Каменная леди, ледяная сказка Вместо сердца — камень, вместо чувства маска - и что? Больно всё равно.
Уильям Ти Спирс привык прятаться за масками. Когда ты руководишь целым подразделением Ангелов смерти, несешь ответственность за тысячи чужих жизней – это перерастает из простого желания в вынужденную необходимость. Задушить в себе жалость. Убить любовь. Уничтожить любой намек на чувства. Это его судьба, которую он не выбирал, но за него все решили. И он несет свой крест с каменным лицом и застывшим сердцем. Но легче от этого не становится.Одинокой кошкой, вольным диким зверем Никогда не плачет, никому не верит - и что? Больно всё равно.
После работы сотрудники с охотой разбегаются по домам. Они ждут окончания трудовой смены, обнимаются, шепчутся, вместе направляются в бар. После отбоя и до поздней ночи в кабинете сидит один Уильям. Его никто не ждет за порогом. Он перебирает отчеты, прорабатывает план на следующие дни. Лишь когда время переваливает за полночь, он, наконец, телепортируется в пустую, выстывшую квартиру, ложится в ледяную постель, чтобы забыться коротким, необходимым для здоровья сном, и подняться еще до первых лучей солнца. Уильям один сколько себя помнит. Он никогда никого не подпускал близко. Огрызался, отталкивал, душил любую привязанность на корню. Многие пытались добраться до сердца Ледяного Спирса, но никому не удавалось пробиться сквозь твердую броню, сковавшую его сердце. И они уходили, злобно скалясь, шипя проклятия и оскорбления, думая, что он все равно ничего не почувствует. Но каждое обидное слово легко проходит сквозь лед. Навылет.Одиночество-сволочь, одиночество-скука Я не чувствую сердце, я не чувствую руку
Тот, кто облечен властью, обречен быть одиноким. Он принял это, задыхаясь от боли и вечной тишины. Тяжело, когда рядом нет никого, кто мог бы поддержать и разделить эту ношу, но Уильяму никто не нужен. Он верит в это, а самый искусный лжец тот, кто обманывает себя. И Уильяму это вполне удается. Но даже здесь есть исключение.Я сама так решила, тишина мне подруга Лучше б я согрешила, одиночество-мука.
Грелль Сатклифф. Его любовь – и проклятие. Прошедший вместе с ним Академию, ставший диспетчером под его началом. Его огонь Прометея – и непреходящий ночной кошмар. Уильям избивал его, унижал, делал все, чтобы своенравный Алый наконец сдался и оставил его в покое – но тот зализывал раны и продолжал возвращаться. И это сводит с ума. Потому что Грелль Сатклифф единственный, кто ухитряется проскальзывать ужом сквозь все его маски.Ты в объятьях страсти, укрощая львицу Знай, что она хочет, хочет покориться Тебе! Проиграть в игре.
«Уилли! Посмотри, что я тебе принес!» «Диспетчер Сатклифф, немедленно слезьте со стола и покиньте мой кабинет» Обычный диалог в их случае. Обычная ежедневная игра. Обида в изумрудных глазах, громко хлопнувшая дверь – и лишь тогда Уильям позволяет себе наклониться к весенним цветам, упрямо оставленным Сатклиффом в его кабинете, взять в руку очередную незатейливую безделушку или сделать глоток обжигающе горячего кофе, которое топит ледяную броню внутри. Каждое утро он думает, что тот визит был последним, и, не отдавая себе отчета, ждет, тая дыхание, пока не раздастся дробный стук каблучков в коридоре. И тиски льда разжимаются, становится чуть легче дышать, мир выглядит чуть светлее. Сатклифф всегда возвращается.Рвётся она в клетку чувства и желаний Надоело мёрзнуть в царстве ожиданий одной Стань её судьбой.
Он ни о чем не думает, когда после очередной сложной миссии понимает, что неровно лежащая на виске алая нить – вовсе не прядь волос. Просто ловит тонкое запястье и телепортирует. Открывает доступ в свою святая святых. Свою квартиру, которую язык не поворачивается назвать домом. Логово тьмы, тишины и холода – которое преображается в мгновение ока, стоит там оказаться этому яркому огоньку. Беззаботный щебет разгоняет безмолвие, мрак отступает под напором танцующей походки. Словно лучик света заглянул в мертвый склеп. Уильям смотрит – и не может насмотреться. Хочется прижать к себе, держать и не отпускать это живое, ласковое тепло.Одиночество-сволочь, одиночество-скука Я не чувствую сердце, я не чувствую руку
Он усаживает его на кровать, ворчит что-то недовольно, стирая кровь, заглядывая в лучистые глаза. Не один. Хотя бы сегодня, на эту трепетную ночь. Он гонит крамольные мысли, но они возвращаются, наседают. «Твой удел – одиночество», - холодно цедит разум. Раньше так и было. Так и должно быть. Но сердце несогласно. И он упускает момент, когда чужое лицо вдруг оказывается непозволительно близко.Я сама так решила, тишина мне подруга Лучше б я согрешила, одиночество-мука.
Чужое дыхание опаляет губы, скованные морозом. Губы прикасаются к губам, зовут, просят. Он замирает, не в силах пошевелиться, оцепеневший. А Грелль целует, греет теплом, топит лед. Трещит ледяная маска – и, кажется, что сейчас крылья раскроются за спиной, и одиночество навсегда отступит. Исчезнет Ледяной Спирс, а на место зимы придет весна… Но разум слишком давно контролирует его тело, чтобы уступить глупому сердцу. Страх заставляет отшатнуться. Страх поверить. Страх изменений, которые неизбежно грядут. Страх вздымает его ладонь, и пальцы зудят от боли, встречаясь с чужим лицом.Одиночество-сука…
«Вот как… Дурак ты, Спирс» Он не кричит, только тихо шепчет, прижимая к покрасневшей щеке бледную ладонь. Разворачивается, и уходит, оставляя Уильяма одного. И разум удовлетворенно цедит: «Он больше не вернется».Я ж сама дверь закрыла Я собою довольна… Отчего же так плохо? Отчего же так больно?
Темнота пустой квартиры с радостью возвращается. Тишина затапливает пространство, как цунами. Он захлебывается в ней, сидя на полу, обнимая себя за плечи в отчаянной попытке согреться. Лед его души вышел из-под контроля. Он захватывает тело, вымораживает кровь, останавливает дыхание. Бессмертная, уже мертвая душа вполне способна умереть еще раз. Сейчас самое время. Утром сюда придут жнецы в поисках своего начальника – и не найдут никого живого. Только покрытый инеем памятник умершей в одиночестве душе, глупой и гордой, слишком гордой, чтобы позвать на помощь.Одиночество-сволочь, одиночество-скука Я не чувствую сердце, я не чувствую руку Я сама так решила, тишина мне подруга Лучше б я согрешила, одиночество-мука.
Умереть… Забыться… Лучшее, что его ждет. Он почти готов к этому, потому что знает – ничего не будет хорошего после того, как он убил свою последнюю любовь. Но стук каблуков в коридоре снаружи становится полной неожиданностью. Алый вихрь врывается в спальню – и разбивает мрак. Яростно взвившимся пламенем он гонит и рвет в клочья тишину и темноту, хватает руками, горячими до боли, озябшие плечи, шипит злобно, как уголь, на который плеснули водой: – Не оставлю. Никогда не оставлю! Даже не надейся! Что хочешь делай, Уилли. Ругайся, кричи – мне все равно! Я тебя никому не отдам! Уильям расслабляется в теплых объятиях, смиряется с неизбежностью, с тем, что этот огонь ему не погасить, и шепчет тихо, с улыбкой, утыкаясь лбом в чужое плечо: – Не отдавай…