Никто, Нигде, Никогда

      — Иногда я просто не понимаю, на чьей ты стороне.       Голос Дженкинса настигает Жана уже у двери. На сей раз Дженкинс провожает его не в королевские покои, но до комнаты самого Жана.       Эта компания — смесь поддержки и конвоя, но вечно молчаливый Дженкинс, наконец, подаёт голос, заставляя Жана застыть на месте, цепляясь за дверную ручку. Двери в комнаты Воронов не запираются. Тут везде камеры и никто не шоркается по чужим комнатам без разрешения и приглашения. И всё же — полное отсутствие личного пространства. Раньше Жан делил его с Кевином от и до; но кровать Кевина остаётся кроватью Кевина, и, хотя в комнату к Моро никто не подселяется, Вороны чувствуют необходимость присматривать за Жаном. Не оставлять его одного надолго. Быть рядом.       Немой поддержкой или немым укором.       Жан оборачивается, в упор глядя на Дженкинса, а тот упрямо встречает его взгляд и скрещивает на груди руки.       — Ты в лучшей команде экси. У тебя знак отличия на лице. Ты, блять, правая рука Короля, — лицо Дженкинса бесстрастно, но в голосе бушуют эмоции. Негодование. Ярость. Непонимание. — Ты можешь вернуть Кевина, если так в нём нуждаешься. Какого хрена ты творишь? Говоришь, что он не приедет, и лыбишься?       Сейчас Жан не лыбится — только качает головой. Как объяснить Дженкинсу, как рассказать Хлое, как дать понять им всем, что происходит? Дженкинс не был прямым свидетелем избиения Жана, но прекрасно слышал из коридора звуки ударов; он прекрасно понимал, что происходит.       Дженкинс не понимает, и Жан не хочет ему объяснять.       Поворачивает круглую ручку, тянет дверь на себя и застывает вот так, не в силах войти в собственную комнату. Там нет Кевина Дэя и больше никогда не будет, потому что Жан попросил его пообещать, что Кев в Ивермор не вернётся. И Кев пообещал. Но зайти в пустую комнату и остаться одному на несколько долгих часов — до будильника на ночную тренировку — Жану кажется невыносимым.       Можно торчать в комнате отдыха. Можно тусоваться на кухне, там всегда кто-то есть. Можно бегать кругами по стадиону, пока не иссякнут силы, чтобы отключиться, едва упав на кровать. Всё это не вернёт Кевина Дэя. Жан может пойти куда угодно и делать что угодно — и всё равно останется нигде.       Дженкинс толкует поведение Моро по-своему, просто легко подталкивая его в спину ладонью и заходя следом в его комнату.       Жану следовало бы развернуться да вытолкать его, вышвырнуть вон. Следовало бы рявкнуть на него да послать нахуй, но после рождественского банкета и длинной поездки на автобусе Моро выбился из сил. Рико, судя по всему, тоже: Король не тронул его и пальцем по возвращению в Ивермор. Будто забыл о его существовании. Дженкинс захлопывает за собой дверь и садится на кровать Жана рядом с Жаном, почти вплотную. Пялится на стену у кровати Кевина, рассматривает фотографии. Жан всегда считал Дженкинса туповатым малым, считает так до сих пор.       Дженкинса мало ебёт, что там себе считает Жан, — он делает своё дело.       — Чего тебе не хватает, Моро? — Дженкинс жуёт губы и поворачивает голову, смотрит на Жана, будто пытается докопаться до истины или наставить на путь истинный заблудившегося Ворона. — Верни Кева, нам и себе. Думаешь, нас ебёт, что вы пидоры? Да похуй, лишь бы Тэтсуи не видел. Кев должен быть с нами. С Рико. С тобой. Мы — его семья.       Жан на Дженкинса не смотрит, Жан пялится на собственные ладони. Деформированные пальцы, которые несколько часов назад гладили пальцы Кевина. Несколько часов — и целую вечность назад.       — Он не сможет играть здесь, — Жан только качает головой: пальцы сжимаются в кулаки.       — Не сможет, пока играет так хуёво, — Дженкинс согласно кивает. — Но в Лисах он не станет играть лучше. Хочет в стартовый состав, так пусть, блять, постарается. Легко быть лучшим в команде этих лузеров. Но что делает Кев? Ссыкует, съёбывает, прячется за спинами этих психопатов.       Жану приходится напомнить себе: Дженкинс не знает, что это Рико сломал Кевину руку. Дженкинс не слышал панического страха в голосе Дэя, когда сборную команды Эдгара Аллана перевели в южный округ. Дженкинс не наблюдал животного ужаса. Не понимал, что Кевин ведёт себя как загнанный зверь, запуганный, почти забитый. У Дженкинса — своя правда, чёрно-белый мир. Жан только не понимает, как сюда вписывается то, что Рико избивает самого Моро. Впрочем, Рико часто срывает злость и на остальных Воронах тоже, просто Жан оказывается ближе всего — как правая рука и как человек, с помощью которого можно надавить на Кевина Дэя.       — Как давно ты знаешь? — это не то чтобы важный вопрос, но Жану вдруг кажется необходимым узнать это, выяснить, просто спросить. — Про меня и Кева.       Пидоры. Дженкинс сказал — «пидоры», бросил небрежно, словно мелкую деталь, которая не имеет значения. Он знает, он знал, и Жану остаётся только гадать, кто ещё знает и как давно они знают.       Жан спрашивает.       — Ты же не отлипал от него, — Дженкинс пожимает плечами. — Да ладно тебе, это пару лет длилось точно до того, как Кев съебался. Давно с вами всё ясно было. Ты так пялился на него, а Кев так пялился на тебя, и, Моро, мы не слепые. Мы просто молчали. Хозяин бы не одобрил. Рико тоже не одобрял, но молчал же…       Жану кажется, что у него перехватывает горло. Жану кажется, что он не может дышать. Жану кажется, что он не может ничего вовсе.       — Рико не знал, — Моро шепчет так отчаянно, мотая головой.       — Знал, — Дженкинс припечатывает, вот-вот сплюнет это на пол. — Точно знал. Мы столько раз шутили, когда вы оставались вдвоём на стадионе, когда уходили куда-то вдвоём или когда Кев просто валялся на диване, в комнате отдыха, рядом с тобой. Рико сказал как-то про вас, что вы всё равно Вороны, чёрные настолько, что отливает синим.       Жан смотрит на Дженкинса распахнутыми глазами и пытается понять по его лицу: врёт он или нет. Пиздит или говорит правду. Рико не знал. Рико не мог знать. Никто не мог знать. Они были осторожны. Они нихуя не были осторожны, и Кев не мог перестать улыбаться шуткам Жана, а Жан не мог не смотреть на Кевина. Мир Жана Моро снова рушится до основания. Мир шатается, стены падают. Мир — сплошные обломки всего, что было известно Моро.       — Рико не… Тогда почему…       Жан хочет сказать: почему он сломал Кевину руку? Жан спохватывается, Жан замолкает, Жан не может говорить об этом. Он автоматически защищает Рико — и Кевина. О том, что сделал Морияма, знают трое: Кев, Рико и ещё Жан. И все те, кому рассказал Дэй. Воронам известна официальная версия. И только она. Дэй сломал руку, катаясь на лыжах.       Вороны не идиоты и в курсе, где был Кевин, когда сломал руку.       Они просто никогда не говорили об этом, не упоминали, молчали на камеру и молчали у себя. Камеры не пишут звук, но никогда не знаешь, где пройдёт Рико, — а они любили Рико. Боялись и любили; так строится уважение.       Нил Джостен сказал об Иверморе: секта.       Жан Моро думал об Иверморе: хуже тюрьмы.       Дженкинса зовут Стив, и сейчас он смотрит на Жана так, что тупым Моро считает только себя.       — Рико ненавидит Кевина. И любит. Всегда любил. Просто Дэй выбрал тебя, — Дженкинс учится на истории искусств, Дженкинса зовут Стив и он на два года старше Жана — и сейчас Жан думает, что это всё, что он знал о Дженкинсе все эти годы. Жан не знал ни черта и всё ещё не знает.       — Рико не…       — Ты же знаешь про семью Морияма, так? Весь этот клан. Рико никогда не видел собственного брата. Побочная ветвь семьи. Рико делает вид, что чихать на это хотел, но мы все знаем, насколько сильно он из-за этого бесится. Знаешь, какая семья есть у Рико? Тэтсуи, дядя Рико, Кев — его названный брат, и мы. Рико и Кев — они выросли на стадионе, помешанные на экси и помешанные друг на друге. А потом появился ты, и Кев выбрал тебя. И Рико смирился с этим. Рико мирился с этим, пока вы не потеряли берега и не начали трахаться в душевой.       Дженкинс знает. Дженкинс знал и знает. И все остальные знают. Все, кроме Жана, прекрасно всё знали. Моро чувствует себя обманутым. Моро чувствует, что он наебал себя сам. Мир в обломках и осколках, мир, вывернутый наизнанку. От этого нового мира Жана подташнивает.       — Мы не трахались в душевой, — Жан выдавливает из себя, качая головой. — Мы не… мы просто…       Рико хватило того, что он увидел. Рико импульсивен. Рико психопат. У Рико Мориямы с Эндрю Миньярдом гораздо больше общего, чем все думают. Рико ревновал. Его названный брат увлёкся кем-то другим, и Рико потерял контроль. Агрессия, ненависть, ярость. Ревность. Собственничество.       От этой извращённой логики Жану хочется проблеваться.       — Поэтому Тэтсуи запрещает отношения в Гнезде, — Стив Дженкинс пожимает плечами. — В рот он ебал эти разборки между спортсменами.       Рико сказал, что если Кевин вернётся, то Жан сможет ебать его хоть на стадионе в прямом эфире. Рико всё ещё помешан на Кевине. Рико не может потерять и эту часть семьи; просто Рико не умеет извиняться.       — Кеву здесь небезопасно, — Жан снова мотает головой.       Изодранные клочки картины мира Моро складываются по-новому: другой рисунок, недостающие части, другое виденье. Иная картинка. Чувство вины. Бесконечное чувство вины.       — Кеву достаточно просто попросить, — у Стива Дженкинса — своя картина мира: чёрное и белое, никаких полутонов, всё легко и просто. — И Рико позволит ему всё. Рико сломан больше, чем кому-то кажется. Кевину достаточно просто попросить — и он сможет здесь играть, трахаться с тобой и всё, блять, абсолютно всё, что придёт ему в голову. Просто Кевин Дэй слишком гордый и не умеет просить.       От этой вывернутой, извращённой логики Жану хочется удавиться.       Дженкинс кладёт ладонь на плечо Жана — тёплую, тяжёлую ладонь, как клал все эти дни, когда отводил его к Рико. Жан всё это время тоже не мог просто попросить Кева вернуться. По мнению Стива Дженкинса, Жан — как собака на сене. Ни себе, как говорится, ни людям.       — Завтра днём должен прилететь Веснински, — Дженкинс смотрит на часы на своём запястье, следит за временем — у Жана есть ещё несколько часов на сон. — Рико хотел, чтобы ты встретил его в аэропорту.       С Веснински — Нилом Джостеном — другая история. Жан не хочет её знать. Жан не хочет об этом спрашивать. Жан не хочет этого слышать. Джостену не стоит сюда приезжать, но он обязательно приедет, потому что будет защищать своих. Потому что Эндрю в психушке, а Нилу Джостену важен Эндрю.       — Рико хочет его сломать, — едва слышно произносит Жан.       Рико убьёт его здесь. Заставит подписать контракт и убьёт. Рико будет избивать его. Рико будет пытать его снова и снова, пока Нил Джостен не сдастся и не сменит своё имя. Не снимет линзы и не перестанет прятать своё лицо.       — Рико хочет его защитить, — Дженкинс смотрит на Жана спокойно и как-то устало. — От его отца. Когда он окажется в команде Эдгара Алана, Мясник не сможет до него добраться.       Просто у Рико своеобразные методы убеждения. Просто Рико — ёбаный психопат. Просто Рико ненавидит, когда кто-то говорит ему «нет». Жан отстранённо думает, что Кев тоже бесится, когда ему отказывают.       Эта вывернутая наизнанку логика, извращённая, такая простая и такая логичная, убивает Жана Моро. Ладонь Стива Дженкинса всё ещё лежит на плече Жана, пальцы легко сжимаются. Жест поддержки. Знак того, что Жан не один со всем этим. Жан заставил Кевина пообещать, что Дэй не вернётся в Ивермор. Жану в своём чувстве вины хочется захлебнуться.       — Попробуй поспать, Жан, — Дженкинс кивает на подушку — подушку Кевина — и Жан гадает, знает ли он и об этом факте тоже. — Если хочешь, я останусь здесь. Посижу. В кресле или на полу.       Моро мотает головой. Ему нужно побыть одному, ему нужно переварить всё сказанное, ему нужно подумать. Ему нужно поспать.       — Я справлюсь, — говорит Жан второй раз за этот день — и второй раз врёт, потому что уже не справляется.       Но Дженкинс только кивает, поднимаясь на ноги.       — Если передумаешь, просто приходи к нам со Скоттом.       Это приглашение. Это поддержка. Это почти ебучая семья, которой Жан лишился, когда его продали клану Морияма за долги. Жан смаргивает. Чёрное и белое в картине мира смешивается, Дженкинс выключает свет и закрывает за собой дверь, и в темноте всё кажется в оттенках серого. Жан ложится на кровать, не раздеваясь, поверх одеяла. Жан не раздумывает, когда набирает номер. У Жана на цифры хорошая память, но это была плохая идея — с хорошей памятью на цифры идти на прикладную математику.       Трубку берут после второго гудка.       — Пернатый, если ты хочешь сказать «спасибо», то не трудись.       Аарон отвечает сдавленным шёпотом, едва слышным. Жан крепко сжимает телефон в руке.       — Я хотел сказать…       Жан начинает и запинается. Понятия он не имеет, что именно хотел сказать. Он просто не мог оставаться с собой один на один и не хотел оставаться с Дженкинсом. Единственный, с кем он мог поговорить со стороны, — это ёбаный Аарон Миньярд, которого он снова разбудил посреди ночи.       — Я не могу говорить долго, — Аарон всё ещё шепчет, и, судя по звукам в трубке, вставать и куда-то идти он тоже не может — во всяком случае, не собирается. — Иначе разбужу Кейтлин.       Кейтлин. Моро вспоминает ту рыжую девушку, которую Аарон не отпускал от себя ни на шаг на стадионе Брекенриджа, будто боялся, что она исчезнет, если он разожмёт пальцы. Исчезнет — или с ней случится что-то похуже.       — Кейтлин, — Жан повторяет эхом, цепляется за имя, цепляется за повод. — Она с тобой сейчас?       — Пернатый, ты нажрался совсем, что ли? Хуже, блять, Дэя, — Аарон тихо фыркает. — Хочешь поговорить о Кейтлин, серьёзно? Твой Дэй бухой в рванину и храпит, как хренов сапожник, так что я ночую в комнате Мэтта с Кейти, а Никки с Мэттом делят диван у девчонок, и… Блять, какого хера я тебе вообще это рассказываю?       Аарон возмущается. Злится на себя и на Жана. Сдавленно шепчет — так тихо, что Моро едва улавливает, — чтобы не разбудить свою Кейти. Жану это кажется милым. Жану это кажется крохотным островком нормальности, единственным куском в картине мира, что остался на своём месте после разговора с Дженкинсом.       — Как ты справляешься? — Жан тоже шепчет, будто бы если повысит голос, тоже сможет разбудить Кейтлин.       — С чем?       — С чувством вины. Когда ты проебал всё, что мог. Когда не смог сделать самое важное. Как ты справляешься?       Жан ждёт новых матов и новых посылов по уже известным и абсолютно новым адресам, но слышит только дыхание. Аарон молчит долгие секунды. Наверное, смотрит на Кейтлин, смотрит на её лицо, пока она спит. Смотреть на лицо того, кого любишь, — это хороший способ справиться с чем угодно, Жан знает — просто теперь в распоряжении Жана только фотографии.       Аарон отвечает только пару минут спустя, когда Жан уже думает, что он не ответит.       Аарон говорит так тихо, что Жан почти угадывает слова.       Аарон говорит:       — Я не справляюсь.       Жан задыхается.