Никто, Нигде, Никогда

      Из своего детства Жан почему-то лучше всего помнит осень. Промозглая и дождливая, осень заставляла Марсель терять яркие краски. Насыщенный влажный серый, грязь на штанинах, лужи. Жан бежал со школы сразу на рыбный рынок — просто чтобы не возвращаться домой. Часами бродил между прилавками, вечно чумазый, вечно в мелких синяках, вечно пытался стащить какую рыбину — хоть бы и ещё живую прямо из ведра. Жана ловили за руку почти всегда; щедро раздавали тумаки и угрозы сдать его полиции и родителям. Жан не умел защищаться тогда, но умел быстро бегать.       С тех пор прошло больше десяти лет.       Краски поблекли, Жан так и не научился защищать — ни кого-то, ни себя самого, хоть и вымахал почти под два метра. Жан разучился бегать, кроме как на поле.       Кровь в темноте кажется тусклой, бурой, Жан снова сплёвывает её прямо на пол. Жан сплёвывает её прямо под ноги Рико. Босые ступни Мориямы на холодном полу — эта картинка кажется странной. За секунду до нового удара Жан отстранённо думает, что Рико стоило бы обуться, прежде чем приходить к нему.       — Так не слышны шаги, — глухой шёпот Рико с трудом пробивается сквозь звон в голове Моро.       Рико — не Тэтсуи. Рико не трогает его лицо и не трогает руки. Жан — не Кевин. Рико бьёт ногой в коленную чашечку. Так, с босыми ступнями, шаги и вправду почти не слышны.       Останавливать Морияму некому.       Рико избивает Жана — яростно, безотчётно, отчаянно. Жан не слышал его шагов, но ждал его. Ждал, когда он придёт. Ждал с того момента, как закрыл за собой дверь в их с Кевином комнату и сел на пол; не хотелось потом застирывать простынь от крови.       Рене написала как-то:       «За кем бы ты вернулся в случае зомби-апокалипсиса? У нас с Эндрю возникла интересная дискуссия».       Рене теперь пишет Жану Моро почти так же часто, как Аарон Миньярд. Только, в отличие от Аарона, Рене не спрашивает, как там Жан, не задаёт вопросов о его самочувствии и не называет его Пернатым.       Жан ответил тогда, что не верит в зомби.       Сейчас Рико больше напоминает именно зомби: озлобленный, агрессивный, в слепом отчаянии он бьёт, куда придётся. В этот раз Рико не взял с собой ножи. В этот раз Рико не приказывает Жану кричать, когда больно. В этот раз никто не зажимает Жану ладонью рот. Никто не рвёт на нем одежду.       Рене написала:       «Тогда в случае просто апокалипсиса. За кем бы ты вернулся?»       Жан вспоминает эти сообщения сейчас, когда сплёвывает на пол кровь — прямо под ноги Рико. Жан пытается отстраниться, отключиться, глядя на чужие босые ступни. Рико бьёт его в коленную чашечку, бьёт в живот, бьёт под рёбра. Удары сыплются один за другим. Жан даже не пытается закрыться — хотя в этот раз его руки никто не удерживает.       Рене написала:       «Эндрю вернулся бы за Аароном, Кевином, Нилом, за мной и за Бетси. Бетси — это наш психотерапевт».       Жан отстранённо думает, что у Воронов нет командного психотерапевта. Вероятно, существуй такой — он пришёл бы в ужас от травмированности, отсутствия личного пространства и границ, нездорового слияния и культа личности. Культа Рико. Рука Рико напоминает культю со сбитыми костяшками пальцев.       Морияма не говорит, в чём Жан облажался на сей раз. Это не нужно. Жан знает, что всегда есть за что получать новые удары.       Рене написала:       «Я бы вернулась за всеми остальными. И за мамой. И за тобой. Так за кем бы вернулся ты?»       Стив сказал:       — Кенго умер.       Стив Дженкинс положил ладонь на плечо Жану, горячую и тяжёлую, ещё на кухне — когда Моро уже закончил с едой, но пока не встал из-за стола. Дженкинс сжал пальцами его плечо, и Жан остался сидеть над пустой тарелкой. Вороний пир. Отужинав, Вороны разлетались по своим комнатам. Шуршала одежда, раздавались шаги быстрые. Вороны — умные птицы, и только Жан чувствовал себя идиотом. Беспомощным идиотом.       Будто кто-то перекрыл кислород и воду.       Стив сказал:       — Не приходи сегодня.       Сжал плечо Жана напоследок ещё раз и тоже ушёл, оставив Моро один на один со своими мыслями и посудомойкой. Дженкинс даже не сказал, что Рико ждёт его, — это подразумевалось само собой. Просто сегодня Рико хотел избить его без свидетелей. Без помощи Стива и Скотта. Без унижений и ножей, без того, чтобы Жан голым вертелся на кровати, пока Стив зажимает ему рот ладонью, а Скотт удерживает его ноги. Без того, чтобы Рико смеялся и наблюдал.       Жан написал тогда:       «Ни за кем. Знаешь, тут бункер. Без нужного кода ты не попадёшь внутрь. Заборы, бетонные стены. Ни один зомби не заберётся внутрь».       Жан имел в виду: Ивермор — как убежище. Место, где безопасно. Место, куда никто не попадёт.       Рене читала между строк: место, откуда не сбежишь.       Детство Жана Моро проходило в Марселе, в синяках и ссадинах. А потом Жан вырос — и его продали за долги вместе со всем его детством; его отец облажался на ставках и поставках. Жан вырос — и вместе с ним выросли травмы: гематомы и переломы. Жан ставит на сотрясение мозга, хотя по его лицу Рико почти не бьёт. Звон в ушах смешивается с беззвучным смехом — или беззвучным рыданием.       Жан считает про себя, чтобы оставаться в сознании: он бы вернулся за Кевином — раз. Он бы вернулся за Аароном — два. Он бы вернулся за Нилом — три. Он бы вернулся за Рене — четыре. Жан считает про себя, потому что сгибать пальцы больно. Четыре. Четыре пальца.       Жан слышал, что на четыре пальца просит налить себе виски Кевин Дэй.       Жан думает, что Эндрю перерезал бы Жану Моро глотку, вернись он ещё на счёте «раз».       Жан тянет руку; каждое движение причиняет боль, но Рико стоит на коленях перед ним. Жан лежит на полу, и Рико стоит на коленях, и Жан тянется к его лицу. Трогает вслепую мокрую щёку.       Жан вернулся бы за Рико — пять.       Вернулся бы, чтобы убить его самостоятельно. Чтобы убедиться, что Рико Морияма точно мёртв. Больше не встанет. Больше никому не сделает больно. Жан вытирает подушечками пальцев влагу, размазывает по коже. Жан считает: шесть. Жан считает: семь. Жан считает, чтобы считать. Жан хочет превратить это место в крематорий, в чёртово адское пекло. Жан вытирает слёзы Рико, пока Морияма не перехватывает его запястье и не выкручивает его руку до хруста в запястье.       Жан считает, что ему повезло, что это левая рука.       Стив сказал:       — Хозяин уехал в Нью-Йорк. Вылетел час назад. Похороны.       Сказал и ушёл к себе, ушёл к ним со Скоттом. Спрятался. Скрылся. Когда Король переживает своё горе, ему нужны только самые близкие, его самая преданная свита.       Жан считает: Кев в безопасности — раз. Жан считает: Нил с Кевином и Аароном, и Эндрю — и они в безопасности. Жан сбивается, Жан начинает считать заново. Жан вспоминает Марсель, город, олицетворяющий его детство. На рыбном рынке не пахло кровью. Город осенью терял краски.       Жан теряет сознание и обретает его заново, когда Рико надоедает бить его бесчувственное тело. Нашатырный спирт и вода в лицо. Жан кашляет, сплёвывает кровь на пол — и всё начинается заново.       Рико захлёбывается в рыданиях, смехе и собственной ненависти, когда говорит:       — Это ты во всём виноват.       Аарон написал:       «Я бы вернулся за Кейтлин. И за Эндрю. И за тем, кого нельзя называть. А потом купил бы тебе, блять, билет, и в случае апокалипсиса у тебя не было бы оправданий».       Тот, кого нельзя называть, — это Нил. Так считает Жан. Он по-прежнему считает, но не может дойти даже до десяти, сбивается даже в промежутках между новыми ударами.       Жан ответил:       «Это апокалипсис. Самолёты бы не летали».       Рико его не насилует. Во всяком случае, не в этот раз. Просто не в состоянии, или нет настроения. Жан надеялся, что до этого не дойдёт. До смерти Кенго не дойдёт: он уже попадал до этого в больницу, но его выпустили. Жан надеялся, что сможет продержаться до выпуска. Жан надеялся, что сможет выдержать.       Аарон написал:       «Ну и пидор же ты, Пернатый. Придётся ехать за тобой на машине».       Жан считает, что не выдержит этого. Жан даже не знает, где его телефон: где-то непозволительно далеко. Номера Кевина у него всё равно нет. Жан просто хочет услышать его голос. Даже не говоря ничего — просто хотя бы услышать.       Телефон отдаётся вибрацией, вибрация отдаётся фантомной болью.       Когда Жан в очередной раз приходит в себя, Рико рядом нет — во всяком случае, он его не видит.       Но чувствует на себе чужие руки.       — Ну и пидор же ты, Пернатый, — Жан вздрагивает, когда слышит голос Миньярда, того, который нормальный. — Пришлось ехать за тобой посреди ночи. Давай. Тебе придётся встать. Я помогу, но тебе придётся встать.       Жан не отдаёт себе отчёта, не осознаёт, как его почти поднимают на ноги, удерживают вдвоём: Аарон — и ещё Рене. Жан почти не соображает от боли, едва переставляет ноги. Аарон Миньярд не затыкается. Коридоры Ивермора пусты. Жан не сразу вспоминает о ночной тренировке, которую он пропустил.       — Господи, — вырывается у Андрича, когда он видит Моро.       Луис Андрич. Президент университета Эдгара Аллана. Выглядит бледным, как смерть, и перепуганным насмерть.       Жан считает, что ему повезло, что по дороге не попалось зеркал. Аарон скалится и ухватывает Жана крепче.       — Попробуйте ещё раз. Это с ним сделал точно не Господь, — рявкает Аарон и тут же кидает в сторону Уокер: — Прости.       Рене кивает, принимая извинения. Они погружают Жана в машину, и это занимает так много времени: Жан считает, сбивается, снова считает. Аарон садится рядом с ним, на заднее сиденье, буравит взглядом затылок Андрича и набирает номер, не глядя — и, не глядя же, ставит звонок на громкую связь. Уокер давит на газ, стремясь покинуть это место так быстро, будто зомби уже идут за ними. Зомби — и ещё призрак Кенго, и обезумевший от боли и горя Рико.       Просто у Рико Мориямы специфические способы справляться со стрессом.       — Мы забрали его, — Аарон устраивает телефон на своих коленях, не утруждает себя пристёгиванием ремня безопасности, старается не смотреть на Жана и пытается прожечь дыру в затылке Андрича.       — Он в порядке?       Голос Кевина Дэя Жан сможет узнать из сотен тысяч других. Голос Кевина режет его без ножа. Голос Кева дрожит, когда он спрашивает это, потому что ответ он и так знает.       Жан силится что-то сказать, размыкает губы, но не может выдавить из себя ни слова. Перехваченное горло, передавленное. Только свистящий выдох — вот и всё, на что способен сейчас Моро.       Аарон сглатывает.       — Он с нами, — глухо произносит Миньярд. — Теперь он с нами.       Жан вслушивается в дыхание Кева — частое, судорожное. Паническая атака. Страх. Сковывающий ужас.       Андрич оглядывается на них через плечо, но предпочитает молчать. Рене сжимает губы, вдавливает педаль газа в пол. У Рене Уокер сейчас взгляд убийцы.       — Дыши, Кев, — Жан закрывает глаза и представляет себе то, что всегда представляет, чтобы успокоиться: Кевина Дэя. — Дыши. Со мной.