Никто, Нигде, Никогда

      Первое, что привлекает Жана в комнате Джереми Нокса, — это гитара. Потом он замечает постеры на стенах — планеты и звёзды, галактики и чёрные дыры. На стенах не остаётся свободного места — много фотографий, много плакатов с концертов, но большую площадь стен занимает вселенная.       — Ого, — только и говорит Жан.       Вид у Моро несколько потрясённый. Он такой забавный, так смешно морщит нос, оглядываясь по сторонам. Джереми не может не улыбаться, глядя на это.       Нокс кивает Жану на потолок, расписанный Итаном, соседом Джереми по комнате, и Моро удивлённо присвистывает. Целая солнечная система с солнцем в центре и вокруг — планеты с их спутниками. Кометы и обломки космического мусора по всему потолку. Несколько минут Моро разглядывает обстановку: две кровати и два письменных стола, оба завалены всяким хламом — тетрадями, конспектами и распечатками; монитор компьютера залеплен таким количеством стикеров, что экрана почти не видно. Шкафы и комоды, один узкий диван, тумбочка под телевизор и игровая приставка. Стопка дисков, чашка из-под кофе, коробка из-под пиццы, под столом — груда пустых банок из-под энергетиков.       — Итан обещал здесь прибраться, пока меня не будет, — Джереми хрипло смеётся. — Веришь — это лучшее, что он смог сделать.       Итан Росс — пятикурсник, который несколько раз оказывался на грани исключения из университета Южной Калифорнии. Никаких пьяных драк и неподобающего поведения, просто Итан — слишком увлекающаяся натура и, когда находит себе очередное хобби, погружается в него с головой. Итан изучал китайский, рисовал и нырял с аквалангом, Итан прыгал с парашютом; Альварес шутила, что однажды скинет его из самолёта без парашюта. Итан занимался бальными танцами и сёрфингом, катался на скейтборде и участвовал в уличных гонках. Изучал программирование и высшую математику, потом играл в оркестре на виолончели, а потом два месяца проторчал, почти не выходя из комнаты, погрузившись в новую игру на плэйстейшен. Сегодня Итана хватило на то, чтобы собрать всю грязную одежду и немного прибрать по углам, но потом, похоже, его отвлекло его очередное увлечение — Рэнди.       Пожалуй, единственной хоть сколько-нибудь продолжительной страстью Итана являлся экси: во всяком случае, нападающим Итан играет уже пятый год и почти не пропускает тренировки, но, возможно, только потому, что Джереми иногда гоняет его туда почти силком.       — Твоя гитара? — Жан не выдерживает, Джереми улыбается шире.       Гитара в чехле, но это первое, на что обращает внимание Моро, первое, что бросается ему в глаза, и первое, к чему он возвращается, оценив обстановку.       Когда Троянцы играли с Воронами, никто не проводил Ноксу экскурсию по Гнезду, но отчего-то Джереми уверен, что такого бардака у них в комнатах не творится.       — Хочешь посмотреть?       Ответа Джереми не дожидается: легко проходится ладонью по плечу Жана, а потом расчехляет свою гитару. Пальцы Джереми ласково проходятся по грифу; свою старушку Fender он очень любит. Жан выглядит удивлённым, но садится рядом с Ноксом на его кровати, пока Джереми устраивается с гитарой, проходится по струнам.       — Электрогитара, значит, — Жан выглядит удивлённым и впечатлённым. — Да ты полон сюрпризов.       Нокс отвечает Жану ухмылкой, заводит руки за спину, развязывая шнурок на шее. Медиатор — Джереми носит его на шнурке на шее, под футболкой обычно не видно. Жан пялится на руки Нокса и на медиатор в его пальцах.       — В старших классах у меня была рок-группа, — Джереми сообщает это всё с той же ухмылкой.       Джереми Нокс всегда улыбается и всегда общается так, словно флиртует со всем миром. Джереми твёрдо убежден, что в этом случае мир отвечает взаимностью. Во всяком случае, Жан Моро в лице всего мира — отвечает точно.       — Шутишь? — Жан качает головой. — Ты слишком хорош для того, чтобы играть тяжёлый рок.       И это говорит человек, который просил устроить его приезд по-тихому. Альварес планировала вечеринку по случаю приезда Жана, и, господь с ней, Альварес всё ещё её планирует. Всё, что смог сделать Нокс со своей стороны, — уговорить Альварес и Лайлу повременить с вечеринкой, перенести её на время, хотя бы пока Моро не почувствует себя лучше. Альварес захохотала и заявила, что Жан теперь всё равно никуда не денется, но согласилась подождать несколько дней. Уточнять, что Жан здесь всего-то на выходные, Нокс не стал: рано или поздно Моро всё равно вернётся сюда. И тогда от вечеринки в свою честь он уже не отвертится. Джереми останется лишь проследить, чтобы Жан был в порядке и чтобы ему было действительно весело. Джереми пообещал Кевину Дэю присмотреть за Жаном. Но таков Джереми Нокс: даже если бы и не обещал, всё равно присмотрел бы.       Джереми смеётся, глядя в глаза Жану, а потом берёт несколько аккордов, а потом — снова смеётся.       — Именно поэтому я сейчас капитан лучшей команды по экси, — взгляд Нокса, насмешливый и прямой, такой ласковый, скользит по лицу Жана. — Так достаточно хорошо?       — Лучшей, значит? — Жан явно пытается сдержать ответную улыбку, и у него не получается. — Самомнение у тебя точно хорошее.       В ответ Нокс выдаёт еще несколько аккордов; короткую гитарную партию и очередную улыбку.       — Пойдём, познакомлю тебя с тренером, — откладывать гитару Нокс желания явно не испытывает, он гладит чёрный бок гитары, пальцами ведёт по нарисованным языкам пламени — тут тоже постарался Итан. — Подпишешь бумаги, и команда точно станет лучшей.       Жан открывает рот, чтобы что-то возразить. Жан закрывает рот. Жан начинает смеяться, Жан легко пихает Джереми Нокса в плечо. Идти куда-то Жану не хочется тоже, хотя именно за этим он и приехал: подписать контракт. Официально стать одним из Троянцев. Сменить чёрную форму на красное и золотое.       На мгновение во взгляде Жана мелькает боль, и Джереми уверен, что боль физическая не имеет к этому отношения, хотя выглядит Жан ещё достаточно паршиво. Ничего. Солнце Калифорнии сделает своё дело. Жан перехватывает руку Нокса, когда Джереми уже собирается убрать гитару. Их взгляды встречаются на пару секунд, но Моро очень быстро отводит глаза.       — Может, сыграешь что-нибудь?       — Конечно, — Джереми легко соглашается.       Это как перекур — обязательная передышка. Джереми бросил курить, когда начал играть в экси. Так-то бросил, но желание осталось. Нокс повторяет себе в такие моменты, что он слишком хорош для сигарет. Юмор помогает удержаться от того, чтобы не закурить снова, даже когда очень хочется. Иногда Джереми не хватает именно этого — возможности на пять минут отвлечься, жадно вдыхая дым.       Насколько Джереми знает, Жан тоже не курит. Насколько Джереми известно — никогда и не курил. Но Жан тоже нуждается в этих пяти минутах передышки, и Джереми Нокс даёт их ему. Песня немного глупая, голос у Нокса немного дрожит, когда он поёт. В его группе, в старших классах, у них был нормальный вокалист, и Джереми мог сосредоточиться на гитарных партиях, лишь иногда поддакивая бэк-вокалом. Они репетировали в гараже родителей Райана, их барабанщика. Хорошее было время, но Джереми думает, что сейчас — тоже отлично. Сейчас он поёт одну из своих песен, которую написал тогда, в те старые добрые времена, когда он писал о том, чего не пережил. Немного глупая песня про секс, рок и наркотики — и, конечно, про любовь.       Есть такой французский фильм: «Все песни только о любви». Джереми смотрел, когда у Итана был период упарывания по европейскому кинематографу. Жан слушает, как Нокс поёт; голову слегка склоняет набок, вглядывается, вслушивается. Джереми думает, что Жан — красивый, и это не могут испортить ни швы, ни татуировка на скуле, ни тень печали, когда Нокс поёт о желании утопиться в бокале виски.       Такая штука любовь: она причиняет боль, а ещё — она помогает чувствовать себя живым. Джереми Нокс удивительно жив, когда заканчивает петь и смотрит на Жана. Взгляд наполовину лукавый и наполовину готовый к ответной лёгкой колкости. В этом взгляде всё ещё заботы до чёртиков много.       — Ты потерял дар речи? — интересуется Нокс насмешливо, пока Жан подбирает подходящие слова.       — Эта песня, — Моро выглядит задумчивым, спрашивать об этом ему явно неловко. — Ты её написал?       — Эту — да, — Джереми кивает. — Давно, правда. А что?       Ноксу интересно, что сейчас скажет Жан, и он почти готов услышать очередную шутку про то, что Джереми слишком хорош для этой песни, но Моро его удивляет.       — Ты всё ещё пишешь? Песни? Группы у тебя уже нет, и есть экси, но всё ещё есть гитара, и ты… всё ещё играешь, — Жан отводит глаза, старательно разглядывая фотографию Марса и двух его спутников; Джереми распечатал её две недели назад. — Ты всё ещё пишешь песни?       Джереми думает, что Жан очень красивый, а ещё — что он достаточно проницателен и замечает детали. Жан закрытый и не любит делиться личным, предпочитает отшучиваться, но задаёт правильные вопросы. Интересные вопросы. Жан Моро — тоже интересный. И сейчас Жан кажется немного потерянным.       — Иногда, — признаётся Джереми. — Это и сложнее, и проще делать в одиночку, хотя у меня мало свободного времени.       Свободное время, которое Джереми тратит на то, чтобы приехать за Жаном и увезти его почти через всю страну в Калифорнию на выходные. Жан наверняка считает его немного сумасшедшим.       Вот только Джереми Нокс слишком хорош для сумасшедшего.       — Сыграешь мне ещё? Потом?       «Потом» означает, что Жан готов встретиться с тренером Риманом. Значит, уже неплохо. В любом случае, Джереми не собирается заставлять Жана проходить через это знакомство в одиночку. У него всё ещё есть свободное время и желание узнать Моро получше.       И ещё — защитить его от Альварес, которая только и ждёт, чтобы подговорить Жана устроить вечеринку этим же вечером.       — О, Жан, запомни этот момент, когда будешь просить меня перестать играть, — Джереми растягивает губы в новой ухмылке, и у него снова получается сделать это.       Рассмешить Жана Моро. Жан красивый — и очень красивый, когда улыбается, когда смеётся. Джереми хочет видеть эту улыбку чаще.       — Кстати, где я буду жить? — Жан, очевидно, представляет, как Джереми денно и нощно будет бряцать на своей гитаре, выпуская её из рук лишь для того, чтобы взять клюшку.       Джереми делает широкий жест рукой, указывая на заправленную кровать Итана.       — Здесь.       — Нет, я имею в виду, осенью.       — Я же сказал: здесь, — Джереми снова смеётся, Жан выглядит немного растерянным.       — Ладно, мне пора взять свою просьбу о том, чтобы ты сыграл ещё, обратно, или уже поздно? — Жан смотрит прямо на Нокса, Жан ухмыляется, но ухмылка — маска, а в глазах Жана таится тщательно скрываемая печаль.       Джереми — не идиот и в состоянии её разглядеть.       Нокс протягивает руку, пальцем ведёт по скуле Жана Моро — там, где вытатуирована римская тройка.       — Трынь-трынь-трынь, — озвучивает Джереми, когда его указательный палец пересекает чёрные линии. — Поздно. Но ты не волнуйся. Итан нам не помешает — эти несколько дней он собирался пожить у Рэнди, но даже если вернётся, мы отправим его на диван. А после его выпуска эта кровать в твоём полном распоряжении.       Руку свою Джереми, может, убирает, но взгляда не отводит. В воздухе звенит невысказанное: «И я тоже».       Джереми, значит, Нокс — в полном распоряжении Жана Моро.       Жан лишь качает головой и ухмыляется, отводит взгляд и говорит:       — Нам пора к тренеру. Если я не подпишу контракт, я никогда не буду спать здесь, — Моро хмыкает, поднимаясь с кровати.       Он всё ещё делает это немного неловко, избегая опираться на левую ногу, когда поднимается на ноги, — Джереми заметил это ещё у Эбби дома. Жан старается не демонстрировать боль, Жан старается держаться и держится.       Джереми хочется его поддержать и держать.       — Будешь, — Джереми обещает это так же легко и просто, как обещает остальное — просто до Жана ещё не дошло, что Нокс всегда держит свои слова, пусть и данные с такой небрежностью. — И, Жан. Скажи, если что-то будет не так. Сейчас. Или потом. Если что-то покажется тебе неприятным. Или просто что-то напряжёт.       Или если кто-то снова будет писать Жану сообщения, от которых Моро добрых пять минут пялится в телефон, а потом нервно подёргивает ногой и следующие полчаса отвечает невпопад.       Можно спросить у Жана напрямую, но он ведь вряд ли ответит, а давить Ноксу не хочется. Весь внешний вид Жана до сих пор говорит, что в Иверморе на него надавили достаточно — на всю оставшуюся жизнь. Джереми хочет просто показать Жану, что бывает иначе. По-другому.       Лучше.       Моро только кивает. Такой быстрый кивок из серии «скажу что угодно, только отъебись», но Джереми не настаивает. У него ещё будет время завоевать доверие Жана, а пока он просто будет внимательнее.       Пока Джереми будет просто подмечать детали: как Жан оглядывается через плечо и то и дело поглядывает в боковые зеркала и зеркала заднего вида по дороге к стадиону; как едва заметно напрягается от словосочетания «бумажные формальности» из уст Римана; как дрожат его пальцы, когда Моро ставит подпись. Джереми не делает поспешных выводов, хотя они напрашиваются сами собой, когда Жан примеряет форму. Жан не стесняется раздеваться при Джереми Ноксе, но явно радуется, что в раздевалке, кроме них, никого нет — тренировка давно закончилась. После проигрыша Лисам Троянцы тренируются лишь раз в день, зато они увеличили время тренировки. День близится к вечеру; финальный матч Лисов и Воронов завтра, и Жан здесь, в Калифорнии, в безопасности. Жан здесь, в солнечном Сан-Франциско, официально в их команде. И, по мнению Джереми, новая форма сидит на Жане идеально.       — Сыграть тебе прямо сейчас я не предлагаю, конечно, — Джереми улыбается, подкидывая в ладони мяч для экси. — Но экскурсию устрою.       Подкидывает — ловит, подкидывает снова.       — Я давно не был на поле, — Жан фыркает. — Растерял все свои навыки.       А потом ловко ловит этот самый мяч перед самым носом Нокса. Это очевидно причиняет ему боль: Джереми подмечает детали, подмечает, как изменяется лицо Жана и с каким напряжением он стискивает мяч в ладони. Жан, очевидно, замечает беспокойство в лице Джереми.       — Всё нормально, — Жан дёргает плечом. — В Иверморе я…       — Ты больше не в Иверморе, — Джереми склоняет голову набок, смотрит на Жана.       Он немного выше Моро, всего лишь на несколько сантиметров, но этого хватает, чтобы смотреть на него сверху вниз. Джереми хочется на него смотреть. Джереми хочется его защитить.       — Я знаю, — Жан кивает и не отводит взгляда.       Иногда Жану кажется, что он всё ещё там, — это читается между строк. Губы Джереми Нокса растягиваются в новой улыбке.       — Ничего, мы вытрясем из тебя весь Ивермор, который в тебе остался, — усмехается Нокс.       — «Мы»?       — Я, калифорнийское солнце и побережье. Три кита, на которых будет строиться твоя реабилитация, — Джереми обнимает Жана за плечи и ведёт его прочь из раздевалки.       Небольшая экскурсия по стадиону; душевые и раздевалка, инвентарь и кладовка, и укромный уголок, где Лайла хранит печенье.       — «Реабилитация» звучит как что-то для наркоманов и психически больных, — Жан прячет руки в карманы куртки.       — Печенье, кстати, печёт Альварес. В основном для Лайлы, но жрут его все. Бери печеньку, вкусные, — Джереми говорит и сам следует своему совету, тянет одно из печений в рот. — Ну, на мой взгляд, как говорил один чудесный кот, мы все здесь немного не в своём уме.       Улыбка Джереми Нокса чем-то напоминает улыбку Чеширского Кота, пока Жан машинально тоже хрустит печеньем.       Они ещё долго торчат на пустом стадионе: Жан укладывается вдоль скамейки на одной из трибун, и Джереми рассказывает ему об остальных игроках команды. Их так же много, как и Воронов, и сначала Жан пытается запомнить имена и истории, но в конечном итоге понимает, что это не выйдет у него с первого раза.       — Хочешь познакомиться с ними сейчас, или оставим на завтра? — Джереми смотрит на Жана сверху вниз, сидит совсем рядом, и макушка Жана находится в нескольких сантиметрах от бедра Нокса. — Мы арендовали бар для просмотра. Только свои. Наша команда, ну, плюс парни-девушки наших, — Джереми дёргает плечом.       В глазах Жана на секунду мелькает искра любопытства.       — И кого ты с собой приведёшь? — спрашивает Моро.       Нокс невозмутимо пожимает плечами.       — Тебя.       Джереми подмечает, как дыхание Моро сбивается от одного этого слова.       В баре шумно. В баре каждый считает своим долгом подойти и поздороваться с Джереми — а поскольку Нокс не отходит от Жана ни на шаг, то каждый считает своим долгом заодно познакомиться с Моро. Вереница незнакомых лиц и имён, Жан выглядит как человек, который никогда не жал руки столько раз за такой короткий промежуток времени.       Джереми не прячет улыбку, но обнимает Жана за плечи.       — Ты как? Можем свалить отсюда, если захочешь. Когда захочешь, — Джереми говорит это тихо, Жану на ухо; хотя здесь так шумно, что едва ли эту реплику мог расслышать кто-то ещё.       Жан смотрит на Джереми, взгляд нечитаемый, на лице — привычная усмешка.       — Теперь… всегда будет так? — Жан делает жест неопределённый жест рукой в сторону всех этих людей; участников команды и их спутников.       Здесь, в баре со странным названием «Невесомость», шумно, людно и весело. Троянцы болеют за Лисов; чокаются и смеются, пьют и пьянеют, хотя матч ещё не начался. На экранах нескольких телевизоров по стенам и углам — старое интервью Кевина Дэя и Рико Мориямы. Жан переводит взгляд на лицо Джереми, словно не желая смотреть на Рико даже на экране.       — Да, — Нокс смеётся. — Тебе стоит начать привыкать. Но на первый раз мы можем свалить хоть в середине матча, хоть до его начала. А сейчас — хочешь чего-нибудь выпить?       По мнению Итана, что целуется с Рэнди в противоположном углу бара, Жан Моро выглядит как человек, которому необходимо выпить что-то высокоградусное. Жану стоит расслабиться и начать получать удовольствие.       — Предпочитаю оставаться в трезвом рассудке, — Жан хмыкает. — Так что можешь угостить меня минеральной водой, но не более.       Джереми кивает и не задаёт лишних вопросов; Жан достаточно напряжён и без этого. Сам Джереми ограничивается лишь одним шотом ещё в начале вечера — к концу матча весь алкоголь из его крови выветрится.       Но едва Джереми делает пару шагов к барной стойке, на его место плюхается Альварес. Она улыбается почти так же широко, как и Джереми Нокс, только несколько более пьяно.       — Минеральную воду, да? А ты, Жан, совсем не пьёшь или только сегодня? — Альварес любопытствует, подпирая щёку ладонью, рассматривая лицо Жана; её взгляд снова останавливается на его татуировке на скуле.       Джереми представил Альварес Жану, едва они зашли в бар. Альварес со смехом повисла на шее Нокса, а потом так же порывисто и крепко обняла и Жана тоже.       — Почти совсем не пью, — Жан пожимает плечами, не желая вдаваться в объяснения. — Сейчас алкоголь всё ещё нежелательно мешать с таблетками, так что на данный момент у меня нет особого выбора.       Так в Калифорнии называется «пиздёж».       Альварес кивает.       — Если ты поэтому не хочешь вечеринку, то нет проблем, — говорит она. — Мы можем устроить безалкогольную пати. Мы устраивали такую, когда Васкес бросал пить. Было весело. Эй, Лайла, я здесь, иди к нам!       Альварес машет рукой, привлекая внимание своей подруги. Лайла Дермотт, голкипер — её Жан помнил ещё до сегодняшнего дня. Из неё действительно хороший вратарь. Не настолько хороший, чтобы противостоять Кевину Дэю, но достаточно неплохой. Жан пожимает протянутую руку Лайлы, когда возвращается Джереми с минеральной водой для Жана и банкой газировки для себя.       Они устраиваются за небольшим столиком вчетвером; Альварес не закрывает рта, рассказывая Жану о всяких мелочах, что ждут его в будущем году, Лайла посмеивается, периодически одёргивая её. Джереми обнимает Жана за плечи.       Моро всё ещё несколько напряжён. Моро держится. Пишет несколько сообщений, а потом Альварес пихает его в бок — когда старое интервью Дэя внезапно меняется на новое. Совсем свежее, прямой эфир до начала матча.       — Чёрт, что у него на скуле? Королева? Охренеть, — выдыхает Альварес. — Ты знал?       — Ага, — Жан расплывается в улыбке — настоящей, искренней, не одной из своих масок. — Она всё ещё выглядит нарисованной перманентным маркером.       Жан тут же прикусывает язык, будто позволил себе сказать лишнего. Джереми лишь сжимает пальцами его плечо, а Альварес только улыбается, кидая на Лайлу быстрый взгляд.       Никаких лишних вопросов. Никаких уточнений. Спина Моро остаётся напряжённо прямой до самого начала матча.       Жан напряжённо ловит каждое появление Кевина и Рико в кадре. В баре шумно; комментарии и вопли, Троянцы и их спутники болеют за Лисов. Жан плотно сжимает губы, не произнося всё это время ни звука. Жан даже не притрагивается к своей минералке — во всяком случае, весь первый тайм, осушает залпом половину стакана лишь в перерыве. Джереми порывисто тянется к его уху.       — Они молодцы, и они справятся, — говорит Нокс.       Подтверждает то, что Жан и так знает, но Моро нервничает. Жан будто несколько секунд решает, о ком именно говорил Джереми, кто именно «они», которые справятся, — Вороны или Лисы. Жан не отождествляет себя ни с теми, ни с другими, и чувствует себя лишним даже здесь, среди членов своей будущей команды.       Кривая подпись ничего не решает.       Жан Моро всё еще не здесь — во всяком случае, осознанно. Но это только пока, и Джереми сделает всё, чтобы это исправить.       — Ну и скоты эта твоя бывшая команда, — громко комментирует Альварес, выпивая стопку Лайлы, когда камера выхватывает, как Рико оттаптывает ногу Нилу и как Джостен кривится от боли. — Хорошо, что ты ушёл от них. Не хочу хвастаться, но мы лучше.       — Но ты хвастаешься, — Лайла смеётся, глядя на Альварес.       — Начну хвастаться, когда расскажу, сколько раз за ночь…       — Замолчи! — выкрикивает Дермотт, краснея до корней волос.       Джереми искренне забавляет эта парочка: Лайла и Альварес, такие разные, и такие противоречивые, и такие влюблённые друг в друга. Нокс правда рад за Альварес, хотя это именно она бросила его на втором курсе, когда в Калифорнийский поступила Лайла. Возможно, Альварес просто ничего не могла с собой поделать: любовь с первого взгляда. Неудержимое влечение. Отчаянное желание сделать человеку, которого видишь впервые, хорошо. Тогда Нокс просто завидовал Альварес. Теперь он её понимает.       Жан, кажется, даже не слышит девчонок; не сводит взгляд с экрана — только легко сжимает пальцы Джереми, когда тот накрывает его руку своей.       Единственная реакция за весь матч — слишком шумный выдох и едва слышный, сдавленный стон, когда Кевин Дэй на последних секундах второго тайма забивает решающий гол.       Бар взрывается восторженными криками и воплями, тостами и звоном бокалов; это как второй Новый год, только ещё веселее. Жан не сводит взгляда с экрана, Жан внутренне сжимается, когда камера выхватывает Рико Морияму и Нила Джостена — и замах клюшки Рико. Жан стискивает пальцы Джереми так сильно, что вот-вот раздастся хруст.       Эндрю ломает руку Рико в прямом эфире, легко и просто, защищая своё — так, как всегда это делает.       Бар взрывается новыми криками одобрения.       — Сукин ты сын, Миньярд, — восхищённо произносит Джереми одними губами, а потом привлекает к себе Жана. — Жан. Ты как?       Глупый вопрос. Жан не в порядке. Это видно по его загнанному взгляду. Это чувствуется по хватке его пальцев. Моро коротко мотает головой.       Джереми думает о том, что стоит спросить Жана об этом позже. Точно не в баре. Точно не здесь и не сейчас. Троянцы всё ещё празднуют, пьют — бар забронирован на целую ночь, так что, вероятно, их товарищи по команде планируют выпить весь алкоголь, что здесь есть.       Альварес допивает свой коктейль одним махом, а потом фокусирует свой взгляд на Жане и Джереми.       — Нужна помощь?       Джереми коротко мотает головой, посылая своей бывшей короткую благодарную улыбку, и тогда Альварес подскакивает на ноги, подхватывает под руку Лайлу, а потом тащит её к барной стойке.       Джереми надеется, что бар выстоит: Троянцы радуются так, словно это они выиграли у Воронов со счётом «десять — девять».       Жан всё ещё выглядит так, словно кто-то прошёлся по его могиле.       — Хочешь свалить отсюда? — Нокс шепчет ему на ухо, дожидается кивка и тянет Моро прочь.       Жан тянется к телефону, едва оказывается на улице; набирает номер, прижимает трубку к уху. Слушает длинные гудки — Джереми их тоже слышит: слишком громкие, слишком продолжительные. Жан нервничает. Продолжает пытаться дозвониться, пока Джереми заводит машину и пока они выезжают с парковки. И только несколько минут спустя Нокс предлагает:       — Попробуй позвонить Эбби. Или Ваймаку. У них телефоны должны быть при себе.       Не надо быть гением, чтобы догадаться, кого Моро набирает раз за разом.       Жан благодарно кивает, выдыхает рвано, набирает новый номер. На сей раз ему везёт — трубку берут со второго гудка.       — Как он? Что там у вас происходит? — голос Жана срывается.       Моро прижимает трубку к уху, вслушивается. Напряжённо кивает, будто его могут видеть. Снова вслушивается. Кидает что-то утвердительное, прежде чем положить трубку. Руки у Жана трясутся.       Джереми ничего не спрашивает, только поглядывает на Жана и ждёт, пока он, наконец, соберётся с духом, чтобы сказать хоть что-то.       — Там копы. И медики. И разбор полётов, — Жан дёргает плечом. — Их не пускают в раздевалку. Не пускают к родным. Остаётся ждать. Блять.       — Всё нормально, — Джереми тянет руку, чтобы сжать его ладонь своей, снова. — Это Лисы. Им привычна вся эта хуйня, хотя это всё ещё хуйня. Они справятся. И они выиграли.       — Церемонию награждения перенесут на завтра, скорее всего, — Жан отвечает бесцветным голосом. — Я могу задержаться здесь ещё на день?       — Ты можешь остаться здесь до самого выпуска, — Джереми улыбается. — И даже после выпуска. Мои родители живут неподалёку. На побережье. Я думал свозить тебя туда позже. Немного солёной воды и солнца тебе не повредят, говорил же.       Жан легко сжимает пальцы Джереми своими, и какое-то время они едут в молчании. Телефон Жана тоже молчит: это как раз неудивительно. Если дело дошло до копов, это надолго. Возможно, затянется до самой ночи.       Нокс долго думает, как начать разговор и стоит ли спрашивать об этом сейчас. Но в итоге он всё-таки не выдерживает. Смотрит на дорогу и смотрит на Жана. Голос звучит тихо, музыку Джереми так и не включил — не тот момент, не то настроение.       — Ты был там, когда Кевин сломал руку, — это не звучит как вопрос, так что Жан не отвечает, но по его реакции Джереми понимает, что понял всё правильно. — И это сделал Рико.       Вот что Кевин имел в виду, когда говорил в интервью, что его травма имеет мало общего с несчастным случаем. И Жан был там. А потом Рико избил Жана. Джереми складывает головоломку, собирает историю по кусочкам. Всё, что ему известно, всё, чему он стал свидетелем. Плюс то, как вздрагивает Жан, отворачиваясь, как пялится в окно, чтобы не смотреть на Джереми.       — Из-за меня, — сдавленно произносит Жан. — Он сделал это из-за меня.       — Он сделал это, потому что мудак, — голос Нокса звучит спокойно, уверенно и гораздо громче, чем раньше. — Не считай себя центром вселенной, Моро. Люди поступают как мудаки лишь потому, что они мудаки, а не потому что им не понравилось твоё поведение.       Вселенная. В комнате Джереми в общежитии все стены увешаны фотографиями вселенной. Созвездия и планеты, чёрные дыры, галактики. Про вселенную Джереми много чего знает. И про её центр — тоже. Так что Джереми Нокс определённо знает, о чём говорит с тоном эксперта.       — Мудак, — Жан соглашается. — Но… Если бы я не… Если бы я не облажался…       Джереми вздыхает, паркуясь прямо перед общежитием. Глушит мотор, поворачивается к Жану. Тянет руку, чтобы взъерошить его непослушные каштановые кудри. И улыбается. Нокс снова улыбается.       — Ты угрожал ему пистолетом? Нет? Может, ножом? — Джереми улыбается; он уже знает ответ Жана, и ему не нужно дожидаться его, чтобы продолжить. — Тогда вряд ли ты действительно заставил его поступить так. Хватит перекладывать на себя ответственность за чужие поступки. Тебе надо простить себя, Моро. Но раз ты пока сделать этого не можешь, то давай так. Посмотри на меня и слушай внимательно. Я прощаю тебя.       — Ты не знаешь…       — Мне не нужно. Ты сможешь рассказать мне обо всём, когда сочтёшь нужным, и я повторю тебе это ещё раз. Я прощаю тебя. Что бы ты ни сделал, за что бы так сильно ни грыз себя сейчас, я тебя прощаю.       Джереми не имеет на это никакого права. Не ему сломали руку, в конце концов. Но именно он сейчас сидит в машине на парковке перед общежитием вместе с Жаном, который выглядит так, словно его снова предстоит собрать по кусочкам. Моро лишь качает головой, смаргивает, не находит нужных слов. Джереми всё думает — просил ли он когда-нибудь прощения у Кевина за всё, что случилось. Что именно между ними случилось. Что произошло.       Может, когда-нибудь Жан расскажет ему. Не сейчас.       — Джереми, — Жан окликает его, когда они выходят из машины и когда Нокс хлопает себя по карманам в поисках того, чего в них нет.       Курить Джереми Нокс бросил несколько лет назад — и сигарет с тех пор с собой не таскает.       — М?       Нокс оборачивается, смотрит вопросительно; смотрит и улыбается. Жан выглядит так, словно ему сейчас нужен друг, но поблизости у него есть только Джереми Нокс.       — Спасибо, — язык Жана скользит по пересохшим губам.       — Обращайся.       У Жана уставший вид — уставший, измученный и утомлённый, но Джереми не предлагает ему лечь. Вместо этого они пересматривают «Матрицу», всю трилогию подряд, а потом что-то ещё с Киану Ривзом. Жан всё равно не сумеет сейчас уснуть, так что их выбор — это пицца с морепродуктами, кола и киномарафон, во время которого Моро проверяет телефон чаще, чем смотрит на экран телевизора.       И, когда телефон всё-таки звонит, Джереми ставит фильм — это «Адвокат Дьявола» — на паузу, а потом отходит в ванную, выкручивая кран с водой на полную мощность. Джереми уходит, чтобы не пришлось уходить Жану. Что-то подсказывает Ноксу, что говорить с Кевином он предпочтёт наедине, без чужих ушей, пусть даже на французском.       «Прощаю тебя».       Джереми дышит на стекло и пишет это на запотевшем куске пальцем. Смотрит с пару секунд, а затем стирает ладонью слово «прощаю». Остаётся только «тебя», слово, от которого Жан вздрагивает в этом контексте.       Джереми торчит в ванной добрых десять минут, прежде чем выйти оттуда. К тому моменту Жан заканчивает свой разговор и выглядит уже лучше. Всё ещё чертовски уставшим, но, по крайней мере, успокоившимся.       — Их только отпустили, — произносит Жан. — Кев звонил из раздевалки. Ты в ванной там передёргивал на светлый образ Киану Ривза? Я почти заснул, пока ждал.       Усмешка на губах Моро. Шутит — уже хорошо; значит, приходит в себя. Значит, будет в порядке. Переволновался. Перенервничал. Переживёт.       И Джереми поможет ему пережить.       — Может, ляжешь?       Жан в ответ лишь отрицательно мотает головой.       — Хочу досмотреть фильм.       Досмотреть — сильно сказано, с учётом того, что осталось меньше половины и до этого Жан был не слишком внимателен. Джереми улыбается.       — Ты же его уже видел, — Нокс плюхается обратно на диван, достаточно близко к Жану.       Моро даже не думает отпираться. И не спрашивает, откуда Джереми знает, что Жан уже видел его. Может, слишком устал для этого. А может, слишком устал держать оборону.       — Всё равно хочу досмотреть.       Джереми больше не спорит, только включает проигрыватель, но даже не удивляется, когда спустя минут десять Жан роняет голову ему на плечо. Моро ожидаемо отключается, уставший и вымотанный, перенервничавший и заебавшийся. Джереми только улыбается и делает звук чуть тише.       Джереми просыпается: спина болит от неудобного положения. Нокс тоже вырубился к концу фильма, сидя на диване перед телевизором, с головой Жана на плече. Не решался его разбудить и не хотел даже шевелиться. Сейчас поясница явно не одобряет этого решения — а ведь ему ещё двадцати пяти нет. Нокс недовольно стонет и оборачивается: Жан складывает вещи в рюкзак.       — Доброе утро, — сонно бормочет Джереми и улыбается, опять и снова. — Куда собрался?       — Кев звонил, — голос Жана звучит так же, как и сам Моро выглядит: как натянутая струна. — Рико мёртв.       Весь сон слетает с Джереми Нокса мгновенно — вместе с улыбкой с его лица.       — Что?       — Самоубийство. В новостях ещё ничего нет. И не будет. Объявят после награждения. Или до. Не знаю, будет ли оно теперь вообще. Рико застрелился, понимаешь?       Не понимает. Джереми не понимает. Не того, что Рико Морияма застрелился, — это как раз ожидаемо: проигрывать он никогда не умел. А того, куда, чёрт возьми, намылился Жан Моро.       — Собираешься на похороны? — Джереми смотрит, как в рюкзак летят скомканные футболки.       — Что? Нет, — Жан нервно фыркает. — Меня не пригласят в любом случае. Даже если бы… Мы с Кевом пообещали не возвращаться. В Ивермор. Никогда.       В Калифорнии солнечно; небо безоблачное, и солнышко заглядывает в незашторенное окно так, словно ему не то что плевать, что Рико Морияма убил себя, но оно этому даже радо. После вчерашнего разговора с Жаном Джереми трудновато тоже не радоваться.       — Тогда куда ты собрался? — мягко спрашивает Нокс. — Жан.       — В Пальметто. У меня есть деньги. На билет хватит. Мне надо… Я нужен Кевину.       Джереми встаёт только сейчас: поясница отзывается болью, затёкшие ноги недоумевают, какого же чёрта. Джереми поговорит с ними позже: утренняя разминка, небольшая тренировка и пробежка по старому маршруту до стадиона и обратно — это всё будет потом. А пока ему нужно просто перехватить руки Жана и заставить его поднять глаза, перехватить его взгляд.       — Кевин ещё в Вирджинии? — Джереми обхватывает пальцами запястья Жана.       — В гостинице. Да.       — Значит, в Пальметто тебе ещё рано.       Жан сжимается, напрягается, Жан вот-вот выдернет руки.       — Мне надо…       — Жан. Вопрос не в том, что тебе надо. Ты хочешь помочь Кевину, это я понял, — Джереми кивает. — Вопрос в том, хочешь ли ты на самом деле вернуться в Пальметто. Не к Кевину, а именно в Пальметто. К Эбби.       Моро молчит, губы плотно сжаты. Он явно не понимает, к чему эти вопросы. Жан смотрит так упрямо и уверенно, так же уверенно, как звучит сейчас голос Джереми Нокса.       — Рико мёртв, — повторяет Жан едва слышно.       — Там, в Пальметто, к тебе приходил не Рико, — Джереми понятия не имеет, кто приходил к Жану в Пальметто, когда он остался один у Эбби, но Джереми наблюдателен и умеет делать выводы.       Жан отводит взгляд.       — Мне надо быть рядом с Кевом, — повторяет он.       Но рук из ладоней Джереми не вырывает.       — Ты мне веришь? — Нокс склоняет голову, изучает лицо Жана.       Вопрос с подвохом, вопрос рискованный. Джереми идёт по тончайшему льду, который толком схватился лишь вчера ночью. Льду, который грозит не выдержать его веса, грозит треснуть под тяжестью самоуверенности Нокса. И тогда Джереми провалится точно так же, как проваливается сейчас в глазах Жана. Просто тонет в его зрачках.       — Джереми, я…       — Веришь? Это простой вопрос, — большой палец Нокса проходится по запястью Жана. — Да или нет. Я позабочусь обо всём, если ты мне позволишь. Если ты не хочешь возвращаться в Пальметто, тебе не нужно это делать. Веришь мне?       Молчание кажется слишком долгим. Ледяным, несмотря на утреннее калифорнийское солнце. Джереми хочет кофе и адски хочет закурить.       — Верю.       С таким звуком лёд ломается, трескается — как трескается голос Жана, когда он произносит это. Джереми лишь кивает, улыбаясь, и только тогда достаёт телефон. Номер Дэя у него где-то был. Старый номер Кевина Дэя — и новый номер Кевина Дэя.       Отходить Джереми даже не думает. Нокс ставит телефон на громкую связь — так, что Жан слышит длинные гудки и сонный голос Кевина, когда тот отвечает.       Джереми готов поклясться, что это голос человека, который полночи пил.       — Доброе утро, Кевин, ранняя пташка, — Джереми Нокс улыбается, смотрит на Жана, когда говорит это.       Моро не улыбается в ответ — напряжённо вглядывается в лицо Нокса.       — Иди к чёрту, Нокс, — сонно бурчит Кевин, а потом, видимо, вспоминает — или просыпается — или осознаёт — или просто трезвеет. — Жан сказал тебе?       — Жан сказал мне и уже собирается в Пальметто. Учитывая всё случившееся, это всё ещё не кажется мне хорошей идеей. Так что, Кевин, какие планы у тебя на следующий месяц? Как насчёт приехать сюда, в Калифорнию?       — Ты обдолбался? — голос Дэя звучит, мягко говоря, потрясённо.       Судя по взгляду Моро, их с Кевином мысли сходятся. Улыбка Джереми похожа на улыбку Чеширского Кота.       — Здесь есть стадион, и здесь дом моих родителей, и Калифорния очень далеко от Западной Вирджинии, — Джереми говорит всё это, перечисляет аргументы, не сводя взгляда с Жана.       Жан хочет помочь Кевину и не хочет возвращаться в Пальметто. Кевин хочет, чтобы Жан был в безопасности. Джереми Нокс, очевидно, хочет мира во всём мире.       — Нокс, я возьму билет на первый же рейс, даже если это шутка, — Кевин хмыкает. — Ненавижу предложения, от которых нельзя отказаться.       — Сообщи, когда прилетаешь, — Джереми улыбается, Жан всё ещё смотрит на Нокса так, словно Нокс обдолбался, прямо пока спал. — Мы встретим в аэропорту.       Джереми кладёт трубку и кладёт телефон в карман, а Жан смотрит на него так, словно у него сейчас разорвётся сердце. Улыбка Джереми Нокса разрывает ему сердце. Жан никогда бы не смог о таком попросить, ему даже в голову не пришло попросить бы Джереми о чём-то подобном; того, что делает Нокс, и так слишком много.       Джереми делает больше, и этого всё ещё слишком мало.       — Джереми, — Жана хватает лишь на то, чтобы произнести его имя.       — Запомни этот момент, — Нокс растягивает губы в новой улыбке. — И, когда в следующий раз я спрошу тебя, веришь ли ты мне, не раздумывай слишком долго.       Жана хватает лишь на то, чтобы кивнуть, и этот кивок — то, что разрывает сердце Джереми Нокса.