Никто, Нигде, Никогда

      Они так ни к чему и не приходят, конечно. Спорят до хрипоты, разбрасываясь теориями: правдоподобными и невероятными. Ваймак не звонит, и Даниэль уже предлагает поехать к нему. Эту мысль она сама тут же отбрасывает: конечно, только в квартире тренера их всех и не хватало. Они спорят, потом возвращаются Аарон и Ники — путь до комнаты Кейтлин и обратно был точно раза в три короче, чем время, которое они потратили, но даже Эндрю молчит. Слушает: Тея не успела сказать Кейтлин ничего важного.       Кевин повторяет свой вопрос, но натыкается лишь на мрачный взгляд Аарона.       Какого хрена Мулдани вообще звонила Кейтлин? Что она рассчитывала выяснить?       — Позвони лучше Жану, — говорит Аарон.       — Рано или поздно тебе придётся рассказать им, — говорит Ники.       И тогда Даниэль впивается в них взглядом:       — Рассказать что?       Кевина тошнит от происходящего. Ему кажется, что всё это уже когда-то было. Всё идёт не по кругу, но идёт по спирали. Это история, она циклична, всё обречено повторяться снова и снова. Лишь детали другие.       Весной он рассказывал Лисам правду о Джостене. Правду о его настоящем имени, о том, кто он такой. Кев машинально трогает горло, вспоминая об этом. Вышло паршиво. Вышло так, что синяки на шее ещё долго сходили. Правда о Ниле, правда о Кейтлин; правду переоценивают.       Кевин сказал: не хочу, чтобы это было за моей спиной. Кевин сказал это Жану, летом, на берегу дикого пляжа, сидя на песке. Кевин хотел знать, если между Моро и Джереми Ноксом что-то будет. Наверное, он ошибался. Было бы лучше не знать. Быть слепым и тупым. Не думать, не видеть. Было бы лучше ничего не знать.       Жан сказал, что никогда бы не поступил с ним так.       Кевин ничего не сказал.       Вот она правда — которую швыряют молчанием под нос.       Нил молча качает головой, и Аарон хмыкает:       — Это моя любовная драма, и я её отсюда вышвырнул, окей?       Кевин думает, что со своей любовной драмой упустил момент, когда Нил Джостен стал вертеть обоими Миньярдами. Это, конечно, не его дело и не его драма. Ему бы со своей разобраться. Кевину бы хоть с чем-то в своей жизни разобраться.       Но Аарон говорит: позвони своему парню. А Кевин уже даже не уверен, что Жан — его парень. Кевин, кажется, рушит всё своими же руками. И чем дольше он молчит, не берёт трубку, не отвечает на сообщения, тем сложнее взять и просто позвонить.       Извиниться.       Кевин был неправ — и был прав. Кевин ошибался — и не ошибался. Кевин — идиот конченый и сделал Жану безумно больно, а своим молчанием делает ещё хуже, он знает — но ему так страшно позвонить и услышать, что Джереми Нокс уже исполнил свою угрозу.       Аарон боролся за Кейтлин, Эндрю боролся за Нила, а Дэй, кажется, может бороться только на поле с клюшкой в руке. Иначе у него попросту не выходит, не получается.       — Дэй, — Аарон негромко окликает Кевина, плюхается рядом. — Съебись из моей комнаты, пока Линч и Ники здесь.       Аарон Миньярд не повторяет: «Позвони ему», — но посыл остаётся прежним. Свалить — и, пока в их комнате никого нет, поговорить спокойно.       Спокойно.       Кевину становится трудно дышать, едва он думает о предстоящем разговоре с Жаном. Само собой это всё не решится точно: и чем дольше Кев будет оттягивать, тем будет хуже. Кончится всё тем, что Джереми действительно заберёт Жана — а может, уже забрал, а Дэй — настолько идиот, что даже не знает об этом.       — Ты правда запретил Рене звонить ему? — тупо спрашивает Кев, глядя на шрам на своей руке.       Так по левую сторону от Кевина сидит Трейси, а по правую — Аарон. Мэтт и Линч обсуждают, как именно была вспорота глотка у Тетсуи и сколько крови в здоровом человеке, раз кровью была залита вся раздевалка.       — Литров пять в среднем, — говорит Аарон.       — Да, — Линч кивает. — Я знаю.       — Если понадобится, я ей запрещу, — Эндрю на Кевина не смотрит, но обращается явно к нему.       Больше года назад он защищал Кевина от Рико, щёлкал пальцами, чтобы отвлечь внимания Дэя от созерцания шрама на своей руке. Сейчас Эндрю делает то же самое, только методы немного другие. Эндрю встаёт с кресла, чтобы забраться на подоконник, открывает окно.       Аарон едва заметно морщится, но ничего не говорит.       Табачный запах или стоящий между раздвинутых бёдер Эндрю Джостен, который тоже закуривает.       Кевину нужно разобраться с собственной драмой.       — В любом случае, копите деньги на хорошего адвоката, — говорит Алекс. — Бесплатные защитники — полное дерьмо.       — Напиши, если Ваймак позвонит, хорошо? — просит Даниэль.       — Адвокат не спасёт тебя от пули, — Линч хмыкает. — Я слышал про клан Морияма. Это мафия.       Там, где Лисы, — всегда шум, и гвалт, и бесконечные споры.       Аарон говорит:       — Я вышвырну их отсюда, когда они начнут делать ставки на то, какой именно нам впаяют срок.       Кевин усмехается, уголок губ дёргается вверх. Аарон, конечно, их вышвырнет, но сначала сделает ставку сам.              Если очень долго вглядываться в бездну, бездна начнёт вглядываться в тебя. Так Кевину кажется, что его мобильник тоже на него смотрит. Выжидает. Испытывает. Телефон Кевина — в его руках, и Дэй никак не может заставить себя набрать нужный номер. Или сделать ещё проще: найти номер Жана в списке контактов. Или ещё проще: надавить на кнопку «3», под которой номер Моро забит в быстром наборе.       Телефон смотрит на Дэя, а потом вибрирует в его ладони, заставляя Кевина вздрогнуть.       Аарон пишет Кевину:       «Хватит быть ссыклом».       Кевин ему, конечно, не отвечает — потому что ответить значило бы признать, что Жана Дэй до сих пор не набрал. А значит, расписаться в собственной трусости и беспомощности.       Ссыкло как оно есть.       Жану с Джереми будет лучше.       Мысль острее ножа, режет глубже бритвы, ранит сильнее, чем сломанная больше года назад рука. Рико мёртв, но такой боли причинить бы не сумел, даже если всё ещё был бы жив.       Кевин просто пропустил тот момент, когда в его сердце Жан стал занимать больше места, чем экси.       Идиот.       Длинные гудки кажутся обезличенными. Кевин насчитывает три: по одному на Жана Моро, по одному на Джереми Нокса, по одному на себя самого.       А потом в трубке раздаётся голос Жана. Обеспокоенный, взволнованный, напуганный.       — Кевин? Кев, — Жан зовёт его, опять и снова. — Кев. Ты в порядке?       Глупая мысль: Жан думает, что Кевин позвонит, только если что-то случилось. Как в прошлом году. Жан, в общем-то, правильно думает, и от этого становится трудно вдохнуть. Горло сдавливает, душит, чувство вины душит, и Кевин не может выдавить из себя ни слова.       Хотя надо бы извиниться.       Но как просить прощения за самого себя? Надо делать, а не говорить, но у Кевина не выходит ни черта; и с Джереми Жану действительно будет лучше — но Кев просто не может его отпустить.       Кев не умеет без Жана, Кев не сможет без Жана.       Кевин просто не вывезет.       — Дыши, — говорит Жан. — Дыши со мной, Кев. Я здесь. Я с тобой. Дыши, слышишь?       И Кевин делает вдох.       Интересно, Жан один в комнате или Джереми слышит это всё? Джереми — хороший парень, он не играет грязно, он предупреждает даже о том, что собирается забрать Жана. Джереми бы вышел из комнаты, как только понял бы, кто звонит Жану.       — И до того, как ты что-то скажешь, тебе придётся меня выслушать, — Жан шепчет быстро, сбивчиво, будто боится не успеть, будто Нокс вот-вот вернётся или Кевин вот-вот бросит трубку, отключится, и Жан не сможет дозвониться до него снова. — Я люблю тебя. Чёртов ты идиот, Кев, я люблю тебя. Ты — моё вечное, ясно тебе? Я люблю тебя, даже когда ты несёшь полную чушь и творишь полную хуйню. Я люблю тебя. Только не пропадай так больше. И дыши. Пожалуйста, Кев, дыши. Я с тобой. Дыши.       И Кевин дышит. Горло сдавливает, но Кевин дышит. Вместе с Жаном делает вдох и вместе с Жаном делает выдох.       Интересно, Джереми тоже дышит в такт?       — Жан, — Кевин выдыхает, и в его имени — всё.       Не больше и не меньше, но всё бесконечное чувство вины — и вся бесконечная нежность. Кевин будто пытается попросить прощения его, Жана, именем.       — Кев, — а Моро улыбается — Кевин слышит по голосу; волнуется, беспокоится и всё равно улыбается, когда Дэй зовёт его по имени. — Я здесь. Я с тобой. Всё хорошо.       — Прости меня, — это звучит так мелко и беспомощно, этого не хватает — этого недостаточно, этого никогда не будет достаточно.       Кевин точно знает, что ему заглаживать свою вину — дольше, чем вечно.       — Только если ты пообещаешь никогда меня так больше не пугать, — а в голосе Жана — столько любви, что в ней утонуть можно.       И Кевин тонет.       — Я обещаю, — говорит Дэй, не раздумывая.       Сейчас Кевин готов на всё что угодно. Готов не говорить, готов сделать.       И Жан мог бы сказать, что чуть с ума не сошёл, мог бы сказать, что успел заебать Аарона, мог бы сказать что-то ещё, но говорит лишь:       — Я люблю тебя, Кев, — Жан делает вдох, делает выдох. — Я очень сильно тебя люблю. Но нам надо поговорить. И не по телефону.       Так падают небеса. Так у Кевина снова сбивается дыхание. Так уж заведено, что фраза «нам надо поговорить» никогда не сулит ничего хорошего. У Кевина всё внутри сжимается, липкий страх соединяет внутренние органы.       И так страшно спросить, о чём именно, — потому что «люблю» и «вечное» может ничего не значить. Потому что Джереми грозился забрать Жана.       — Жан.       Это звучит так умоляюще и так беспомощно, это звучит так глупо. Это звучит как разбивающееся сердце — разбивающееся на мелкие-мелкие кусочки.       Кевин, конечно, заслужил.       Он теряет. Уже потерял и опять теряет, и он заслужил; Кевин сам всё разрушил, своими руками. Но так рушатся небеса и рушится мир Кевина Дэя.       И дышать снова становится трудно.       А потом дышать становится незачем.       — Кев, блять, нет, — Жан нервно выдыхает. — Я не собираюсь от тебя отказываться. Я не собираюсь тебя бросать. Ты моё вечное, слышишь? Ты… Я просто без тебя не хочу ничего, Кев. Я люблю тебя, вбей ты себе уже это в голову.       Жан говорит и смеётся, нервно и горько. Так рушатся небеса, так расплывается мир перед глазами. Кевин так сильно впивается в свой мобильный: кажется, тот вот-вот просто треснет, не выдержав напряжения. Но Жан продолжает говорить, а Кевин продолжает слушать и обещает про себя, что сделает всё. Что сделает всё для того, чтобы больше никогда не причинять Жану боли. Чтобы не пугать его. Чтобы сделать Жана счастливым.       И даже если с Джереми Ноксом Жану было бы лучше — Кевин без Жана просто не сможет, не хочет, не вывезет. Это хреновый аргумент, и придётся постараться, чтобы найти и заслужить аргумент получше.       — Я люблю тебя, — Кевин шепчет почти неслышно и точно знает, что Жан это слышит.       Наверное, Элисон права, и Кевин — просто королева драмы; но Элисон тут нет, и в городе её нет — она уехала вместе с Рене. Кевин только рассмеялся, услышав про их поездку:       «Нашла себе наконец хорошую девочку?»       И в этом была вся Элисон: она расхохоталась в ответ, глянула в сторону — там, за стенкой, комната Рене и Даниэль, и Эли будто рентгеновским взглядом могла видеть Уокер.       Ну, может, выпила бы ещё немного — и точно бы смогла.       «Я нашла себе плохую, но такое порно ты наверняка уже видел», — вот что сказала Элисон, перед тем как уехать вместе с Рене. — «И помни, Дэй: лучше уж порно, чем так драматизировать».       Но Кевин трёт переносицу, и вслушивается в голос Жана, и старается не думать, рядом ли Джереми. Слушает ли. Улыбается ли — как всегда улыбается.       Джереми ведь — хороший парень, они с Кевином всегда ладили раньше, но сейчас…       Джереми — единственный, кто может сейчас защитить Жана Моро, — и он защищает, даже если это означает — защищать от Кевина.       Глупости.       В голове у Кевина такие глупости, но он слушает голос Жана и думает, как сильно скучал по его голосу, и его улыбке, и его смеху; он, конечно, во всём виноват сам — и он это знает. Но он так сильно скучал. Дэй так сильно хочет исправиться, загладить свою вину, загладить каждый шрам на коже Жана, загладить каждую душевную рану Моро, чего бы это ни стоило.       Всего.       — Как ты вообще? — в голосе Жана — слишком много нежности и слишком много волнения, но больше всего — любви. — Мне, конечно, Аарон сдаёт немного, но я хочу услышать твою версию.       Кевин тоже смеётся: в его смехе, конечно, больше нервов, волнения и напряжения, чем веселья. Но он всё равно смеётся. Аарон сдаёт, рассказывает, Аарон волнуется. Аарон ставит на их тройничок.       Аарона иногда хочется придушить, но большую часть времени Кевин ему благодарен.       Иногда он испытывает эти чувства одновременно.       Дэй сглатывает, облизывает пересохшие губы. Вспоминает. Смерть Тетсуи кажется бесконечно далёкой. Так и со смертью Рико: Кев не видел тела, не был на похоронах, Кев так до конца и не поверил в его смерть, будто в глубине души до сих пор ждёт, что Рико Морияма однажды зайдёт в его комнату и скажет, что им пора — тренировка скоро начнётся. Так в смерть Хозяина — Кев до сих пор иногда в мыслях называет Тетсуи именно так — Дэю тоже до сих пор не особо верится.       — Тренер Морияма, — выдавливает из себя Кевин. — Тетсуи. Он мёртв.       Жан на другом конце страны молчит, прерывисто выдыхая. От Хозяина Кевину доставалось чаще — во всяком случае, в детстве. Жану доставалось и от Рико, и от Тетсуи. По крайней мере, когда Кев ещё был в Иверморе. Что происходило после, Дэй может лишь догадываться. Жан не рассказывал подробностей. Жана хватило на четыре слова, одним из которых было имя Рико.       Что-то подсказывает Кевину, что смерть Тетсуи вызовет у Жана не меньше эмоций.       — Блять, — Жана хватает на прерывистый выдох, и ещё — на ругательство, и ещё — на три слова: — Ты в порядке?       Это словно новый удар, кулаком в живот, так, чтобы перехватило дыхание. Это словно Эндрю снова сжимает его шею пальцами. Жан беспокоится так сильно, и за Кевина — больше, чем за себя; сейчас это просто убивает Кевина.       Моро на него даже не злится.       Просто хочет поговорить с глазу на глаз.       — Его нашли с перерезанной глоткой. В раздевалке на стадионе. Нашем стадионе, — говорит Кевин. — Не знаю пока подробностей. Отца… Ваймака допрашивают.       — Господи, Кев… — но в голосе Жана — так много волнения и так много заботы. — Хочешь, я приеду?       Дэй закрывает глаза. Так сильно хочется сказать: «Да». Так сильно хочется попросить: «Приезжай». Просто обнимать Жана, просто держать его в своих руках снова — поговорить о том, о чём Жан хотел поговорить, и начать, наконец, всё налаживать.       Как угодно.       Кевин готов пойти на что угодно.       — Всё нормально, Жан, — Кев сглатывает. — Не уверен, что это безопасно. Может, я попробую вырваться, хорошо?       Кевин так и не научился пиздеть Жану, и Жан это точно знает.       — В крайнем случае, у нас есть Осенний Банкет, — Жан улыбается в трубку, снова. — Пойдёшь со мной?       Кевин делает вдох. Кевин делает выдох. Кевин точно знает, что ему надо сделать.       — Пойду, — Кевин сглатывает. — Я пойду. Но сейчас… Пожалуйста, не оставайся один.