***
После похорон Дарио Антонио оказался совсем опустошён и находился в состоянии крайнего изнурения, напоминая больше зомби, чем человека. Он не жил, а существовал: бездумно ходил по квартире, лежал, глядя в потолок, часами безотрывно смотрел в окно и молчал. Джина никак не могла найти себе места и хотела помочь ему, но Антонио бесстрастным и не выражавшим никаких эмоций голосом попросил её пока не беспокоить его. Он хотел побыть наедине с собой. В пятницу организм Моретти не выдержал таких нагрузок, и грозный сицилиец, сам того не заметив, уснул ранним вечером и проснулся уже в субботу утром. Однако усталость не выпустила его из своих пока ещё твёрдых объятий, и спустя всего лишь час после пробуждения его сморило. Так продолжалось весь день. В редкие часы бодрствования Антонио размышлял о своём характере, об отношениях с Дарио, Джиной и всеми остальными, кого он знал. В воскресенье Моретти ощутил приток сил и наконец пришёл в норму. Его движения снова стали плавными, ловкими и грациозными, как до похорон. При ходьбе он теперь вновь напоминал пантеру, вышедшую на охоту и готовую с особым изяществом и необычайной лёгкостью растерзать свою жертву. Из углей, тлевших внутри него со среды, успело разгореться новое пламя. Оно полыхало уже намного слабее, но в таком состоянии Антонио начинал представлять даже большую угрозу для боевиков «Белой руки», чем раньше. Он выплёскивал свою необъятную и жгучую боль с прошлой субботы до вторника, а потом провалился в небытие. Теперь же, после того как влияние эмоций ослабло, а безудержный гнев вырвался наружу и превратил лица убийц Дарио в багровое месиво, разум и чувства Моретти начали «работать рука об руку», как они это делали до прошлой субботы. Холодный расчёт и кипящие страсти смешались в единое целое. И одержимость молодого гангстера местью превращала такую гремучую смесь в опасное оружие. Заметив, что Антонио «ожил», Джина пришла в восторг. — Ну наконец-то! Я так боялась, что ты совсем уже сойдёшь с ума. Ты совсем себя загнал. Как хорошо, что всё обошлось! — воскликнула она. По голосу девушки Моретти понял, что она вот-вот могла заплакать от радости. Решительно поборов чувство неловкости, он ответил: — Мне неудобно перед тобой. Ты хотела помочь мне, но я был вообще никакой. Мерзкое состояние, когда тебе хочется уснуть и отдохнуть, но у тебя не получается. Ты как неприкаянная душа бродишь или смотришь в окно. Как бы тебе объяснить… ты и не с живыми, и не с мёртвыми. А будто находишься где-то посередине. Жуткая усталость. Но теперь я пришёл в себя. Антонио страстно поцеловал Джину и ощутил сладкий вкус её губ. — Спасибо тебе за заботу и терпение. Ты… ты сделала всё как надо, — произнёс он после, набравшись смелости. — Я о многом думал вчера. Твои слова натолкнули меня на одну мысль. — Мои слова? — удивлённо переспросила Джина. — Мы же не разговаривали толком последние дни. — В среду ты сказала, что тебе хотелось услышать от меня тёплое слово. Тогда я и задумался. — Ах, да, помню. И на какую же мысль тебя натолкнули мои слова? — Пойдём в гостиную. Нечего стоять в коридоре. — Хорошо, как скажешь. В гостиной они устроились в обнимку на кремового цвета диване. Жёлтые занавески, лимонные обои, горчичный ковёр, бежевые деревянные шкафы и белый столик создавали уютную и приятную, даже, можно сказать, солнечную, атмосферу в просторной комнате. Светлые тона в интерьере оказывали на Антонио умиротворяющее воздействие. За окном высился дом, стоявший на противоположной стороне улицы. — Я, в самом деле, скуп на проявления нежности и доброты. Мне приходится преодолевать себя, чтобы показать их, — говорил Антонио. — Это парадокс. Чтобы показать свою слабость, тебе приходится набираться сил. Только действительно ли проявления нежности и доброты слабость? Не думал ли ты, что всё может быть наоборот? — с задумчивым видом произнесла Джина, посмотрев на Антонио. — Нет, не думал. Я пока понял кое-что другое. Дарио погиб не только из-за моей привычки командовать. Если бы я чаще говорил ему тёплые слова и вёл себя с ним иначе, то, возможно, он точно прислушался ко мне в прошлую субботу, — продолжил Моретти, поглаживая иссиня-чёрные волосы девушки, одетой в брюки в широкую бело-бордовую полоску и приталенную светлую блузку с длинными рукавами. Одежда Джины отлично подчёркивала достоинства её стройной фигуры и соблазнительного бюста. — Дарио никогда не говорил мне, что его раздражала моя грубость и жёсткость. Не помню такого. Но, возможно, Дарио доконало, что я слишком часто грубил ему. Но он не успел мне сказать об этом. Или у него не хватало силы воли. Теперь мне уже у него не спросить. Или спросить? Ты, возможно, подумаешь, что я спятил, если я скажу, что слышал Дарио в среду, когда подошёл к гробу с ним на прощании. Но я клянусь, я слышал его голос. Он обратился ко мне. — Нет, я так не подумаю, Антонио. Поверь мне. Я ведь всё-таки католичка, пусть и не такая истовая и фанатичная, как мама. Мне доводилось слышать о святых предзнаменованиях. Ты ведь так хотел, чтобы Дарио тебя услышал. Что, если он действительно обратился к тебе в церкви? — Я бы очень хотел, чтобы так всё и оказалось. Ведь он сказал мне, что не держит на меня зла, и я ни в чём перед ним не виноват. Однако я не отрицаю, мне могло померещиться. Я не спал несколько дней подряд, а ещё извёл себя. Всякое возможно. Но мне стало неудобно перед ним за свою грубость и жёсткость. Если Дарио что-то делал правильно, то я воспринимал это как должное. Тут было не за что его хвалить. Зато если он ошибался, то я не жалел его. Мне вспомнилось, что до армии я не относился к нему так строго. Опекал, но обходился намного мягче. — А что же случилось в армии? — спросил Джина. — Там всё началось, да? — Угу. Армия не терпит слабости. Провинишься — пострадают все. Дарио слишком беспечно ко всему относился. Я пытался спокойно вразумить его, без грубостей. А он говорил мне: «Приятель, чего ты заводишься? Тебя что, реально парит наша долбаная служба?» До армии его беспечность не стоила так дорого, как там. Он же любитель поесть был. Его долго пришлось приводить в форму. Моретти предался воспоминаниям о военной службе: — Сержант Баркман выжимал из нас все соки, больной на голову выродок. Дарио слабоват оказался поначалу. Из-за него страдал весь взвод. Представь себе, ты носишься, как угорелая, чтобы уложиться в чёртов норматив. Тебя постоянно материт мерзкий выродок. Хлещет дождь, а ты ползёшь по грязи. Полоса препятствий заканчивается, и ты думаешь: «Ну, наконец-то! Как же хочется спать и жрать!» Но вдруг выясняется, что Дарио не уложился в проклятый норматив. И тогда нас сержант заставляет нас проходить полосу заново. Нас гоняли так часами напролёт. А потом, уже в казарме, Дарио били. Я помогал ему отбиваться. Иногда даже за него дрался, чёрт возьми. Не всегда удачно. Однако я не жалел себя ради Дарио. — Ты большой молодец, что не бросил его. Поступок настоящего друга. Ты всё делал правильно, — с улыбкой на лице и одобрением в голосе произнесла Джина. — Я понимал, что драться со всем взводом не выход. Нас было всего двое, и мне чаще приходилось драться за нас двоих. Я говорил Дарио, чтобы он взялся за ум, пока его не убили озверевшие… соседи по казарме. А он заладил: «Я сюда не просился! Чего я вообще должен напрягаться?!» Зато я заметил кое-что. Стоило Баркману наорать на Дарио, и он тут же подчинялся ему. — И ты взял пример с сержанта? — задала вопрос Джина. По её голосу Антонио понял, что она не одобряла его выбор. — Да, с него. Он выродок. Зато знал своё дело. И ведь сработало! Я заставил Дарио заняться собой. Из него вышел крепкий среднячок, и я считал это своей победой. А потом мы попали во Вьетнам. Там любая наша ошибка могла стоить нам уже жизни. Я дал слово родителям Дарио, что он вернётся домой живым, со мной или без меня. А я держу своё слово, я же не дешёвка какая-нибудь. И не вонючий пустозвон. — Вот потому ты меня и околдовал. Мне нравятся надёжные и волевые люди. Джина поцеловала Антонио в щёку. Потом он дал волю чувствам и ответил ещё более страстным поцелуем. Они уже как пару недель не придавались бурным страстям и капризам буйной южной плоти. Однако Антонио хотел сейчас именно говорить, воспринимая Джину как надёжного человека, с коим он мог поделиться своими переживаниями или сокровенными мыслями и не бояться, что его потом обязательно осмеют, перед тем как раздавить, словно букашку. Он желал с ней близости, но другой, не плотской. Духовной. И Джина без слов поняла, чего хотел её возлюбленный. — Я помню, недалеко от нас поселился немец. Он удрал из Восточной Германии. Мне тогда стукнуло семнадцать. Он как-то сказал нашему соседу: «Расшибись яйцами об стену, но сделай». Я питал страсть тогда к крепким выражениям, — сказал Моретти, продолжив. — Его слова стали для меня девизом. Во Вьетнаме Дарио остался таким же беспечным. Возможно, беспечность текла у него в крови. По-другому не объяснить, почему он безответственно ко всему относился. Мне приходилось много на него орать. И орать так громко, что оглохнуть было можно. Однажды в шестьдесят восьмом он чуть не наступил на проклятую мину, не увидел её. Нас всех могло убить в два счёта. Я вовремя её заметил. Когда мы вернулись, я до одури орал на Дарио. Тебе сложно понять такие вещи. Такое случается: ошибся один, а убили всех. — Нет, я понимаю, о чём ты говоришь. На войне ты загрубел. — Да, именно так. Там вообще не до проявлений нежности и мягкости. Ты читала в те годы о войне в газетах? — Нет, если честно. Я слышала о ней немного, но не вдавалась в подробности. Моему братишке повезло не попасть во Вьетнам. А почему ты спрашиваешь? — Чистоплюи-газетчики выливали на нас чаны грязи. Один такой недомерок лично называл нас с Дарио детоубийцами после нашего возвращения домой. Я никогда не рассказывал тебе о войне. Не хотел пугать. Но ты могла слышать об убийствах детей, вырезанных под корень деревнях или наркомании в наших войсках. Трусливые белоручки писали столько разной дряни, всего не упомнишь. Я хочу, чтобы ты знала, что мы с Дарио не убивали безоружных людей. Клянусь тебе. Нам чаще приходилось воевать с регулярной армией. Я не спорю, я терпеть не мог вонючую вьетнамскую деревенщину. Но я ни разу в неё не стрелял. Эти оборванцы не сделали нам с Дарио ничего плохого. — Я и не думала, что ты убивал мирных людей, Антонио. У тебя другой характер. Ты жёсткий человек, но не маньяк. Я очень рада, что ты ко мне прислушался и решил откровенно со мной поговорить. — Я не скажу, что мы с Дарио вели себя как ангелы. Однажды я вмазал одному голодранцу по роже, ещё в шестьдесят седьмом. Вроде бы. Он глумился над нами с Дарио. Был ещё один случай. В марте шестьдесят восьмого, кажется. Дарио тогда тяжело ранил какой-то выродок. А после перестрелки наш взвод наткнулся на раненого… узкоглазого. До сих пор не знаю, почему я не прикончил. С одной стороны, у меня не было уверенности, что именно он попал в Дарио. Когда шла перестрелка, косоглазые находились от нас далеко. Мы с ними толком не видели друг друга. Поди ещё разбери, кто кого грохнул. С другой стороны, я хотел, чтобы он помучился перед смертью. Я сгорал от злобы. Но, возможно, у меня тогда просто не хватило духу выстрелить в него. Что-то внутри остановило меня. Одно дело пристрелить в бою. А другое дело прикончить безоружного, который лежит прямо у тебя под ногами. Джина, выслушав рассказ Антонио, с недоумением и испугом посмотрела на него. — Ты, возможно, захочешь осудить меня. Так делали чистоплюи дома. Им легко рассуждать. Они наслаждались жизнью в комфорте, пока мы с Дарио таскались по джунглям, где нас могли в любой момент грохнуть. Что они вообще могли понимать, а?! Они разве там были?! Не их друга ранили косоглазые! — говорил Моретти. Боль начала терзать его сильнее прежнего. — Представь себе, каково это! Ты оберегаешь человека. Дрожишь над ним даже больше, чем над собой. Он кажется тебе уже не только лучшим другом, но и братом, чёрт возьми! И тут какой-то вонючий выродок стреляет ему в грудь! Антонио не выдержал и отвернулся от Джины, чувствуя, как у него наворачиваются слёзы. — Я не осуждаю тебя, — ответила девушка, крепко прижавшись к Моретти. — И не думала даже. Я понимаю, что ты тогда чувствовал. И как хорошо, что ты не убил того вьетнамца! В прихожей зазвонил телефон. — Ответь, я подожду, — сказал Моретти, выпустивший «пар». «Так даже лучше», — посчитал он, желая набраться сил для продолжения разговора с Джиной. Девушка вышла и вскоре вернулась: — Лука звонит. Он хочет поговорить с тобой. Антонио подошёл к телефону. — Доброе утро, мой мальчик, — в трубке послышался приветливый голос Луки. — Приезжай в «Катанию». Нам нужно поговорить. — Хорошо, сейчас приеду, — ответил Моретти. Он вернулся в гостиную. — Мы продолжим потом? — спросила Джина. Она обо всём догадалась. — Да, — взволнованно ответил Антонио. «Я не успел сказать главное. Я мужчина или тряпка? Говорить надо сейчас», — подумал он. — Смерть Дарио заставила меня многое переосмыслить. Я потерял его по своей вине. Я не хочу лишиться и тебя. — Что ты такое говоришь, Антонио? Я не думала… — Не перебивай меня. Просто слушай. Мне непросто сейчас говорить. Я хоть и никогда не срывался на тебя, но часто был холоден с тобой. Потому-то я молчал или пропадал, чтобы не срываться. Однако, как и Дарио, ты редко слышала от меня тёплые слова. Я понял свою ошибку. Банально звучит, очевидная мысль. Но ты не представляешь, как непросто прийти даже к ней. После войны я не стал мягче. Ты знаешь порядки нашей общей «семьи». Они убивают на корню всякую мягкость. Слабакам здесь не место. У меня осталась только ты. Я изменюсь ради тебя. Тронутая словами Антонио, Джина расчувствовалась и почти плакала от радости. Она подошла и крепко прижалась к Антонио. Он ощутил её приятное тепло, растопившее в нём лёд. — Это так здорово! — сказала девушка. — Мне опять неудобно перед тобой. Но теперь я должен ехать. Дела. Ты сама понимаешь. Перед выходом Антонио страстно поцеловал Джину. До «Катании» он добрался довольно быстро, наслаждаясь по дороге маленькой победой над своими страхами. «Джина просто чудо, — довольно подумал Моретти. — Хорошо, что у меня есть хотя бы она. Без неё я бы совсем загнулся. Мне нужно по достоинству отблагодарить её. Я слишком зациклился сильно на себе. Она ведь тоже мучилась и страдала в последние дни. Из-за меня». Поприветствовав телохранителей Луки, Антонио вошёл в зал для особых гостей. — Как я говорил в среду, мой мальчик, у меня для тебя приятный сюрприз, — сказал Лука, сидевший на своём привычном месте. В тарелках перед ним лежали паста с сардинами и фальсомагро. — Дон Томас одобрил твоё повышение. Я тебя поздравляю, мой мальчик, теперь ты капореджиме. Ты оказался лучшим среди ребят… своего предшественника. — Спасибо, это большая честь для меня, — дал ответ Моретти, севший напротив андербосса. — Но мне неудобно, синьор Мацца. Я теперь капо, а Дарио лежит в могиле. Я не уберёг его и не заслуживаю такой чести. Меня гложет совесть. — Как здорово сказано, мой мальчик! Мне нравится твоё умение признать свои ошибки. А уж твоя преданность Дарио и вовсе заслуживает всяких похвал! — с улыбкой проговорил Мацца. — Но видишь ли, мой мальчик, сейчас для всех нас настали непростые времена. Целая ветвь нашей «семьи» нуждается в вожаке. А ты вожак, как ни крути. Долг перед «семьёй» обязывает тебя согласиться. Не забывай о её интересах, мой мальчик. — Лицо Луки посерьёзнело, и в его глазах появилась злость. — Твой отказ очень сильно огорчит нас с доном Томасом. А нас лучше не огорчать. Как ты знаешь, мы не терпим никаких возражений. Я сказал — ты сделал. Такой у нас порядок. — Извините меня, синьор Мацца. Я не подведу вас, даю вам слово, — заверил андербосса Моретти. «Так у меня будет больше возможностей, чтобы отомстить за тебя, Дарио. Их мне даст моё новое положение», — подумал он, найдя себе оправдание. — Вот это уже другой разговор, мой мальчик. — На лице Луки появилась довольная улыбка. — Я горд за тебя. Поверь мне, впереди тебя ждёт большое будущее. А теперь нам пора поговорить о деле. Территорию ты знаешь. Она теперь по праву твоя. Но ты там всё же осмотрись получше для гарантии. А то мало ли… вдруг ещё заблудишься! — Мацца усмехнулся. — Ну и собери ребят. Скажешь им, что ты теперь у них главный. — Да, хорошо. — А ещё я хочу, чтобы ты послезавтра съездил к нашему… бизнес-партнёру. — К Флойду? — уточнил Моретти. В его голосе послышалось презрение. — Угу. Ты привезёшь «товар», и «Бампи» расплатится с тобой на месте. Остальное я тебе потом расскажу. Мне интересно посмотреть на то, как ты проявишь себя в новой роли. — У меня есть к вам вопрос, синьор Мацца. — Тогда задавай его, мой мальчик. Хотя я вроде бы всё доходчиво тебе объяснил. Даже самый тупой бы понял. — Что с Генри Ллойдом? — поинтересовался Моретти. — Ах, вот ты о чём. С Ллойдом… с ним вышла небольшая оплошность, — неохотно ответил Лука. В самый неподходящий для него момент в зал для особых гостей вошёл Джузеппе Беллини и его молчаливый подручный, на чьём широком лице прямоугольной формы с ямочками, круглым подбородком и длинным носом Моретти увидел озабоченное выражение. Сын дона Томаса поздоровался и сел на стул с краю стояла. Его верный спутник встал позади него. — О Ллойде говорите, синьор Мацца? Самое время о нём поговорить, тут вы правы, — произнёс Джузеппе, свысока глядевший на Луку. — Отец в ярости от этой, как вы говорите, небольшой оплошности. Где Флойд откопал таких идиотов? Вы представьте себе, один из его людей полез снимать перстень с руки Ллойда! А второй громко сказал ему, что «Бампи» приказал им убить Ллойда, а не лезть к нему в карманы. Клоуны! Вот только прокурору и комиссару Джексону было совсем не до смеха. Они хотели растерзать Флойда. В Норт-Сайде же всегда царил полный порядок, а тут такое! В узких овальных глазах молчаливого подручного Джузеппе Беллини читался живой интерес к разговору. — Я кое-как уладил проблемы с ними, — сказал после небольшой паузы Беллини. — Благодарите Бога за то, что он дал нам с вами таки связи. — Я готов довести дело до конца, — с виноватым видом произнёс Мацца. — Забудьте об этом, синьор Мацца. Сейчас важно, чтобы расследование шло так, как нам нужно. Журналисты и даже сами полицейские должны считать, что Ллойда подстрелили обычные грабители, а не подосланные к нему криворукие убийцы. Отец лично приказал вам не трогать Ллойда. То же касается и его семьи. У Моретти слова Беллини вызвали неоднозначную реакцию. Молодой капо не мог не признать их правоту. Однако ему всё же хотелось расквитаться с Генри Ллойдом. — От вас в последнее время слишком много проблем, — добавил Джузеппе. — Лично я считаю, что отец зря вас послушал. Ваш план не сработал. Вместо того чтобы испугаться и сдаться без единого выстрела, латиносы, наоборот, осмелели от злобы. Браво, блестящий результат! — Джузеппе похлопал в ладоши. На его гладко выбритом лице появилась глумливая улыбка. — Лучше бы ваши люди тихо закопали труп Галло где-нибудь за городом. Тогда бы мы избежали стольких проблем! «И Дарио остался бы жив», — мысленно продолжил фразу Джузеппе Моретти. Он почувствовал сильную боль в сердце. Туда будто вонзилась винтовочная пуля. — Мало нам их было на прошлой неделе, так вчера убили Абеле. Вы в курсе? — поинтересовался Беллини. — Его взорвали в своей машине. — Да, Джузеппе. Ничего, скоро мы отомстим ублюдкам из Саут-Сайда, — ответил Мацца. Его голос выражал безразличие. Антонио не понимал, о ком шла речь. — У меня уже почти всё готово. — Знаете, что здесь меня больше всего интересует? Откуда латиноамериканцы узнали о его вчерашней поездке? Галло не имел никакого представления о том, где жил Абеле, и какие дела он вёл. — Ну так Абеле ни от кого и не скрывался. Он был чист. Его мог найти кто угодно, — дал ответ Лука, чьи слова звучали не очень убедительно. Моретти услышал в них фальшь. — Такое тоже вероятно. Война с «Мано Бланка» мешает бизнесу. От неё одни убытки. Я считаю, что мы бы больше выиграли, если бы избежали драки с латиносами. — Ты ошибаешься, Джузеппе. Ох, как ошибаешься! Мы намного больше выиграем, если раздавим «Белую клешню». Весь «рынок» в городе снова будет принадлежать нам и никому больше! Прямо как раньше! Латинские клопы станут нашими шестёрками, и мы наводним их убогое гетто своим «товаром». К чёрту конкурентов! — Мацца вдруг осёкся. Ему что-то вспомнилось. — Не забывай ещё и о том, Джузеппе, что латиносы хотели вытеснить нас с «рынка». Рано или поздно мы должны были покончить с ними! Но никто не хотел войны. Всё её боялись. Но дон Томас всё-таки понял, что нельзя пускать дело на самотёк. Ты думаешь, что мой план не сработал? Ты снова ошибаешься. Он просто сработал по-другому! Я здорово расшевелил «Белую клешню». А она так же здорово встряхнула нас. Но нам как раз и была нужна встряска, чтобы мы наконец перешли от слов к делу! — Ваша встряска слишком дорого нам обошлась. — Зато теперь мы все готовы раздавить «Белую клешню», как мерзкую букашку! Дай только команду нашим ребятам! Они всё сделают в лучшем виде! — воскликнул Лука, яростно размахивая кулаком, словно карикатурный диктатор, подражающий Муссолини. — Больше никто не жуёт сопли, как раньше! Никаких сомнений, никакого страха! Скоро мы снова станем номером один! И всё вернётся на свои места! — Несомненно, — усмехнулся Беллини. — У нас просто не осталось другого выбора. — Ты так ничего и не понял, Джузеппе?! Что у тебя с головой, чёрт побери?! — Мацца стукнул по столу. — Скажи мне, ты тупой?! Или глухой?! Нельзя договориться с ублюдком, который уже давно задумал тебя убить! Тебе остаётся или убить его самому, или подохнуть! Третьего не дано! Выслушав Луку, Джузеппе даже бровью не повёл в ответ. С холодным спокойствием он спросил: — Хотите, чтобы вас услышали снаружи? Я вас понял. Не надо на меня орать. Я не глухой. — Вот и славно, чёрт возьми. Затем Мацца вышел в туалет, и Моретти остался наедине с Беллини и его подручным. Рядом с ними оставшийся совсем один Антонио почувствовал скованность и зажатость. Их власть и манера держаться давили на него, как ботинок на таракана. — Поздравляю с повышением, — с дружелюбным видом протянул руку Антонио сын дона. — Пусть Лука и подводит нас в последнее время, но вы за его просчёты не отвечаете. У вас есть перспективы. Моретти с большим уважением пожал руку Джузеппе Беллини, попутно раздумывая над его словами. Вскоре вернулся Лука. Он угомонился и говорил с Джузеппе уже спокойно. Карикатурный диктатор куда-то исчез, и его место занял ушлый торговец с рынка. Затем Беллини и его подручный ушли. — Кто такой Абеле? — спросил Антонио после их ухода. — Наш консильери, — ответил Лука. — Займись пока делами. Встретимся завтра в шесть вечера на нашем месте. Мой информатор пока ещё не узнал, кто приказал убить Дарио и Полли. Такие дела не делаются быстро. Тут нужно время, мой мальчик. — Мацца собрался уходить. «Что именно Лука имел в виду, когда говорил, что он здорово расшевелил латинских выродков? Какая нам ещё была нужна встряска? Неужели он намеренно дал «Белой клешне» убить Дарио?» — задумался Моретти, когда сел в свою машину.***
Всю субботу МакВи пробродил по городу после бессонной ночи. Его съедала ярость. Ожидание встречи с Сэмом сводило его с ума. Он не мог спокойно усидеть дома. В воскресенье в двенадцать часов Ричард зашёл в бар «Янки Дудл», где за столиком в дальнем углу его ждали Сэмюэл и Боб Андерсон. Стоило МакВи зайти в заведение, как он сразу же заметил оранжевую рубашку, надетую под коричневым пиджаком полицейского. «Я же говорил только с Сэмом. Мы с ним договаривались. Что здесь забыл Боб?» — присутствие Роберта смутило Ричарда, почувствовавшего волнение. Правда, потом он вспомнил о своих подозрениях, что возникли у него в прошлый вторник, и ему стало спокойнее: «Я помню, они вдвоём тогда смотрели ящик с такими лицами, будто что-то знали о тех стрелках. Он что, их покрывает?» — Здорово, Рич, — поприветствовал МакВи Андерсон. — Здорово, — ответил Ричард. — Сэм не предупреждал, что ты придёшь. — Есть такое. Но ты не волнуйся, я тоже знаю Тедди и Билли. — Ты присаживайся, Рич, — сказал Аллертон. Ричард занял место напротив Роберта и Сэмюэла, ничего не понимая: «Что ещё за Тедди и Билли? О чём говорит Боб?» — Я рассказал о тебе Тедди и Билли вчера. Знаешь, ты показался им интересным малым. У них даже появилось желание познакомиться с тобой и поболтать о том, о сём. У тебя с ними много общего. Я уверен, что ты им понравишься, — произнёс полковник с таким видом, будто он действительно хотел познакомить МакВи со своими друзьями, а не свести его с группой неуловимых и таинственных стрелков, убивавших преступников. Никто бы ни за что не догадался, о чём они говорили на самом деле. — Вы без труда найдёте общий язык. Тедди приглашает нас троих и Билли к себе. Тебе не помешает развеяться. Да и ты тоже хотел с ними познакомиться, если мне не изменяет память. Поедешь с нами, Рич? Или тебе надо подумать? — Поехали, — ответил МакВи, оставаясь серьёзным. Теперь он всё понял: «А, конспирация! Мы же не можем говорить открыто!» — Ты уверен? — для гарантии спросил Аллертон. — Да. — Хорошо. Андерсон и Аллертон допили пиво и только потом встали из-за стола вместе с МакВи, направившись к выходу. Их разговор никто не слышал, так как рядом с ними никто не сидел. Людей в баре оказалось мало, наплыв посетителей обычно начинался ближе к вечеру. Однако Сэмюэл всё же не забывал об осторожности. Пока Боб снимал с настенной вешалки свой коричневый плащ, а Сэм надевал бледно-зелёное пальто на армейский манер, Ричард услышал доносившийся из телевизора голос диктора. В выпуске новостей шёл новостной сюжет о вчерашней гибели Абеле Грассо, преуспевающего владельца крупной мусороуборочной компании. — Грассо явно был как-то связан с мафией, — пояснил Андерсон. — Глупо думать, что его машина взорвалась по чистой случайности. Зуб даю, Грассо прикончили латиносы. — Знатная у них там заварушка, — сказал Ричард, выйдя на улицу. Над ней сегодня нависли тёмные тучи. — Итальяшки ответят, я не сомневаюсь. За эту недели они там с латиносами совсем разошлись. Их уже ничего не останавливает. Приятно наблюдать, когда негодяи жрут друг друга. На обочине недалеко от бара стоял зелёный Хорнет AMC 1970 с четырёхдверным кузовом, машина, ставшая детищем уже целиком нового десятилетия и утратившая лоск «сухопутного крейсера на колёсах». Её корпус имел более квадратные очертания. Через дорогу напротив раскинулись двухэтажные дома из жёлтого кирпича с белой окантовкой. По дороге к машине МакВи понял, что он выбрал удачный момент для своей мести — война между группировками могла ослабить семью Беллини и хорошо поработать на маскировку его действий. Он не сомневался, что люди Флойда оказывали услугу «семье». И потому тропа возмездия рано или поздно привела бы Ричарда в «Маленькую Италию». Роберт сел за руль, а Ричард и Сэмюэл устроились на задних сиденьях. — Я не мог тебе признаться во всём позавчера, Рич, — сказал полковник, когда Хорнет AMC выехал на дорогу. — В общем, мы с Бобом и есть те люди, с которыми ты просил меня свести. Остальные ждут нас, и мы сейчас едем к ним. Вчера я собрал нашу команду и рассказал всем о твоей просьбе. Мы решили помочь тебе. — Но Боб ведь коп! Его долг повязать тебя и всю вашу команду, — взволнованно спросил, чтобы удостовериться в том, что Андерсону можно доверять, МакВи. — Или ты все покрываешь, Боб? — Я совсем потерял веру в закон, Рич, — с искренним негодованием ответил Андерсон, ведя машину. — Мне хотелось именно бороться с преступностью, а не покрывать наркоторговцев. Но ничего не поделать, наш отдел уже давно ушёл с лотка. Я до сих пор не понимаю, зачем тогда вообще нужна такая полиция? Я видел как-то ублюдка, убившего ребёнка и толкавшего дурь на улице. Но начальство не дало мне его взять. В голосе Андерсона послышалась боль. МакВи видел его отражение в маленьком зеркале. Лицо детектива скривилось в гримасе отвращения и злобы то ли на того наркоторговца, то ли на самого себя. Ричард понял, что зря он высказал своё недоверие в адрес Роберта. — Я не воевал во Вьетнаме, но тоже повидал немало разного дерьма, — продолжил он после небольшой паузы, чтобы перевести дух. — Работа с гноем общества вообще не сахар. Особенно когда руководство куплено им. Мне стало понятно, что ничего уже не изменить. Ублюдки продолжат убивать людей, толкая дурь на улицах, а у нас в отделе поделят мафиозные деньги между собой. А честные парни обязательно получат пулю! Им помогут, Рич! Я сам всё видел! — Боб, я не хотел задеть тебя. Извини меня, — сказал полицейскому МакВи. На его лице появилось виноватое выражение. — Да всё в порядке, Рич. Я коп лишь постольку-поскольку. Беру деньги от одних ублюдков и стреляю потом по ночам других. Я тройной оборотень, — ответил Андерсон, успокоившись. — Ты берёшь деньги? — удивился Ричард. — Ты же честный. Я ничего не понимаю. Ты только что рассказал о том, какие продажные ублюдки мешают тебе. А теперь ты признаёшься, что и сам брал деньги на лапу. Бред какой-то выходит. — Если бы я не брал деньги, Рич, то меня бы уже давно пристрелил какой-нибудь торчок. А мой напарник ковырялся бы в носу или чесал задницу, стоя рядышком, пока я бы подыхал. Понимаешь, к чему я клоню? — Нет. — Честный парень становится парией. Ему никто не поможет в переделке. Его подставят под удар. А сами будут стоять рядом. Удобно, мать его, не прицепиться. Чисто технически убийство совершает торчок. Его потом убивают, чтоб не сказал лишнего. Честный парень загибается, пока остальные ни черта не делают! Потом все начинают врать! Ублюдки! Здесь есть два ключевых момента: круговая порука и кодекс молчания, мать его! Все повязывают друг друга одной цепью. Если кто-то вздумает рассказать правду, то он сам пойдёт на дно! Все молчат о том, что произошло на самом деле. Точно так же и с деньгами, будь они неладны! Я всё видел сам, Рич. Мне самому противно признаваться себе в том, что я запачкался из-за них! Меня гложет чувство вины, я хочу поступать правильно. Аллертон хотел влезть в их разговор, но передумал. По всей видимости, он решил, что нужно дать Роберту выговориться. Так у МакВи пропали бы последние сомнения на его счёт. — И поэтому ты отстреливаешь всяких гнид? — задал вопрос Ричард. — Именно. Мой действия приносят настоящую пользу людям, — гордо дал ответ Андерсон. — Я простачок, но не дурачок, Боб. В твоих словах кое-что не сходится. Ты говорил, ваш отдел покрывает всяких гнид. А теперь ты рассказываешь мне, что всё-таки кого-то ловите, — произнёс МакВи. — Я не понимаю тебя. — Большие шишки вроде семейки Беллини периодически подкидывают нам информацию о мелкой шушере с травкой. А нам надо хоть иногда показывать, что мы работаем, а не имитируем работу, о чём итальяшки тоже знают, — с отвращением в голосе объяснил Боб. — Ты понимаешь, Рич, тут выстроилась целая параллельная система. Законным путём её не уничтожить. А я бы хотел всё-таки покончить с ней. Она мне противна. Хорнет AMC выехал за пределы Эджоутера и теперь двигался по угрюмым рабочим кварталам. За окном проносились террасные кирпичные дома, отдававшие британским духом, и депрессивные промзоны. Вдалеке МакВи заметил уродливые очертания шестнадцатиэтажных праджектов. Их коричневые, похожие на гигантские коробки фигуры выглядели особенно мрачно в пасмурные дни. От однотипных высоток за милю веяло бедностью и безысходностью. — Теперь ты понимаешь, что Бобу можно доверять, Рич, — сказал Аллертон и перешёл к сути: — А сейчас скажи, чем именно мы можем тебе помочь? — Сейчас самый подходящий момент, чтобы выбить цыплячье дерьмо из макаронников и их черномазых дружков, — с решимостью произнёс Ричард. — У них идёт война с латиносами. А вы знатно прижали уличную шпану. Как у вас в команде смотрят на то, чтобы теперь под шумок разделаться с шайкой Флойда и итальяшками? — Я понял, к чему ты клонишь, Рич. У нас есть одна веская причина, чтобы взять тебя к себе и заняться ими. — Какая же? — Наркотики. Макаронники продают героин черномазым, а те толкают его уже даже не у себя в гетто, а прямо в рабочих кварталах, — объяснил Андерсон. — Дети работяг травятся этой дрянью. Я сам видел их трупы! — И потому мы вчера решили, что из твоей мести можно извлечь пользу для простых людей, — продолжил Аллертон. — Ты отомстишь за Генри, а наша команда избавит город от крупных наркоторговцев. Момент сейчас и правда подходящий. У нас с «Белой рукой» одинаковые намерения. Зато мотивы разные. — Ага, латиносы хотят банально избавиться от своих главных конкурентов, — проговорил Боб. — Я догадывался о том, что ты захочешь к нам присоединиться. Мы вчера это обсуждали. Никто не против. Но я должен тебя кое о чём предупредить, Рич. Ты станешь частью нашей команды, и у тебя появятся обязательства перед нами. Наша проблема — твоя проблема. И наоборот, твоя проблема станет нашей проблемой. Не пытайся перетянуть на себя одеяло. Ты человек новый, а наша команда сформировалась уже давно. Механизм хорошо отлажен. Ты или принимаешь наши порядки, или мстишь наркомафии в одиночку. — Я понял, не надо объяснять мне прописные истины, — ответил Ричард. — Ты за меня, я за тебя. Всё как там, где победить нам не дали. — Хорошо. И никто не должен знать о том, с кем ты познакомился, как и о твоём желании мстить бандитам. — Само собой. Я что, дурак? — Мера предосторожности. Я всё-таки отвечаю за тебя перед командой, Рич. За окном мелькнули фигуры бродяг в обносках и парочки чернокожих парней. За последние лет десять в рабочих кварталах города появилось немало афроамериканцев. Одни перебрались туда из гетто в Остине. Другие же вообще приехали за лучшей жизнью из южных штатов, хоть там и отменили расовую сегрегацию. На Среднем Западе, а если конкретно, то в «Фабричном поясе», индустриальном сердце США, где ковалась промышленная мощь страны, что позволила северянам одержать победу над южанами в Гражданской войне, им без труда удавалось устроиться на завод. Они обходились намного дешевле белых рабочих. Затем Хорнет AMC переместился в Вест-Сайд. На выезде из города Андерсон свернул на заправку. — До чего же цены взлетели, будь они неладны! — возмущался он, заливая бензин в бак. — Так разориться можно. Нефтяной кризис скоро заставит нас пересесть на велосипеды. Жадные арабы! Я надеюсь, когда начнётся следующая война с Израилем, евреи наваляют им сильнее прежнего! Заправившись, они выехали из города. С дороги, окружённой полями и лесополосами, Хорнет AMC свернул направо, в сторону маленького загородного домика и гаража рядом с ним. Грунтовая дорога, что вела к нему, от постоянных дождей успела превратиться в длинную полоску из грязи и луж. Деревья, как заметил МакВи, с каждой неделей оголялись всё сильнее и сильнее. Автомобиль остановился у невысокого заборчика, после чего Андерсон вышел наружу и открыл ворота. — Далековато сюда ехать, — отметил Ричард. — Не спорю. Однако здесь нас стали бы искать в последнюю очередь, — ответил Аллертон. Затем Роберт сел обратно за руль, и его машина вскоре подъехала к белому домику и его гаражу. Рядом с ними МакВи увидел ещё пару машин. — На той тачке приехали остальные? Или к вам пожаловали незваные гости? — поинтересовался он. — Первое, — дал ответ Сэмюэл. — Я знаю кого-нибудь из них? — Да. С Джонни ты знаком. — Я думал, он укатил куда-нибудь в Африку или Латинскую Америку. Я не видел его с прошлой недели. Андерсон заглушил мотор и вышел вместе с МакВи и Аллертоном. Они старались идти к дому аккуратнее по мокрой траве. Навстречу им вышли два мужчины. Ричард сразу заметил массивную фигуру Джонни Питерсона в чёрной куртке M65 и того же цвета брюках. На его круглом лице с толстыми губами, полными щеками и широким носом сияла довольно милая улыбка. Несмотря на свою грубоватость, Питерсон всё же казался МакВи довольно забавным. Ему даже захотелось ответить улыбкой отставному капитану из «зелёных беретов». Молодой ветеран так и сделал, впервые улыбнувшись за последние дни. Спутник Джонни своей внешностью напомнил Ричарду Сэмюэла — те же глаза, лоб, подбородок, черты и форма лица. Однако щёки оказались заметно толще. Если Сэм старался держать себя в хорошей форме и отличался выправкой командира, всегда готового взять под «козырёк» новых бойцов и вести их за собой к победе, то похожий на него немолодой мужчина производил впечатление клерка, который большую часть рабочего времени проводил за столом. Сутулость и небольшой живот выдавали его. «Что-то я не верю, что такой безобидный дядя крошит черепа по вечерам. Хотя внешность бывает обманчивой», — задумался МакВи. — Здорово, Рич, — произнёс Джонни,. — Я слышал, что произошло с твоим другом. Ничего, мы скоро дадим бандюкам прикурить. Они сполна за всё заплатят. Я обещаю. — Я рад тебя здесь встретить, — сказал Ричард. — Вернуться в дело лучше всё-таки со знакомыми людьми вроде тебя. — А-то! — Вы опоздали на пятнадцать минут, — произнёс спутник Питерсона. — Мы заправились по дороге, — ответил Андерсон. — Так это и есть наш новый друг? — Да. Познакомься, Рич. Мой брат Джек, — проговорил Сэмюэл. Джек протянул руку Ричарду, широко улыбнувшись. — Рад знакомству, Ричард. — Взаимно, — ответил МакВи и пожал руку Джека Аллертона. — Сэм говорил мне когда-то, что у него есть старший брат. Вы с ним похожи. — Сэм о тебе мне тоже рассказывал, раньше, ещё до вторника. Сожалею, что так всё сложилось с твоим другом. Ладно, поговорим в доме. Впятером они вошли в светлую прихожую с белыми стенами, что отдавали сейчас серым из-за хмурой погоды. — Неплохо у вас тут, — разуваясь, сказал Ричард. — Я стараюсь поддерживать здесь порядок, — произнёс Джек. — Нам с женой хотелось купить загородный домик. Думали, будем выбираться на выходные из каменных джунглей. А потом выяснилась, что Люси очень тяжела на подъём. Знаешь такую породу людей? Они могут часами говорить о своих планах и мечтах, но когда дело доходит до их реализации, то им уже ничего не хочется делать? Моя Люси как раз такая. Слева стоял большой шкаф, куда Джек сказал Ричарду повесить свою чёрную кожаную куртку. — У вас тут убежище? — поинтересовался МакВи, оставшийся в простецкой рубашке в красно-белую клетку, какие обычно носили стереотипные лесорубы или дальнобойщики. «Тут ещё двое», — посчитал он, заметив ещё две куртки в шкафу, помимо плаща Роберта и пальто Сэмюэла. — Можно и так выразиться, — ответил Джек Аллертон. — У нас тут и штаб, и убежище, и склад сразу, — добавил Джонни. Потом они пошли вперёд и спустились вниз. МакВи решил, что разговор пройдёт в одной из маленьких комнат домика, и сначала не понял, куда его вели. Лишь оказавшись в небольшом погребе, Ричард обо всём догадался. В центре стояли столик со стульями, за ними он увидел при свете лампы деревянные бочки. Джонни, Сэм и Джек почти касались головами потолка. — Ронни, знакомься, Ричард МакВи, — представил Ричарда сидевшему за столиком невысокому мужчине в белой водолазке Сэмюэл. — Рич, Рональд Грейнджер. — Ну, будем знакомы, Дик. Месть за друга — дело чести. Понимаю, — ответил Ронни и протянул руку Ричарду. — Лучше Рич, а не Дик. Мне так нравится больше, — произнёс МакВи и пожал руку. — Как скажешь, Рич. Грубая кожа на ладонях, ранние морщины на треугольном лице, тяжёлый взгляд пожёванного жизнью человека, хрипота в голосе, жилистость — Грейнджер произвёл на МакВи впечатление сурового бойца, вполне способного убить без всякой жалости и затем спокойно лечь спать. «Ему только немного за тридцать, но выглядит он на все сорок», — подумал Ричард. Вряд ли бы кто назвал Рональда силачом. Его фигура никому не бросалась в глаза. Ловкий и выносливый, незаметный и тихий, на улицах города он точно представлял большую опасность. Ричарду доводилось раньше встречать похожих на Ронни людей во Вьетнаме. — Присаживайся. Я так понял, ты хочешь сразу пойти на медведя? — задал вопрос Грейнджер. — В каком смысле «пойти на медведя»? — спросил МакВи. Сэм и Джонни поднялись наверх, пока Ричард и Джек сели напротив Рональда недалеко от лестницы. Боб решил постоять. — Тебе нужны банда Флойда и «семья» Беллини, — пояснил Грейнджер. — Это не уличная шпана, а зверь покрупнее. Я лично давно уже говорил, что нам пора взяться за них, а не охотиться на всякую мелочь. Твоё желание мне понравилось. Ты не похож на труса. Где тебя так цапнуло? — Рональд посмотрел на шрам, что «украшал» щёку Ричарда. — Вьетнам? — Он самый. — Без пластической операции твой шрам никак не убрать, — сказал Джек. — Такие остаются на всю жизнь. Я бы тебе помог, да у меня специализация другая. — Вы врач? — последовал вопрос от Ричарда. — Угу. Я не хожу со всеми на «операции», как Сэм называет вылазки нашей команды. Или «охоту», как их называет Ронни. У меня другая специализация. Предоставить убежище — пожалуйста, залатать — хорошо, нет проблем. Купить что-нибудь — ладно, как скажешь. Денег дать — на здоровье. Я не боец. Сэм называет меня «тыловиком». В общем, я нужный в хозяйстве человек. — Я так и понял, что ты не отстреливаешь всяких гнид по ночам. Уж не сочти за оскорбление. — Нет, с чего бы? Я староват уже. И любовью к спорту никогда не отличался. Даже на войне с немцами. Я до неё на врача учился. Поэтому меня определили в полевой госпиталь. Тоже нужное дело. Начал в Марокко, закончил на Эльбе. Сэм сказал, что ты служил в сто первой. Я видел парней оттуда в Европе. Ты очень похож на них. У тебя лицо такое же. Оно будто говорит: «со мной шутки плохи». — Забавно вас разбросало. Пока Сэм воевал с «джапами» в одной части мира, ты спасал людей в другой. — Да уж. Сэм кадровый офицер, он выпускался, когда «джаппы» напали на нас. Я же о военной службе никогда не думал. — Твой шрам очень заметен, Рич, — сказал Грейнджер. — Нам надо скрыть его. Он может тебя выдать. — Придумаем что-нибудь, — произнёс Боб. — А ты где лямку тянул? — спросил у Грейнджера МакВи. — Если ты про военную службу, то нигде. На работе мне дали от неё отсрочку. Но ты не думай, что я какой-то изнеженный штатский слюнтяй, не нюхавший пороху, — с ухмылкой на лице отвечал Рональд. — Меня в бытность на работе гоняли не хуже, чем вас, армейских. «Может, он тоже коп? Или федерал там, — подумалось Ричарду, — разведка. Ронни не похож на белого воротничка из Норт-Сайда». В погреб спустились Сэмюэл, Джонни и миловидная девушка в блейзере цвета сапфира, чёрной обтягивающей футболке с округлым вырезом горловины. Её золотистые волосы опускались с плеч до груди. Стройная, с виду хрупкая и женственная, она выглядела здесь лишней. Так подумал Ричард, пока не встретился с ней взглядом. Холодные голубые глаза, что напоминали две льдины, заставили его быстро изменить своё мнение. Она знала о смерти не понаслышке. — Познакомься Хелен, это Ричард МакВи. Рич, Хелен Хэтчер, — представил девушку Аллертон. От неё пахло сигаретами. — Удивлён встретить девушку? — с ноткой вызова в приятном голосе спросила Хелен. Её квадратное лицо с широкой челюстью, узким подбородком и острыми скулами имело хищный вид и отдалённо напоминало мордочку лисицы. Она могла выглядеть и как безобидная милашка, и как дерзкая стервочка, всё во многом зависело от её настроения. — Да, если честно, — признался МакВи, улыбнувшись. — Мне сказали, что твой друг хороший человек. Жалко, что с ним всё так вышло. Я знаю это чувство, когда тебя разрывает на части от дикой боли, и ты доходишь до грани, — серьёзно сказала девушка и села правее Рональда. — Ты не спал последние дни, я права? — Да. — По тебе видно. Я всё это тоже прошла. — Что ж, вот и познакомились. Теперь ты часть нашей команды Рич, — произнёс Сэм Аллертон. Он встал около стола. — У нас здесь строгая дисциплина. Никакой самодеятельности, теперь ты будешь действовать строго по приказу. — Я всё понял ещё в машине, Сэм. Зачем повторяться? Ты приказал, я выполнил. Когда мы начнём давить гнид? — полюбопытствовал МакВи. — Я готов выбить из них цыплячье дерьмо хоть сейчас. — Мы действуем по холодному расчёту, Рич. Если ты хочешь нестись сломя голову и поднять шум на весь город, то ты обратился не по адресу. У нас каждой операции предшествует тщательная подготовка. Пороть горячку я никому не позволю. Наша цель — ударить точно в цель и уйти, оставшись незамеченными. Понимаешь? Убить врага и не дать ему выстрелить. Мы тихо чистим улицы и не ищем славы. — Я понимаю. Мне поэтому и понадобилась ваша помощь — сам я наломаю дров. Я хороший исполнитель, но не лидер. Воевать в одиночку не по мне. Придумывать планы у меня не получается. После репортажей по телеку я понял, что мне нужны именно вы. У вас так получается ловко стрелять всяких гнид. — Я обязан тебя предупредить. Мести здесь и сейчас не будет. Понадобится время на то, чтобы всё правильно спланировать. — Я всё уяснил, Сэм. У вас хорошо дисциплинированная группа, светиться вам ни к чему. Газечтики считают, что вы — это ответ городских властей на рост преступности. Вы в самом деле работаете на мэра или окружного прокурора? — Мы сами по себе. Вольные стрелки, как на Диком Западе. Власти не справляются. После Уотергейта им больше никто не доверяет. Но кто-то же должен в таком случае навести порядок? Раз власти беспомощны и дискредитированы, то нам остаётся только вернуться к истокам — своей инициативе и находчивости. — Взять ситуацию в свои руки, проще говоря, — обратился к МакВи Грейнджер. — Уповать на власть вообще не наша национальная черта, — добавил Джек Аллертон. — Я понял, — кивнул Ричард. — Теперь к делу. Для начала нам необходимо разузнать как можно больше о банде Флойда и «семье» Беллини. Поэтому, Боб, собери всю о них информацию, что у вас есть. Я недавно узнал, что когда головорезы «Белой руки» кого-то убивают, то они оставляют свою метку рядом с трупом. Выясни, так ли это на самом деле. Если так, то узнай, как выглядит эта метка, — дал указания Сэмюэл. — Будет очень кстати, если мы оставим её потом и натравим Флойда на «Белую руку». — Сделаю. У нас полно самой разной информации обо всех этих ублюдках. Её копят на тот случай, если они обделят наше начальство деньгами, — сказал Андерсон. — Когда у тебя всё будет готово, то дай мне об этом знать. — Рич, ты говорил мне, что привык к малокалиберным пушкам. У тебя Астра А-50 тридцать второго калибра? — поинтересовался Джонни Питерсон. — Так точно. Удобная пушка и бьёт точно в десятку. — Тренируйся пока с ней. Я достану для тебя точно такой же или похожий на неё ствол. Твой есть в полицейской картотеке. Бросишь его, когда мы займёмся делом, — у нас возникнут проблемы. Свой законный «ствол» держи дома. — Хорошо, — согласился с Джонни Ричард. — Мы дадим тебе знать, когда Джонни раздобудет для тебя оружие, — сказал Сэм Ричарду. — Потренируешься тогда стрелять из пистолета с глушителем. В этом есть свои тонкости. Я тебе всё покажу и объясню. — Ладно. — Что ж, с этим разобрались. Мы соберёмся в следующее воскресенье и обсудим, что будем делать дальше. А пока все свободны. На обратном пути в город Аллертон предупредил МакВи: — Веди себя с Хелен осторожно. Я заметил, как ты на неё смотрел. Никаких пошлых шуток и двусмысленных намёков. Ты должен воспринимать её как сестру. — Или бережно хранить в себе чистое и непорочное чувство, светлое и платоническое, — пошутил Андерсон. — Она ведёт себя так, словно ничего не было. Но я знаю, что ей до сих пор больно. Любой пошлый намёк заставит её вспомнить… — Об изнасиловании? — высказал грубое и прямолинейное предположение Ричард. Аллертон утвердительно кивнул головой. — Я знал её раньше, ещё до того проклятого случая, — говорил он. — Наша команда во многом появилась благодаря ей. Хелен жаждала мести, очень сильно. Даже сильнее тебя. Ты сейчас мыслишь трезво и можешь принять взвешенное решение. А она тогда словно сорвалась с цепи. Вот только потом Хелен уже не захотела останавливаться. Не говори с ней о том случае, Рич. — Я понял, — ответил Ричард и осознал, что существовали люди, которым пришлось намного хуже, чем ему.