Никто, Нигде, Никогда

      Элисон — не Нил Джостен, чтобы отвечать «всё в порядке», когда совершенно очевидно, что с ней не всё в порядке. А Рене Уокер — тоже не Нил Джостен, Рене Уокер — ангел, спустившийся с небес. Она не спрашивает: ни в порядке ли Элисон Рейнольдс, ни зачем и почему ей понадобилось встречаться со Стефани. Просто Элисон просит её — и Рене соглашается, и на следующий же уикенд они едут в дом Уокер, к её приёмной матери.       Урну с прахом Сета Элисон везёт с собой.       Об этом Рене тоже не спрашивает. Точно — ангел. Возможно, она думает об Элисон лучше, чем она есть. Возможно, Рене полагает, что Элисон хочет попросить у Стефани помощи, и в каком-то смысле это будет верной догадкой. Лучший рехаб во вселенной у Элисон уже есть — и это сборная команды по экси университета Пальметто.       Рейнольдс нуждается в другом.       Однажды Кевин Дэй сказал Элисон, что любовь не может быть целью всей жизни. Глупая фраза в качестве поддержки: но тогда целью Кевина было вернуть Рейнольдс на поле. Заставить её бороться, заставить её мстить. Заставить её вынырнуть из пучины своего горя. Глупая фраза: сам Дэй ей не очень-то следует, хотя иногда Элисон кажется, что главная цель жизни Кевина — развести побольше драмы.       Они с Рене отправляются на автобусе, Бойд отвозит их на вокзал. Несколько долгих часов в пути — Эли, конечно, прихватила с собой фляжку, чтобы скоротать дорогу, — и они на месте. Для Рене это — дом.       Элисон обычно беспечно хмыкает, что её дом — целый мир. У неё всё ещё достаточно денег, чтобы купить себе настоящий дом. Плевать, что родители лишили её наследства, на её счетах всё ещё хватает средств.       На самое необходимое — хватает, а дом Эли не считает такой уж необходимостью.       Она же не Джостен, который периодически пялится на ключ от дома Эндрю, когда думает, что его никто не видит. Эндрю Миньярд дал Джостену дом. Элисон считает, что это мило.       Рейнольдс не завидует: она правда рада за них.       Это просто больно.       Рене — милашка, она спрашивает так осторожно, с такой тёплой улыбкой, так мягко и ненавязчиво кивая на фляжку Элисон:       — Ты не думаешь, что у тебя проблемы с алкоголем?       Элисон улыбается ей одной из своих самых неотразимых улыбок. Рене это не обманет, конечно, — но Эли и не пытается.       — У меня нет проблем с алкоголем, — хмыкает Рейнольдс. — Вот у кого проблемы — так это у окружающих, которым есть дело до моих отношений с алкоголем.       Элисон не собирается задевать Рене, и Уокер это тоже знает. Рене лишь кивает, но её улыбка становится чуть более тусклой. Будто выцветает за пару секунд. На мгновение Элисон становится почти стыдно. Она касается волос Рене, будто пытается придать яркость окрашенным кончикам. Уокер поворачивает голову, встречая её взгляд, и снова улыбается. Элисон опять хочет сказать, что всё в порядке, но она не Нил и врать Рене в лицо не станет. Всё очевидно не в порядке, но проблем с алкоголем у Элисон нет.       У Элисон есть проблемы с окружающим миром, где больше нет Сета Гордона, но, похоже, где-то всё ещё есть Рико Морияма, совсем не такой мёртвый, как все считают.       — Дашь нам поговорить со Стефани наедине? — спрашивает Элисон позже.       Позже: дома. У Стефани и Рене дома, сразу после ужина и горячего чая с капелькой виски. Ну, правда, капелькой. К чести Стефани, она и бровью не ведёт (идеально, к слову сказать, выщипанной), когда Эли достаёт свою фляжку.       Аарон называет её «наша алкашка», произносит с гордостью. «Её» — Рейнольдс, конечно. Не фляжку.       — Конечно, — Рене кивает так легко.       Она чмокает Стефани в щёку, потом, помедлив секунду, точно так же чмокает и Элисон. А потом поднимается наверх, в свою комнату. Эли вслушивается в скрип ступенек.       Однажды Элисон спросила Трейси, согласилась бы она стереть свою память — те куски, что причиняют ей больше всего боли. Просто избавиться от них, вымарать напрочь. Однажды — после совместного просмотра фильма: вечер кино у Лисов, Эли не помнит названия и общего сюжета, но момент со стёртыми кусками памяти её зацепил. Тогда Трейси очень долго молчала, а потом покачала головой. Глупая Трейси, прячущая бритвенные лезвия в шкафчике в ванной и думающая, что Эли слишком пьяна, или увлечена собой, или ей просто нет до этого дела. Проблема Рейнольдс — в том, что она понятия не имеет, как ей помочь. Остаётся беспроигрышный вариант: просто не лезть и быть рядом.       Трейси сказала:       «Нет. Бессмысленно. Всё равно напомнят другие. Всё равно расскажут».       Трейси сказала:       «Так вышло бы даже хуже: сколько от себя ни беги, ты всё равно остаёшься собой».       Боль остаётся с тобой: вот что имела в виду Трейси. Можно пытаться от неё избавиться, кромсая бритвой собственное тело, но в конечном итоге ты остаёшься собой: правда, израненный теперь не только внутри, но и снаружи.       Трейси сказала:       «А ты?»       Рейнольдс пожала плечами, переводя взгляд на урну с прахом Сета. Она держит её здесь, в своей комнате, возле своей кровати, совсем не ради того, чтобы забыть, — вот о чём мог говорить тот взгляд. Или о том, что, несмотря на всю боль, это всё равно было прекрасно. Элисон Рейнольдс — не Нил Джостен, игнорировать табличку «Не влезай — убьёт» не стала бы. Нил вот проигнорировал, трахается теперь с Эндрю.       А Эли — с Теей.       Ладно, между Рейнольдс и Джостеном, возможно, есть что-то общее.       Но она доверяет себе, и если бы Элисон в прошлом решила, что без этих воспоминаний ей будет лучше, она не стала бы узнавать и лезть в пекло, чтобы вернуть свою память. Было и было. Похуй.       Проблема в том, что Элисон прошлой, как и Элисон нынешней — не похуй.       Элисон промолчала, и Трейси не стала переспрашивать: чуткая девушка, точно знает, когда у других кровоточат раны. Физические или ментальные.       Как сейчас.       Стефани — журналистка. Эли думает: ей бы следователем работать. Или психологом. Стефани на своём месте: сидит напротив Элисон, пьёт чёрный чай маленькими глотками. Горячий и сладкий, и улыбка у Стефани — самая располагающая. Она ждёт, она не давит. Она выжидает, пока Эли сделает первый шаг, пока скажет первое слово. Пока признается, что ей нужна помощь.       Эли могла бы заплатить, но всё, что ей нужно: совет.       — Гипотетически, — Элисон тщательно выбирает слова. — Если бы у меня возникли сомнения, что кто-то, объявленный мёртвым, действительно мёртв, с чего бы мне стоило начать, чтобы выяснить правду?       Стефани Уокер — очень умная женщина. Элисон не хочет её в это ввязывать. Это опасно. Это клан Морияма. Она не хочет лишить Рене матери — а если Стефани полезет в этот клубок, то, вполне возможно, именно этим всё и закончится. Новой смертью, на сей раз — настоящей. По Элисон, во всяком случае, никто не будет сильно горевать.       Кев вполне сможет пить с Аароном, а Трейси — жить с Рене и Даниэль.       — Ну, — Стефани отставляет чашку. — Чисто гипотетически: зачем бы тебе понадобилось бы это делать?       — Роман, — выпаливает Элисон. — Я пишу роман.       Гипотетический роман о гипотетической смерти мёртвого ублюдка. Стефани ей, конечно, не верит: наскоро сляпанная ложь, самое тупое оправдание, какое только можно было бы выдумать.       — Ну, чисто гипотетически, — Стефани Уокер усмехается, сарказм сквозит в голосе. — Я бы начала со свидетельства о смерти.       — Чисто гипотетически: не уверена, что это хороший вариант, — Элисон вздыхает. — Не потому, что мне до него не добраться, но… Там замешаны деньги. Достаточно денег, чтобы к свидетельству было не прикопаться.       — Влиятельные люди и деньги, — Стефани понимающе кивает. — Как семья Морияма, так? Разумеется, чисто гипотетически. Тогда я бы начала с людей.       Рейнольдс облизывает пересохшие губы.       — С людей?       — Всегда есть кто-то, кого мучает совесть, или кто-то, кому заплатили недостаточно. Всегда есть кто-то, кто что-то видел и что-то слышал, — Стефани снова кивает. — Раз у тебя появились вопросы, значит, должны быть какие-то недомолвки? Какие-то концы, не сходящиеся с концами?       Элисон молчит очень долго. Мыслительные процессы, размышления: шарики трутся о ролики. Она с полсотни раз продумывала этот разговор, решала, что сказать, — но сказать Стефани правду она не может. Всю правду.       — Там… Чисто гипотетически, есть два человека, один из них очень часто врал, а второй скорее соврёт, чем скажет правду, но… — Элисон вздыхает. — Возможно, она права. Не то чтобы я ей верю и не верю ему, но… Если некто, кто объявил себя мёртвым, жив, это может представлять опасность.       Вроде той, которой они подвергались весь прошлый год. Вроде той, из-за которой убили Сета. Элисон не хочет повторений. Достаточно одной смерти. Элисон просто нужно знать.       — Чисто гипотетически, — Стефани придвигается ближе, локтями опираясь на стол. — Тот, кто гипотетически мёртв. Влиятельный, так? Ты думаешь, он мог избежать своей смерти один?       — Понятия не имею, — честно отвечает Элисон. — Здесь что-то не сходится. Возможно, всё.       — Возможно, тебе стоит пересмотреть концепцию романа, — Стефани коротко улыбается.       Но Рейнольдс слышит это в её голосе: нотки любопытства. Так действуют акулы, чующие кровь. Стефани ни секунды не верит в то, что речь правда о романе, и ей интересно.       — Да, думаю, вы правы, — кивает Элисон. — Спасибо. Возможно, позже у меня появятся ещё вопросы. Какие-то другие вопросы по каким-то другим сюжетным линиям в романе.       Стефани коротко кивает: они обе точно знают, что врут друг другу.       — И, Эли, — тихо зовёт её Стефани. — Чисто гипотетически — я бы не советовала тебе в это лезть. Ты слишком…       — Красивая?       — Заметная.       Элисон тихо смеётся, Стефани, напротив, абсолютно серьёзна.       — Я бы тоже не советовала вам лезть в это, — Элисон улыбается. — Ну, чисто гипотетически. Опасно и всё такое.       Стефани не улыбается. Она смотрит куда-то за спину Элисон; Рейнольдс помнит — там висят семейные фотки в рамочках. Рене с клюшкой, Рене в парке развлечения, Рене и Стефани.       — Ты лезешь в это, чтобы защитить тех, кого любишь, — тихо произносит Стефани. — И я тоже.       Чисто гипотетически: здесь всё логично. У Элисон есть деньги, у Стефани Уокер есть связи. Вдвоём они смогут гораздо больше, чем смогли бы поодиночке. У Стефани есть опыт, у Элисон — короткие обрывки знаний. То, что сказала Тея, то, что сказал Нил.       Кто-то из них врёт — или ошибается.       Мулдани ей не врала: она действительно считает, что Рико может быть жив. Мулдани ей не врала: оргазм она точно не симулировала.       Нил врал весь прошлый год, чтобы защитить их.       Элисон должна знать точно.       — Речь идёт о Рико? — Стефани Уокер — очень умная женщина с поистине бульдожьей хваткой, и свою дочь она будет защищать до последней капли крови.       Не своей, конечно — но крови Мориямы.       Однажды Кевин Дэй сказал Элисон, что любовь не может быть целью всей жизни. Месть тоже вряд ли годится в качестве такой цели, но Рико Элисон хочется придушить своими руками. Или застрелить. Или зарезать. Сойдёт любой способ, чтобы точно убедиться: Рико Морияма — мертвее некуда.       Рейнольдс кивает, идеальные локоны кудряшек подпрыгивают.       Скрип ступенек — Элисон вслушивается в него снова. Рене спускается, Рене почти бежит. Рене бегает в двух случаях: либо на поле, либо это что-то по-настоящему важное. Элисон не сводит напряжённого взгляда с лица Стефани. Это всё должно остаться между ними, просто на всякий случай.       Это всё может быть ловушкой.       Это всё может оказаться чем-то похуже ловушки — если Нил им и правда соврал.       Рене вбегает в кухню, и вид у неё — перепуганный насмерть.       — Морияму только что убили в нашей раздевалке в Пальметто, — говорит Рене.       Кудряшки Элисон, кажется, вот-вот встанут дыбом.       — Которого Морияму? — деловито спрашивает Стефани.       — Тетсуи. Нашли с перерезанной глоткой. Мне звонила Даниэль, только что, — голос у Рене дрожит, и спустя пару секунд она выдаёт причину дрожи: — Эндрю не отвечает.       Стефани встаёт, ещё до того, как Элисон это отслеживает. Секунда — и Рене в её руках, в её объятьях. Стефани ничего ей не говорит, лишь гладит её спину и плечи, целует в макушку.       Стефани не надо объяснять, кто такой Эндрю Миньярд и как ловко он орудует ножами.       — Брось, Рене, — Элисон решительно качает головой. — Эндрю, конечно, вспыльчивый и взбалмошный, и царя в голове у него нет, но…       Вспыльчивый и взбалмошный — это самое мягкое описание Эндрю, которое Рейнольдс только смогла подобрать. Эндрю Миньярд — ебанутый на всю голову, вот что она хотела сказать, и Рене это наверняка знает. Рене наверняка оценила бы подбор слов Элисон, если бы была в состоянии.       Эли внезапно думает, что Рене сейчас кажется слишком хрупкой.       — Но он не идиот, — наконец продолжает Элисон. — Он не оставил бы следов. Он не оставил бы так труп. И, если бы действительно убил Тетсуи, он… Он бы уже признался. Об этом бы уже кто-то знал. К тому же, разве не сегодня у них сеанс с Бетси? Совместный? Думаю, они у неё. Стоит попробовать позвонить Аарону. Или Бетси.       Стефани не смотрит на Рейнольдс, только едва заметно кивает, крепче прижимая к себе Рене.       — Они пробуют, — Рене говорит, и её голос дрожит уже меньше. — Они… Они пытаются. Даниэль сказала, что напишет, когда что-нибудь прояснится. Когда они отзовутся.       Рене словно подзаряжается от Стефани, словно расслабляется и начинает верить в то, что всё действительно может быть в порядке. Слова Эли здесь не при чём, Элисон даже не уверена, что Рене слышала хоть один приведённый ею аргумент. Со своей матерью Элисон в последний раз разговаривала два года назад, и она сказала, что Эли ей больше не дочь.       Рейнольдс не завидует, ей просто больно.       Нужна анестезия: ещё пара глотков чего-то крепкого.       И ещё — убить Морияму, не того, так другого.       Мобильный Элисон, лежащий на столе, коротко звенит, бряцает мелодично. Экран светится. Одно новое сообщение.       Эли берёт телефон в руки.       «Ради твоего же блага, я надеюсь, что это не ты».       Номер отправителя незнаком, но код Западной Вирджинии. Чтобы догадаться, кто отправитель, не нужно быть гением.       «Хотелось бы убить того, кто это сделал, самой, но это сделает Ичиро».       Элисон криво усмехается.       — Даниэль? — тихо спрашивает Рене. — Или Кевин?       «Чёртова сука, скажи мне, что это была не ты».       — Это… Это другое, — Элисон коротко качает головой. — Никогда не заводи связи на одну ночь. Знаешь, что может пойти не так? Всё.       Элисон пишет Теодоре Мулдани:       «Я бы не призналась, даже если бы это была я, но тебе повезло. Меня даже нет в Южной Каролине».       Рене издаёт короткий смешок, Стефани не отпускает её из объятий, целует в макушку, целует в лоб.       «Я выебу из тебя всё при следующей встрече».       Элисон делает глоток из фляжки — смеётся. В её случае идёт не так абсолютно всё, каждый чёртов ёбаный раз.       Всегда.