Никто, Нигде, Никогда

      Их первая встреча случается совсем не в Пальметто, да и вообще далеко от Южной Каролины. Их первая встреча: время за полночь и снег хрустит под ногами. Их первая встреча напоминает дурацкую сказку, сцену из фильма про любовь и заметку из хроники происшествий.       Ветрено и промозгло, середина декабря, и никакого рождественского настроения. Эбигейл сегодня исполняется тридцать семь и у неё нет ни малейшего желания праздновать. После двенадцатичасовой рабочей смены единственное желание Эбигейл Уинфилд — рухнуть в постель. С неба сыпется мелкая дрянь, снежинки колючие, острые, эта дрянная метель, Эбби ёжится, вглядываясь в темноту. Здесь ехать-то всего ничего: минут двадцать от силы, а видимость оставляет желать лучшего. Телефон Эбигейл, конечно, не разрывается от звонков: поздравлять её особо некому. Трудно завести друзей в новом городе, если сутками пропадаешь на работе. Трудно поддерживать связь со старыми друзьями на расстоянии. Трудно завести новые отношения — только если на той же работе. Но это ведь правда паршивая идея: Эбби уже попробовала однажды. Теперь у Эбигейл железное правило: не трахаться с анестезиологами. Это второй пункт в списке её жизненных принципов, которые следует соблюдать неукоснительно.       Третий пункт в этом списке гласит: не навреди.       А следовало бы: жми на тормоз. Эбби тормозит слишком поздно — не сразу замечает пешехода, дорога скользкая. Она его сбивает, и так они встречаются. Так они знакомятся: Эбигейл выбегает из машины, напуганная гораздо больше, чем Дэвид. Это потом Эбби узнает, что его зовут Дэвид, а сейчас всё, что её интересует: какие у него повреждения. Гематомы, переломы, трещины.       — Всё нормально, — говорит он, пытаясь встать, а Эбби давит на его плечо. — Я просто подскользнулся и упал.       — Всё в порядке, — отвечает Эбби. — Я врач.       Вообще-то не врач, а медсестра, но ведь врач вызывает больше доверия, так? Эбби хотела стать врачом, но отучилась лишь на медсестру. Впрочем, она и так помогает людям.       Дэвид — пока что Эбби ещё не знает, что его так зовут — смеётся, упрямо пытаясь подняться. Так бывает: адреналин притупляет боль, люди даже не понимают, что с ними что-то не так первое время. Это может быть что угодно, это может быть сотрясение. Глухой стук, прежде, чем машина Эбби — старенький форд — остановилась, Уинфилд слышала этот глухой стук. Звук удара. Дэвид упал, возможно, ударился головой.       — Вам надо лежать, — говорит Эбби. — Я вызову скорую. И полицию.       — И пожарных вызовите, — говорит Дэвид. — И журналистов. И спасателей. Звоните сразу всем.       Пока что Эбби не знает, что Дэвида Ваймака так зовут, и что он тренер сборной Пальметто по экси, но уже понимает, что характер у него — несносный. А ещё — догадывается, что он очень добрый.       — Вам надо в больницу.       До больницы ехать-то всего ничего, Эбигейл только оттуда. Дэвид Ваймак, как и многие другие люди, больницы ненавидит. Забота о своём здоровье — последнее, что его волнует, учитывая счета за лечение.       — Вы же врач, — хмыкает Ваймак. — Осмотрите меня здесь.       Здесь: лежащего на дороге в свете фар и фонарей, в этой метели и холоде. Эбби вздыхает, Дэвид смеётся. Эбигейл ещё не знает, как его зовут, но успевает разглядеть то, что он по-своему привлекателен. Старше неё, с несносным характером, отвратительным чёрным чувством юмора.       А вот глаза у него — добрые.       Эбби доверяет своему внутреннему чутью даже больше, чем медицинской энциклопедии.       — У вас кровь, — говорит Эбби.       — Это царапина, и вы бы убедились в этом, если бы её осмотрели.       Кровь на затылке, её немного, скорее всего, Дэвид просто слегка приложился головой при падении. Врачи в таких случаях шутят: был бы мозг, было бы сотрясение.       — Здесь неподходящие условия, — Эбби только качает головой. — Мало света. И холодно.       Их первая встреча — словно сцена из любовного романа, из тех, что листает на досуге их дежурная медсестра. Полуголые парочки в страстных объятиях на обложке. Эбби пытается не улыбаться: у Эбби таких пациентов, жаждущих сбежать с осмотра, по несколько десятков за смену.       — А мне тепло, — говорит Дэвид, хотя Эбби ещё не знает его имени. — Когда вы на меня так смотрите.       Первый пункт в списке жизненных принципов Эбигейл Уинфилд гласит: люби. И она любит. Всем сердцем любит свою работу, своих коллег (даже козла анестезиолога), своих пациентов. Эбигейл любит этот город, любит его жителей, и даже погоду эту мерзкую любит. Так Эбби ощупывает Дэвида на предмет повреждений, пока они препираются. Он говорит, что не поедет в больницу, а она говорит, что не может отпустить его после того, как на него наехала. Они спорят, но Ваймак больше смеётся и подкатывает, а Эбби не может удержаться от улыбки.       На этот момент Эбби не знает имени Дэвида, но догадывается, что в больницу они не поедут. На этот, конкретный момент, Эбби ещё не пришла в голову дурацкая идея увезти Ваймака к себе. На этот момент Эбби только растягивает губы в улыбке, когда Дэвид делает ей комплимент: Эбигейл Уинфилд в старой куртке и заляпанной кровью форме.       Так меняются судьбы: Эбби потом подумает, что даже не успела загадать желание на свой день рождения — но каким-то невероятным образом оно исполнилось всё равно. Так Эбби увезёт Дэвида к себе, и по дороге они, наконец-то, познакомятся, и Эбби узнает его имя. В её маленькой квартире Эбби перевяжет ему голову и они перейдут на «ты», и она постелит ему на диване. В ту ночь они, конечно, не переспят, как не переспят и две недели спустя, когда Дэвид приедет поблагодарить её за спасение. А ещё через месяц Дэвид приедет снова, чтобы предложить ей работу — в другом городе, в другом штате, на другом конце страны. И Эбби согласится. Не потому что она почувствует себя обязанной Дэвиду, и уж точно не потому что ей хотелось оставить свою работу в больнице. Эбби сделает это даже не из великой любви к Ваймаку и не потому что захочет быть с ним вечно в горе и в радости — ну, или не только поэтому.       Но Дэвид Ваймак расскажет о своей идее дать второй шанс всем тем, кто не получит этот шанс от других — и Эбигейл это зацепит за живое. У Эбби нет своих детей — у неё не может быть своих детей, но несколько лет спустя она поймёт, что у них с Ваймаком на двоих целая многодетная семья. Так все эти дети не её официально, но она любит их всем сердцем. Она не воспитывает их и не читает им морали и нотации, она не отбирает у несовершеннолетних алкоголь и лишь просит Эндрю выходить на улицу, когда он курит. Эбби разрешает им жить в её доме во время летних каникул, Эбби помогает пройти Мэтту через ломку, Эбби выхаживает сломанную руку Кевина. Эбби едет с Элисон на аборт. Эбби всегда рядом — и она просто любит их так сильно, как только может любить. Всех её детей — и ещё Дэвида Ваймака.       С их первой встречи с Ваймаком прошло несколько лет, но сегодня Эбигейл Уинфилд снова снится та ночь: метель и промозглый ветер, и глухой удар, и смех Ваймака, только на сей раз Эбби не успевает привезти его домой. Эбби просыпается — её будит настойчивый звонок в дверь. Эбби к этому готова всегда — к тому, что кто-то придёт к ней, потому что Эбигейл Уинфилд всегда рядом, когда нужна помощь. Она накидывает халат и спускается вниз почти бегом. Никто не приходит среди ночи просто так, узнать, как дела.       Так Эбби распахивает дверь и переводит взгляд с Малкольма на Алекса и обратно; двое новых игроков, первокурсники. Приехали к ней. Нуждаются в ней. Эбби не спрашивает, что случилось, она лишь отступает на шаг, пропуская их в дом — и они заходят.              Их интересует разные вещи. Так Алекс всё косится на бардачок, куда Малкольм сунул пистолет, так Линч следит за дорогой.       Так Алекс спрашивает:       — Куда мы всё-таки едем?       Пистолет можно было бы выкинуть с моста в реку, но Линчу кажется это слишком очевидным решением. Отпечатки пальцев с пистолета Малкольм стёр, но копы могут определить, что Рико был застрелен именно из этого оружия, уже не говоря о том, что у них возникнут вопросы, если они остановят машину Линча посреди ночи и найдут там ствол. Линч уверен, что их не остановят: он водит осторожно, а такие машины, как его Шевроле, вообще не останавливают: она слишком старая и слишком убитая.       Так Малкольм спрашивает:       — Какой смысл отращивать волосы, чтобы всё время носить их, завязанными в хвост?       Малкольм наблюдает краем глаза: Алекс открывает рот, Алекс закрывает рот. Алекс пялится на Линча, размышляет над его вопросом. Алекс качает головой, а потом тянет руку — очевидный жест, чтобы стянуть резинку для волос. Чёрные волосы Риверы, Линч просто ни разу не видел их распущенными, Линчу просто хочется посмотреть и просто хочется спросить.       — Я сниму, если скажешь, кто убил Тетсуи, — пальцы Алекса замирают, когда касаются волос.       Кривая улыбка, глуповатая, наглая, Ривера щурит свои тёмные глаза. Их интересуют разные вещи, у них разные познания. У Малкольма плохо с социальными плясками, но это — не та причина, по которой труп Рико Мориямы остался лежать там, в раздевалке стадиона в Пальметто.       Ривера ведётся на провокации и пытается провоцировать Линча сам.       — Я сам с тебя её сниму, когда ты догадаешься, — говорит Линч.       Про себя Линч делает пометку: этого может не случиться вообще никогда. Алекс отвечает коротким смешком, и ладонь кладёт на бедро Малкольма. Алекс — наркоман в завязке, и интеллект у него — такой себе. Алекс не замечает очевидных вещей, зато хорош в том, в чём плох сам Малкольм.       Линча не интересуют отношения; но про секс лучше узнавать из собственного опыта, а не прочитанных книг и просмотренных порнофильмов.       — Я не догадаюсь, — Алексу, во всяком случае, хватает ума признаться в этом. — Но ты всё равно сможешь снять её с меня. Во время поцелуя. Это интимные штуки, понимаешь?       Линч понимает — и не понимает. Но ладонь Риверы на его бедре мешает сосредоточиться на деле и поразмыслить над тем, что им надо сделать дальше. Алекса волнует, куда они едут, но его так легко отвлечь, так легко сбить с мысли. Так их разговор уходит совсем в другую степь, они сворачивают не там, где нужно было бы — Ривера это замечает, но полностью поглощён следующим вопросом Линча.       — А что насчёт других резинок? — спрашивает Малкольм.       Так несколько часов назад Линч спросил, на чьей стороне Алекс — так сейчас они оба замешаны в сокрытии преступления, так Линч спрашивает сейчас, переспят ли они.       Ривера смотрит на Линча так, словно пытается сообразить, шутит он или нет; но у Малкольма всё в порядке с чувством юмора. Просто у других с этим чувством всё плохо. Ривера кривит губы в ухмылке, Ривера подаётся чуть ближе к Малкольму, ремень безопасности натягивается.       — С собой я их не брал, — говорит Алекс. — Кто ж знал, что у нас будет секс на первом свидании?       Это не стоило бы называть свиданием. Линч обозначил бы это, как деловую встречу. Это нелогично, но ухмылка Алекса мешает Линчу сосредоточиться; Линча хватает только на то, чтобы отключить по дороге мобильный телефон Рико, и ещё вытащить из него батарею — на всякий случай. Линча хватает лишь на то, чтобы припомнить дорогу и свернуть на нужном повороте, но он продолжает подкидывать Алексу провокационные вопросы, сбивая его с мыслей просто потому, что может.       А ещё — потому что ему иррационально нравится эта его усмешка.       — Ты мог просто спросить, — Линч пожимает плечами; имеет в виду не только их первое свидание — деловую встречу.       — Если я и трахну тебя на капоте тачки, это будет не эта рухлядь, — слова Риверы похожи на обещание, Малкольм точно знает: клятвы даются, чтобы их нарушать.       — Не говори так о Шевроле, — Линч смеётся. — Она может обидеться. И заглохнуть. И тогда я трахну тебя на её капоте.       — Ритуал некромантии, я понял, — Ривера хмыкает в ответ.       Так пальцы Алекса сжимаются на бедре Малкольма, и Линч никак не может сосредоточиться, не может сконцентрироваться. Линч не успевает продумать, что именно следует сказать; дом Эбигейл Уинфилд находится слишком близко к стадиону и близко к общежитию. Малкольм тормозит, останавливается у её дома, он был у неё лишь однажды, но запомнил дорогу.       Алекс дорогу не запомнил, но запомнил дом.       Свет не горит, Эбби наверняка спит. Так глубокой ночью и следует поступать нормальным людям, но Малкольм и Алекс в том возрасте, когда именно в это время стоит заниматься глупостями.       — Только не говори, что мы заехали к Эбби за презервативами, — бормочет Ривера, выбираясь из машины следом за Малкольмом.       Он так и не понимает, или делает вид, что не понимает; возможно, догадывается и хочет получить подтверждение. То, что делает Линч — иррационально и ничем не обосновано, но когда они походят к двери, Малкольм вцепляется в запястье Алекса. Малкольм тянет Алекса к себе. Но Ривера с этой его глуповатой ухмылкой — будто он под кайфом прямо сейчас — тянется тут же.       Губами прижимается к губам и целует. Александр Ривера целует Малкольма Линча, забив на оставленный в раздевалке труп и на то, по какой причине они приехали именно сюда, в дом к Эбигейл Уинфилд, их медсестре. Алекс делает именно то, что так хотел от него Линч — прихватывает губами губы, лижет их, кусает, терзает; смеётся Малкольму в рот и позволяет ему стянуть резинку со своих волос.       — Я ещё не догадался, — ухмыляется Алекс.       Они не избавились от трупа, зато поцеловались, Алекс так ничего и не понял, но Малкольм распустил ему волосы, и теперь цепляется за чёрные пряди пальцами, тянет.       — Да, — кивает Линч. — Я знаю.       Это совершенно нелогично и иррационально, но они сосутся у двери дома Эбигейл Уинфилд, и Малкольм снова и снова не даёт Алексу отстраниться. Ривере нравится его дразнить и нравится его учить, и нравится затыкать Малкольма посреди фразы, и нравится — Малкольм готов поставить двадцатку — когда пальцы Линча касаются его затылка.       — Нормальные люди, — усмехается Алекс. — В бардачке машины возят травку и гондоны.       Ривера имеет в виду: не пистолет, из которого застрелили Рико Морияму, и не его мобильник, пусть и с вытащенной батареей. Ривера имеет в виду: Малкольм Линч точно ненормальный. Ривера ухмыляется своей кривой глуповатой улыбкой так, словно он от этого качества Малкольма в восторге.       — Я пробовал травку, — Малкольм кусает Алекса за губу. — Это скучно.       Линч имеет в виду: он точно знает занятия поинтереснее.       — Иди ты, — смеётся Ривера.       Имеет в виду: иди сюда.       Вот только Малкольм тянет руку к дверному звонку, пальцем вдавливает кнопку. Эбби наверняка сейчас спит, как все нормальные люди, в чьём бардачке лежат гондоны и травка и ещё документы на машину.       Алекс отпускает Линча с явной неохотой, и отстраняется, лишь когда внизу зажигается свет. Эбби спускается со второго этажа вниз по лестнице. Эбби смотрит на них; окидывает взглядом растрёпанного Риверу, смотрит на Линча.       — Здрасьте, — говорит Алекс, потому что Малкольм слишком долго молчит.       Мисс Уинфилд, Эбигейл, она лишь пропускает их в дом, и Малкольм идёт первым, и Алексу ничего не остаётся, как следовать за ним.       — Проходите на кухню, — голос у Эбби ещё немного сонный.       Эбби понимает, что что-то случилось, это, блять, чертовски логично, они ведь не приехали бы сюда просто так. У Малкольма плохо с социальными плясками, но даже он не приехал бы к Эбби посреди ночи за резинками. Эбби ставит чайник, и они рассаживаются за кухонным столом. Судя по выражению лица Риверы, ему немного неловко. Он всё поглядывает на Линча, а Линч всё облизывает губы. Малкольму чертовски сложно собраться с мыслями и сосредоточиться.       У них так мало времени.       — Я знаю, что у вас есть план, — говорит Малкольм.       Они оба смотрят на него, Эбби и Алекс.       — Он знает, — вставляет Ривера. — А я тупой, и я не понимаю ни черта, я даже не знаю, кто убил Тетсуи. До сих пор не догадался.       И если бы Джереми не сказал ему прямо, что это он убил Рико, Алекс наверняка и до этого бы тоже не додумался. Эбби на Алекса не смотрит, но едва заметно вздрагивает, когда Алекс произносит имя Тетсуи.       — В чём бы он не заключался, у вас очень мало времени, потому в раздевалке стадиона опять валяется труп Мориямы, — Линч говорит об этом легко и просто, глядя Эбби в глаза. — Только на сей раз это Рико.       — Он ведь уже мёртв, — Эбигейл Уинфилд растерянно смотрит на Линча. — В смысле, давно мёртв. Кто-то ещё пострадал?       — Нет. Все живы, здоровы, не ранены. Кроме Рико, но он мёртв не очень давно, — Линч демонстративно переводит взгляд на кухонные часы. — От силы пару часов. Ичиро оставил его в живых. Джостен напиздел. Теперь Рико мёртв, и что бы вы там ни планировали делать...       Эбби кивает очень медленно. Она поняла. Она соображает, она думает, что делать дальше. Поднимается Эбби так же плавно, кивает на чайник, который успел вскипеть.       — Чувствуйте себя, как дома, — улыбается Эбигейл. — Чашки в верхнем шкафичке, чай и кофе — в нижнем. Мне надо позвонить.       Малкольм кивает, будто только этого и ждал, они встают вместе с Эбби одновременно, только Эбби выходит из кухни, а Линч достаёт три чашки из верхнего шкафчика. Растворимый кофе для Алекса, чай для Малкольма и Эбби. Ривера машинально достаёт упаковку молока из холодильника, всё косится на Эбби вслед, сыплет себе в два раза больше сахара, чем обычно. Малкольм заливает кипятком все три кружки, Ривера пялится на прикрытую Эбигейл дверь кухни.       Три, два, один.       Рано или поздно — так говорят, уж лучше поздно, чем никогда.       — Стой, — говорит Ривера. — Погоди. Если это не Ваймак, но у них есть план, если это не кто-то из нас, это... Это не может быть... Это же не Эбби...       Малкольм мог бы сказать: это логично и просто. Малкольм мог бы объяснить, как всегда объясняет, тем же тоном, что и всегда. Малкольм мог бы разложить всё по полочкам: Тетсуи приезжал сюда скорее всего либо за Кевином, либо за Ваймаком. Социальные пляски и человеческие взаимоотношения — действительно сложная штука, но единственный человек, который мог бы убить за них обоих — это Эбигейл Уинфилд. Она выхаживала Кевина и парня Кевина, она спит с Ваймаком и для Кевина почти мачеха, и она...       Да ладно, Эбби — единственный человек, помимо Рене, который зовёт Малкольма Малкольмом.       Эбби — единственный человек, помимо Кевина, ради которого Ваймак сел бы за решётку.       А ещё — Эбби не позволила бы тренеру провести в полицейском участке больше, чем пару часов, если бы у них не было плана.       Кажется странным, что до всего этого остальные не додумались, кроме, разве что, Эндрю. И сейчас Ривера додумывается, лишь потому что Малкольм почти тычет Алексу это под нос, но даже он никак не может в это поверить.       Это нелогично — то, что Линч тянется снова поцеловать Алекса, затыкая его на середине фразы. Эбби не могла, Эбби не то, Эбби не это. Это нелепо, но Ривера прижимает Линча к себе так резко и так крепко, сминает пальцами ткань его куртки. Ривера отвечает на поцелуй с таким нетерпением, с такой жадностью, будто только губы Малкольма и могут помочь ему примириться с ситуацией.       — Ты не сказал, — Алекс говорит это, когда отстраняется на несколько сантиметров, говорит, заглядывая в глаза Малкольму, говорит и не верит в то, что говорит. — Ты знал всё это время, и никому ничего не сказал. На чьей ты, блять, стороне, Линч?       Ривера уже задавал ему этот вопрос однажды. Это же спросил Малкольм у Алекса сегодня, несколько часов назад, перед тем, как отвезти Алекса на стадион. И здесь и сейчас, на кухне Эбби, Малкольм, наконец, спрашивает себя, почему он сделал то, что сделал. Спрашивает себя, в какой момент всё изменилось. Спрашивает: когда же Лисы стали ему семьёй, или хотя бы чем-то отдалённо похожим.       Но у Линча всегда было плохо с социальными плясками.       — Ты здесь, — напоминает ему Малкольм. — Со мной.       Напоминает, что Алекс — на его стороне, чью сторону бы в итоге не выбрал Линч. Ту, где интереснее, ту, где прячут трупы, ту, где можно умничать. Ту, где Алекс учит его целоваться.       — Я же тупой, забыл? — Ривера хмыкает.       — О, я знаю, — Малкольм Линч смеётся.       Алекс снова его целует. Подхватывает под бёдра, усаживая прямо на обеденный стол на кухне в доме Эбби; у них нет на это времени, разве что ещё пару минут, пока Эбигейл разговаривает по телефону посреди ночи. У них разве что пару минут, чтобы Линч успел обнять Алекса за шею, и чтобы Ривера запустил свой язык в его рот, и чтобы они оба забыли о трупе Рико Мориямы, и о смерти Тетсуи Мориямы, и ещё о том, что в бардачке Шевроле лежит пистолет, из которого Джереми Нокс застрелил Рико.       Это нелогично, но это кажется Линчу самым верным решением.              Трубку берут после второго гудка, будто она ждала звонка Эбби. Сидела у телефона и ждала, не смотря на время; разница в часовых поясах всё ещё существенна, но Эбигейл понятия не имеет, где она сейчас.       — Рико мёртв, — говорит Эбби. — Снова.       — Вот чёрт.       Эбби говорит в спальне, плотно прикрыв за собой дверь; мальчишки, её мальчишки, и так знают больше, чем следовало бы, но не стоит их впутывать ещё больше.       — Ты знала? — в голосе Эбби обвинения не звучит, лишь глухая констатация факта. — О том, что он был жив всё это время?       Секунды молчания, Эбби их проглатывает, пережёвывает.       — Была такая вероятность. Но доказательств я не нашла. Зато нашла кое-что поинтереснее. Нашла кое-что, что не понравится Ичиро.       — Ичиро вряд ли понравится смерть Рико, — Эбби вздыхает. — Отменяй. Слишком опасно.       — Он уже знает?       — Не думаю, — Эбби качает головой, будто её собеседница может видеть этот жест. — Но у тебя слишком мало времени, Стеф. Отменяй.       — Брось ты, — Стефани Уокер смеётся. — Ичиро зашёл слишком далеко. И мы тоже. Все мы.       Такая странная штука: на что только люди идут, чтобы защитить других людей, дорогих им людей. Эбигейл Уинфилд точно знает: люди готовы пойти даже на убийство. Эбигейл судит по себе.       Когда Тетсуи заявился на стадион, Эбби была там. Ей надо было пополнить запасы: бинты да пластыри, антисептики, обезболивающие, вся эта чушь. Эбби оставила дверь открытой, и Тетсуи просто зашёл за ней следом. Эбби просто вскрыла ему глотку медицинским скальпелем. Тетсуи просто не ожидал, что Эбби действительно сделает это: но перед глазами Эбигейл стояли травмы Жана и Нила, и Кевина; всё, что делал этот монстр, всё, что делалось с его согласия.       Первый пункт в списке жизненных принципов Эбби гласит: не навреди. И только так Эбби могла защитить всех остальных. Только так Эбби могла быть уверена, что Тетсуи больше ничего никому не сделает. Не навредит.       Она испугалась, конечно — только испугалась только после того, как Тетсуи Морияма перестал дышать. И тогда пришёл Дэвид. Они должны были встретиться позже, но Ваймак зачем-то приехал на стадион. Он всегда так глупо кидается в неприятности — то под колёса, то за решётку вместо Эбби.       Тогда Дэвид сказал, что она должна молчать. Тогда Дэвид изъял записи с камер и разбил сами камеры. Тогда Дэвид сделал всё, чтобы на Эбби никто не подумал — и так и получилось.       Малкольм только, кажется, догадался.       Но никому ничего не сказал.       А потом им позвонила Стефани Уокер. Точнее, Стефани позвонила Ваймаку, и тогда у них и родился план. Эбби улыбается — их план оставляет желать лучшего, оставлял даже тогда, а сейчас, когда Рико мёртв, это слишком опасно, и у них так мало времени.       — Тебя ведь бесполезно переубеждать, да? — Эбби улыбается, но улыбка у неё грустная.       И тогда Стефани говорит:       — Просто пожелай мне удачи.