Никто, Нигде, Никогда

      Жан вылетает из аудитории, когда понимает, что Кевин звонит ему. Обычно они с Дэем созваниваются — если созваниваются — по вечерам: Кевин переходит на французский, Джереми с понимающей улыбкой выходит из комнаты. Обычно Кевину трудно проснуться, и до полудня он выживает только на литрах кофе и энергетиках. И он точно не в состоянии поутру связать и двух складных слов, только если Жан не начнёт к нему приставать; и точно не станет звонить в восемь чёртовых часов, в которые Жан Моро пулей вылетает из аудитории.       Это нервное.       Смерть Тетсуи — как спусковой крючок. Жан так сильно боится за Кевина, боится, что может случиться дальше. Боится мести Ичиро Мориямы. Жан, перепуганный насмерть, берёт трубку, едва выбегает в коридор.       — Кев? — Жан зовёт его сразу же, даже не пытаясь говорить тише. — Кевин. Я здесь. Что случилось?       Что-то случилось, раз Кевин Дэй звонит с утра пораньше. Что-то, чего ещё не было в новостях. Что-то по-настоящему страшное. Что-то, из-за чего Кевину необходимо услышать голос Жана прямо сейчас.       Надо было остаться в Пальметто. Надо было наступить себе на горло и согласиться, чтобы Кев перевёлся сюда. Они бы справились. Они бы смогли. Здесь, сейчас, втроём было бы лучше.       Втроём.       Эта мысль словно ножом проникает через одежду, сквозь кожу; ледяным лезвием. Внутрь. Дырявит лёгкие. Втроём. Жан всерьёз думает о них втроём, сейчас. Эгоистичный ёбаный идиот.       — Жан, — голос Кевина — глухой и такой далёкий.       Жан закрывает глаза, прижимаясь спиной к стене в коридоре Калифорнийского университета. Он огромный, запутанный, так много корпусов, система — сам чёрт ногу сломит. Жан всё ещё путается в них, блуждает, так часто заворачивает не туда и опаздывает.       В себе Жан тоже запутался, но разве это может быть важным сейчас?       — Я здесь, Кев, — повторяет Моро. — С тобой. Дыши.       Главное — это дышать. Делать вдох и делать выдох. Сквозь расстояние и часовые пояса — они дышат в унисон. Жан рядом, даже когда он не рядом. Там, за стеной, профессор Чанг читает лекцию по макроэкономике.       Там, за спиной Жана, за стенкой, его новая жизнь, которая ему не сдалась к чертовой матери без Кевина Дэя, которого сейчас едва хватает на то, чтобы произнести имя Жана Моро. Но что-то случилось. Что-то же случилось, потому что Кевин даже не задыхается.       Он будто просто не хочет больше дышать.       — Кевин, — Жан шепчет так отчаянно.       А потом срывается с места. Запутанный университет, коридоры и бесконечные лестницы, Жан бежит к выходу. Жан бежит так быстро, будто его цель — добраться до Пальметто пешком в кратчайшие сроки.       — Ваймак, — выдавливает из себя Дэй. — Он в участке.       Было бы быстрее попросить Джереми Нокса подкинуть его до общежития, но Жан понятия не имеет, в какой части этого здания сейчас Нокс. Звонить ему, пока он говорит с Кевином, — тоже не вариант. Поэтому Жан бежит, так быстро, как не бежал ещё никогда, — даже если в этом нет никакого смысла; но он должен сделать хоть что-то.       — Они опять его допрашивают? Они охренели, что ли, в конец? — Жан толкает тяжёлую дверь, выбегая наружу.       В Калифорнии всегда солнечно. Ну, по большей части. Сейчас солнце светит так ярко, слепит глаза, а Жан прижимает трубку к уху и бежит. Глупое решение проблемы. Бессмысленное. Но Жан должен что-то делать, потому что голос Кевина просто разрывает ему сердце.       В прошлый раз, когда Кев звонил вне графика и без предупреждения, он сказал, что они все под подозрением, и что им нельзя покидать штат, и что на Осенний Банкет Жану придётся идти с Джереми. В прошлый раз Жан сказал, что на хую вертел этот Осенний Банкет и просто проигнорирует его: никуда не поедет, раз там не будет Кевина. Дэй тогда сказал, что это глупое решение. Глупее — только бежать сейчас под калифорнийским солнцем до самой общаги; но надо хоть что-то делать, и Жан не знает, что ещё он может сделать, и поэтому бежит, вслушиваясь в дыхание Кевина.       На Осенний Банкет в итоге не поехали все Троянцы. А ещё — Университет Пенсильвании. А ещё — Колумбийский. И Шакалы. А потом и Быки. Команды отказывались по цепочке, снежной лавиной.       Джереми, рассмеявшись, сказал тогда: «Это всё из-за тебя».       Ходили разговоры, что Осенний Банкет собираются провести снова, уже в Пальметто, но разговоры остались разговорами. Рождественский ужин, впрочем, собираются провести именно там, в гостях у Лисов, если ситуация не изменится. Об этом было сказано тренером Риманом лично Джереми Ноксу, поэтому, конечно, об этом знают все остальные.       Включая Жана.       Включая Кевина.       Кевина, который сейчас едва дышит.       — Он дал показания, — голос Кевина звучит отстранённо, глухо, Жан бы сказал — как из могилы. — Он признался.       Время останавливается, и Жан останавливается тоже. Кажется, даже его сердце останавливается; пропускает удары. Жан не может поверить в услышанное и ещё — в то, что не спит.       Кевин говорит:       — Отец сказал, что это он убил Тетсуи.       Сначала мозг Жана регистрирует: Кев, наконец, называет Ваймака своим отцом. Не папой, но хотя бы отцом. Их с Ваймаком отношения сложно назвать семейными и сложно назвать вообще отношениями, но Дэвид Ваймак — тот, к кому Кевин пришёл, когда Рико сломал ему руку. Тот, к кому Кевин сбежал из Гнезда. Тот, кто защитил его.       Ну, после Эндрю Миньярда.       Смысл всей фразы доходит до Жана пару секунд спустя.       Весь страх. Весь ужас Кевина. Всё его состояние.       — Господи, Кев, — Жан выдыхает. — Ты в порядке?       Моро задаёт очевидно глупые вопросы: Кев не в порядке, раз в восемь утра понедельника звонит Жану, когда Ваймак — в полицейском участке, признался, что убил Тетсуи.       — Я приеду, — обещает Жан. — Вылечу первым же рейсом.       Жан добудет деньги. Что-то осталось со стипендии, что-то найдёт, что-то займёт. Попросит Джереми. Попросит Аарона. Попросит Римана. Он должен быть рядом. Он должен.       Жан оглядывается, не понимая, куда ему бежать.       Вещи.       К чёрту вещи.       Паспорт.       Деньги.       Где-то в здании университета Джереми Нокс ещё понятия не имеет, что произошло. Жан расскажет. Жан объяснит ему всё — только позже. Потому что сейчас он нужен Кевину. Нужен так сильно, как никогда не был нужен раньше. И Жан снова бежит — туда, к общежитию. Паспорт. Ему нужен паспорт. И ещё деньги. Он должен купить билет. Должен вылететь прямым рейсом. Должен…       — Нет, — Кевин отрезает. — Жан, нет. Здесь… здесь небезопасно. Не сейчас. Пожалуйста, нет.       Моро — не идиот, Моро понимает: повсюду люди Мориямы. Следят за Кевином. Следят за Лисами. Собираются расплатиться с Ваймаком.       И именно поэтому Жан нужен Кеву: они умрут вместе, от старости или нет, но Жан просто не может оставить сейчас Кевина одного. Только не сейчас и только не так.       — Я приеду, — Жан — такой же упрямый идиот, как и Кевин Дэй; не новая, конечно, информация. — Я всё равно приеду. Только дождись, Кев. Пожалуйста. Дождись.       — Блять, Жан.       — Я люблю тебя, Кев. Я очень сильно тебя люблю. И я еду.       Так Моро и сбрасывает звонок, именно с этими словами — и последнее осталось за ним.       На самом деле он, конечно, ещё не едет. На самом деле — бежит. Жан Моро бежит, бежит до самой общаги. Добегает в рекордные сроки. Долго не может найти ключ от их с Джереми комнаты, роется в карманах.       Жану, на самом деле, не нужно много вещей. Паспорт и ещё бумажник — надо пересчитать наличные и выяснить, что осталось на карточке. Мобильник и зарядка для него. Что ещё? Да к чёрту что-то ещё. Надо идти. Надо бежать. Жан судорожно мечется по комнате.       Ему кажется, он что-то упустил.       Что-то упущенное врывается в комнату в следующую секунду, растрёпанное и перепуганное не меньше, чем Кевин.       Это похоже на два выстрела: один — в сердце, второй — в голову. Первым был звонок Кевина в восемь утра, а второй сейчас врывается в комнату и спрашивает:       — Жан, что случилось?       Джереми.       Конечно, Джереми, а кто же ещё может врываться в их комнату, спрашивая, что случилось. Сердце Жана разрывается снова. Это кажется невозможным, но это происходит.       Нет смысла спрашивать, какого чёрта Нокс тут делает. Сорвался с лекций, чтобы добраться до общежития. Кто-то сдал, что Жан сбежал из аудитории с телефоном в руке. Не секрет, что Троянцы стараются не оставлять его одного. Кто-то из них почти наверняка написал Джереми.       И он здесь.       Спрашивает, что случилось.       — Джер, я… — Жан давится словами. — Мне нужно в Пальметто.       Джереми делает пару шагов, оказываясь рядом, так близко. Его ладони ложатся на плечи Моро, сжимают, будто стараются удержать. Успокоить. Горячие руки, Жан чувствует тепло даже сквозь футболку.       — Что случилось? Жан. Посмотри на меня. Что произошло? — голос Джереми — спокойный, уверенный, но волнение всё равно трещит: оно чувствуется в его взгляде, в том, как Нокс смотрит на Жана.       И Жану так сильно хочется отвести взгляд, потому что ему кажется, что он этого не выдержит.       Не вывезет.       Уже не вывозит.       Но Кевину нужна помощь, Жан нужен Кевину.       — Ваймак, — Жан выдыхает. — Он признался в убийстве. Кевин звонил. Джер, мне нужно к нему.       Жану так сильно хочется отвести взгляд, потому что он боится увидеть сейчас в глазах Джереми боль. Но Джереми Нокс — невозможный: чёртов невыносимый Джереми, мать его, Нокс только улыбается уголками губ. А потом придвигается ближе, прижимаясь лбом к его лбу.       — Кевин просил тебя приехать?       Так просто сказать «да», и Жан уверен, что, скажи он это чёртово «да», Джереми отпустит его. Но соврать Ноксу Жан почему-то не может. Почему-то не хочет. Может, Жан слишком устал от количества вранья: в первую очередь — себе.       — Он просил не приезжать, — сглотнув, признаётся Жан. — Сказал, что это небезопасно. Сказал… Джер, он… Он там один.       Миньярд не в счёт, Джостен не в счёт. Кевин там один на один с тем, что вот-вот снова потеряет отца. И Жан должен быть рядом. Жан должен быть с ним. Чёрт возьми, его даже не было в Южной Каролине, когда убили Тетсуи, — ну что люди Мориямы могут ему сделать?       Джереми так явно не считает, да и Кевин тоже — но они просто пытаются защитить его. А кто защитит сейчас Кева?       — Кевин прав, — Джереми Нокс едва заметно улыбается. — Тебе туда нельзя.       Выдох Жана больше похож на скулёж.       — Джер.       И Джереми Нокс берёт лицо Жана в ладони, целует в лоб, целует в переносицу. Не дружеские жесты, не дружеские поцелуи: но однажды Джереми уже просил поверить ему, а Жан вместо этого поверил в него.       Они должны были поговорить. Моро и Кевин. Жан хотел обсудить с ним лично, ещё несколько недель назад, но так и не придумал, с чего начать.       Осенний Банкет сорвался, и всё сорвалось, а сейчас срывается Жан.       — Я поеду туда, — говорит Джереми. — К нему. Он не будет один. Но ты должен оставаться в безопасности, Кевин прав. На месте Ичиро… Я бы сделал Ваймаку максимально больно. И ты — один из способов это сделать.       В словах Джереми есть смысл, но Жан мотает головой так отчаянно.       Однажды Джереми Нокс попросил довериться ему, и Жан доверился, но сейчас он просит о гораздо большем.       — Здесь я не останусь, — Жан мотает головой.       — Не останешься, — с этим Нокс соглашается, кивает чуть заметно. — Но в Пальметто ты не поедешь.       И в голосе Джереми — такая уверенность, простая и железобетонная. Так солнце встаёт на востоке, а заходит на западе. Так земля вокруг этого солнца крутится. Так работает сила гравитации. В голосе Джереми Нокса — вселенная бесконечна, всё ещё расширяется, ежесекундно. И все слова и аргументы Жана просто сгорают в атмосфере, как глупые мелкие астероиды, метеоры, притянутые гравитацией и любопытством.       Джереми говорит: не поедешь.       Жан не собирается с этим мириться, но не может спорить.       Губы Моро вздрагивают, кривятся, размыкаются.       — Ты мне веришь? — Джереми задаёт этот свой вечный вопрос, садится на любимого конька.       И здесь Жану так сильно хочется сказать: «нет». Сказать, что ни хрена он не верит Джереми и в него не верит тоже. Попросить отпустить его.       Но Джереми держит — его лицо в своих ладонях держит, — и Жану не хочется, чтобы он отпускал.       Это неправильно. Это нечестно. Так не должно быть. Это похоже на два выстрела: оба — контрольные. И сейчас Джереми Нокс его убивает. Его добивает. Прижимает к себе так крепко, словно уже получил ответ на свой вопрос.       — У нас же игра, — Жан только и может, что выдохнуть.       Аргумент, если честно, так себе.       — Они справятся, — Джереми говорит — Джереми знает, о чём говорит, — Джереми даёт обещание. — И я тоже справлюсь. Пожалуйста, верь мне. Я позабочусь о Кевине.       Это его, Джереми Нокса, шанс. Сделать так, чтобы Жану не пришлось выбирать. Жан почти уверен в том, что у Джереми ничего не выйдет. Кевин не захочет, Кевин никогда не сможет с подобным смириться. Тем более — сейчас, когда его отец…       Кевин сломается. Надави слишком сильно — и он сломается, и Жану это известно лучше, чем кому-либо. Но Джереми просит ему поверить, и Жан уже сделал это однажды, и второй раз, и третий, и нарушать традицию он не может.       Глупо верить в кого-то, Жан знает.       — Он не простит, если я не приеду, — голос Моро дрожит.       — Он не простит себе, если ты приедешь и с тобой что-то случится, — Джереми целует Жана в висок, в скулу — в побледневшую римскую тройку. — Поэтому поеду я. Брось, Жан, даже Морияма будет не в состоянии справиться с моим обаянием.       Шутка неуместная, но уголки губ Жана всё равно дёргаются — едва заметно.       — Аарон, кажется, прав насчёт, знаешь... — Жан зажмуривается на секунду, сглатывает, продолжает: — Насчёт твоего чувства юмора.       Джереми в ответ только смеётся, и Жану так хорошо и одновременно так больно, и он не может разграничить эти ощущения. Это почти мазохизм.       Так Аарон Миньярд пишет Жану:       «Приедешь — все перья тебе повыдёргиваю. Не приедешь — тоже повыдёргиваю. С выбором, Пернатый, у тебя хуёво, ничего не скажу».