Moon-Eater / Пожиратель луны

      Крис не проснулся следующим утром. Его пульс тревожно упал. Кожа горела, было почти неприятно касаться её, пот пробивался сквозь одежду. Она хотела уйти на рассвете, чтобы успеть за то короткое время, что у неё есть, совершить задуманное, но как она могла оставить его вот так? Терзаемый, страдающий и одинокий — даже находясь без сознания он продолжать мучиться.       Он не был похож на других. Другие быстро впадали в безумие, но Крис не сдавался. Там, где другие становились хладнокровными, Крис горел, словно отсутствующее солнце сейчас поселилось в нём. Там, где другие теряли себя и становились ничем, Крис стал нечто большим, словно его тело не могло больше совладать с разъярённым духом внутри. Его рана пульсировала сильнее, чем его сердце. И она болела.       — Прости меня, — прошептала она ему, когда привязывала его к опоре словно пса. — Я скоро вернусь. Обещаю.       От звука голоса женщины его веки затрепетали и открылись, Редфилд уставился на неё чёрными глазами. Он узнал её, но этот миг узнавания был кратким, и она поняла, что Крис борется с лихорадкой. Мужчина потянулся к ней и схватил за кисть с обманчивой силой. Его рука была влажной от пота, и женщина уставилась на неё, от мыслей как его пальцы тянутся к ней, в горле сжалось.       — Не уходи, — попросил он. Она почти согласилась. Но здесь для него нет никакой надежды — её единственным выходом было вернуться в деревню и поискать помощи там. Женщина убрала волосы с его лица, охлаждая горящие щёки, его дыхание на её ладони обжигало.       — Я должна, — сказала она ему, злясь от того, как неуверенно звучат её слова и как они похожи на ложь. — Я вернусь. И тебе станет легче.       Даже находясь в полубреду, он не выглядел убеждённым. Его глаза блестели, веки отяжелели, и он снова провалился в сон с глубоким стоном боли. Крис отвернулся, сдаваясь и на какое-то мгновение перед глазами всплыли воспоминания о ночи, когда она нашла его — он также висел на волоске, поверженный и умирающий. Женщина задержалась возле него ещё на несколько драгоценных минут, а затем ушла, заперев дверь на засов. Если она не уйдёт сейчас, то не уйдёт никогда.       С собой женщина взяла немногое. Через плечо она повесила котомку с едой и травяное обезболивающие, а за спину — винтовку Криса. Она не была уверена, что оружие пригодится, но она испытывала какое-то слабое чувство, словно тень дежавю. Женщина давно привыкла доверять своим ощущениям, потому что часто они оказывались правильными. Всегда есть чему учиться. Память, ускользающая от неё и сила, скрытая тёмной занавесью амнезии.       День был тёмным и безжалостным. Птицы не пели и не было слышно шёпота ветра. Тишина в лесу казалась мёртвой, когда женщина тихо, словно мышь, пробиралась сквозь лес. Она привыкла к тишине, она её любила. Здесь опасно быть услышанной, и она давно научилась избегать опасности, продираясь через мелколесье, не издавая ни звука. Деревня находилась в нескольких днях пути от её хижины, да и тропинка заросла. Женщина как могла старалась избегать деревню — она была полна опасностей. Она приближалась к деревне только тогда, когда была вынуждена посещать торговца или, когда охота заводила её сюда, но в других случаях женщина держалась от деревни подальше. Всё это место было прогнившим и пронизано злом. Она ощущала это в воздухе. Она костями это чувствовала.       Чем ближе женщина подходила к деревне, тем сильнее у неё сжималось внутри, пока не стало совсем больно. Лес сменился скалами и тёмным камнем, и тропинка, ведущая в горы, стала изменчивой, женщине приходилось цепляться пальцами за крутые склоны. Воздух был обжигающе холодным, он медленно пропитывал её, пока она не вымокла полностью. Единственным утешением для неё было то, что её не беспокоили отвратительные вещи, скрывающиеся под камнем.       Башмаки вымокли от снега, пропитав носки. Чем выше взбиралась женщина, тем сильнее становился ветер и толще снежный слой. Все воспоминания о тепле были давно позабыты. Волосы, прежде покрывшиеся ледяной коркой, теперь потемнели и блестели от влаги растаявшего льда, и она перестала чувствовать руки. Но женщина продолжала. День становился темнее и ночь маячила на горизонте, но она продолжала. Ресницы примёрзли к лицу, но она продолжала. Женщина всегда шла вперёд. Всегда. Это помогало ей забраться так далеко и оставаться живой так долго.       Она не знала, что ждёт её в деревне, и безопаснее было бы не думать об этом. Женщина не могла позволить, чтобы её решимость рухнула. Она не осмеливалась заходить так далеко после взрыва, хотя и видела разрушение много раз в своих снах. Она всё это видела, с самого начала: прибытие человека-плесени за ребёнком, и как он переступал через всё, что находилось на его пути. Ночь за ночью она наблюдала, ещё в те времена, когда небеса были спокойными и лес тихим, так что, когда прогремел взрыв это не стало для неё неожиданностью. И она увидела Криса. И его псов. Она видела, как он умирает снова и снова, пока не начала горевать по нему, как будто он стал для неё кем-то родным. Именно это он никогда не сможет понять — она знала его дольше, чем они пробыли вместе.       Ей нужно найти способ вылечить его. В деревне есть лаборатории — по крайней мере были, до того, как тут всё взлетело на воздух. Она не была уверена, что они пережили взрыв, но маленькая надежда — это лучше, чем ничего. Женщина была хороша в приготовлении таких вещей — и всегда была — и она задумалась, возможно её навыки — это кусочки её прошлой жизни.       Её глаза выхватили в темноте силуэт похожий на волка. Она привыкла чувствовать гремучие кости старой земли тут, где почва тихо спала, где все было скрыто от глаз. Миранда была достаточно умной, чтобы выбрать это место. Да, она была умна, но недостаточно, поэтому и устроила охоту на этого человека, этого Итана — смесь простодушия, плесени и яростной любви. Но сейчас его больше нет, он распался, так же, как и деревня, Миранда и её чудовища.       Руины деревни были покрыты снегом, белым толстым слоем, прерывавшимся лишь случайными останками хижин. Замок обрушился с горы, его остатки рухнули вниз и лежали на земле словно трупы, костями белеющие под луной. Ветер кусал женщину за лодыжки, яростно шипя, отчего у неё на затылке поднимались волосы. Тишина была ужасной. Казалось, что она единственный человек во всём мире.       Несмотря на то, что Миранду уничтожили, женщина всё ещё ощущала её взгляд из тени. Словно она наблюдала как и раньше. Она была этой землёй — деревьями, снегом, ветром и множеством глаз стервятников, следящих за жертвой. Но теперь, теперь здесь не было птиц, зайцев, никаких признаков жизни. Итан словно уложил мир спать, и женщина никогда не была так благодарна незнакомцу за это.       Лес стал гуще обступать деревню, более не тронутый топором или огнём. Никого больше не было, чтобы укрощать его, и он перерос эти воспоминания, став чёрным и густым. Женщина не возражала. Она всегда любила лес, несмотря на ужас, поселившийся в нём; было в этом что-то древнее, что-то беспамятное, что-то, что не судит. Всё было поглощено им, и всё было оправдано. Прощено. Она знала лес, а он знал её.       Все воспоминания об этом месте — как бы туманны они не были — едва ли помогали. Деревня казалась незнакомой, как и река, изменившая направление из-за взрыва; всё разбросало, словно брошенные на стол карты. Если и были какие-то тропки, то снег скрыл их. Но женщина не была глупой, и она прекрасно знала землю, и мысли о Крисе, одиноком и страдающем, подгоняли её. Взрыв разворошил деревню до основания, тут больше не было места, чтобы спрятаться. Только открытое пространство и разруха вокруг, и её затошнило от этого. Винтовка чиркнула по спине, когда женщина переложила её в руки, пальцы бездумно двигались, она перебирала в памяти, но так ничего не нашла. Она занервничала, когда поняла, что её тело двигается отдельно от её мозга. Так было всегда, с тех пор, как она пришла сюда.       В какой-то момент она прижала палец к предохранителю, когда услышала звук. Земля под ногами завибрировала от низкого, непрекращающегося рокота. Волоски на её теле поднялись и тело дёрнулось как от удара током. Вокруг всё замерло, и она испугалась, что её сердце остановится.       Рычание.       Волки держались леса — они всегда обитали там, и она знала, что взрыв едва ли причинил им вред. Но это был не звук волка или собаки. Он шёл изнутри, из сильного, человекоподобного живота. Человек-волк, она рассказывала Крису о них несколько дней назад.       Но это было ещё не всё.       В тёмном лесу показалось движение. Женщина стояла на открытом месте, любое движение не могло остаться незамеченным, так что стоять замерев, было глупой идеей. Если ей повезёт, то существо будет одно. Но ей никогда не везло, так что ничего удивительного, что она уловила ещё одно движение подальше на обломках — ещё один зверь полз между зубьями домов, низко прижимаясь, водя носом по земле, и даже издалека женщина видела нечеловеческий блеск в его глазах. Нет, они не одиночки. Они путешествуют в стае, словно волки, и она знала, что не стоит и пытаться стрелять в них.       В другой раз, возможно, она смогла бы проскользнуть мимо них. Однажды ей уже удавалось такое, в те времена, когда дома стояли плотно друг к другу, дорожки были тёмными и длинными, а вся деревня скрывалась в тени замка Димитреску, но сейчас ситуация была иной. Теперь негде было спрятаться. Ветер разносил её запах, она была уязвима, словно дитя перед белой пустошью, полностью видима и совершенно одинока.       Ещё один показался на высокой крыше. Он казался ужасным и тёмным на фоне неба, существо встало на ноги и нюхало воздух, выискивая её запах. Ей следовало быть умнее. Она должна была быть умнее.       Разрушенная огнём хижина лежала недалеко. Паника захлестнула женщину жаром и болью в горле, вызванная медлительностью её движений. Побежать — значит стать добычей, словно загнанный кролик, преследуемый стаей диких псов. Женщина пробралась в объятия хижины и затаилась тяжело дыша, пока вынюхивающие звери не ушли подальше, и только после этого она бесшумно выскользнула из тени и бросилась к деревьям — едва ли можно надеяться, что они смогут защитить её, но это единственное, что ей оставалось.       Но ликаны были быстрыми и умными. Удача была не на её стороне и было невероятно, что она смогла зайти так далеко. В тот момент, когда она скрылась в лесном покрове, земля ожила от топота ног. Сердце ушло в пятки и в какой-то момент она перестала дышать — просто не смела. Топот нарастал, сначала одиночный, затем больше и больше, пока она не перестала считать, резкий вой пронзил воздух, разбивая последние нервные клетки женщины.       Она побежала. Она бежала так, как никогда прежде, мимо деревьев, пока стволы не стали чаще и темнее, а ветви на начали цепляться за её волосы и рвать на ней одежду. Не было времени выбирать направление, солнце здесь не светило. Она бежала, но несмотря на её проворство звери догоняли её дюйм за дюймом, повизгивая словно бешеные псы позади неё. Винтовка Криса хлопала её по спине. Женщина продолжала бежать, пронзительно холодный воздух обжигал горло и таял в лёгких, отчего она начала захлёбываться. Женщина чувствовала существ, от них разило едким, словно протухшее мясо, запахом и немытым телом.       Она выскочила из деревьев, хрипя от потуг и боли холодящего воздуха, складывалось ощущение, что она ступила в огромный рот, полный сломанных зубов, и на краткий миг её загнанный разум не мог опознать место. Кладбище. Ей показалось, что она чувствует тела под ногами, ворочающиеся в своих могилах.       Звери приближались. У неё едва хватило времени, чтобы поднять винтовку и не глядя выстрелить до того, как они прыгнули на неё, восторженно визжа. Она чувствовала их дыхание, её нервный выстрел ушёл далеко в сторону, разбивая надгробие на другом конце кладбища. Только когда один из ликанов почти запрыгнул на неё, она снова выстрелила и в этот раз попала: выстрел пришёлся в упор в голову, разбрызгивая внутренности, которые опалили её кожу и одежду словно кислота. Мощное тело упало рядом, кровь была чёрной и густой, словно смола на снегу, воздух наполнился злыми и яростными воплями пенных ртов.       Женщина поднялась на ноги. Она ударила рукояткой винтовки изуродованную морду другого существа, наслаждаясь хрустом костей. Наверное, это было глупо продолжать злить их, но что-то в голове женщины щёлкнуло, охватывая простым желанием выжить. Ослеплённый ударом зверь замахнулся своей огромной конечностью, цепляя её плечо и проходя сквозь плоть, словно та была маслом. Женщина едва почувствовала боль и снова выстрелила, целясь в горло.       Казалось она обрела почву под ногами, но перед ней возник самый огромный ликан, его размеры противоречили скорости. Раздался щелчок и до того, как она успела перезарядить винтовку, ликан швырнул её в надгробие, которое разбилось под её весом. Она задохнулась, от удара воздух вышел из лёгких. Женщина почувствовала металлический вкус на зубах. Кровь шла из нижней губы, наполняя воздух и одурманивая ликанов. Зверь прижал женщину к земле с такой силой, что её кости хрустнули и казалось, готовы были треснуть. Она не могла дышать. Приближая свою омерзительную морду, зверь обнажил зубы в словно какой-то последней усмешке, его протухшее дыхание холодило её лицо.       Она попыталась собраться с мыслями, но ничего не получилось. Женщина не закрыла глаза, она не моргая смотрела в эти блестящие белые глаза и не двигалась.       Последующие события развивались настолько стремительно, что она не успела даже понять. Что-то тёмное и огромное появилось в поле её зрения: больше, чем любой ликан, которого она видела, своей спиной оно закрывало маленькое солнце. Существо бросилось на зверя, нависавшего над ней, оно ударило его в спину с такой силой, что зверь проделал дорожку между разрушенными надгробиями. Они катались и вопили, когти блестели на свету. И звук был другим. Глубоким и более органичным. Ликан издал влажный вой, пропитанный болью, и его кровь хлынула на снег единственным, жестоким каскадом. Зверь сверху отпрянул назад, в зубах он сжимал позвоночник ликана, всё ещё соединённый с телом нитями нервов. К горлу женщины подступила тошнота, но её не стошнило.       Второе существо не было ликаном. Чем бы оно ни было, такого женщина не видела прежде. Оно было громадным и тёмным, более гибким и изящным, чем любая мутация, вызванная каду. И что ещё более странно, наполовину превратившееся и незавершённое. Бросив позвоночник на снег, создание приблизилось к ней, и даже так понимание не пришло, кроме того, что оно было тёмным и кралось низко. Вместо того, чтобы сосредоточиться на ней, существо развернулось к ликанам и переступив через неё, накрыло глубокой тенью. Оно было тёплым, женщина чувствовала исходящий от существа жар. Ликаны были достаточно холодными, от их крови не таял снег.       Оставшиеся ликаны нервно зарычали, топтались и завывали, но ближе не подходили. Зверь над ней пригнулся и издал низкий угрожающий звук. Её сердце стучало в ушах, на языке, в животе. Она никогда не слышала ничего подобного. Холодящий и глубокий, словно пальцы, проникшей внутрь и скрутившие внутренности.       С брызгами злобных воплей ликаны отступили, пробираясь через лабиринт разрушенных домов. Зверь, лежащий на ней не двигался несколько минут, он поднял голову и не шевелясь прислушался. Она ничего не видела, кроме массивного тела. Он не пах псом. Не пах смертью. Он не пах ничем.       Снежные облака нависали над ними. Воздух становился ледяным, кружа тяжёлые белые хлопья. Зверь пошатываясь осторожно отступал от неё пока не рухнул в тень стоящего дома. Женщина продолжала лежать замерев, и когда холод стал невыносимым, она заставила себя подняться на ноги. Сердце всё ещё бешено стучало, но мысли были пусты, словно мозг считал её мёртвой.       Но она не умерла. Должна была, но умерла.       Её ноги дрожали так сильно, что она едва могла передвигаться, но ей как-то удалось, спотыкаясь добраться до огромного съёжившегося зверя. Он был разумнее, чем должны быть ликаны. Существо прислонилось к разваленной стене хижины, словно чего-то стыдилось.       Часть неё знала ответ. Другая — отказывалась верить.       — Крис, — заплакала она, падая коленями в снег. Она положила руки на его массивное тело и тепло потекло по ней. Никаких сомнений не было. Он не был ликаном — она подозревала это с самого начала — но он не был и человеком. Женщина до сих пор не знала кем он стал. Даже сейчас, наполовину мутировавший в нечто зловещее, он корчился от боли. Он дрожал, его дыхание было тяжёлым, и сострадая, она прижалась к нему, её щека коснулась клочка шерсти. Она погладила его шею, коснулась лица, ставшим наполовину человеческим и звериным. Она думала, что оно должно быть уродливым, но оказалась неправа. Она узнала тяжёлую линию бровей, крупный нос, грубые черты рта. Однако его глаза больше не были чёрными.       Они стали жёлтыми.       Он издал звук, который не принадлежал человеку — стон невероятной боли. Сколько дней он следовал за ней? Как она не поняла этого? Но сейчас не время для вопросов, ветер нарастал и принёс мокрый снег.       Женщина положила массивную руку Криса себе на плечо, помогая тому подняться. Его ноги были искажены, выгнуты как у собаки, и ему с трудом давалось движение. Она согнулась под его весом и размером, которые увеличились вдвое. Его одежда теперь была ему не по размеру, так что на нём ничего не было, большая часть его тела была покрыта густым тёмным мехом, который рос кусками, словно у пса с чесоткой или молодой птицы, не успевшей полинять, но казалось, он не чувствовал холода. С руками дела обстояли хуже, на них появились когти, они стали огромными и неуклюжими. Ей нравились руки Криса, грубые, но аккуратные во всём, чего они касались — и видеть их такими омрачало её.       Вдвоём они переместились в церковь. Каким-то чудом крыша уцелела и могла защитить их от бури, спустившейся с гор, внутри сильно сквозило, отчего женщина начала дрожать, стуча зубами, и неважно насколько сильно она сжимала челюсти. Криса всё ещё трясло от боли, он мрачно наблюдал за ней из угла, в который забился.       — Тебе больно? — тихо спросила женщина. Он не ответил. Она знала, что он был слишком гордым, чтобы признаться, а ещё она не была уверена, что он вообще способен говорить. Она вспомнила как он разорвал надвое одного из ликанов, блеск зловещих зубов и этот длинный вываливающийся язык.       Он кивнул.       Женщина достала обезболивающее из своей котомки и поискала участок открытой кожи. Она аккуратно ввела его, и со временем тело Криса расслабилось, и он начал засыпать. Из-за его размеров пришлось ввести весь объём обезболивающего, но своя боль женщину больше не волновала. Рана на её плече была позабыта. Она отдаст ему всё, что у неё есть. Всё.       Они молчали, а буря завывала, проносясь по деревне. Женщина села прислонившись к стене и поёжилась, липкой от крови рукой она прижимала рану на плече. Она знала, что Крис следит за ней — всегда знала — но она дала ему пространство, которое ему требовалось. И естественно, когда ночь стала тёмной, она почувствовала движение, шорох его движений становился ближе, пока она не почувствовала прикосновение шерсти к своей щеке, тогда она подняла голову, чтобы встретиться с ним взглядом, пронизывающим темноту. Он обошёл её и расположился между ней и холодом, окутывая её словно одеяло. Облегчение было таким неожиданным, что на несколько минут она просто лежала не двигаясь, и боль её отступила. Он принюхался, выискивая рану и начал вылизывать её, женщина забеспокоилась, что кровь его раззадорит, но ничего не изменилось, и она расслабилась. Холод исчез, и несмотря на то, что боль и жжение было сильным, она провалилась в глубокий сон.       В эту ночь ей не снились сны.