Moon-Eater / Пожиратель луны

      Это стало происходить чаще. Пугающе часто. Так часто, что женщина запретила ему ходить вместе с ней на охоту, запах плоти в воздухе почти сводил его с ума. Голод захватывал его с момента пробуждения, глаза мужчины становились янтарными, а тело неуклюжим. Его рефлексы не срабатывали и разум отключался, оставляя его наедине с инстинктом — удовлетворить единственную нужду к мясу. Голод был жутким. Невыносимым. Крис смог договориться с ним и пока он находился в сознании, он почти мог контролировать его, но, когда он терял разум, когда сходил с ума, голод поглощал его.       Женщина не спешила убивать его. Она относилась к нему с бесконечным терпением, никогда не выражала раздражение или страх. Он всё больше и больше походил на зверя — дикий и испуганный, но каким-то образом низкая вибрация её голоса проникала к нему сквозь темноту туда, куда ничто другое не могло. Он пошатываясь шёл в ночи к деревьям, отчаянно желая поохотиться. Вероятно, в нём ещё теплилась частичка разума, чтобы отойти подальше от дома, подальше от тёплого тела внутри.       Солнечный свет был единственной его отдушиной. Он проводил как можно больше времени вне дома, подальше от удушающего тепла хижины, от всепоглощающего запаха женщины. Она давала ему работу — здесь всегда было, что сделать, и в него закралось тайное подозрение — женщина рада его помощи, даже если она не показывала это. Крис расчищал снег, рубил дрова и чинил вещи. Колесо вращалось и вращалось, и он впал в ритм, который остужал кровь. Больше всего ему нравилось сидеть на высоком коньке крыши, которая всегда требовала внимания, отсюда было лучше видно горы. Тут ему легче дышалось.       Одни ночи бывали хуже других. Когда он не мог дышать, не мог думать, женщина стояла на коленях возле него и спрашивала, что она может сделать? И тогда он прикладывал ладонь к её щеке и мотал головой, зная, что в мире нет ничего, что могло бы ему помочь.       Он всё еще думал о ней. Мысли о женщине прочно устроились в его голове, притаились в самых глубоких и тёплых местах. Она являлась ему во снах, он слышал её смех или видел блеск её слишком здоровых зубов. Его сны становились кошмарами, когда он терзал её так же, как и других, поглощал её так, как ни один человек не должен. Его руки были внутри неё, внутри её разорванного тела или прижаты к обжигающей влаге между её ног. Он больше не знал, он не мог различать похоть и голод. Но в обоих случаях, он нуждался в ней. Он должен поглотить её так или иначе.       Женщина связывала его, когда он засыпал. Она всегда выглядела виновато, когда делала это, словно этим действием обижала его — как будто он не собирался разорвать её на части, если она поступит иначе. Она относилась к нему с большей заботой, чем, по мнению Криса, он заслуживает. Он лежал в темноте с открытыми глазами, дышал, стараясь не думать о ней. Но это конечно не срабатывало.       Лес оставался тихим. Иногда он видел луну и что-то просыпалось в глубине его живота. Она была крошечным серебристым пятном в небе, редко проглядывающем сквозь облачную гряду и едва способным дать достаточно света, чтобы хоть что-то разглядеть. Его рана пульсировала и мышцы напрягались. Сколько времени прошло? Его когда-нибудь найдут? Поддастся ли он этой инфекции до того, как получит лечение? Даже эти простые размышления утомляли его. Он просто хотел спать. Он очень устал.       Он впадал и выходил из полудрёмы, терзаемый червивыми воспоминаниями. «Я чудовище», — думал он, хотя сам не понимал какой именно смысл он в это вкладывает. Спустя время, все смыслы смешались.       — Я здесь, — шептала она, когда он звал её из забытья. Он просыпался в поту и огне, и она была тут, со своими холодными руками и непреклонностью. — Я здесь.       А потом мир померк. Ночь стала невыносимой, сплошной чернотой. Он не мог отличить деревья от неба. Звёзд не было видно, всё заволокло облаками. Под звук её дыхания он заснул. Он слышал стук её сердца через всю комнатку, оно стучало в причудливом ритме с его собственным, словно находясь рядом они синхронизировались. Его чувства обострились настолько, что человеческий мозг не успел обработать изменения.       Все его сны в ту ночь были о ней. В этот раз она держала иглу, прокалывая его спину, язык и глаза. Она колола его, пока он не начал истекать кровью, а после жадно слизывала капли с его кожи, словно зверь, обезумевший от животной похоти. Её зубы блеснули и в его искажённом мире сновидений они были длинными и острыми, проходя сквозь его кожу, словно та была маслом.       В своих снах он хватался за неё, противясь ей, когда она царапала и кусала его. Они двигались словно любовники, разгорячённые желанием, мужчина опустил голову, чтобы провести языком по её разгорячённой плоти. Язык был огромным и грубым — собачьим, он задевал его зубами, пока не пошла кровь.       — Ешь, — говорила она, её лицо обрело аппетитный цвет, и она растянулась перед его взором словно пятно, пока не стала единственным, что он мог видеть. — Ешь.       Голод в нём ревел, яростной бурей разыгрываясь в горле, в мозгу, пожирая всё, пока не ничего осталось. Что он мог поделать? У него здесь, в этом мире, не было сил, чтобы идти против — его тянуло вниз, он шёл ко дну, пока не распался на части и вновь собрался воедино, возвращённый к жизни током. Он открыл рот, желая закричать, завыть, всё, что угодно, чтобы отогнать огонь. Женщина стонала, и это звук был таким ужасным, что Крис не мог вынести его, он наклонился и со всей своей мощью сделал укус.       Глубокий трепет начинался внизу живота, распространялся по его телу словно яд и разрывал его на части, волокно за волокном. Собираясь вместе под током, от невыносимого жара, от злого света, поглотившего мир. Всё исчезло, и он погрузился ещё ниже, пока агония не привела его к жестокой реальности.       Он упал и проснулся от удара.       Если Крис Редфилд надеялся умереть в какой-то момент, то он хотел, чтобы этот момент настал.              

***

      Она знала, когда он следит за ней. Всегда знала. Она чувствовала жар на спине, когда он думал, что она не смотрит — но он ничего не мог скрыть от неё. Женщину это не беспокоило, ей нравился этот человек, Крис. У него была нежная душа, ожесточившаяся от бесконечных страданий. Он был симпатичным, и по-своему добр к ней. Кончики её пальцев начинало покалывать, когда она замечала на себе его взгляд. Ясные, светлые и умные глаза. Ей нравилось смотреть на него. Касаться его. Ей нравилась грубость его кожи, испещрённая глубокими линиями. Его тёмные волосы, тронутые серебром.       Когда его глаза становились тёмными от голода, она вспоминала деревенскую легенду о человеке-волке. Она была права заключив, что он не похож на мутантов из глубины гор, его глаза оставались ясными и тёмными, и сила его разума не пошатнулась. Он был просто очень голоден, и она как могла кормила его, ничто не могло насытить его аппетит. Больше всего она хотела помочь ему. Она всегда ненавидела боль — ненавидела свою собственную, но больше всего она ненавидела боль в других, и большую боль она видела в Крисе.       В другом конце комнаты Крис издал низкий рык. Он зашевелился, натянул оковы, его скрутило словно его охватила боль. Она остановилась, внимательно глядя на него, сердце женщины подскочило к горлу. Что-то было неправильно. Дыхание мужчины было нестабильным и даже через всю комнату она видела, как его кожа заблестела от пота в свете отбрасываемый огнём.       — Крис, — неуверенно прошептала она. Он не ответил. Его дыхание участилось. Она прижала палец к острию иглы. Грудь мужчины мерцала от пота, и кожа приобрела розовый оттенок несмотря на тепло в комнате. Он всё ещё не проснулся.       Она поднялась и бросила вышивку в кресло. Женщина медленно подошла к нему и встала у кровати, и долгое время стояла там, не двигаясь, не моргая. Он извивался и обливался потом, лежал перед ней, словно жертва и дикий голод проснулся в её животе.       — Крис, — снова пробормотала она, просто, чтобы почувствовать частичку него у себя во рту.       Она практически ощущала его голод. Он поднимался от него такой же пикантный как капельки пота, моментально одурманивая. Её собственный голод ощущался словно нечто древнее, вновь проснувшееся после бесконечной дрёмы, память из другой жизни. Ей срочно захотелось коснуться его, поэтому она не увидела, как дёрнулось его горло, когда он сглотнул, так же, как и не увидела, как его пальцы сжались в кулаки, натягивая верёвки, удерживающие его. Веревки были крепкими, так же, как и узлы.       Но этого было недостаточно.       Верёвки были крепкими, но кровать — нет, она раскололась от неожиданной силы. Крис с треском освободил руку, мышцы на руке подрагивали и были напряжены, и когда он открыл глаза, они были чёрными. Женщина замерла, заворожённая перед лицом смерти, ошеломлённая своим собственным желанием. Он освободил ноги и поднялся, возвышаясь над ней, словно тень самой смерти. Он принюхался, сделал глубокий и долгий вдох, и облизал зубы.       Женщина споткнулась, отступая назад. Суставы перестали гнуться, словно они покрылись цементом. Каждое движение было неловким. Она бы побежала, если бы могла, но сейчас это было выше её способностей, так что она запнулась, мужчина приблизился к ней с поразительной скоростью. Он двигался обманчиво быстро, он крался низко, припав к земле, словно вырколак*, и заключил её в свои объятия. Крис протащил женщину по полу, её кости скрипели от его хватки, тело покрыл пот, и температура начала подниматься. Она попыталась вырваться, но ей не удалось, всё, что она смогла сделать, это выскользнуть на коврик до того, как они оба упали на пол. Ей удалось подготовиться и не удариться головой об каменный пол.       Что-то было не так. Она это ощущала, чуяла.       — Крис! — из горла вырвался лишь свистящий скрежет. Казалось, он не услышал её, но за пустотой в его глазах она увидела блеск, словно подмигивание далёкой звезды, и она поняла, что что-то под этим было Крисом Редфилдом, борющемся.       Тут не было пространства для манёвра. Её тело оказалось в ловушке под ним, руки с силой сжимали плечи, его колени развели её ноги и его горячее дыхание обжигало щёку. Он склонил голову ближе к её горлу. Царапина, которую он оставил ранее, практически исчезла и его язык снова прошёлся по тому же самому месту, подготавливая к священнодействию. От его обнажённого тела шёл жар, словно солнце уместилось в одном маленьком месте. Она попыталась позвать его по имени, но задохнулась от его запаха, от всепоглощающего веса над ней.       Женщина хотела этого. Хотела, чтобы это тело прижимало её. Она хотела почувствовать его губы. Хотела ощутить вес этого тела. И сейчас, несмотря на панику, парализовавшую её, она ничего не могла поделать, лишь застонать от этих ощущений. Тело пульсировало от прикосновения его губ, он зарылся носом в её волосы, делая глубокий вдох, словно хотел вдохнуть её целиком.       Он чуть отстранился, верхняя губа обнажила зубы. Мужчина ладонью обхватил её лицо, прижимая к полу и открывая шею, где кожа была тоньше. Она почти ничего не видела из-за его пальцев. Но ей и не нужно было, она и так знала, что он собирается сделать, она также знала, что ей нужно действовать быстро, чтобы не встретить свой конец на холодном каменном полу. Её бёдра задрожали там, где они соприкасались с его коленями.       Крис подался вперёд, издавая самый неприятный звук, который когда-либо слышала женщина, это было что-то среднее между урчанием и явным рычанием собаки, и её тело сжалось от ледяного ужаса. Но несмотря на этот холодящий страх, её тело поддалось, всё что у неё получилось — резкий поворот туловищем, чтобы между их телами было какое-то пространство, но даже так расстояние между ними стало едва ли больше дюйма, но этого оказалось достаточно, чтобы она смогла протолкнуть свою руку ему в рот. Женщина закричала, когда Крис глубоко погрузил зубы в мышцы предплечья, и хотя взрыв боли почти вызвал головокружение, она не отняла руку. Не смогла. Часть неё просто не хотела этого. Он был внутри неё, поглощал её, её кровь горячими струями потекла в его рот. Она заскулила, легонько толкая его, разрываясь между желанием сбежать и желанием стать частью него. Его бёдра разместились между её ног, с силой прижимаясь к ней, к пульсирующему телу. Глаза блеснули под веками и капля крови обожгла её губы. Кровь стекала с её руки, словно священный ручей, женщина держала её над головой для защиты, закрывая глаза и рот. А Крис, Крис крепко сжимая её словно любовник, застонал в рану, и наконец очнулся.       Неожиданное пробуждение всегда сопровождается вздрагиванием. Его зубы, погружённые в рану, рванули, и женщина задохнулась от агонии, ослеплённая кровью она разглядела как зрачки мужчины сжались, глаза начали в панике вращаться. Она лежала не двигаясь, почти рыдая от того, как близка она была к смерти, и с какой готовностью она шла ей навстречу. Если бы Крис не очнулся…        Его зубы оставили её руку с тем же влажным звуком, какой издают любовники. Давление на груди исчезло, мужчина уставился на её окровавленное лицо и открытый рот. Но несмотря на произошедшее на её губах была улыбка.       Ужас мучительно медленно наползал на лицо мужчины. Он посмотрел на неё вниз, на её лицо, руку и пот, пропитавший их одежду. Боль унесла весь цвет с её лица, но она улыбалась, словно была рада видеть его снова.       — Что сейчас… — начал Крис, но не смог продолжить. Он всё ещё чувствовал её кровь во рту. Зубы ныли от этого вкуса. Всё его тело ныло от этого. Но он не мог пошевелиться. Тело женщины содрогалось, словно бьющееся сердце, он чувствовал его удары везде. Она была липкой, обмякшей и тёплой, её вкус разжёг в нём что-то близкое к удовольствию. Женщина выглядела истерзанной, бледной, но в то же время румяной.       Крис всё это сделал. Он…       Пошатываясь, Крис рванул к двери, отворил её и вывалился в ночь. Кровь стучала в ушах, заглушая всё остальное. Всё его тело горело от знания того, что он сделал. Слепой и растерянный он пробирался сквозь суровый холод без какого-либо понимания направления. Ему просто нужно было двигаться. Он не знал куда, но это было неважно. Ему нужно уйти. Он не мог сделать это с ней. Сможет ли он когда-либо простить себя, если, если он действительно убил её?       Не то чтобы он не убивал раньше. Но это сильно отличалось от тех обстоятельств, настолько ужасных, насколько невозможных. Единственный путь — это путь в темноту, и он медленно брёл туда, холод ослабевал, касаясь жара его ярости. Босоногий, с голым торсом, он не чувствовал ни ледяного воздуха, ни промёрзлой земли. Кусочки льда, витающие в воздухе, таяли в его лёгких, и мужчина влажно закашлялся, ощущая вкус крови женщины.       Несмотря на свои раны она шла за ним. Оставляя тонкую струйку красного за собой.       — Крис! — позвала женщина, голос становился пронзительным воем, уносимый ветром. Этот звук эхом окружал череп Криса, с дребезгом опускался вниз по горлу в его сердце. — Крис, постой!       Лес маячил впереди. Вскоре на снегу остались глубокие следы, обнажающие твёрдую землю. Колючий кустарник неприятно царапал кожу, но Крис едва ли чувствовал это. Он почти ничего не чувствовал. Он мог только чуять и слышать, и этого было с избытком. Позади он отчётливо слышал её шаг, отчаянное преследование.       — Уйди от меня! — проревел он, резко разворачиваясь к ней. Он был намного выше неё, шире и сильнее. Он мог запросто разорвать её руками. Крис потянулся, чтобы коснуться её. Глаза женщины были огромными и влажными, когда она взглянула на него, лицо скрывала тень, а дыхание клубилось у её губ. Он сделал дрожащий вдох.       — Нет, — ответила женщина.       Крис всхлипнул. Это был тяжёлый, влажный и болезненный звук, исходящий из горла, сгусток боли и сожаления. Он потянулся, беспокоясь, что может споткнуться и нашёл опору в её плечах. В этот раз она не была холодной — она была тёплой. Очень тёплой. Неожиданно он почувствовал всю свою тяжесть, и гибель, которую последние несколько лет ему удавалось избегать наконец настигла его.       Крис умирал. Неважно как он смотрел на это, он умирал. Эта инфекция — или что там ещё — убивала его. Он знал, что так и будет. Он костями чувствовал это. В своей крови.       Женщина обнимала его в тени леса, пока он рыдал. Крис Редфилд не имел привычку показывать свою слабость, не говоря уже о том, чтобы плакать перед кем-то, с него содрали кожу, сломали, свели с ума, и ничего больше не осталось, что можно было с ним сделать. Он слишком долго убегал, он так устал. Он просто устал. Поэтому он плакал — он плакал и плакал, беспомощно, словно ребёнок, пока у него не осталось больше слёз. Женщина утешала его, гладила по спине, он бровью чувствовал её тёплую шею. Она обнимала его, словно защищала, несмотря на то, как глупо это было, Крис почувствовал себя в безопасности. Тьма больше не казалось сложной.       — Идём домой, — тихо позвала женщина. Она поцеловала его щёки, пробуя на вкус слёзы, пока он кивал. Его вес был невыносимым, но она не жаловалась, и вместе они поплелись назад в хижину. Едва они перешагнули дверной проём и попали в тепло, Крис обмяк. Женщина поймала его и потащила к тому, что когда-то было кроватью, она поправила, что могла и уложила его. Она приподняла его веки, чтобы обнажить мерцающие глаза, проверила пульс и температуру. Он потерял сознание.       Минуты прошли в полной тишине. Она зашила свою руку так же, как когда-то зашивала рану Криса, ирония не обошла её стороной, он оставил свою рану на её теле — отражение. Возможно, думала женщина, ей следует разозлиться на него за это. Но она не стала. Не смогла. Он храбро боролся, как и любой достойный человек, но проклятье не так легко побороть. Он сопротивлялся даже в бессознательном состоянии, мышцы подрагивали, дыхание было частым. Он подрос с момента появления здесь, и его мощное тело едва могло уместиться в кроватке. Она провела пальцем между его бровей, поглаживая морщинку, и коснулась его щеки.       Почему он? Этот незнакомец? Что такого в нём было, почему она чувствовала себя так? Женщина знала, что когда-нибудь он придёт к ней — в конце концов, она видела это. Но никогда, даже в самых странных снах, она не думала, что он повлияет на неё так сильно, в особенности за такое короткое время. Возможно, это была боль. Она раскрыла всё, привела его к ней никем иным, как обнажённой душой. Женщина, довольная своим одиночеством, теперь не допускала и мысль быть без него.       Крис. Она посмаковала его имя. Он никогда не называл ей его, но она знала, так же, как и знала его лицо. Она видела его. Криса. Это имя было единственным важным.       Следующий шаг был ясен.       Она должна вернуться в деревню.