Никто, Нигде, Никогда

      Аарон сдаётся на десятый день. На десятую ночь, если быть точнее. Мобильный Жана всё ещё при себе, сам Жан лежит без сна на своей — на сей раз на своей — кровати, Нил заходится кашлем. Сегодня спине Нила досталось особенно: Жан подозревает, Рико просто начал искать новые места. Хотя бы одно неизраненное место. Это десятый день, точнее — десятая ночь персонального ада Нила Джостена, где даже обезбол не даёт возможности спокойно поспать. Экватор. Осталась ещё половина срока. Жан не может уснуть, Жан следит за тем, как Нил дышит. Вслушивается в сорванные вдохи и выдохи.       У Рико особенные планы на последующие дни; Нил Джостен ещё не в курсе. Нил Джостен ещё ничего не знает. Жан не знает, как рассказать ему о пяти линиях, которые совсем скоро будут красоваться на скуле Джостена. Шести — если цифра будет римская. Трёх — если арабская. Один чёрт Нил не будет в восторге от новости о татуировке, которую Морияма собирается набить ему сам.       Это честь — получить клеймо от Короля.       Это унижение.       Жан думает, что Нила не хватит. Жан думает, что Нил не выдержит. Жан думает, что Нил сдастся, — но сдаётся Аарон. Сотовый телефон Моро заходится вибрацией. Беззвучный режим. Заходится — замолкает. Не звонок — или звонок, тут же сброшенный. Жан тянется к тумбочке, Жан пялится в спину Нила — Джостен предпочитает спать лицом к стене. Рассматривает перед сном фотографии или доверяет Жану Моро свою спину.       Сегодня на спине Нила нет живого места от ран и порезов — зашитых и залатанных на скорую руку.       Одно новое сообщение.       На экране мобильного надпись: «Одно новое сообщение».       Аарон сдаётся на десятый день, Аарон пишет:       «Как он?»       Несколько секунд Жан тупо смотрит на телефон. Несколько секунд, чтобы прийти в себя, чтобы сообразить. Минута, чтобы подобрать подходящий ответ.       Аарон сказал, что ему плевать, и Жан уверен, что Аарон повторит это, если спросить его в лоб.       Аарон пишет:       «Его телефон сел пару дней назад. Народ пока не волнуется. Кевин бухает».       Кевин бухает. Взгляд Жана прикован к этой строчке, прикован к прыгающим перед глазами буквам. Кевин бухает — и это может означать то, что Кев не просыхает. Кев знает, где Нил, но даже Кевин не может предположить, на что способен его названный брат, когда он в ярости. Никакая фантазия не подскажет, что может сделать Рико. Жану вот не подсказала. Жан вот не был готов столкнуться с этим, Жан не был готов участвовать.       Его пальцы болят от того, как каждый раз сжимает их Нил.       Но каждый чёртов раз Джостен продолжает протягивать ему руки, чтобы Жан Моро его держал.       «Держится».       Жан, наконец, подбирает подходящее слово. Он держится. Держится за руки Моро, когда Рико его пытает. Сжимает зубы, когда Рико спрашивает у Жана — не хочет ли он присоединиться. Или, может, хочет Нилу помочь.       Нил держится — даже тогда, когда Жан соглашается.       Это условие сделки: Рико останавливается, если Моро сделает надрез самостоятельно.       Нил распахивает глаза — чтобы посмотреть в глаза Жану. Нил разлепляет пересохшие губы, Нил шепчет одними губами. Сделай это. Артикуляция губ — и ни единого звука, ни единого выдоха. Это всё ещё французский, которого Рико не понимает. Французский, за который Нил получает по губам. Джостен сплёвывает кровь и смеётся.       Рука у Моро дрожит, когда он делает это. Порез небольшой, крохотный — по сравнению с теми, которыми щедро одаряет Нила Рико. Губы Мориямы расплываются в ухмылке. Рико говорит: слижи кровь. Джостен рефлекторно вздрагивает, когда Моро послушно склоняется над Нилом. Джостен кладёт ладонь на затылок Жана, когда язык Моро проходится в опасной близости от свежей раны.       Рико смеётся.       Нил держится.       «А ты?»       «А ты?»       Сообщения прилетают одновременно. Жан закусывает руку, то место между большим и указательным пальцем, чтобы не расхохотаться в голос.       Нила нельзя будить. Нил должен поспать хоть немного. Но Жан спрашивает, как Аарон, которого съедает чувство вины и собственная беспомощность; личный ад нормального Миньярда. Но Аарон спрашивает, как Жан, догадываясь, что смотреть на пытки ещё хуже, чем им подвергаться.       В другой жизни Аарон Миньярд и Жан Моро могли бы подружиться. Но они имеют то, что имеют: чувство вины и взаимную неприязнь. Они имеют себя; так себя наёбывать — их особая сверхспособность.       Жан прокусывает руку до крови, когда приходит новый ответ.       «Мешаю Бойду отбирать у Кевина бутылку. Ты?»       Жан печатает одной рукой, свободной. Жан снова слизывает кровь, сглатывает. Его кровь на вкус — точно такая же, как и кровь Нила Джостена: с металлическим сладковатым привкусом.       Тошнотворным.       «Вопрос заключался не в этом. Не «что», а «как», знаешь разницу между этими двумя словами?»       Ответ Аарона прилетает через несколько секунд. Жан отключает и вибрацию тоже — боится, что даже тихое жужжание может разбудить Нила. Джостену надо поспать. Забытье на несколько часов и разговоры с Жаном — вот и всё, на чём держится Нил.       «Отвечая на вопрос «как»: я делаю это медленно».       Жан почти слышит ехидство и подъёб в голосе Аарона, почти слышит голос Аарона Миньярда. Такой же, как у Эндрю, просто Аарон чуть более нормальный. Жан пытается представить себе эту картину: Аарон, в полтора метра ростом, и здоровяк Бойд. Вместо Аарона Жан упрямо представляет Эндрю. Они на одно лицо, в конечном итоге.       Близнецы.       Аарон ждёт ещё несколько минут, ждёт ответа на свой вопрос. У Жана Моро нет подходящего ответа. Даже фальшивого, лживого насквозь. Жан Моро молчит, и тогда Аарон задаёт новый вопрос:       «Всё совсем хреново, пернатый?»       Нил держится на одном честном слове. Жан держится за него.       Тревожный сон или отсутствие всякого сна, здесь всё одно — личный ад, персональный. Десять дней прошло, одиннадцать впереди, и «совсем хреново» — неверное слово, неподходящее. «Совсем хреново» заключается в том, что Жан боится даже представлять, что ещё может взбрести в голову Рико. У Нила тревожный сон. Полукошмарное полузабытье. Обезбол и антибиотики. Нил держится, гнётся, но не ломается.       Вместо него ломается Жан и сдаётся Аарон.       «Разбудить Дэя?»       От новой смс Жана продирает мороз по позвоночнику. Ему до смерти хочется услышать голос Кева — пьяный и заспанный. А ещё — перепуганный и обеспокоенный. А ещё — всё ещё — любимый и любящий.       Жану кажется, что, если он его всё-таки услышит, он доломается окончательно. Трещина в мироздании пойдёт дальше. Если чувства взорвать — то невозможно представить последствия.       Так Жан пишет:       «Нет».       Не отправляет, стирает, печатает заново:       «Пусть спит».       Отправляет — а пальцы дрожат, когда Жан приписывает ещё:       «Его бухого ты всё равно не поднимешь».       Если задаться целью — Аарон упрямый — Аарон сможет. Жан говорит себе, что так нельзя. Жан говорит себе, что так будет только хуже. Кевин обещал не возвращаться в Ивермор. Жан не обещал Кевину ничего — Жан не может и не хочет ничего обещать.       «Разбудишь Кевина — и следующим с тобой поговорит Джостен».       Аарону не плевать на Нила. Самое худшее здесь — им всем не плевать на Нила. Самый большой секрет для Джостена. Им всем там не наплевать на Нила. Даже Аарону. Даже самому Жану.       Пальцы у Моро дрожат.       «Пернатый, ты хуже Эндрю».       Жан откидывается на подушку.       «Иди нахуй».       «Иди нахуй».       Сообщения снова накладываются друг на друга. Они посылают друг друга одновременно — Жан и Аарон. Интересно, спит ли Кейтлин до сих пор в постели Аарона и как он смотрит на её лицо, продолжая убеждать себя, что ему плевать на Джостена.       Жан убеждает себя, что ему неинтересно, ровно три с лишним минуты — пока Нил не начинает ворочаться. Беспокойный сон или ночной кошмар — но Моро хочет избавить Нила от этого морока. В темноте Нил Джостен цепляется за пальцы Жана: Жан сам не заметил, как оказался у его кровати.       Не наплевать.       В каком-то смысле, Рико тоже не наплевать на Веснински.       В темноте Нил ориентируется на звуки и запахи, а ещё — на чёртовы тактильные ощущения. Пальцы цепляются за пальцы, оглаживают, изучают. Хватка Нила ослабляется, едва он понимает, с кем он. Сначала Нил понимает, с кем он, — потом вспоминает, где он. Потом вспоминает, почему.       — Сколько у нас времени? — хрипло спрашивает Нил.       Жан без просьб подаёт ему стакан с водой. Несколько жадных глотков — по крайней мере, стакан Нил ещё в состоянии удержать. Удержит и клюшку.       — Ещё пара часов, — Жан отвечает не сразу; требуется несколько секунд, чтобы вычислить. — Поспишь ещё?       Джостен лишь мотает головой. Утыкается затылком в подушку. Они говорят на французском, когда рядом нет Рико. Мера предосторожности, как расстояние между Жаном и Кевином — или просто попытка Нила попрактиковаться, чтобы не забыть язык. Жану от этого немного смешно.       — Тебе надо поспать, — Моро делает упор на слове «надо». — Тебе нужны силы.       Моро не говорит, но оставшиеся одиннадцать дней идут комплектом в контексте, звенят между строк.       Нил от этого звона едва заметно морщится.       От Нила пахнет кровью и антисептиком.       — Я свалю отсюда, — Нил часто это повторяет, вспоминает об этом и сейчас: держится за эту мысль, как и за пальцы Жана; держится на одном честном слове.       В последнее время Жан начинает в это верить. В то, что Нил Джостен не сломается. Не подпишет контракт, который Рико и Тэтсуи всё время ему подсовывают во время избиений и пыток: пара закорючек, и всё закончится. Нил всё ещё держится. Нил всё ещё держит Жана за руку.       — Лучше бы ты не приезжал, — Жан усмехается краешком губ. — Тогда не пришлось бы сваливать.       Об этом они уже говорили. Нил усмехается в ответ, тут же морщится. Порезы в уголках разбитых губ причиняют боль.       — Почему не свалишь ты?       Об этом они говорили тоже. Жан отшучивался, Жан повторял, что не может. Жан вздыхает; Нил поглаживает ладонь Моро большим пальцем. Нил хочет забрать его с собой. Вернуть Кевину. Нилу бы самому выбраться отсюда хотя бы живым.       — Моя фамилия — Моро. Моя семья принадлежала клану Морияма ещё до того, как мы переехали в Штаты, — история долгая и не самая приятная, Жан предпочитает её не вспоминать, но если Нилу хочется поговорить об этом — это самое меньшее, что Жан может для него сделать. — Долги семьи. Меня продали. Мне некуда возвращаться. Некуда идти.       Нил изучает лицо Жана в темноте, облизывает губы, слизывает выступившую кровь.       Нил плевать хотел на боль.       — Ты можешь, как Кев, — Джостен говорит это так осторожно и медленно, словно избегая боли — но на сей раз чужой. — Прийти к нам. В Пальметто. Ваймак…       — Я — не Кевин, — Жан хмыкает. — И Ваймак мне — не отец.       Эффект разорвавшейся бомбы. Взгляд Нила в темноте — как взорванные чувства. До Жана доходит только сейчас: об этом факте биографии Кевина Дэя до этой минуты Нил не имел ни малейшего понятия.       — Ваймак? Отец Кева? Что за чушь ты несёшь? — Нил ошарашенно смотрит на Жана.       Распахнутые в темноте глаза, на лице — смесь шока и недоверия. Нил всё никак не может в это поверить. Никак не может уложить в своей дурной голове. Жан для него — всё ещё Ворон. И в то же время — единственный его союзник здесь. Единственный, кому Нил может доверять.       Нил доверяет и не доверяет одновременно.       Руку Жана Джостен не выпускает.       — Кевин Дэй сбежал к своей семье, — Жан усмехается краем губ; значит, с командой он этой новостью не поделился — Жан готов поспорить, что с самим Ваймаком — тоже. — К той части, о которой никто не знает. Кев нашёл как-то его письмо к своей матери. Сделал подсчёты и выводы, вот и рванул. Ваймак его защитит. А я... Ну, если я вернусь к родителям, они первые позвонят Тэтсуи и попросят забрать меня обратно.       Судя по выражению лица Нила, он всё ещё укладывает в голове мысль, что тренер Ваймак — отец Кевина Дэя. Она упрямо не укладывается, топорщится, хотя детали пазла складываются идеально. Мысль о родителях Жана причиняет Нилу если не боль, то явный дискомфорт. Что-то вроде чирканья головкой спички о кожу. Горящей спички.       — Ты же из Франции? — Нил пытается перевести тему или, наоборот, углубить её; Жану кажется, что он никогда не сможет понять, что именно происходит в голове Джостена. В каком-то смысле, они все хуже Эндрю Миньярда. — Откуда именно?       — Марсель, — на этот вопрос Жану оказывается ответить проще — и сложнее. — Мы жили там, пока мне не исполнилось десять. Переехали в Штаты, и отец повёз меня к Тэтсуи, в первый же день. Смотрины. Подойду ли я в качестве платы или нет. На счастье родителей и на мою беду, Тэтсуи решил, что я ему подойду.       — Я не был в Марселе, — Нил гладит пальцами пальцы. — Только в Лионе. Ну, и в Париже. Как в Марселе?       — Любой город, только с высоты той тюрьмы, где ты есть, выглядит как какое-то райское место. Воспоминания детства всегда светлее, Джостен. Вспомни своё.       — Не хочу, — Нил хмыкает, делает над собой усилие — придвигается к Жану ближе.       Детство Нила было не самое радужное — вот о чём думает Моро. Сын Балтиморского Мясника с кучей шрамов по всему телу. Сначала детство с ним и потом — побег с матерью. Тоже не сахар, но она хотя бы пыталась его защитить, пусть и своеобразными способами.       — Н-да, в сравнении, Ваймак — просто отец года, — Жан нервно смеётся, Нил смеётся вместе с ним.       Джостен морщится от боли в рёбрах, Жан морщится от боли Нила. Парная система. Дети Гнезда. Джостен сказал: секта, десять дней назад сказал. Джостен ещё не сдался.       — Жан, — Нил зовёт его, произносит его имя, тихо, негромко.       Они шепчутся на французском, когда Рико нет рядом; но имена на всех языках звучат одинаково.       — Попробуй отдохнуть ещё немного, хорошо? Попробуй не облажаться завтра.       Это звучит почти смешно. Нил определённо облажается, и им обоим снова достанется. Нилу абсолютно точно достанется больше. Нилу больно даже смеяться, Нилу, блять, даже улыбаться больно — но Нил всё равно смеётся, сжимая пальцами руку Жана.       — Тебе стоит поговорить об этом с Рико, — Джостен издаёт нервный смешок, а потом тянет Жана ближе к себе.       Конечно, Нил облажается, и, конечно, Жан не скажет Морияме ни слова. Но сейчас Жан ложится на кровать к Нилу, помогая ему перевернуться на бок. Спиной к спине, как бы больно это ни было; и это — то немногое, что Жан может сделать.       И Жан делает.       А то, что Жан делает перед этим: склоняется, коротко касаясь губами скулы Нила; то место, где скоро будет красоваться четвёрка — номер Натаниэля Веснински в команде Эдгара Аллана.       В Японии четвёрка символизирует смерть.