2.10
19 сентября 2021 г. в 00:00
В аэропорту, как и всегда, многолюдно. Толпы народу, лица встревоженные и счастливые, усталые и сонные, торопливые движения. Сон у Жана снимает как рукой, несмотря на то, что Моро не сомкнул глаз. Разговор с Дженкинсом, разговор с Аароном, ночная тренировка. Жан разбирал всё своё пребывание в Иверморе по кирпичикам, выстраивал заново с учётом уже имеющейся информации. Шрамы Кевина на кисти — только его вина. И она грозила поглотить Моро целиком.
Так, Жан стоит в аэропорту, среди прочих встречающих. Среди счастливых семейств и рядом с мужиком с букетом. Таблички с именами, бегущие строчки на табло. Жан до последнего надеется, что у Джостена хватит мозгов не садиться на этот рейс и проигнорировать следующий. Жан верит в то, что Нил Джостен сделает то, что всегда делал и что так хорошо умеет. Жан молится, чтобы Нил Джостен сбежал. Вот только по трапу самолёта спускается уже не Нил Джостен, а Натаниэль Веснински. Глаза цвета неба. Плотно сжатые губы. Побелевшие пальцы цепляются за ремень спортивной сумки. Вещей на три недели хватит: вряд ли у Джостена будет много возможностей ходить не в новенькой форме, которую заказал Морияма.
На спине черной футболки красуется: «Веснински».
— Зря ты сюда приехал, — Жан говорит это вместо «добро пожаловать».
Нил выглядит так, словно знает об этом — и словно у него нет и не было никакого выбора, приезжать сюда или нет. От этого зависит жизнь и здоровье Эндрю Миньярда. Психопата и социопата. Брата Аарона.
— Идём, — бросает Нил вместо «и тебе счастливого Рождества».
И они идут. Так, Жану хочется схватить Джостена и встряхнуть его грубо за плечи. Хочется заорать. Хочется спросить, соображает ли он, осознаёт ли, на что подписывается. Хочется врезать Джостену, прописать отрезвляющую оплеуху и посадить на рейс из Чарльстона до куда угодно подальше отсюда, на первый же рейс, только, блять, убирайся отсюда, уматывай. Жан не делает ничего из этого; холодный взгляд в лучших традициях правой руки Рико Мориямы и такое же ледяное молчание. Они пересекают здание аэропорта, выходят на парковку.
Жан никак не может понять и никак не может вспомнить, на чьей именно он стороне; пальцы поворачивают ключ зажигания, но равномерное урчание мотора не подсказывает правильных ответов. Нил устраивается на пассажирском. Они едут в полной тишине — ни радио, ни местных новостей, ни популярных хитов, ни старого доброго длинноволосого рока. Разговоров тоже нет: будто всё, что было необходимо, они сказали друг другу ещё на осеннем банкете. Жан выпустил контрольную фразу в аэропорту, а Нил отмахнулся от неё, как от назойливой мухи зимой: сонной и вялой, летящей свой пьяный полёт. Жану хочется спросить: как Кевин? Но он уже знает: Кевин Дэй пьёт больше обычного, Кевин надрался и храпел всю ночь. Жан хочет спросить: как там Эндрю — но Аарон уже рассказал ему. Эндрю всё ещё в психушке, и о нём больше вестей у Рико, который подмазал там одного из психиатров. Как сам Аарон, Жан тоже знает: паршиво. Лежал всю ночь возле спящей Кейтлин, смотрел на её лицо и шептался с Жаном по телефону, а когда счётчик посылов на хуй Кевина Дэя перевалил за полсотни, Жан свалил на ночную тренировку. А после Аарон переписывался с Жаном до самого утра, пока Кейтлин не проснулась — и ещё немного во время завтрака. Нил не сказал остальным, куда летит; Нил врёт напропалую. Жан сдал его Аарону, и всё, что написал нормальный Миньярд:
«Его проблемы. Плевать на Джостена».
Всё, что ответил на это Жан:
«Аналогично. Он просто сбрендивший идиот с отсутствием инстинкта самосохранения».
Аарон с Жаном тоже врут: друг другу и себе.
То, чего Жан не спрашивает, и то, чего Жан не знает: как там Рене Уокер. Девушка с серебряным крестиком на шее, спросившая, что они сделали с Жаном. Открывшая Кевину Дэю глаза. Заглянувшая Жану Моро в душу — и не моргнувшая и глазом. Рене должна быть в порядке, Рене должна быть лучше всех: у Рене есть семья, пусть и приёмная, но Стефани Уокер выглядит той лисой, которая будет защищать своего лисёнка гораздо лучше, чем может это сделать Ваймак. Жан гуглил.
Жану должно быть плевать, Жан должен вспомнить, на чьей он стороне, но он едет в Ивермор и не узнаёт знакомой дороги. Не узнаёт и самой парковки, и огромного чёрного стадиона, больше похожего на склеп. Не хватает только колючей проволоки вдоль забора — вот о чём отстранённо думает Жан.
— Не команда, а чёртова секта, — говорит Нил Джостен, выдёргивая Жана из своих мыслей.
Секта. Культ. Поклонение экси. И Морияма — в качестве основателей культа. Нил Джостен — в качестве жертвы: ягнёнок на алтаре. Жан Моро — по-прежнему никто, мальчишка на побегушках, подстилка для звезды экси. Дженкинс сказал, что Кевин выбрал его. И Рико мирился с этим, до тех пор, пока не увидел это воочию — потому что знать не равно то же самое, что догадываться.
Жан молча паркуется. С парковкой у стадиона нет никаких проблем: за каждым Вороном зарезервировано своё парковочное место. На тех Воронов, что в стартовом составе, зарезервированы и машины; фактически — подарок Мориямы. Практически — почти никто из Воронов в стартовом составе не катается: они просто не выходят из Гнезда больше, чем нужно.
— Секта, — повторяет Нил, когда Жан набирает код на двери.
Жан хочет сказать: это хуже. Жан хочет сказать: это как психушка, как ёбаная тюрьма, здесь тебя сломают, не убьют, но сломают, так что, пока можешь, — беги отсюда. Делай то, что умеешь, Нил Джостен: шевели ногами и вали.
Вместо этого Жан говорит:
— Посмотри на небо, — говорит и поднимает голову сам; низкие облака загораживают солнце, но там, где их нет, небо пронзительно-синее, как настоящий цвет глаз Нила Джостена. — До отъезда ты его больше не увидишь.
За взглядом Жана Джостен предпочитает не следить. Джостен предпочитает холодно фыркнуть, дёрнуть плечом и зайти в заботливо распахнутую Жаном дверь.
Видимо, уже насмотрелся.
Сейчас Жан пытается посмотреть на Ивермор глазами Нила Джостена. Понять, что он думает, что чувствует, попав сюда. Моро пытается его понять — и не пытается понять, зачем это делает. Низкие потолки и тёмная отделка; Гнездо производит гнетущее впечатление. Жан к этому привык. Нил выглядит как человек, преодолевающий страх и прыгающий в бассейн с ледяной водой. Губы Жана трогает злая насмешка: в ледяной бассейн с крокодилами.
Жан ведёт его вдоль по знакомым коридорам, мимо чужих спален, мимо распахнутых дверей — первый намёк на отсутствие личного пространства. Привыкай, Джостен, хотя привыкнуть к такому невозможно и нереально после такого смириться с тем, что бывает иначе. Спроси у Дэя — хотя на Дэя достаточно просто посмотреть, просто постоять рядом, чтобы почувствовать запах перегара.
— Мы долго решали, где именно ты будешь жить, — Жан кидает это почти равнодушно: «мы» означало, что Рико поставил его перед фактом, не интересуясь его мнением. — Рико сказал, что за тобой нужно присматривать, и в основном делать это придётся мне.
Рико уточнил: «Раз уж у Кевина нашлись иные дела на Рождество, у тебя, Моро, будет свободное время».
Рико его не бил. Не тронул и пальцем. Копил силы для Нила Джостена.
— Мне похуй, — говорит Нил.
— Но иногда Рико будет забирать тебя к себе. У него есть желание познакомиться с тобой поближе до того, как ты переведёшься к нам в мае.
Жану хочется сделать Нилу больно, хочется вышвырнуть его из Ивермора. Хочется взять за шкирку и оттащить от двери в свою комнату — но вместо этого он заботливо распахивает перед ним дверь. Нил выглядит как человек, которому нечего терять, потому что потерял всё, и как человек, который сохранил самое важное перед тем, как потерять всё остальное.
Жана душит ревность и душит зависть.
Нил не принимает слова Моро всерьёз, но, когда заходит в комнату Жана и Кевина — господи, это всё ещё их комната, и она всегда будет их, даже если Дэй поклялся Жану не возвращаться сюда, — взгляд Джостена приковывается к стене возле кровати.
Все эти фотографии, все эти вещи — все книги и записи. Нилу Джостену не надо объяснять, кому всё это принадлежит. Нил растягивает губы в злой усмешке.
— Кевин разве не сказал тебе, что не вернётся?
Жану хочется его ударить. Стереть с лица Нила эту злую ухмылку, сбить костяшки пальцев о его подбородок и скулы. Сломать нос. Выбить пару зубов. Рико однажды объяснял, как можно выдавить человеку глаза пальцами. Главное — подобрать нужный угол. В тот раз это была больше пьяная шутка, чем угроза — рисовая водка из запасов Тэтсуи Мориямы на Новый год, — но Жан хорошо запомнил, как именно Рико держал пальцы.
Жан не делает ничего: всё, что он может сделать, и сверх того, что он может когда-либо захотеть сделать, Рико сделает сам. Джостену достаточно просто согласиться — но он не согласится, а значит, его будут ломать и будут пытать. Нилу осталось спокойно дышать три, два, один; Жан выдыхает и не может не думать о том, что Рико будет занят Нилом, а значит, всё это время ему будет не до Жана. Эгоистично и мерзко, но Жан в каком-то смысле рад, что Джостен приехал.
— Оставь вещи и идём, — Жан пропускает реплику Нила мимо ушей.
Нил не понимает. Кевин сказал, Кевин пообещал, потому что Жан попросил его. Нил не знает ни черта. Нил — глупый ребёнок, который думает, что выстоит против Рико Мориямы.
Но он не выстоит.
Жан ведёт его на стадион, туда, где как раз должна закончиться послеобеденная тренировка. Вороны, как и всегда, не заканчивают вовремя — начинают раньше и задерживаются на поле после. Так и сейчас: даже в раздевалке они обсуждают итоги тренировочного матча, не обращая внимания ни на Жана Моро, ни на человека рядом с ним.
Натаниэль Веснински, новенький.
Жана вот-вот стошнит.
Рико кидает на них один-единственный взгляд, обманчиво равнодушный, прежде чем уйти в душ.
— Я не надену это, — шипит Нил, когда Жан открывает шкафчик и достаёт оттуда чёрную джерси. — Нет. Ни за что.
На спине чёрной куртки выведено белым: «Веснински». Нил отшатывается, отказываясь даже брать джерси в руки. Жан кривит губы, быстро оглядывается по сторонам; но вокруг них — почти никого, а Рико ушёл в душ, и камеры звук не пишут, но Жан Моро на всякий случай переходит на французский.
Толкает Нила спиной на шкафчики, прижимает всем своим весом, склоняясь к его лицу. Почему все маленькие — такие говнистые? Это всё уже было: говнистость Джостена. Это было: про французский и про камеры. Это было. Всё идёт по кругу, по спирали, и Жан снова и снова совершает всё ту же ошибку.
— Закрой. Свой. Рот. И примерь. Куртку. Он не идиот, чтобы выпускать тебя в этом на матчи, но хочет тебя сломать. Если ты облажаешься — нам конец. Поэтому закрой свой рот и делай, что скажу, если ты хочешь здесь выжить.
На носу Нила Джостена — россыпь веснушек. Его натуральный цвет волос — тёмно-рыжий, выгоревший на солнце, но Нил красит корни каждые несколько недель. Жан смотрит на то, как распахиваются глаза Нила.
Жана сейчас стошнит.
— «Нам»? — Джостен переспрашивает.
Жану приходится объяснить, и здесь больше вранья, чем правды: Жану не хочется вдаваться в подробности.
— Здесь всё основано на парной системе. Работаем по двое. И я здесь — твой единственный союзник. Твои успехи — мои успехи. Твои провалы — мои провалы. Проебёшься — меня вышвырнут из основного состава. Так что, Джостен, постарайся не проебаться.
Парная система — это задумка Тэтсуи Мориямы. Жан в рот ебал эту систему, пока Кевин не выбрал Жана и пока они не отвечали за успехи друг друга. Единственный, кому пара была не нужна, — это Рико. Он Король, и Королевы для него пока не нашлось. Палача, впрочем, тоже.
— Двое, — эхом повторяет Нил. — Два. Рико сказал, что билета два, и я сначала подумал, что он имеет в виду обратный билет.
Жана продирает озноб. Или мороз. Он ещё не понял, он ещё не решил, как реагировать на слова Нила. На его догадку. На сверкнувшее в его глазах понимание. Они всё ещё говорят на французском, но Моро всё равно оглядывается, убеждаясь, что их никто не может подслушать.
Рико взбесится, если узнает, что они шепчутся на языке, которого он не понимает.
— Обратный получишь по истечении срока, — говорит Жан, и это звучит как приговор, но не меняет ровным счётом нихуя в лице Нила.
— Второй был у Кевина? — Нил спрашивает и тут же сам себе отвечает: — Нет, не был. Он его не получил. Он ничего не сказал про второй билет. Он про него не знал. Блять. Жан.
Всё, что остаётся Жану: холодно смотреть на Джостена, отпуская его, отходя на пару шагов, а затем кинуть ему джерси с написанной на спине настоящей фамилией Нила. На сей раз Джостен ловит её — и на сей раз просовывает руки в рукава.
— Когда Рене сказала мне, что у Кевина кто-то есть, я всё пытался представить человека, которому нашлось место в сердце Дэя. Ну, среди клюшек и экси.
Рене сказала. Рене Уокер. Та девушка с пронзительным взглядом, которая поняла, что с Моро здесь что-то делают. Значит, Кевин сказал ей. Или она догадалась сама. Это неважно; важно лишь то, что все вокруг знают, что происходит.
Важен контекст.
Куртка сидит как влитая, и Жан достаёт из шкафчика, который теперь зарезервирован для Веснински, остальную экипировку. Нужно примерить, как сидит. Ещё есть время подогнать до мая. Джостен не выдержит, он сломается. Никто не выдерживает.
— Когда она сказала это?
Жан спрашивает, не удерживается, хоть и прикусывает себе язык. Жан должен знать. Все вокруг всё знают, а Жан даже не знает, на чьей он стороне.
— Когда я спрашивал насчёт Кевина и Эндрю. Она сказала, что у Кевина уже есть кто-то. И уже достаточно давно. Я никогда не думал, что этим «кто-то» можешь быть ты.
Здесь, на французском, «кто-то» и «никто» звучат одинаково. Жана передёргивает.
— Закрой рот и примерь остальное, — Моро предпочитает сменить тему на ту, где Нил чувствовал бы себя менее уютно, чем он сам.
И выражение лица Джостена тут же меняется. Губы кривятся, Нил морщится, переводя взгляд с нагрудника на Жана и обратно. Жан догадывается, в чём дело. Нетрудно предположить, сколько шрамов может быть у сына Балтиморского Мясника. Нетрудно догадаться, что Нил старается своими шрамами на публику не светить.
— Я не стану здесь переодеваться, — отрезает Нил, словно ножом.
Сын своего отца, как он есть.
Жан ухмыляется краем губ: эта тема ему нравится гораздо больше. Уж лучше пусть Нил — Натаниэль — парится из-за вида собственного тела, чем думает о Моро и Кевине Дэе.
Рене знает, и это отчего-то беспокоит Жана.
— Стесняешься или переживаешь, что я положу на тебя глаз? — выходит с поразительной презрительностью, то, что надо. — Стесняться — это первое, о чём ты забудешь в Гнезде. А насчёт секса и отношений — Воронам это запрещено.
Взгляд, которым Нил одаривает Моро, совершенно ясно говорит: им с Кевином этот запрет не помешал. Жан не сводит взгляда с Джостена. Нилу ничего не остаётся, как повернуться к Моро спиной. Нил медлит; Жан прислоняется спиной к стене, скрещивая на груди руки. Ему хочется сделать Джостену больно, Жан всё ещё злится, хотя сам не понимает, на что. На то, что Джостен такой идиот, что всё-таки приехал сюда. Или это просто ревность к тому, что Джостен может видеть Кевина, а Жан — нет? Ему всё ещё хочется защитить Джостена — никто не заслужил гнева Рико, но Нил такой тупой и безрассудный, что так открыто нарывается. Напрашивается.
— Я знаю, чей ты сын, — негромко говорит Моро — и это всё ещё французский. — Все здесь знают. Ты в Гнезде. Правда думаешь, что можешь здесь кого-то удивить?
Джостен не отвечает, стоя к Жану спиной, стаскивает футболку, тут же натягивает нагрудник. Взгляд Жана скользит по его торсу. Кажется, будто Нил прошёл через мясорубку. На месте Рико, видя его тело, Жан бы не смог его избить.
Жан не на месте Рико. Экипировка сидит отлично. Рико на своём месте срезал бы кожу, обновляя каждый из шрамов Джостена.
Нил не выдержит. Нил просто не сможет. Нилу осталось жить и спокойно дышать три, два, один.
Равномерный, монотонный стук трости о пол заставляет Жана вздрогнуть. Началось. Рико заходит обратно в раздевалку: с волос всё ещё капает после душа. Рико отходит в сторону, пропуская Тэтсуи Морияму. Рико запирает двери. Жан точно знает, что ему придётся смотреть на то, что произойдёт здесь и сейчас. Жан не хочет смотреть, не хочет этого видеть, не хочет ничего об этом знать.
Унижение. Избиение. Трость Тэтсуи бьёт больно. Жан испытывал её на себе лишь пару раз за всё время пребывания в Гнезде.
Нил считает, что вытерпеть две недели ежечасной боли — это ерунда, и, глядя на его шрамы, Жан готов в это поверить. Это не несколько лет, но Рико и Тэтсуи проведут Нила Джостена по ускоренному курсу, уместив в эти две недели всё, что для остальных было растянуто на пять лет.
Нил отказывается встать на колени. Нил с упрямым безрассудством говорит: заставьте меня. Рико оглядывается на Жана, чтобы убедиться, что Моро не закрыл глаза. Моро смотрит. Моро наблюдает.
Правда в том, что смотреть на это — гораздо тяжелее, чем подвергаться избиениям самому.
Тэтсуи бьёт Нила, пока тот не теряет сознание, — после чего теряет к нему всякий интерес. Скользит взглядом по Жану, губы растянуты в ядовитой улыбке. Это только начало. Это только знакомство. Это то, что будет ждать Жана каждый день, если Нил не подпишет контракт.
Жан задумывается о самоубийстве.
Жан сидит рядом с Нилом до самой вечерней тренировки, не решаясь привести Джостена в чувство. В бессознанке не чувствуется боли. Всё, что Жан может дать Нилу: несколько часов перед тем, как ад продолжится. Нил едва держится на ногах, и даже экипировку на него приходится натягивать Моро — Нил просто не в состоянии. Лучше бы он не приезжал.
Что они сделали бы с Кевином, если бы он вернулся?
Кев умеет держать язык за зубами, когда нужно, но это не значит, что он избежал бы наказания за побег.
Жан получает свои наказания — за каждую ошибку Нила на поле. Всё, что делает Нил: ошибается. Никаких успехов. Одни удары тяжёлой клюшкой. Жан напоминает себе, что Нилу хуже: он уже избит. Нилу хуже: на нём сосредоточено пристальное внимание Рико. Нил туп: достаточно подчинения, чтобы это закончилось. Джостен туп и упрям, глуп и безрассуден.
— Как ты это терпишь? — вот что спрашивает Нил, когда четыре часа спустя они с Жаном остаются на стадионе одни — наводить порядок на поле.
Это, конечно, официальная причина. По факту — Нил сидит, не в силах встать, а Жан сидит рядом, пытаясь собраться с мыслями. У них не так много времени. Нил заслужил передышку.
Жан заслужил пулю в висок.
— Я здесь на две недели. Даже если на три, с вашим шестнадцатичасовым рабочим днём, — похуй. Я свалю отсюда. Но ты останешься.
Нил упрямый. Избиения его не сломили — пока не сломили. Пока не сломали. Покалеченный, но не сломанный, не сломленный. Живучий, как таракан. Жан его вопросы игнорирует — как ленивые хозяйки игнорируют тараканов.
Джостен пытается встать самостоятельно, но всё заканчивается тем, что Жану приходится помочь ему встать, снова.
— Я не пойду с тобой в душ, — Нил произносит это с каким-то нервным смехом.
Жан игнорирует. Фоновый шум, который можно заткнуть, нажав на нужную кнопку, надавив на один из кровоподтёков под чёрной футболкой. Нил закрывает рот, Нил держится за Моро, переставляя ноги. Нил молчит, когда Жан его раздевает. Нил молчит, вставая под горячие струи.
Нил оседает на пол.
— Ты часто делал так с Кевином? Или Кевин с тобой? — второе имя Натаниэля Веснински — ёбаное, блять, любопытство.
— Мы наловчились не доводить до такого. Подчинение. Согласие. Кивнуть, где надо. Встать на колени. Похуй. Ты думаешь свалить отсюда через три недели, но не думаешь, что Рико найдёт новый рычаг давления на тебя.
Жан злится. Злится и ненавидит Нила за эту смелость, за это упрямство, за то, что он борется там, где Жан предпочитает молчать, стиснув зубы. Глупость и безрассудство. Тупой ребёнок. Как будто шрамов на его теле ещё недостаточно.
— Я Лис, — говорит Нил.
Будто репетирует перед тем, как бросить это в лицо Рико.
— Щенок ты, — Жан кидает это почти с нежностью.
Он не обещал Кевину присматривать за Джостеном. Он ничего никому не обещал. Жану так и так придёт конец, вне зависимости от того, перейдёт Джостен в мае в сборную Эдгара Аллана или нет.
Задавать новые вопросы у Нила нет желания или сил — а может, вопросы закончились. Сил хватает ровно на то, чтобы дойти до кухни и немного поесть. Там, на кухне, Дженкинс, который окидывает Джостена брезгливым взглядом, но подходит к Жану. Кладёт ладонь на его плечо, но ничего не говорит.
Ему не надо говорить; слова здесь — лишние. Жан всё понимает и так. Жест поддержки, знак того, что Стив Дженкинс рядом. Предупреждение, что Рико ждёт их.
Дженкинс выходит из кухни, так и не сказав ни слова, оставляя Жана и Нила есть в одиночестве. Нет аппетита и нет желания есть. Нил едва удерживает вилку. Нил едва удерживается на ногах, когда, заходя в комнату — в комнату Моро и Дэя, где пока гостит Нил, — видит Рико, сидящего на кровати. Жан должен смотреть: это предупреждение и часть наказания. Жан упирается спиной в дверь, Рико довольно щурится.
Психопат и садист.
По логике Дженкинса, Рико хочет Натаниэля Веснински защитить. Просто у него своеобразные методы убеждения, включающие в себя ножи.
В руках у Рико — нож.
Жан спрашивает себя, одолжил он его у Мясника или это точная копия. Точно не один из тех столовых приборов, что находятся в кухне. Нил не пытается сбежать. Нил делает это ради Эндрю. Кидает взгляд на Жана и идёт к кровати. Садится. Ложится. И ему плевать, что нож пропарывает ткань футболки. Ему плевать, что нож вспарывает кожу. Ему плевать, даже когда Рико засовывает лезвие ножа ему в рот — недостаточно, чтобы поранить всерьёз, но уголок рта уже кровоточит.
— Подержи его, — Рико с насмешкой бросает это Жану.
Нил говорит, что ненавидит его — Морияму, не Жана. Нил отказывается подчиняться. Нил протягивает руки Жану Моро, позволяя Жану плотно обхватить его запястья, прижимая к изголовью. Никаких наручников. Это часть наказания. Жан должен смотреть, Жан должен участвовать.
Рико говорит Джостену:
— Будет больно — кричи.
Нил стискивает зубы, когда нож снова вонзается в плоть.
Нил кричит только к двум часам ночи, за несколько минут до начала ночной тренировки. Пальцы Жана белеют от напряжения, он всё ещё держит его руки. Пальцы вцепляются в пальцы. Нил хватает губами воздух.
Жан уверен, что, если бы Нил не закричал, тренировку перенесли бы ещё на час. Или на два. Или на три. Или на сколько нужно — пока Рико бы не дождался вопля от боли.
— Выведи его на поле, — бросает Рико Жану перед тем, как уйти.
Когда дверь за ним захлопывается, Жан прижимается лбом ко лбу Джостена, всё ещё склоняясь у изголовья его кровати, всё ещё держа Нила за руки — но только потому, что Нил сам за них цепляется.
На этом первый день персонального ада Нила Джостена ещё не закончен. Жан думает, что Нил уже спёкся, но всё, что делает Нил: сдавливает пальцы Жана своими.
— Я не смогу встать, — кажется, кровь сочится даже в голосе Джостена.
— Тебе придётся, — отвечает Моро, а через пару секунд добавляет на французском: — Я помогу.
Камеры не пишут звук, здесь их некому слушать, но это когда-то уже было, это происходило уже где-то — Жан говорит так, чтобы это было понятно только им двоим.
Нигде.
Жан фактически тащит Нила на себе весь путь по коридорам и лестницам до стадиона.