучь мне то, за чем я пришёл.       Миллер напряжённо сжал челюсть. Всё это время наблюдая за нависшим над ним мужчиной, он внимательно слушал каждое его слово и думал: действительно ли "дарованный последний шанс" ему так необходим? Но проматывая в голове хронологию последних событий, он всё больше склонялся к положительному ответу. Поэтому, расслабленно откинувшись в кресле, произнёс два простых слова:       — Я согласен.       — Я не сомневался, — довольно оскалился гость, обнажая ряд ровных, но уже пожелтевших от табака зубов, и отпрянул от стола.       — И что мне делать дальше?       — Ждать.       — Чего? Второго прихода?       — Нет, сынок, сигнала.       — Опять шифровка?       — В нашем деле по-другому не бывает, — развёл тот руками перед тем, как спрятать их в карманы брюк.       — А Найл?       — Не думай об этом: наши люди всё организуют. Твоя задача — быть готовым.       — Понятно, — выдохнул Миллер, растирая руками заспанное лицо.       Разговор подошёл к своему логическому завершению, и это подтвердила удаляющаяся к выходу фигура мужчины. Миллер молча проводил её взглядом до двери, обдумывая вопросы, которые ещё можно было бы задать, но вскоре он опять услышал его голос.       — Кстати по поводу той бабы, за которой ты бегаешь...       Ретт недовольно и устало вскинул бровью, но внутри весь напрягся.       — Как считаешь, она бы вписалась в нашу "команду"? Может, мне и к ней наведаться, м? — Он обернулся, чтобы лукаво подмигнуть.       — Нет. Это ведь обсуждалось, — сразу же отрезал Миллер.       — Жаль, — наигранно вздохнул гость. — Некоторые бывают очень смышлёными, а мне как раз такие пригодились бы.

Несколькими часами ранее.

      В поле зрения возник ряд уходящих вверх ступеней крыльца, и девушка, поджав зубы, шумно выдохнула через нос, морально приготавливаясь ступить на первую. Со здоровой ногой дела обстояли нормально, а вот шагнув выше и сделав упор на раненную, колено непроизвольно подкосилось от боли, и она вновь выдохнула и вцепилась ногтями в поддерживающую её руку, чтобы удержать равновесие и не упасть.       — Эй, тебе, наверное, ещё рано по лестницам подниматься? — взволнованно спросил парень, заглядывая Ханне в лицо. — Давай-ка лучше я так сделаю...       Девушка успела только смущённо покачать головой, отказываясь, и обхватиться руками за плечи, когда парень быстро подхватил её на руки и сам зашагал по ступеням.       — Я сейчас помогу, — живо заговорила Эстер и поторопилась раскрыть перед ними дверь, пропуская вперёд.       Парень прошёл в дом и, мельком осмотревшись в темноте, аккуратно опустил девушку на стоящий у входа под окном диванчик.       Ханна тихо поблагодарила его, пытаясь сделать свой взгляд более равнодушным и чуть отвернулась, получив в ответ короткий кивок.       За время в пути от госпиталя до дома семьи Хилл успели опуститься сумерки, не без всеобщего напряжения оговориться последние новости, а уставшие за день сослуживцы вымотаться ещё больше.       Эстер затопала по деревянному полу и подошла к столу, сбросила на стоящий рядом стул сумку с вещами дочери и подожгла фитиль свечи.       — Спасибо, что помог, Ной. Одной мне было бы значительно тяжелее. — Женщина тепло, с благодарностью, улыбнулась молодому человеку, который очень кстати вызвался им на помощь. Потом она посмотрела на притихшую дочь и, обернувшись, спросила: — Ты, наверняка, устал за сегодня. Останешься на ужин?       Ханна резко обернулась на мать и одарила её вопрошающим взглядом, косясь при этом на замявшегося на мгновение парня.       «А что такого?» — ответила одними глазами Хилл-старшая и сразу улыбнулась, переводя взгляд на Фростмана.       Парень замялся и неуверенно промямлил что-то о позднем часе и неудобстве.       — Оставайся, — наконец, разговорила Ханна, и все тут же обернулись на её голос. — Попробуешь мамину стряпню, — хитро улыбнулась девушка.       — Ханна, — укоризненно произнесла Эстер и засмеялась, — не пугай парня! Я не так уж и плохо готовлю!       — Конечно, нет, — примирительно прожестикулировала девушка. — Просто сегодня ты постараешься, да?       Молодой человек заметно расслабился и, переняв настроение хозяек дома, тоже засмеялся.       — Спасибо за приглашение: я останусь. Признаться, я жутко голоден, — неловко рассказал он, взъерошивая свои светлые волосы и поглядывая на Ханну.       Из-за угла, наконец-то, показался силуэт долговязого сгорбленного мужчины: он шёл не торопясь, чуть пригнувшись, и всё время оглядывался по сторонам, боясь нарваться на неожиданную подставу. В лунном свете, пробивающимся в переулок меж домов, его лицо на мгновение осветилось, обнажая взору продолговатый поперечный шрам, пересекающий левую щеку. Веки были чуть припущены, а между плотно сжатыми тонкими губами торчала зубочистка.       Ожидавший его быстро огляделся, отпрянув от кирпичной стены, сделал шаг навстречу.       — Один? — уточнил он, хмуро заглядывая в лицо долговязому с высоты своего роста.       — Обижаешь, начальник. Что за дело?       Тот протянул ему закрытый не подписанный конверт и сразу перешёл к объяснению:       — Поручение сверху. Работай аккуратно: без свидетелей, без мокрухи.       — Срок? — Конверт исчез в кармане, не раскрытым.       — Выжди пару дней.       — Сколько? — Он аккуратно зажал зубочистку двумя пальцами, вынимая изо рта, чтобы сплюнуть.       — Как обычно. Но если всё пройдёт, как надо, получишь больше. И это не деньги.       — Значит, дело важное... — понимающе закивал он.       — Для тебя любое дело, которое я поручаю, важное.       — Само собой! — Зубочистка вновь оказалась между зубов.       — Позже выйду на тебя, если всё будет в порядке. Если не в порядке — тоже выйду.       — Ладно-ладно, начальник. Сделаю всё по красоте.