Никто, Нигде, Никогда

      Они делят комнату на четверых. Оба Миньярда и Ники — и теперь ещё Кевин. Выглядит так, словно Дэя приняли в семью. Выглядит так, словно Кевин пытается заполнить пустоту кем угодно. Пустота внутри Кевина — чёрная дыра, бездонная, бесконечная, поглощает всё, чем Кевин пытается её накормить. Так, она поглощает свет и посапывание Ники ночью, когда Эндрю и Кевин выскальзывают за дверь.       Дэй тренируется по ночам в одиночку и днём — с другими Лисами.       Они вернулись, к осени они все вернулись — домой. Дни тянутся, как старая жвачка, безвкусная и отдающая резиной. Жану Кевин не звонит. Психует и запирается в комнате, когда Тэтсуи говорит в интервью, что Кевин сломал руку на каникулах, во время катания на лыжах. Это абсурдно почти так же, как реальность.       Эндрю больше не предлагает Дэю таблеток, чтобы догнаться; теперь Кевин таскает его таблетки в кармане своей куртки. Теперь Эндрю протягивает ладонь, когда ему нужно, требовательно и без лишних оправданий. Это скорее фикция, чем контроль, но Кевин делит с Эндрю его зависимость. Кевин не делится своей — никому не рассказывая про Жана. Кевин держит воспоминания о Жане при себе — и думает о нём каждую секунду. Просто не может не думать, будто Моро — это отрава, особый сорт плесени, которую не вывести и от которой не избавиться, и остаётся только выкинуть Кевина целиком.       Больше Дэй так не напивается. Это их безмолвная договорённость с Эндрю: Миньярд больше не подсовывает ему свой мобильный и показывает три пальца бармену вместо четырёх, когда мир перед глазами Кевина начинает плыть. Кевин ничего не спрашивает про бармена, ему хватает того, что его зовут Роланд. Не то чтобы Дэя вообще интересовало его имя, не то чтобы Дэя интересовало о нём всё остальное.       Но иногда, когда Эндрю исчезает в «Райских Сумерках», когда Ники торчит на танцполе и когда Аарон флиртует с очередной рыженькой милашкой, когда бармена Роланда не оказывается за стойкой — когда все факторы совпадают, — Кевин показывает четыре пальца и выпивает всё в одно лицо. Ему нормально; это просто зависть. Это просто слишком много боли и попытка потушить огонь тем, что горит. Кевин больше не срывается и Кевин больше не сдаётся.       Ваймак кажется чуточку счастливее, но Дэю сложно судить — он не знал его раньше. Он не знает его до сих пор; понятия не имеет, кто на самом деле человек, который стал его отцом. Письмо Ваймака для матери Кевина так и лежит в рюкзаке — Кев его не достаёт и не перечитывает, Кев помнит каждое слово наизусть.       Кев помнит Жана.       Говорят, память со временем притупляется, и Кевин всё ждёт, когда же он перестанет оглядываться в поисках Моро за своей спиной, не осознавая, что Жана там нет. Говорят, память притупится, станет проще, говорят, клин вышибает клином, но даже когда руку Кевина сводит от боли, Жан не выходит из его головы. Мысли из головы не вытравить: что бы сейчас Жан сделал, что бы сейчас Жан сказал. Жан так много говорит, и Кевин представляет это не только ночами.       По утрам Дэю хочется разбить зеркало в ванной, но это будет значить, что он окончательно свихнулся и теперь пропустит несколько тренировок, потому что с вероятностью в сто два процента поранит себе руку.       Днём Кевин играет правой рукой, и получается нормально — для просто хорошего игрока. И Кевину этого мало. Ночью он тренируется играть левой; получается, на его взгляд, из рук вон плохо, но Кевин так старается, чтобы стать лучшим. Не вторым, но единственным. Это тоже способ выжить, способ дать понять Рико: он не сломался. Способ дать понять, что Жан для него — никто. Шанс для Жана остаться живым и почти невредимым, если не считать деформированных пальцев.       Экси не помогает.       Не помогает избавиться от назойливых, настойчивых мыслей, не помогает не думать о Жане. Кевин требователен к себе и к другим; Кевина ненавидят за это, а ещё — Кевину плевать. У Кевина — цель: стать лучшим и стать единственным, потому что это то, что он может сделать для Жана, и единственное, что он может сделать без него.       Иногда после тренировок ночью они сидят на пустых трибунах вместе с Эндрю: Миньярд курит, а Кевин просто молча сидит рядом.       Эндрю обещает защитить его, Эндрю говорит, что Морияма — не проблема Кевина больше. Кевин в десять лет не верит в Санту, но верит в закон подлости. Кевин в двадцать один не верит в закон подлости — но точно знает, что он действует; Кевин в двадцать один верит словам Эндрю Миньярда.       Время плетёт свою паутину, и Кев чувствует себя связанным по рукам и ногам. Иногда он подумывает попросить у Бетси что-нибудь, чтобы было легче уснуть. Та Бетси, которой доверяет Эндрю Миньярд и которую ненавидит тот, второй Миньярд — мир переворачивается с ног на голову. Бетси — психотерапевт. Про Жана Кевин не рассказывает — ни ей, ни кому бы то ни было ещё. Кевину нормально тонуть в этих воспоминаниях самостоятельно. Кевин предпочитает трезвый рассудок, просто для нормального сна надо чуть больше себя выматывать. Кевин выматывает себя чуть больше, чем чуть больше, — и это всё равно паршиво помогает.       Обычно Кевина укачивает в машине: он предпочитает сидеть на переднем; а если на заднем, то только с Жаном. Но однажды после тренировки Дэй вырубается прямо в машине, на переднем пассажирском, пристёгнутый и в компании Эндрю Миньярда. Эндрю ездит по окружной вокруг университета, пока к четырём утра Кев не продирает глаза и не просыпается, и Кевин не спрашивает, а Эндрю ничего не объясняет. Их молчаливое соглашение не трогать чужие зависимости и не обсуждать; Кев не спрашивает насчёт Роланда и Аарона — Эндрю ничего не говорит, когда Кев касается пальцами своего телефона сквозь нагрудный карман куртки.       Жану он не звонит — ни трезвый, ни пьяный. Пусть Жан думает, что Дэй его бросил, оставил, забыл — если так он будет в безопасности, пусть Жан так думает. Пусть Морияма видит злость Жана и ненависть Жана, и если это поможет Моро выжить — Кевин согласен, чтобы Жан его возненавидел. А пока Кев с успехом ненавидит себя за двоих. Злое чувство вины и экси, алкоголь и экси, экси и экси; Эндрю трахается с барменом и не общается с собственным братом, и Кевин не спрашивает, почему, пока Эндрю обещает позаботиться о его проблемах молча.       Кевин не спрашивает, почему Эндрю делает то, что делает: Миньярд не похож на Санта-Клауса, скорее — Фредди Крюгер; но он исполняет желания, а его способ заботы о близких всегда включает ножи. Эндрю — со странностями, но Кевин привык к странностям, просто иногда завидует бармену Роланду, потому что они с Эндрю могут, а Жана рядом с Кевином больше нет и не будет, и — бармен, четыре пальца.       Дэй скучает по Жану так сильно, что иногда ему больно дышать, словно треснуты рёбра и опущено лёгкое.       Кевин загоняет себя тренировками, Кевин сотни раз пересматривает старые матчи, от чего Ники, кажется, скоро полезет на стену. Кевин считает, что последнее — проблемы самого Ники, и если ему хочется лезть — пусть лезет; а у Дэя будет время досмотреть. Кевин тратит время на отсмотр новичков в команду — в поисках хоть кого-то стоящего. Ваймак попросил его об этом, а Кевин не смог отказать, потому что это экси и потому что Дэвид Ваймак — его отец. И ему следовало сказать об этом Жану. Даже не самому Ваймаку, а Жану, и Кевина ест изнутри чувство вины, разжигает, подобно кислоте, отравляет, душит.       Он просит Эндрю съездить с ним — за одним из кандидатов. Просто посмотреть. Просто полюбопытствовать. Кевин ждёт, что Эндрю откажется, но Миньярд соглашается. Кев не понимает, почему, и надо бы давно оставить попытки разобраться, что происходит в голове у Эндрю, но Кевину надо занять чем-то голову и занять чем-то руки, так что он касается ладонью плеча Миньярда в самолёте, просто чтобы проверить, не подменился ли один Миньярд другим. Дэю ожидаемо прилетает — но даже это не вытравливает Жана Моро из головы Кевина.       Как задушить в себе эти мысли, как задушить Моро в себе и как задушить самого себя?       Как не задохнуться, когда на часах — семь ноль одна, и это воскресенье, и спать бы и спать, но Кевину снится, как Жан вгрызается ему в плечо, и эта фантомная боль ампутированной конечности, и Кевин отправляется на пробежку и бежит, пока у него не начинает сводить ноги.       Дни тянутся и сплетаются, дни, которые без Жана кажутся похожими один на другой — чёрно-белые, тусклые, лишённые красок, бесцветные и безвкусные.       Моро бы сейчас обязательно расхохотался и заявил: «Тебе бы только пожрать, Кев».       Моро молчит, стоя по правую руку от Мориямы. К этому Кевин не был готов. Видеть Рико и Жана в записей матчей — это одно; но наткнуться на Морияму в новостях, уставившись на Жана здесь, на экране телевизора в их комнате, Кевин не был готов.       Моро выглядит немного отстранённым, римская тройка на его скуле выглядит как перманентный маркер. Кевин машинально касается своей, Кевин машинально оборачивается — но за его спиной оказывается Эндрю.       Голос у Миньярда — воплощение скуки.       — Я сказал: Морияма — моя проблема. Расслабься.       Акулья улыбка Эндрю, ленивая и хищная одновременно. Эндрю под кайфом, Кевин в состоянии аффекта. Губы Мориямы шевелятся, но Ники предусмотрительно не включил звук. Моро по правую руку от Рико хранит молчание, стоит, вытянувшись в струнку, руки сцеплены за спиной. Моро в порядке. Моро выглядит так, словно он правда в порядке, взгляд серьёзный и пустой, ни тени улыбки на губах, и паутины морщинок в уголках глаз тоже нет. Жан смотрит в камеру и не видит камеру. Рико улыбается, и Кевин знает, о чём идёт речь: ему очень жаль, но Кевина Дэя не будет в составе команды Эдгара Аллана в этом году. Внизу экрана — субтитры, бегущая строка; Кевин не смотрит, но подмечает детали. Кевин пялится на Моро, который выглядит так, словно он в порядке, просто выглядит отстранённым.       Сердце Кевина разбивается на куски.       Короткое интервью заканчивается, они успевают на самый конец; Кевин всё не может отвести взгляд от экрана, где только что был Жан Моро. Чёртов француз. Кев скучал по нему, Кев так сильно скучает по Жану, Кев забывает, как дышать, — и учится заново каждое утро.       Как сейчас.       — Кто это? — голос Эндрю — голос ленивого хищника.       Дэй даже не вздрагивает.       — Морияма. Твоя проблема. Не узнал его в лицо? — голос Дэя звучит почти резко.       — Нет. Тот, рядом с ним. С тройкой на роже. Кто это?       Эндрю Миньярд, конечно, может не знать всех игроков всех команд в лицо и по именам. Эндрю Миньярду может быть просто плевать. Эндрю может просто забыть. Эндрю может быть под кайфом. То, что в голове Эндрю, не поддаётся ни пониманию Кевина, ни кого бы то ни было.       Хэммик притих в углу — не лезет в их разговор, хотя почти наверняка знает правильный ответ. Аарон выглядит так, словно ему всё равно, и Кевин уверен почти на сто двадцать процентов: Аарону правда всё равно. Хотя, конечно, Аарон прислушивается.       То, что шепнул Жан Моро в последние секунды интервью Рико, произнёс одними губами, глядя на камеру и не видя камеры, но видя перед глазами только Кевина Дэя: «Cours». Словарного запаса Дэя хватает, чтобы перевести: «Беги».       То, что говорит Кевин Дэй, всё ещё глядя на экран телевизора, даже не замечая, что Хэммик его вырубил:       — Никто.       То, что говорит Эндрю Миньярд, пожимая плечами, принимая версию ответа Кевина или не принимая её, но держа своё мнение на сей раз при себе:       — Завтра прилетает этот новенький. Джостен. Я хочу встретить его в аэропорту.       То, что делает Жан, когда отключается камера, когда он отходит от всего этого сборища, всё ещё держась по правую руку от Рико: улыбается.