Никто, Нигде, Никогда

      — Как хорошо ты знаешь Кевина?       Вопрос застаёт Джереми Нокса врасплох. Нокс ожидал этого вопроса от матери, или от отца, или, скорее, от младшего брата — но не от Жана Моро, который стоит возле кофейника и сверлит Джереми изучающим взглядом.       Жана что-то тревожит. Беспокоит, волнует. Джереми чувствует чужое напряжение, как своё. Жан пьёт кофе — горячий и крепкий, горький, без сахара, зёрна чуть-чуть пережарены. Жан — француз, ему просто так больше нравится. В доме Джереми Нокса Жан чувствует себя немного не в своей тарелке, но прошла всего пара дней — и Джереми надеется, что Жан освоится. Успокоится. Справится. Поймёт, что никто здесь не желает ему ничего плохого. Ни ему, ни Кевину.       «Сделаешь ему больно — убью».       Так написал Аарон.       Примерно так, но смысл точно этот.       Джереми пожимает плечами, улыбается так, как может улыбаться только Джереми Нокс в семь утра ещё до дозы кофеина и без дозы никотина — курить Нокс бросил несколько лет назад и теперь проводит воспитательные беседы с младшим братом, от которого после вечеринок пахнет сигаретами и травой.       — Ты же знаешь, — негромко отвечает Джереми. — Мы не очень близки, но неплохо общались насчёт экси.       По крайней мере, с Кевином Нокс не трахался, но едва ли Жан хочет услышать именно это — так что именно этого Джереми не говорит.       — Так же неплохо, как с Эндрю?       Кожаная обивка, в салоне машины пахнет ванилью и травой; Нокс — на заднем сиденье, и Эндрю сидит на его бёдрах.       Ладонь на члене и ладонь на губах — Джереми потряхивает; Миньярд ему дрочит, грубовато и властно, жадно, и весь недостаток опыта Эндрю компенсирует старанием.       У Эндрю получилось неплохо.       Джереми смаргивает воспоминание.       — В чём дело, Жан? — Нокс подходит ближе.       Моро не отшатывается, но в один миг становится меньше, тоньше, будто прозрачнее. Моро не отшатывается и не отходит, но отводит взгляд. Жана что-то беспокоит, и это что-то — точно не карамельный сироп в кофе Джереми, на который Жан сейчас старательно пялится.       Жан пожимает плечами, будто не хочет отвечать или не может подобрать правильных слов. Будто у него не выходит сформулировать, в чём дело. Что именно царапает его изнутри и не даёт уснуть полночи, а потом поднимает в семь утра в субботнее утро. Пальцы Джереми подцепляют подбородок Жана, приподнимая его лицо и слегка поворачивая — так, чтобы Нокс смог заглянуть Жану в глаза.       Моро только хмыкает: немного кривая усмешка и тревожный взгляд.       — Эндрю — тот, кто сказал, что мне не место в Пальметто, — Жан говорит это тихо, и слова его так же горчат, как и кофе в его кружке. — Я просто не могу понять. Чьей была идея отправить меня сюда? Кевина или Эндрю?       Что-то новое. Для Джереми это что-то новое, пусть и не сказать, что неожиданное. У Эндрю Миньярда всегда были свои пути решения проблем и вопросов. Клюшка между Нилом и Рико. Нож, упирающийся в живот Джереми. Разбитые стёкла машины. С Эндрю было неплохо.       — Почему для тебя это так важно? — Джереми гладит большим пальцем щёку Жана, и Моро, кажется, снова готов отвести взгляд — но нет.       — Я не знаю, — беспомощно произносит Жан, снова пожимая плечами. — Просто никак не могу понять. Рене сказала, что у Кевина есть идея, но он знает тебя недостаточно хорошо, но Эндрю… Чёрт.       Жан мотает головой, будто пытаясь стряхнуть эти мысли, стряхнуть наваждение.       Настенные часы тикают.       Кофе стынет.       — Почему не спросишь об этом Кевина?       — И что я у него спрошу? — Жан фыркает. — «Это не Эндрю посоветовал тебе сплавить меня в Калифорнию», или как ты себе это представляешь?       — Да, примерно это, — Джереми улыбается. — Жан, успокойся. Я неплохо знаю Эндрю, и он позвонил бы мне напрямую, если бы хотел сделать это сам.       Жан непонимающе смотрит на Нокса, делает глоток кофе — чёрт возьми, он даже не морщится. Как можно пить эту горечь и чувствовать себя нормально? Впрочем, сейчас Жан далёк от себя нормального.       Джереми очень хочет однажды увидеть его нормального, в полном порядке.       — Что ты имеешь в виду?       — Насколько я знаю Эндрю… — Джереми надеется, что Жан не читает его мыслей, не видит картинок и образов, не знает, насколько Джереми знает Эндрю, а точнее, насколько неплохо Эндрю знает его. — Он мог просто подтолкнуть Кевина. Указать направление. А дальше — Кевин понял бы сам, где тебе было бы лучше. Может, мы с Кевином и не слишком близки, но он знает, что я за человек. Во всяком случае, я надеюсь, что знает.       Не так, как знает Эндрю, но так, как сам Джереми хочет узнать Жана.       Едва заметный кивок; Жана всё ещё что-то беспокоит. Ему следовало бы поговорить об этом с Кевином, но Жан предпочитает спросить у Джереми.       Это неправильно.       Это ценно.       — Он хотел перевестись вместе со мной, — говорит Жан; будто снова не просит прощения, но нуждается в том, чтобы кто-то его простил, кается во всех грехах или просто делится болью. — Но я отговорил его.       Джереми Нокс принимает всё и сразу — кивает, улыбается едва заметно. Обнимает Жана за плечи. Не спрашивает о причинах — Джереми хватает последствий.       — Дай мне знать, если передумаешь.       Моро не отшатывается; кивает в ответ, но и только. Что-то подсказывает Джереми, что он не передумает. Иглой в сердце колет и подсказывает. Кевин спит, а Джереми с Жаном пьют кофе на пустой кухне; часы тикают.       Нил сказал, что Рико — мёртв. Нил сказал, что Ичиро застрелил его. Нил сказал, это инсценировали как самоубийство. Информация о том, что Рико покончил с собой, просачивается в прессу только на четвёртый день. Жан застывает с чашкой кофе, так и не успев поднести её ко рту; вглядывается в экран телевизора. Вглядывается в лицо Рико, чёрно-белая фотография которого развёрнута на весь экран. Хорошее фото, пусть его и обрезали — вырезали с фотки Кевина и обесцветили для пущего эффекта. Жан точно знает, что это за фотка, Жан помнит оригинал: он тысячи раз пялился на эту фотографию Рико и Кевина, смотрящих в камеру, стоящих в полуметре друг от друга. Таких юных, уверенных в себе. Взгляды победителей. Эта фотка висела на стене Дэя в Иверморе возле его кровати, и эту фотку сделал Моро.       Телевизор на кухне родителей Джереми маленький, висящий под потолком. Жан щурится, вглядываясь в бегущую строку. Ещё секунду назад мама Джереми, Алиса, и младший брат Джереми Шон — ему четырнадцать, и он хочет стать звездой экси, как Кевин Дэй, — о чём-то оживлённо спорили; сейчас все звуки для Жана — лишь белый шум поверх фотографии Рико.       Кевин ещё спит — они решили его не будить.       Картинка на экране сменяется; теперь в кадре появляется Ичиро. Его голос смешивается с фоновым шумом, Жан внутренне сжимается, превращаясь в один большой комок напряжения и страха. Бегущая строка сообщает: «Нескольно дней назад в семье Морияма случилась трагедия. Лучший игрок сборной Эдгара Аллана Рико Морияма, младший брат Ичиро, покончил с собой, не выдержав проигрыша в финальном матче. Семья Морияма глубоко переживает это горе. Тренер сборной, Тэтсуи Морияма, подаёт в отставку».       Ичиро на экране говорит и говорит, его губы шевелятся — до тех пор, пока экран телевизора не становится чёрным.       Мир будто становится чёрно-белым, как та фотография Рико. Мир становится обесцвеченным, тусклым, наполненный белым шумом и страхом. Липким, влажным, мерзким страхом.       Джереми говорит:       — Иди сюда.       Джереми говорит, и его голос Жан слышит. Его голос пробивается сквозь белый шум, пробивает его, но не рассеивает. Жан смаргивает, но не может пошевелиться, будто застывшее в янтаре насекомое. И тогда Джереми обнимает его сам. Забирает чашку кофе из его рук — пальцы Жана безвольно разжимаются. Тянет Моро к себе — в свои руки, в свои объятия. Жан вздрагивает. Крупно, всем телом, вздрагивает — и Нокс прижимает его к себе сильнее, плотнее, крепче.       — Это ужасно, — Алиса вздыхает, качая головой, и тянет руку, чтобы погладить Шона по голове, убедиться, что её сын жив.       — Ну, мам, — ворчит Шон, отодвигаясь от матери; он все эти нежности в своём переходном возрасте на хую вертел.       Футболка Шона красная, такая яркая. Жан вцепляется в плечо Джереми, стискивает пальцы. Надо сказать Кевину. Нельзя говорить Кевину. Ладонь Нокса мягко проходится по спине Жана.       — Джер, может, съездите на побережье? — это предлагает Алиса.       Мать Джереми, мать Шона. Миссис Нокс, которая попросила звать её просто Алисой, женщина с короткой стрижкой и низким ростом, так забавно выглядит рядом со своими высоченными сыновьями. Мистер Нокс — Александр — такой же высокий, и дети пошли в него. Младшую сестру Джереми, Стейси, Жан ещё не видел, только на семейных фотках — и она тоже вся в отца. Алиса показывала семейные альбомы в первый же вечер, сотни и тысячи фотографий; ладонь Кевина лежала на бедре Жана. Голос у Алисы — мелодичный и нежный, как звон колокольчика. Джереми унаследовал её глаза и теплоту во взгляде.       Джереми тёплый.       — Я тоже хочу, — Шон смотрит на своего брата. — На побережье.       — Думаю, мальчикам лучше поехать втроём, Шон, — Алиса качает головой. — А тебе лучше заняться чем-то более полезным. Например, химией.       — Мам, сейчас каникулы.       — И если твои оценки не улучшатся, это последние твои каникулы, потому что в этом году ты едва избежал летней школы.       Шон закатывает глаза и снова смотрит на Джереми.       — Ну хоть ты скажи ей, — ворчит Шон. — Оценки не нужны, если ты хорошо играешь в экси.       — Это если ты играешь в экси хорошо, — парирует Джереми. — Так что лучше попроси маму отвезти тебя на стадион. И спроси как-нибудь, сколько тренировался и тренируется Кевин, чтобы играть так, как он играет.       Чтобы размазать по полю команду Эдгара Аллана и чтобы в новостях появились первые сообщения о не выдержавшем позора Рико — покончившим с собой. Джереми всё ещё обнимает Жана, и только в этот момент Моро осознаёт: Нокс будет обнимать его столько, сколько потребуется.       — Конечно, я отвезу, — Алиса кивает. — Так что, мальчики мои? Побережье?       Жан отстраняется, и Джереми не пытается удержать его в своих руках дольше необходимого, только поглаживает Жана по плечу. Джереми смотрит вопросительно; что насчёт побережья. Что насчёт уехать отсюда.       Жан думает, что надо сказать Кевину, и ещё — что Кевину нельзя ничего говорить.       Кевин Дэй появляется на кухне несколько секунд спустя, заспанный и пришибленный.       — Это уже в новостях, — говорит Дэй вместо доброго утра, и голос у него — сломанный. — Даниэль звонила. Смерть Рико уже в новостях.       — Да, — Джереми кивает. — Мы уже видели. Только что.       Кевин в два шага пересекает кухню, чтобы положить руки на плечи Жана и, склонившись, уткнуться губами ему в макушку. Дэя не смущает присутствие Джереми и его матери, Дэя не смущает даже Шон, которому четырнадцать. В конце концов, Дэй не делает ничего такого. Это просто жест поддержки. Чёртова нежность.       Чёртова жесть.       — Ты как? — выдыхает Кевин и не отстраняется, а Жан накрывает левую кисть Дэя своей.       Сломанное на сломанное.       — Сойдёт, — после паузы отвечает Жан; пальцы поглаживают пальцы, Кев ловит его руку своей, сжимает, держит. — Поступило предложение ломануться на побережье. Ты как?       Ты как к этому относишься, или ты как себя чувствуешь, или ты как справляешься со смертью Рико, или ты как будешь объяснять прессе каминаут, или…       — Поехали, — Кев переводит взгляд на Джереми, и Нокс кивает.       И тогда Кевин садится рядом с Жаном, справа от него, и немного неловко улыбается краешком губ, глядя на Алису. Мать Джереми и мать Шона.       Кевин говорит:       — Доброе утро.       И тогда Шон спрашивает:       — Слушай, а сколько ты тренируешься? В смысле, когда не спишь до обеда?       Кевин смеётся, и этот смех — как бальзам на душу Жана Моро.       Кевин ловит Джереми за руку на выходе из кухни. Два слова, которые Кев произносит одними губами:       — Надо поговорить.       Жан этого не видит — поднимается вверх по лестнице, в комнату Джереми, где сейчас они живут втроём. Жан, похоже, не задаётся вопросом, есть ли у Ноксов комната для гостей и почему их с Кевом не поселили там, а вот Дэю это очень интересно. Да, есть ещё Шон, да, скоро должна приехать Стейси, и всё-таки Кевин не может отделаться от ощущения, что Джереми хочет держать их обоих поближе к себе.       Он обещал Эндрю присмотреть за ними.       Нокс знает Эндрю.       Кевин всё ещё укладывает это в своей голове, но поговорить с Джереми он хочет вовсе не об этом.       Нил сказал, что Рико мёртв; ввалился в автобус, бледный и самодовольный, и сел рядом с Эндрю, и тогда сказал это во всеуслышание.       Дохлый труп мёртвого Рико валяется на ковре в башне после того, как Рико застрелили.       Аарон сказал:       — И в чём был тогда смысл гипсовать ему руку?       Эндрю взялся пальцами за подбородок Джостена, поворачивая к себе его голову, вгляделся в лицо, а потом отпустил — и отвернулся, уставившись в окно, словно всё сказанное далее волновало его не больше, чем прогноз погоды в Миннесоте.       Джереми кивком предлагает Кевину проследовать за ним, и Кевин идёт. Жан занят сбором вещей: полотенце и плавки, все эти мелочи вроде крема от загара и новых сообщений на его телефон: от Аарона и от Рене. Так Кевин и Джереми выходят на задний двор, и Нокс засовывает руки в задние карманы джинсов, и улыбается этой своей улыбкой, глядя Дэю в лицо, и спрашивает:       — Что случилось, Кевин?       Читай: в чём дело?       Читай: что не так?       Кевин хочет сказать: читай по губам, Джереми — он мой.       Кевин говорит:       — После финального матча там, в гостинице, ко мне приходили люди Морияма. Некоторые бумажные формальности, так они сказали, — Дэй дёргает плечом. — Зная тебя, я предполагаю, что ты не оставлял эти пару дней Жана одного.       Никакого вопроса Кевин не озвучивает, но он висит в воздухе. Заявлялся ли кто-то к Жану Моро подобным образом. Приезжал ли. Говорил ли с ним. Зная Нокса недостаточно хорошо, Кевин Дэй готов утверждать, что Нокс с Жана и взгляда не спускал эти пару дней. Пара-тройка дней превратятся в недели, потом в месяцы. Кевин видит, как Джереми смотрит на Жана. Может, Кевин и идиот, но он будет защищать своё. Может, Кевин и лажал, и будет лажать ещё, но он скорее умрёт, чем подвергнет Жана Моро опасности. Может, Кевин и идиот — оставлять Жана одного с Джереми, который смотрит на Моро так, словно он центр его вселенной, но это будет значить лишь то, что Джереми Нокс будет защищать Жана так, как не может защитить Кевин.       — Здесь к нему никто не приходил, — Джереми качает головой, и на лице Кева возникает облегчение.       Бисеринки пота на висках; палящее калифорнийское солнце. Кев открывает рот, чтобы попросить Джереми о том, что тот и так сделает, но не успевает сказать ровным счётом ничего. Ни-ху-я. Слова Джереми — словно выстрелы из дробовика. Это не пули, это дробь. Множество маленьких осколков. Смерть даже не мгновенная.       — Но кто-то заявлялся в Пальметто, — вот что говорит Джереми. — В дом к Эбби. Я не знаю, кто. Я знаю это, потому что звонил Жану в тот момент, и я слышал его голос. Я думал на Рико. Но это, как ты говоришь, могли быть и люди Мориямы.       Кевин сглатывает. На Кевина откровенно жалко смотреть, и всё, чего он хочет сейчас, — сделать пару глотков виски. Или водки. Или джина. Может, рома. Может, чего угодно ещё. Что-то высокоградусное, что-то, что заставит его хоть немного расслабиться. Забыть о том, что он облажался снова, — если о подобном вообще можно забыть.       Джереми больше не улыбается: руки в карманах джинсов. Джереми тоже обдумывает случившееся, обдумывает слова Кевина и реакцию Жана по телефону.       То, что произносит Кев, очевидно для Джереми, но Дэй всё равно говорит это:       — Он ничего мне не сказал, — и отчаяние в голосе Кевина Дэя может затопить всю Америку.       Он сказал Джереми; плевать, что лишь по той причине, что Нокс звонил ему в этот момент. Сказал ли Жан кому-то ещё? Жан ничего не сказал Кеву.       — Он за тебя боится, — Джереми едва заметно качает головой. — Тебе стоит поговорить с ним об этом. Обо всём, Дэй. Перестань действовать за его спиной. Поговори. С ним.       Мобильный телефон в кармане Дэя жужжит. Это Элисон.       «Почему по программе двенадцати шагов на каждом ёбаном шагу попадаются бары?»       Всё, чего хочет сейчас Кевин: опустить руки. Сдаться. Покориться судьбе. Нажраться так, чтобы себя не помнить. Купить билет по кредитке отца и свалить к Элисон Рейнольдс, в каком бы рехабе она ни пьянствовала. Но вот информация о Кевине Дэя для Кевина Дэя: он никогда не сдаётся. Даже со сломанной рукой Кевин Дэй выходит на поле.       Жизнь — сложнее, чем экси: здесь нет чётких правил.       Здесь вообще нет правил.       Джереми Нокс не играет грязно.       — Ты присмотришь за ним, когда меня не будет? — Кевин едва шевелит губами, произнося это, так тихо, что Джереми приходится сделать шаг вперёд, чтобы расслышать его слова. — Ты защитишь его?       Кевин знает, что Джереми это сделает, но ему необходимо это услышать. Вместо того, чтобы сказать хоть что-то, Джереми Нокс делает шаг, а потом ещё один, а потом обнимает Кевина. Дэй закрывает глаза; от Джереми пахнет гелем для душа с ароматом ванили. Ладонь в волосах и ладонь на спине, Нокс просто прижимает его к себе; глупого, запутавшегося Кевина Дэя, который никогда не сдаётся и никогда не опускает руки, даже сломанные.       Все засосы, все собственнические жесты, всё, что было сделано напоказ, для Джереми, чтобы он увидел, чтобы осознал, что Жан принадлежит Кевину, что на Жана нельзя смотреть вот так, что Жан, блять, занят — всё перестаёт иметь значение. Кевин утыкается носом в плечо Джереми — ненавидит его — ненавидит себя.       — Поговори с ним, — снова просит Джереми, а потом, наконец, озвучивает то, что так необходимо было услышать Кеву: — Защищу.       То, что Джереми не произносит вслух, то, что остаётся висеть в воздухе, то, от чего Кевин отмахивается, то, что Кевин не хочет воспринимать, и то, о чём он не может перестать думать: «Защищу вас обоих».       Они ездят на побережье почти каждый день. Один из диких, пустынных пляжей. Много песка, ещё больше — камней. В багажнике — клюшки вместо доски для сёрфинга. Чтобы заменить конусы, пришлось извращаться. Хорошо хоть мячей для экси у Джереми оказалось в избытке.       Бегать по песку тяжелее. Тренироваться под палящим солнцем — утомительнее. Солёная вода вместо душа. Соль и пот, соль и кровь, соль и сперма; так проходят их дни, один за другим.       Так Кевин однажды ночью попросил Джереми отвезти его на стадион. Они столкнулись в кухне, а если точнее — Джереми проснулся, потому что Кев не спал, и пошёл за ним, вниз по лестнице, на первый этаж. Два стакана холодной воды и две реплики.       — Отвези меня на стадион, — попросил Кевин.       — Отвезу, когда поговоришь с Жаном, — сказал Джереми.       Пожал плечами, сказал, улыбнулся — вот и весь разговор.       До стадиона — пара часов езды, но они тренируются на пляже под палящим солнцем. Клюшки и мячи, песок и обгоревшие плечи. Жану становится лучше, а ещё Жан ничего не спрашивает. У Кевина — не спрашивает, а говорит ли Жан об этом с Джереми, Дэй не имеет ни малейшего понятия. Нокс пообещал защитить его и уже делает это, хотя Кев ещё не уехал. Нокс пообещал защитить его — и старательно держит своё слово. Они берут с собой Шона однажды, а потом второй раз, а потом Шон даже не спрашивает разрешения — просто садится на заднее сиденье рядом с Жаном. Шон хочет стать звездой экси и быть как брат и как Кевин; в основном, конечно, как Кевин. Шон думает, что тренировка на пляже — это одна из секретных тактик Воронов. Кевин думает, что он идиот. Что все они, все четверо, едущие в машине по направлению к пляжу, — ебучие идиоты.       Элисон пишет Кевину:       «Я не помню последние несколько дней».       Аарон пишет Жану:       «Вы втроём на пляже занимаетесь экси? Теперь это, блять, так называется?»       Последние несколько дней Кевина тоже слились в одну изнурительную тренировку с песком в трусах.       Вообще-то, конечно, не втроём: вчетвером.       Шон Габриэль Нокс здорово разбавляет напряжённую атмосферу, но она всё равно остаётся напряжённой. Воздух тяжёлый, как перед грозой.       Эндрю пишет Джереми Ноксу:       «Дэй ещё не передумал возвращаться в Пальметто?»       Кевин Дэй слишком много думает и слишком мало говорит — поэтому в один из дней на пустынном пляже Джереми предлагает Шону сходить окунуться, а по дороге хлопает Кевина по плечу.       — Поговори с ним, или я сделаю это сам, — Джереми говорит это достаточно тихо, чтобы из-за ветра и волн это услышал только Кевин.       Джереми Нокс слишком хорош для шантажа; но на Кевина это действует. Кевина передёргивает, перетряхивает, перетрясывает, когда он садится на песок рядом с Жаном.       Кевин даже не знает, с чего начать разговор.       Шон с криками бежит вдоль побережья, смех и брызги. У него ещё остались силы бежать, хотя дело к вечеру. Жан отстранённо думает, что этот парень далёко пойдёт. Пока Шон всего лишь пытается угнаться за Джереми.       Кевин прослеживает за взглядом Моро, на губах расползается кривая усмешка. Горькая, как кофе, который пьёт Жан по утрам.       — Знаешь, когда мы были в Иверморе, ты ревновал меня к Ноксу, — голос у Дэя — глухой и хриплый, Жан поворачивает голову, переводя взгляд на Кевина. — Мы с ним почти не виделись, почти не общались, но ты всё равно ревновал. Да, не смотри на меня так, заметно было. А я всё не мог понять, как можно вообще ревновать к Джереми. Теперь понимаю. Моя очередь ревновать, видимо.       У них мало времени наедине, хотя Джереми правда старается дать им его. У них мало времени на поцелуи и ещё меньше — на секс, у них осталось так мало времени друг на друга, а потом Кевин уедет. Каждая секунда тянется, каждая секунда летит.       Кевин пишет Элисон:       «Я не пью с момента, как прилетел в Калифорнию».       Ответ Элисон приходит мгновенно:       «Лошара».       Элисон и её шампанское, Элисон и её мартини, Элисон и её симпатичные мальчики — ни один из них и близко не может дотянуться до Сета, хотя бы потому что Сет Гордон мёртв. Элисон помнит больше хорошего, чем плохого; их грызня и скандалы выветриваются из памяти. Элисон завидует Кевину и ненавидит Жана — той острой чёрной ненавистью, которой может ненавидеть только тот, кому терять больше нечего, некого. Кевину страшно при мысли, что Жана он тоже мог потерять — и всё ещё может.       — Кев, — Жан зовёт его, потирая римскую тройку на своей скуле. — Я твой. Ты же знаешь.       Кевин знает — Кевин не знает — Кевин слишком много думает. Тренировки выматывают.       Аарон пишет Жану:       «Здесь тоскливо. Отчим Кейтлин — фанат американского футбола. Пернатый, оторвись, что ли, за нас обоих на всю катушку?»       Жан пишет Аарону:       «Я потею за обе команды на чёртовом пляже».       Аарон уехал с Кейтлин, знакомиться с её семьёй. С мамой, с отчимом и ещё — с бабушкой. Кейтлин, та рыжая девушка, что подарила ему медвежонка, которого Жан назвал Дэй. Этот медвежонок сейчас сидит в изголовье кровати в их с Джереми комнате в общежитии.       Их с Кевином комната осталась в Иверморе, но ни Жан Моро, ни Кевин Дэй туда не вернутся.       — Я вижу, как он на тебя смотрит, — в голосе Кевина — боль, так много боли.       Жан качает головой.       — Нет, Кевин. Я серьёзно. Нет. Я твой. И ты это знаешь.       Кевин знает — и Кевин не знает ни черта. Кевин смотрит, как Джереми бежит по пляжу, у самой кромки воды. Шон ловит волну, подныривает под неё.       Аарон пишет Жану:       «За команду Дэя и за команду Нокса, я понял, но, Пернатый, научись называть вещи своими именами».       — Жан, я хочу, чтобы ты мне пообещал кое-что, — Кевин не смотрит на Моро, когда говорит это, зато Жан смотрит на Кева и только на Кева; и не существует в мире ничего, что способно оторвать Жана от него сейчас.       Весь мир Жана Моро сжался в одной точке — в фигурке королевы, вытатуированной на скуле Дэя. Жану она всё ещё кажется нарисованной перманентным маркером. Послюнявить пальцем и потереть.       — Этого не будет, — говорит Жан.       Будто уже знает, о чём попросит Кевин.       — Если… — Кевин замолкает, подбирая слова; тяжело говорить, тяжело формулировать, а Жан снова качает головой. — Если когда-нибудь… Если ты. Вы. Если вы двое…       — Кев, нет. Слышишь меня? Нет.       — Жан, если…       — Нет, — Жан отрезает и повторяет снова. — Нет.       — Дашь мне договорить? — Кевин криво усмехается краешком рта.       — Нет, — Жан мотает головой, ухмыляется в ответ.       Дэй затыкает ему рот ладонью; пальцы в песке. Жест, наверняка подсмотренный у Кейтлин. Сердце Жана вот-вот разорвётся — от боли, и ещё — от нежности.       — Я хочу знать.       Жан вздрагивает, как от удара, Кевин убирает руку от его рта.       Элисон пишет Кевину:       «Когда ты возвращаешься?»       Джереми пишет Эндрю:       «Передавай Нилу привет».       Жан говорит:       — Кевин.       Только на это Жана Моро и хватает: чтобы произнести имя Кевина Дэя.       — Не делай ничего за моей спиной. Пожалуйста, Жан. Не ври мне. Не обманывай. Я хочу знать.       Жан смотрит на Кевина и только на Кевина, на весь центр его ёбаной вселенной. А потом подаётся вперёд, навстречу, прижимается щекой к щеке. Они оба в песке. Соль и пот, соль и слёзы, соль и кровь, соль и сперма. Это всё калифорнийское солнце. Кевин обнимает его, и горячая ладонь скользит вверх под футболкой Жана.       — Признавайся, ты просто дрочишь на Джереми Нокса и хочешь поучаствовать, — Жан хрипло и тихо смеётся Кевину в ухо. — Не получится. Я твой.       Жан думает, что Джереми Нокс слишком хорош для тройничка.       Кевин целует Жана — грубовато и жадно, в момент, когда Джереми оборачивается и смотрит на них.