Никто, Нигде, Никогда

      — Зря.       Чужие слова режут больнее бритвы. Трейси поджимает губы и сжимает пальцы, Трейси Янг сжимается внутренне сама. Это то, что говорит ей Эндрю Миньярд, когда она протягивает ему руку, сообщая, что прилетела сегодня утром, и называет ему своё имя.       Эндрю говорит ей, что она зря приехала.       Три простых буквы, лучше бы послал на три других — но Эндрю кидает ей равнодушное «зря». Трейси его проглатывает, как делает это всегда.       Может, и правда зря — и она действительно недостаточно старается на тренировках. Может, она в самом деле занимает чьё-то место. Может, было бы лучше, окажись она где угодно в другом месте — но только Ваймак дал ей шанс. И только Эбигейл Уинфилд промолчала, глядя на её шрамы.       — Это в прошлом, — сказала ей Трейси.       Соврала, конечно.       На сгибах локтей нет следов от уколов, в крови нет следов наркотиков. Только ровные белые нити шрамов на руках и ногах.       У Эндрю другие: два уродливых рубца от запястий и до локтей.       Трейси здесь, потому что Ваймак дал ей шанс, который выпадает таким, как она, только раз в жизни. И ещё она здесь из-за Кевина Дэя.       В интервью с журналистами Кевин выглядит более приятным человеком, чем есть на самом деле. Кевин звереет на тренировках, твердя, что они ни на что не способны, — а на Трейси и вовсе смотрит, как на что-то, не заслуживающее его пристального внимания. Его здесь, конечно, не в чем винить: Трейси пока что действительно не заслужила этого. Тренировки выматывают, уровень, на котором играют Лисы, на порядок выше, чем тот, к которому она привыкла. Рене говорит, что Кевин лучше, чем о нём думают, и даже лучше, чем думает сам о себе, — просто ещё не знает этого. Рене говорит, что Эндрю — тоже лучше, просто старается этого не показывать. Трейси хотела бы жить в одной комнате с Рене, так она ей и сказала — на что Уокер тепло рассмеялась и ответила, что теперь уже Трейси думает о Рене лучше, чем она есть.       Так после первой тренировки Рене и Даниэль сказали, что в ней есть потенциал и постепенно Трейси станет играть лучше. Так Милпорт стал городом, где Кевин нашёл Нила Джостена, и так Трейси впервые почувствовала себя своей в команде, сидя между Рене Уокер и Даниэль Уайлдс.       Но когда она шла в раздевалку, Эндрю Миньярд бросил ей своё равнодушное:       — Зря.       Зря приехала и зря осталась, зря тренируется и зря пытается стать своей среди тех, кто её никогда не примет. Эндрю не уточнял, но Трейси и сама знает все подробности и детали: она не дура и не идиотка.       Трейси ничего не ответила Эндрю — просто проглотила его слово из трёх букв, как проглатывает одну из своих бело-голубых таблеток на ночь. Антидепрессанты и успокоительные, иногда — снотворное.       Тренеру Ваймаку Трейси сказала честно:       — У меня уже есть психотерапевт.       Сказала, пожала плечами, мол, факт есть факт. Ваймак не повёл и бровью.       А вот Ники расхохотался:       — Знаешь, сколько их было у Эндрю?       Опять этот Эндрю. Ники назвал какое-то дикое количество, Трейси тогда посчитала, что он пошутил. А потом узнала Эндрю Миньярда поближе и поняла, что нет.       Наверняка он считает, что все предыдущие его психотерапевты, до Бетси Добсон, тоже были зря.       Ники — милашка. Бетси тоже хороша, хотя Трейси пока была у неё лишь единожды, но мисс-Добсон-можешь-звать-меня-просто-Бетси оставила у неё приятные впечатления. Она, должно быть, действительно отличный психотерапевт, раз такой, как Эндрю Миньярд, доверяет ей. С братом Эндрю, Аароном, история сложнее: он как раз-таки Бетси терпеть не может — но Аарон с Эндрю ведь близнецы. Трейси думает, что это логично: они друг друга просто компенсируют.       Элисон говорит, что Кейтлин действовала на Аарона лучше любого психотерапевта — но потом она проебалась, поэтому Аарон теперь и смотреть в её сторону не хочет. Элисон живёт с Трейси в одной комнате, помогает ей с заданиями и с тем, чтобы освоиться. У Элисон Рейнольдс свой особый взгляд на вещи, и чаще всего этот взгляд не очень-то трезв. Трейси удивляется, как тренер Ваймак смотрит на это сквозь пальцы, но потом вспоминает про свои шрамы и своё прошлое и думает, что не ей судить. Уж точно — не ей самой судить Элисон.       Возле кровати Элисон Рейнольдс всё ещё стоит урна с прахом её бывшего парня. Впрочем, «бывшего» — не совсем верное слово. Точнее будет сказать: мёртвого бывшего парня. То, что он мёртв, становится очевидным в контексте праха с урной. Так Трейси просто сначала не поняла, как на это реагировать, а потом приняла простой факт: Элисон Рейнольдс абсолютно наплевать, как она отреагирует. Элисон до сих пор ещё не всплыла со дна океана своего горя — да и со дна стакана тоже. Потеря любимого человека сродни Мариинской впадине и Бермудскому треугольнику. Хрен выберешься.       Так Элисон проводит вечера в компании с бутылкой и Кевином Дэем.       Так Трейси однажды спросила у неё, можно ли ей выпить с ними тоже, на что Рейнольдс лишь покачала головой:       — Прости, крошка, — со вздохом сказала Элисон. — Но тут без шансов. У Кевина кое-кто есть.       Эндрю Миньярд сказал бы и здесь: «Зря», — но, слава богу, он этого не слышал.       Вообще-то это совсем другое: Трейси не влюблена в Кевина. Трейси абсолютно плевать, с кем он спит: не с Эндрю — и ладно. А даже если бы с Эндрю — то тоже ладно, не её собачье дело, чью постель греет Кевин ночами. Она просто восхищается им как человеком.       Второй сын экси, который не сдался и даже со сломанной рукой смог победить первого сына экси. История, достойная какой-нибудь неплохой пьесы. Чудесная вышла бы трагедия, в двух актах, где во втором Лисам объявили войну.       Трейси до сих пор не по себе из-за этого факта, но Рене говорит, что всё будет хорошо: достаточно только не ходить поодиночке и поддерживать друг друга. С поддержкой у Лисов отлично: так Элисон молчит, когда Трейси выходит из комнаты, чтобы переодеться. Даниэль сказала, что у них уже просто есть такой опыт — с Джостеном, который не любит светить своими шрамами.       Стоило Трейси один раз упомянуть, что она не хочет говорить о своей семье, и её больше никто не расспрашивал. Так Трейси постепенно понимает, что семья — это вовсе не то, во что верят Лисы. Так Трейси начинает здесь чувствовать себя своей.       Эндрю, конечно, сказал бы и на это: «Зря».       Именно это Эндрю говорит ей однажды, когда во время тренировки она падает и её футболка задирается слишком сильно. Трейси больше не режет предплечья и икры: те места, которые на виду. Из-за формы — коротких рыжих шорт и бело-рыжих футболок с рукавами до локтя — Трейси больше не может себе позволить кромсать там бритвой кожу. Там уже давно зажившие белые нити шрамов; насчёт них Трейси сказала Эбби и Бетси, что всё в прошлом.       Соврала, конечно.       Просто теперь Трейси умнее, теперь она режет себя там, где никто не видит; и переодевается в туалете и в ванной, и Лисы с их политикой невмешательства только потворствуют этому. Трейси теперь нечасто орудует бритвой, не настолько часто, как раньше, уж точно. Может, раз в пару недель — но это куда реже, чем раньше. Трейси сказала Бетси и Эбби, что всё в порядке, что антидепрессанты помогают, и, конечно же, соврала и об этом.       То, что Трейси помогает: экси.       Выматывать себя до предела. Когда падаешь от усталости и засыпаешь ещё до того, как касаешься подушки — тут уже не до поиска бритвенных лезвий. Так лезвия спрятаны в глубине шкафчика в ванной — среди упаковок таблеток и разных бутылочек; у Элисон здесь столько косметики, что можно было бы замаскировать и водородную бомбу. Трейси бегает по стадиону кругами, и в этом есть два плюса: так она себя меньше режет и больше тренируется.       Эндрю Миньярд сказал бы и на это: «Зря».       Но в Пальметто Трейси правда нравится, уж точно здесь лучше, чем в клинике — так она неосторожно говорит в Колумбии, когда выпивает чуть больше, чем собиралась. Трейси тогда чуть не откусила себе язык, но Ники лишь хлопнул её по плечу, будто принимая в тайное братство.       — Эндрю тоже лежал в психушке, — радостно сказал Хэммик.       — А ещё сидел, — Аарон ухмылку тоже не сдержал.       Ну, такого опыта у Трейси пока не было — и Аарон с Ники радостно заржали на слове «пока».       Эндрю рядом не было; но Трейси точно знает, что он сказал бы на это.       В клинике было паршиво. Мария сказала, что это необходимо, и Трейси ничего не оставалось, как проглотить и это. Трейси ничего не оставалось, как согласиться. В клинике она провела почти три месяца; позднее Мария сказала, что это было лучшее время после их с отцом свадьбы, и никто не маячил у них перед глазами со своим скорбным лицом.       Чувство вины и чувство собственной никчёмности — так Трейси отчаянно хотелось сделать хоть что-то, чтобы не мешать отцу наслаждаться вторым браком.       Они не приезжали к ней в клинику — ни Мария, ни отец, и малышку Ханну — сводную сестру Трейси — не привозили тоже. Своей матери Трейси Янг никогда не знала — она умерла при родах.       Трейси убила её.       Мария никогда не говорила этого вслух, но ей и не нужно было: Трейси всё понимает сама. Чем старше она становится, тем сильнее отец отдаляется от неё: она становится так похожа на свою мать. Отцу больно, Марии неприятно — Трейси их понимает. Только малышке Ханне плевать: ей пять, и она любит свою сестру. Только из-за малышки Ханны тонкие линии от бритвы Трейси не похожи на уродливые рубцы Эндрю Миньярда.       Так Трейси и сказала психотерапевту: она никогда не хотела покончить с собой, и так она сказала и Бетси, и так она сказала Эбигейл.       «Зря», — сказал бы на это Эндрю.       Но про свежие порезы на боку и внизу живота Трейси он не рассказал никому. Может, Эндрю просто было плевать. Так кажется, что Миньярду плевать на всё и на всех — ну, кроме разве что сигарет и своей машины. И ещё — Нила Джостена, и ещё — его брата, Аарона. И ещё — Кевина Дэя, на которого Эндрю кидается, ворвавшись в холл раздевалки.       — Мы не договорили, — Миньярд толкает Кевина к стене.       Вставать между Эндрю и его жертвой никто не рискует — но Даниэль пытается его образумить. Насколько это вообще возможно — достучаться до Миньярда.       — Договоришь с ним после тренировки, — хмыкает Уайлдс. — Нам он нужен живым и здоровым.       Будто за полтора часа тренировки злость Эндрю может сойти на нет. Так врачи в клинике считали, что, если перетерпеть, желание резать себя тоже должно пройти. Есть таблетки и есть терапия, и Трейси врёт, что она помогает.       Трейси врёт всем и каждому, кто спросит о её состоянии, потому что не хочет, чтобы ей лезли в душу. В конечном итоге, это только её проблема и только её боль. И только её облегчение: так бритва разрезает кожу, так выступает кровь. Так физическая боль выступает на первый план. Трейси сказала, что у неё нет зависимостей, — и она соврала.       Эндрю Миньярд сказал бы «зря» и на её враньё, и на присутствие здесь, и на всё существование Трейси Янг.       Зря, зря, зря.       Так зарядивший с самого утра дождь каплями бьёт по подоконнику.       Так каркают вороны.       Так Эндрю не обращает ни малейшего внимания на слова Даниэль — будто Уайлдс здесь и нет вовсе. Кевин сглатывает — кадык дёргается, вверх-вниз.       — Мне не нравится узнавать о том, где ты шляешься, в последнюю очередь, — Эндрю смотрит на Кевина снизу вверх.       Голос равнодушный, голос звенит от злости. В глазах Кевина Дэя плещется смесь страха и боли. Трейси почти уверена, что Эндрю угрожает Кевину одним из своих ножей, — хотя с того места, где она стоит, этого не видно.       — Блять, я не… — начинает Дэй и тут же затыкается.       Очевидно, кончик ножа вот-вот проткнёт кожу насквозь. Или уже проткнул. Продырявил футболку. Кровь уже идёт? Трейси тоже сглатывает, застывает.       — Ты не ходишь никуда без меня, помнишь? Нам объявили войну, — Эндрю растягивает губы в ухмылке. — Мне плевать, пялил ты Мулдани или нет. Может, она и не носит фамилию Морияма, но явно пользуется их же методами. И они не заканчиваются на угрозах. Власть Ичиро нестабильна. Кто знает, откуда прилетит пуля, Кев?       Кевин дышит — слишком часто, слишком поверхностно. В глазах Дэя — открытая паника. Он так боится Эндрю, которого никто не решается остановить. Ни Даниэль, ни Бойд, её парень. Ни Рене Уокер, которая встаёт между Трейси и Ники.       — Ты сказал, что защитишь меня от Рико, — Кевин говорит это достаточно тихо, но в холле раздевалки царит гробовая тишина, если не считать колотящегося, как сумасшедшее, сердца Трейси. — Рико мёртв. Сделка закрыта.       — Кевин-Кевин, — Эндрю качает головой. — Ты можешь спустить свою жизнь в унитаз, отдаться на растерзание Ичиро или покончить с собой своими руками. Но после выпуска. Ты сам сказал: место Джостена — в национальной сборной. Поэтому пока тебе придётся потусоваться с нами чуточку дольше, чем ты планировал. Чтобы тренировать его, ты должен быть жив. Куда ты, туда я, как в старые добрые, весь прошлый год. Уразумел? Новая сделка. Разве я не сказал тебе? Забыл, вот какая жалость, а.       Раз Кевин должен жить, значит, Эндрю не собирается его калечить. Во всяком случае, до выпуска. Так плечи Даниэль заметно расслабляются, так она кладёт ладонь на лопатки Мэтту. Так облегчённо выдыхает Рене. Так в глазах Кевина плещется смесь страха, боли и ненависти. Трейси вздрагивает, хотя Дэй смотрит даже не на неё — пялится в глаза Эндрю, сверху вниз.       — С этим ты опоздал. Тея уже приходила ко мне. Можешь спросить у него, — Кевин кивает за спину Эндрю, на Линча, но Миньярд не оборачивается. — Он знает.       Кривая усмешка Кевина наталкивается на такую же кривую ухмылку Эндрю Миньярда.       — Какого хера ты говоришь мне об этом только сейчас? — чем злее Эндрю Миньярд, тем шире его улыбка.       Будто он под кайфом, хотя Ники сказал, что в психушке Эндрю сняли с таблеток.       Трейси вздрагивает, Трейси чувствует эти фантомные ощущения: как острое лезвие прижимается к коже. Чувствует короткую, резкую боль. Так проступает кровь.       Облегчения не наступает.       В глазах Кевина Дэя плещется отчаяние.       — Потому что ты нахер опоздал со своими сделками, — Кевин срывается на крик — Кевин срывается. — Потому что мне нахер не сдалась больше твоя защита. Отъебись от меня, Эндрю.       Ники аж передёргивает.       Аарон издаёт сдавленное:       — Блять.       Рене закрывает рот ладонью.       Эндрю ухмыляется шире, его ухмылка становится ещё безумнее.       Джостен зовёт его:       — Эндрю.       Кевин смотрит на Миньярда открыто и отчаянно, бесстрашно. Это безумие. Это состояние аффекта. Это тоже селфхарм, просто другого рода.       Так, наверное, чувствовала себя малышка Ханна, когда однажды вошла в ванную без стука.       «Тебе больно, Трейс?»       Кевину больно.       Кевин тоже режет себя, просто он использует для этого Эндрю Миньярда.       Так трудно смотреть на чужую боль, когда она отзывается в тебе. Трейси Янг это точно знает.       Это состояние аффекта или безумие, но Трейси не знает, почему она делает это: она просто поддаётся порыву. Отталкивает Эндрю Миньярда, отпихивает его от Кевина — а Эндрю поддаётся так же, как и Трейси своему порыву.       — Хватит! — Трейси кричит.       Она заслоняет Кевина собой, закрывает его от Эндрю. Встаёт, глупо раскидывая в стороны руки.       Миньярд отшатывается, смотрит на Трейси — удивление на его лице сменяется равнодушием. Лезвие ножа поблёскивает на свету в его руке.       — Зря, — кидает ей Эндрю.       — Да пошёл ты, — Трейси Янг дрожит, когда говорит это.       Но она говорит.       Кевин резко сжимает ладонью её плечо, а потом отходит в сторону. Уходит прочь. Практически — вылетает из раздевалки. И не в сторону поля. Тренировка сегодня, похоже, пройдёт без него. Эндрю провожает Кевина равнодушным взглядом, будто вся его ненависть испарилась — как исчез и нож, словно его никогда не было.       Секунда, другая — и Трейси срывается, бежит догонять Кевина Дэя.       Просто потому, что никто не должен переживать такую боль в одиночку.       То, чего Трейси не слышит, — так это как Миньярд произносит, глядя в их сторону:       — Наконец-то.       А потом:       — Мы идём или нет? Джостен без тренировки ёбнется.       Трейси не видит, как оживает Даниэль и как Рене оглядывается в сторону выхода.       Трейси догоняет Кевина в коридоре и хватает его руку, останавливает, дёргая и разворачивая Кевина к себе. В глазах Дэя всё ещё так много боли; это нервный срыв. Такой диагноз Трейси Янг поставили в клинике. Депрессия, нервный срыв, острый психоз — и, чтобы выбраться оттуда, Трейси соврала, что психотерапия и антидепрессанты помогают.       — Не надо, — шепчет Трейси, сжимая запястье Кевина.       Сама не знает — чего именно не надо, но отчаянье в её голосе говорит само за себя.       Так Кевин Дэй смотрит на неё — и словно видит впервые. Так Кевин кидает взгляд назад, туда, в холл раздевалки, где остался Эндрю и осталась команда Лисов.       — Слышала, что я сказал? — Кевин криво усмехается, уголок губ дёргается. — Я попросил его отъебаться. Всё… Всё кончено.       Трейси слышала. Трейси знает: так страшно в первый раз, когда режешь слишком глубоко, глубже, чем планируешь, и тут же жалеешь об этом, и паникуешь, когда кровь останавливается не сразу, когда крови слишком много. Трейси понимает.       — А я послала его, слышал? Не то чтобы Эндрю Миньярда ебало твоё мнение, — Трейси нервно смеётся. — Или моё.       Так обрабатывают раны, так их зашивают. Так накладывается повязка. Так Трейси продолжает держать Кевина за руку, пока они не возвращаются обратно. В раздевалку. А потом — на поле.       Потому что никто не должен проживать свою боль в одиночку.