Никто, Нигде, Никогда

      Кейтлин — та рыжая девушка, руку которой Аарон не выпускал весь рождественский ужин, — кажется Жану чем-то неуловимо похожей на Нила Джостена. Разве что раз в пятнадцать болтливее. И в сто пятнадцать — наивнее. Но она смотрит на Аарона так, словно Аарон Миньярд — чёртов центр её вселенной. А ещё — она одёргивает Аарона, когда тот зовёт Жана Пернатым.       — Он ведь больше не Ворон, — возражает Кейтлин.       Жан напоминает себе ходячий труп: синяки и гематомы, переломы и ссадины, сотрясение мозга и замутнённое сознание. Скажи это Моро вслух, и Аарон тут же пошутил бы: труп ворона. Но на коленях Аарона сидит Кейтлин, и Аарон крепко обнимает её за талию, так что они оба — и Миньярд, и Жан — выбирают выражения.       — Но и не Лис, — Жан хмыкает и смотрит в лицо Аарона.       Ему просто интересно: знает ли Аарон тоже. Кажется, словно все вокруг в курсе, даже Эбби, но никто, кроме Эндрю, не говорит этого Жану в лицо.       — Пока нет, — Кейтлин смотрит на Жана — взволнованно и воодушевлённо. — Но ты же подпишешь контракт?       Повисшая пауза хуже театральной, хуже затишья перед бурей и тишиной после оглушения. Кейтлин вглядывается в лицо Жана, оборачивается на Аарона, и её взгляд — мол, давай, скажи ему — разбивается о ледяную стену ярости Миньярда. В этом они с братом похожи.       — Этот пидор не поговорил с тобой, — резюмирует Аарон.       Кейтлин переводит взгляд с Аарона на Жана и обратно. Кейтлин не понимает. Господи, хотя бы она ничего не знает. Кажется, что от одного её выражения лица — непонимающего и встревоженного — Жану становится легче дышать.       — Мне сказал Эндрю, — Моро выдавливает это из себя, как гной, как отраву, как яд.       Как ревность.       Кейтлин от имени Эндрю аж передёргивает, и Аарон машинально обхватывает её крепче. Жан смотрит на всё это с долей зависти; здесь все пытаются всех защитить от чего-то. Ни у кого ни черта не выходит, но они всё равно пытаются. Жан тоже пытается.       Кевин молчит и не поднимает эту тему, и Жан тоже молчит, не заговаривая об этом первым, и так дни идут за днями, тянутся и летят, словно сухие листья, подхваченные ветром. Но дело к весне, и Жана заранее подташнивает от финального матча за весенний кубок. Он хотел бы тоже выйти на поле, хотел бы делать то, что умеет лучше всего, то немногое, что умеет, — прикрывать ворота и прикрывать спину Кевину.       Вот только на поле его в его состоянии никто не выпустит, а спину Кеву он не прикроет, потому что не будет с ним в одной команде.       Жан не останется в Пальметто и не заключит контракт с Лисами.       — Кевин сказал, что поговорит с тобой первым, — Аарон кривит губы в злой усмешке. — Похоже, у Эндрю на разговор свои планы были. Как обычно. Блять, ну пидор же, а. Оба.       Кейтлин резко закрывает Миньярду рот ладонью, и Аарон послушно затыкается. Жан почти чувствует себя лишним, но Кейтлин обращается к нему:       — У него наверняка есть свои причины, чтобы пока ничего тебе не говорить, — Кейтлин смотрит на Жана немного сочувственно, она всё ещё не понимает, но уже выстроила свою версию случившегося. — У Кевина, я имею в виду. Эндрю... Ну, это Эндрю.       Она едва заметно морщится, когда произносит имя брата Аарона. Того Миньярда, который не очень нормальный. В этом мнения Жана и Кейтлин сходятся.       — Да, почти наверняка есть, — Жан хмыкает, но усмешка выходит какая-то невесёлая.       — Может, он готовит тебе сюрприз?       Кейтлин всё ещё не понимает, но так искренне хочет помочь, собирает крохи услышанного и думает о людях лучшее. Она почти как Рене — только наивнее и без взгляда убийцы.       Аарон целует её ладонь.       — Кейти, малышка, я бы на это не рассчитывал, — Миньярд хмыкает. — Может, Кевин и готовит что-то для Жана, но он всё ещё говнюк.       — А я не с тобой разговариваю, — Кейтлин легко шлёпает Аарона по руке и подаётся вперёд, к Жану. — Ты рано разочаровываешься. Я понимаю: таков Эндрю, он умеет разочаровывать. Иногда я думаю, что это всё, что он умеет, но Аарон говорит, что у Эндрю есть ещё пара умений в рукавах. Думаю, Аарон это о ножах... Но неважно. Кевин — не Эндрю. Тебе бы не помешало услышать его версию, так?       — Чтобы её услышать, Кевину следует её озвучить, а этот говнюк... — Аарон опять начинает спорить с Кейтлин.       Жан не может сдержать улыбки от того, как Кейтлин снова затыкает рот Аарона ладонью, даже не глядя. Жест почти выверенный, и Моро гадает: как часто она это делает? Жан уверен: Аарон позволяет ей — и каждый раз получает с этого удовольствие. Как сейчас.       — А я не с тобой разговариваю, Аарон, помолчи, — Кейтлин говорит преувеличенно раздражённо, а по факту — едва сдерживается от улыбки, едва сдерживается от того, чтобы заткнуть Аарона не только ладонью.       Теперь точно — лишний. Один-один.       — Так вот, Жан. Просто дождись, пока Кевин поговорит с тобой? Или спроси у него сам.       Кейтлин такая хрупкая, рыжая, одна из Лисичек, группы поддержки, одна из тех, что прыгает на поле с помпонами в короткой юбке и кричит: «Лисы, вперёд!». Или что они там кричат? Жан ловит себя на мысли, что у Воронов такой группы нет. Если бы и была — там были бы лишь одни акробатические трюки. Жан вспоминает о Хлое. Кейтлин на неё ничуть не похожа, у неё с Нилом больше общего, только Кейтлин наивнее и разговорчивее; но, как у Нила и у Рене, у Кейти такое отчаянное желание кого-то спасти.       — Лучше поговори сам, пока мы тут все не состарились, — фыркает Аарон, когда Кейтлин убирает руку от его рта — на пару секунд, после чего тут же затыкает рот Аарона ладонью снова.       — Ладно, я не знаю, как ты его терпишь, — Кейтлин вдруг хихикает. — Потому что я Аарона могу заткнуть, а ты... Я рада, что у него появился настоящий друг, но, правда, как ты его терпишь? Он иногда бывает совершенно невыносим.       Судя по взгляду Аарона, он в корне не согласен с мнением своей девушки. Вот только уголки глаз лучатся счастьем.       — Мы чаще переписываемся, — Жану остаётся лишь пожать плечами. — Сообщения можно игнорировать.       Аарон возмущённо мычит в ладонь Кейтлин, пока та смеётся.       Дни тянутся за днями, волочатся и мелькают; в сонном полузабытьи и с теплом Кевина Дэя. Кевин почти каждую ночь остаётся с ним; Эбби уже не пытается сделать с этим хоть что-то. Эбби уже даже ничего не говорит; промолчала она и в тот раз, когда зашла слишком рано — и Кев всё ещё валялся в постели с Жаном, целуя его лицо.       Дни тянутся; Жан всё ждёт, когда его перестанет терзать боль при каждом неверном движении, но пока этого не происходит. Эбби говорит, что нужно время. Моро думает, что у него нет времени. Моро думает: всё, что у него есть, — улыбка Кевина Дэя по утрам, и его взгляд, и это нервное напряжение на дне его зрачков. Жан может разглядеть его только теперь — когда Эндрю рассказал ему.       Жан решает последовать совету Кейтлин и просто подождать, пока Кев не поднимет эту тему сам, но единственное, что исправно поднимается, — так это член Кевина по утрам.       «Может, Кевин и научился улыбаться, но на поле орать от этого меньше не стал».       Аарон теперь заходит к нему гораздо чаще, и почти всегда — в компании Кейтлин. Так, это благодаря этой рыжей девушке на больничной тумбочке теперь всегда есть свежие цветы в вазе и ещё — гора открыток. Кейтлин заставляет написать тёплые слова и пожелания выздоровления всех, кто попадается ей под руку.       Жан думает: «Не сдохни!» — это пожелание от Эндрю, и то лишь потому, что об этом его попросил Джостен.       Эндрю больше не заходит; Нил, впрочем, тоже.       «А вы не пробовали для разнообразия просто играть лучше?»       Это, конечно, не помогло бы: Жан это точно знает по тренировкам с Кевином в команде Эдгара Аллана. Таков уж Кевин: его можно только принять и смириться со всеми его недостатками.       По крайней мере, Кев больше не пьёт. Никакого алкоголя и никакой наркоты. Жан точно знает это, потому что Кевин проводит с ним всё свободное время. Кев торчит рядом, даже когда Жан просто спит.       Впрочем, Моро просто спит большую часть времени. Снотворное и обезболивающее — наркотический эффект переходит изо дня в день. Наркотический эффект на Жана оказывает улыбка Дэя.       Аарон пишет сообщения ещё чаще, чем раньше.       «Для разнообразия попробуй тоже сделать что-нибудь ещё. Ну, знаешь, например, жёсткий орал, чтобы у него болело наутро горло и он не орал хотя бы один день. Кстати, привет от Кейтлин».       Последнее, что притащила Кейтлин ещё вчера или позавчера — Жан не уверен точно: дни сливаются, смешиваются один с другим, — плюшевого мишку. Кевин долго пялился на него, а потом признался, что ещё немного, и он начнёт ревновать.       Жан назвал медвежонка Дэй.       Как «день» или как фамилия Кевина.       «Или трахни его так, чтобы он был не в состоянии стоять на ногах. Пожалуйста. Просьба от всей команды. Кроме Джостена — он ставок не делает».       Единственное, что они могут себе позволить, — это короткие, едва ощутимые поцелуи. Кев не решается на большее, Моро всё ещё больно от каждого неверного движения. Первые пару раз Жан делает вид, что не замечает, как Кев бегает в ванную дрочить по утрам. Но это, чёрт возьми, Кевин Дэй, и у них общее личное пространство на двоих; так, Жан однажды утром просто обнимает Кева — влажная кожа и с волос ещё капает после душа — и спрашивает хрипло на ухо:       — Сладко было?       Кевин в ответ только нервно смеётся, пытается скрыть смущение. Во всяком случае, первые пару минут.       «С удовольствием, как только сам буду в состоянии стоять на ногах».       Жан не в состоянии не думать о том, что будет, когда он поправится. Жан хочет этого — и не хочет одновременно, но дни тянутся один за другим, занятия и тренировки Кевина, матчи, игры, сообщения Аарона, всё щедро приправлено обезболивающим и долгим, обрывистым сном.       Кевин молчит.       Аарон обещает зайти сегодня.       Вот только вместо Аарона и Кейтлин в палату сегодня влетает Нил Джостен. Нил — и следом за ним Кевин, который кидается к кровати Жана. Нил — и следом за ним Эндрю Миньярд, который захлопывает дверь в палату прямо перед носом Эбби Уинфилд. Кев садится на край кровати Жана; Кевин, перепуганный насмерть и бледный, как смерть. Нил выглядит так, как и всегда выглядит: взгляд упрямый и несгибаемый. Джостен устраивается в кресле напротив кровати Жана. Эндрю остаётся стоять, приваливаясь спиной к двери — хотя Эбби не пытается вломиться.       Моро делает попытку сесть — всего лишь попытку. Временные промежутки между приёмами обезболивающего становятся длиннее, и скоро Эбби должна вручить ему новую порцию колёс, так что едва Жан пытается принять сидячее положение, его тело пронзает боль. Жан морщится от боли, Кевин вцепляется в его руку, подаётся немного вперёд, пытаясь заслонить Жана собой — от Эндрю и от Джостена.       Нил, сидящий напротив больничной койки в единственном в палате кресле, сейчас напоминает своего отца. Моро, к своему счастью, никогда не встречался с Натаном Веснински, но отчего-то уверен, что этот взгляд у Джостена не от матери. Разговор точно предстоит не из приятных.       — Уходи, — Жан морщится, глядя на Миньярда.       Эндрю в ответ лишь пожимает плечами да кивает на Джостена: мол, пока он здесь, я с ним. Нил не оборачивается, Нил не смотрит на Кевина, Нил пялится исключительно в глаза Жану. Нил не боится. Ещё бы: ему нет смысла бояться Моро — он не в состоянии даже руку поднять без того, чтобы тело не свело болью. Нет смысла бояться Кевина — с Эндрю-то Миньярдом за спиной. На секунду Жану становится интересно, взял ли с собой на сей раз Эндрю ножи.       — Тебе придётся меня выслушать, прежде чем я уйду, — наконец произносит Нил. — Потому что ко мне только что приезжал Ичиро.       Так внимание Жана оказывается безраздельно приковано к Джостену. Кевин вцепляется в руку Жана, сдавливает пальцами его ладонь. Кев молчит — и, значит, о встрече с Мориямой он уже знал. Кев напряжённо пялится в лицо Нила Джостена — и, значит, он ничего не знает о том, что Нил скажет дальше. Дальше здесь — лишь тишина и плохое предчувствие Жана. Тишина плотная, густая и вязкая, её хочется резать ножом. Судя по тому, что Нил только что вернулся со встречи с Мориямой, ножи Эндрю с собой взял.       Интересно, Миньярд присутствовал при этом или тоже ненавидит себя, что оставил Нила один на один с Ичиро?       Они молчат и ждут, а Джостен владеет ситуацией и говорит тихо и медленно, тщательно выговаривая каждое слово:       — Я только что рассказал ему, где ты находишься.       Жана сковывает страх, едва он осознаёт смысл слов Нила, но Кевин реагирует быстрее:       — Твою мать, Джостен, — и сейчас в голосе Дэя Жан слышит то, что никогда не слышал там раньше.       Нотки ярости.       Настоящей, неприкрытой ярости, желание убивать; и это совсем не та злость, которую Кев изливает на поле. Это то желание защитить, когда ломаются рамки и ломаются все барьеры; так ломается голос Дэя, когда он произносит это.       На секунду Жану кажется, что Кевин сейчас ударит Нила. Нила, на лице которого — всё ещё следы недавнего общения с его отцом, тщательно замазанные тональным кремом.       — Кев, — Жан сжимает пальцами чужую руку, с нажимом ведёт по шраму на кисти.       — Дэй, — предостерегающе кидает Эндрю, но не делает ни единого движения, оставаясь стоять, как стоял.       Миньярду понадобится меньше секунды, чтобы оказаться рядом с Кевином и прижать нож к его горлу.       — Кевин, уймись, — Нил кидает на Кевина быстрый взгляд, и от этого взгляда не укрывается то, как Дэй пытается заслонить Жана собой — в переносном смысле и в самом прямом. — Я выбил нам сделку.       От последней фразы пальцы Кевина впиваются в ладонь Жана ещё сильнее. Это уже на самом деле больно, пальцы вот-вот хрустнут: новый вывих, новый перелом. Это на самом деле больно, но вся боль, которую испытывает Жан, отражается в хрипловатом голосе Дэя:       — Нам?       Нилу приходится пояснить:       — Всем нам. Мне. Тебе. Жану.       В лице Эндрю Миньярда не меняется ничего; Жан отстранённо думает — знает ли он о сделке и об итогах встречи или ему просто плевать. Нил выбрался живым, и Эндрю этого достаточно.       Пальцы Кевина сжимают руку Жана по-прежнему слишком крепко.       — Восемьдесят процентов от заработка каждого из нас пойдут Морияме, — наконец Нил озвучивает условия сделки. — Если кто-то не найдёт работу после выпуска — сделка автоматически аннулируется.       Эндрю делает жест двумя пальцами, стреляя себе в висок. Кривая ухмылка снова сменяется на холодное равнодушие. Смысл прост и понятен, логичен, как задачка по физике, сборник которых Рене притащила несколько дней назад. Не найдёшь работу — ты труп. Жан отстранённо думает, что попасть в национальную сборную — хоть какую-то, блять, сборную — задачка та ещё. Двадцать процентов оставшегося заработка — это слишком мало. Жан отстранённо думает, что условия сделки — рабские, откровенно издевательские. Жан думает, что всё это — гораздо больше того, на что он рассчитывал, и того, что он заслуживает, и того, о чём он мечтал.       Жан попросил Кевина отменить восход два дня назад, и Кев полночи целовал его, пока Моро не отключился, потому что Жан так боялся пропустить хоть секунду того времени, что у них осталось.       — Это не прощение, — тихо говорит Нил. Он по-прежнему смотрит на Жана. — Это не свобода. Но теперь мы трое принадлежим главной ветви. Напрямую Ичиро Морияме. Рико до нас больше не дотянется. Не сможет. Не посмеет. Это... это шанс. Это возможность умереть от старости.       Моро никогда по-настоящему не хотел умирать — даже будучи проданным за долги клану Морияма. Моро не хотел умирать, даже когда был пленником в Иверморе. Моро никогда не хотел умирать, даже когда Кевин уехал, бросил, оставил его одного в Гнезде — Жан хотел жить.       Кевин соображает в этот раз гораздо быстрее, чем обычно; во всяком случае, быстрее, чем Жан. Дэй поворачивает голову, впервые за время всего монолога Нила переводя взгляд на Жана.       — Вместе, — выдыхает Кев одними губами.       Умереть от старости — вместе.       Жан издаёт короткий, негромкий звук — то ли всхлип, то ли скулёж, то ли стон, то ли отчаянную просьбу, которую Кевин выполняет в ту же секунду. Дэй склоняется, обнимая Жана, прижимая его к себе и давая Моро возможность зарыться лицом в его шею. Жан утыкается носом в горячую кожу Кевина — вдыхает шумно и прерывисто. Одеколон и шампунь, запах пота и страха, запах самого Кевина. Его тепло. Его аромат. Его руки на теле Жана.       Время Нила Джостена почувствовать себя лишним.       Кевин шепчет в ухо Жану, повторяет одно слово: «вместе». Как заговор или короткую молитву, как заклинание или как все те разы, когда Жан контролировал его дыхание во время приступов паники Дэя.       Вместе.       Теперь они дышат вместе.       Жан не слышит, как Нил встаёт с кресла, не слышит, как Джостен и Эндрю выходят из палаты и как закрывается за ними дверь. Жан вслушивается в дыхание Кева и в его хрипловатый шёпот — до тех пор, пока не отстраняется.       Моро требуется меньше минуты, чтобы успокоиться. Он в порядке. Он в норме. Просто иногда у каждого случается момент слабости.       Так, момент слабости Жана Моро случился, когда Нил Джостен сообщил ему, что умирать больше не надо.       — Вместе, — Кевин снова повторяет это, глядя Жану в глаза; повторяет твёрже и громче.       На дне зрачков Кевина Дэя — так много нежности и так много любви — и всё ещё натянутое, как струна, напряжение. Жан не выдерживает, не сдерживает, пальцем ведёт по подбородку Кева, собираясь с силами и собирая все остатки себя.       Кажется, его черепушка вот-вот лопнет; голова расколется на две половины, чтобы потом разбиться на более мелкие части. Пора звать Эбби с её таблетками, но Жан смотрит на Кевина и считывает между строк это повисшее «но».       — Но не в Пальметто, да? — уголки губ Моро едва заметно дёргаются.       На секунду Кевин застывает. На долю секунды Жан опять видит эту ярость, которая просочилась в его голос, когда Нил признался, что сдал Ичиро местонахождение Жана. На секунду Кев хочет рвануть за дверь и придушить Эндрю, придушить Нила, убить Аарона и Рене и перебить всех, кто слил эту информацию Жану. Кев так сильно хочет защитить Жана, но если он действительно хочет это сделать, то начать следует с Моро. Начать — не в смысле перебить. В состоянии Жана это будет скорее «добить».       Моро усмехается своим мыслям.       — Не в Пальметто, — Кев, наконец, признаётся, отвечает коротким кивком и прижимается лбом ко лбу Жана.       Кевин ложится на край кровати поверх одеяла, и Жан снова обнимает его одной рукой. Обнимает, даже когда это причиняет боль. Губы Дэя дрожат, когда он говорит это — то, что никак не решался сказать, и Жану так отчаянно хочется заткнуть его, запечатать его рот своим, а после попросить отменить восход снова. Жан хочет остаться. Жан хочет умереть от старости вместе с Кевином. Жан хочет...       — Я хотел сказать тебе, но не знал, как. Не знал, когда, — Кевин говорит, и в его голосе столько чувства вины и сожаления, что Жан уже жалеет, что спросил; но всё, на что сейчас способен Моро, — выслушать его. — Я хотел попросить тебя дать им время, но теперь, после того, как объявился Ичиро, я... Жан, что ты думаешь о Калифорнии?       Жан думает, что в Калифорнии слишком солнечно. И ещё — что Калифорния достаточно далеко от Западной Вирджинии. Как и от Северной Каролины.       — Троянцы? — спрашивает Жан и, дождавшись утвердительного кивка, гладит щёку Кевина кончиками пальцев. — Почему бы и нет.       Кевин выдыхает — благодарно и облегчённо, коротко целует Моро в уголок губ и тянется за своим мобильником в кармане куртки.       — Тогда я позвоню Джереми и скажу, чтобы он забронировал два места в команде к осеннему сезону.       Троянцы: красное и золотое. Джереми Нокс — капитан команды. Они с Кевином недостаточно близки, но Джереми ладит со всеми, включая, кажется, даже Рико и даже Эндрю. Джереми — это что-то вроде Рене и Кейтлин, один из тех, кто делает мир лучше одним своим существованием. Джереми Нокс, который не злится на своих соперников на поле. Жан отстранённо думает, что не помнит, что когда-либо видел Нокса не улыбающимся. Определённо, Джереми на чём-то сидит.       — Два? — доходит до Жана не сразу; следствие продолжительного эффекта обезбола или просто слишком насыщенный день.       Эбби не нравилось, даже когда к Моро приходили Аарон и Кейтлин, а впустить сразу троих — это должно быть что-то действительно важное. Например, визит Ичиро Мориямы.       — Два, — Кев тычет пальцем в татуировку на собственной скуле. — Как вот эта двойка. Два места. Для тебя и для меня.       Наверное, Джостен что-то сказал Эбби, раз она до сих пор не ворвалась сюда. А может, она и заходила, но Жан и Кевин её не заметили.       Так Жан не замечал очевидного всё это время.       Моро перехватывает руку Кевина, тянет телефон Дэя к себе. Кев разжимает пальцы, выпуская мобильный; не спрашивая и не споря. Кев доверяет. Кевин ему доверяет.       Слепо и безотчётно.       — Кев, ты не... .       Всё «не» сейчас относится именно к Жану на самом деле. Потому что это Жан не может поверить. Не может осознать. Не может понять. Но Кевин Дэй смотрит на Жана, и в его взгляде столько нежности, что Моро, кажется, в ней сейчас захлебнётся. Его просто разорвёт от избытка чувств и этой любви.       — Что —«не»? — Кев посмеивается, лбом потирается о лоб Жана. — Ты что, думал, я отправлю тебя к Троянцам одного? Думал, я могу оставить тебя? После всего? Жан. Блять, Жан, нет.       — Но здесь твои друзья. Твоя команда. Твой отец. Ты не можешь бросить здесь всё.       — Я не могу бросить тебя, — Кевин отрезает, уверенно и решительно. — А что до моего отца — он ничего не знает.       Ваймак понятия не имеет о планах Кевина и ещё о том, что Кев — его сын. И Кевин действительно готов промолчать, готов бросить всё и рвануть за Жаном и вместе с Жаном в солнечную Калифорнию. На секунду Моро представляет Кева в форме Троянцев: ему пойдёт красное и золотое. Кевину Дэю идёт абсолютно всё.       На секунду Жан представляет, как это будет: они с Кевином в Калифорнии, в одной команде, никакого Рико, почти полная свобода. Дэй готов бросить всё и всех, и этого для Жана оказывается достаточно.       И сказать то, что Жан должен сказать, становится так легко и просто; слова кажутся невесомыми и в то же время — нужными. Жан точно знает, что должен делать. Это похоже на приход и на наркотическое опьянение, хотя по времени ближе к ломке от отсутствия обезбола.       — Тебе надо ему сказать, — Моро смотрит на Кевина, губами коротко касается чужих губ; поцелуй — почти не поцелуй, но концентрация нежности. — А ещё тебе надо остаться.       У Кевина дрожат губы, и он сжимает Жана в своих руках так крепко, снова, и это больно, но Жан только улыбается уголками губ. Они умрут вместе. От старости. Просто для этого надо будет ещё потерпеть пару-тройку лет в разных штатах.       — Если ты хочешь попасть в национальную сборную, тебе лучше остаться здесь, — Жан знает это, и Кевин это тоже знает. — Тебе лучше как следует постараться, чтобы остатка нашего общего заработка после налогов Мориямы хватило на съём какой-нибудь крохотной квартирки.       Фанаты просто распнут Кевина, если он снова перейдёт в другую сборную. Но здесь — это лучшая история, какая только может быть. Здесь, в Пальметто, Кевин начал с нуля и поднял бесперспективную команду отбросов почти до небес. Хорошая история, правильная. Кевину осталось лишь завоевать весенний кубок: шансов мало, но чудеса случаются. Одно чудо случилось сегодня: Нил встретился с Ичиро и остался жив. Второе чудо: Нил выбил сделку для них троих. Третьим чудом становится то, что Кевин Дэй готов всё бросить.       Жану этого достаточно.       Может, Кевин и лучший манипулятор из всех, кого знает Моро, но Кев так и не научился пиздеть Жану. И сейчас, когда Кевин говорит, что готов всё бросить, — он не врёт.       И Жану этого достаточно.       — Жан, — голос Кева дрожит, и он держит Моро так крепко, будто если разожмёт руки хоть на секунду, Жан попросту испарится.       — Да ладно, у вас была крыса в Иверморе, теперь будет троянский конь в Калифорнии, — Моро усмехается. — Не говори мне, что не хочешь узнать все их секреты.       Например, на чём они все сидят, такие доброжелательные и улыбчивые.       Жан сможет ему звонить. Каждый ёбаный вечер Жан сможет звонить Кевину. Они смогут встречаться на выходных. Это всего лишь на пару-тройку лет до выпуска, а потом они смогут умереть от старости вместе. Кевин должен остаться. Жан должен уехать. Всё просто.       Жан оказывается готов к этому.       А Кевин — нет.       — Блять, Жан. Нет. К чёрту всех. Я просто не...       — Ты — Кевин, мать твою, Дэй, — в голосе Моро прорезается сталь. — И ты можешь абсолютно всё. Пообещай мне выиграть весенний кубок — и остаться в Пальметто.       Выиграть весенний кубок Лисы смогут только чудом — но сегодня Нил сообщил, что Жану больше не нужно умирать, и Моро будет верить в чудеса ещё следующие несколько дней. Или недель. А потом Эбби обещала начать снимать Жана с обезбола. Определённо, надо узнать секрет Троянцев.       — Чёртов француз, — Кев выдыхает нервно, неровно, прерывисто, Кев прижимается щекой к щеке Жана, Кеву так трудно сказать это — кажется, легче всю правду выложить Ваймаку. — Я не смогу без тебя.       Кевин Дэй смотрит на Жана и видит только Жана; так было, когда ему было десять лет и когда было тринадцать, так продолжалось и всё ещё продолжается. У Жана до сих пор перехватывает дыхание от этого взгляда. Два года или три — и все каникулы Жан сможет проводить в компании Кевина. Им всего-то и надо, что продержаться до выпуска.       — Ты никогда не будешь без меня, — говорит Жан.       И это для Кевина Дэя ценнее всех клятв и всех обещаний.       Так их прерывает тихий стук в дверь: деликатная встреча костяшек пальцев Эбби и металлической поверхности. Новая доза обезболивающего и новый строгий взгляд на Кевина, на который Дэй, впрочем, даже не реагирует: он по-прежнему не сводит взгляда с Жана. Так Моро глотает свои таблетки и верит в чудеса и в Кевина.       Так Кев обещает:       — Я выиграю этот чёртов кубок для тебя.       Так мобильный Жана вибрирует:       «Эбби нас не пустила. Надеюсь, ты в состоянии выебать Дэя во все дыры, иначе утром на тренировке он опять выебет нас. Надеюсь, ты всё ещё ревнивый».       Так Аарон целует Кейтлин на пороге больничного крыла.       Так надпись на новой открытке, которую Кейтлин оставляет у Эбби, чтобы она потом передала её Жану, гласит:       «Любовь побеждает смерть».       Подписано самой Кейтлин, Аароном, Нилом, Мэттом и Даниэль почти в одно слово, подписано Рене, и Элисон, и самой Эбби, подписано Ваймаком и неким И.М.