* * *
Стояла предэкзаменационная горячка — итоговые экзамены в Школе бабочек были обязательны в конце каждого учебного года. По их результатам будет оцениваться — может ли девочка продолжать учёбу, или ей уже не сто́ит пытаться. Безнадёжно отставшие вернутся домой, а такие ученицы в Школе, к сожалению, были. Сейчас, в жаркие предэкзаменационные недели, они спешно навёрстывали упущенное. Но за месяц трудно выучить всё, что не далось в учебном году. Эта мысль приводила отставших в отчаяние… Как-то раз Оля заметила, что Лена с утра странно задумчива. В течение дня она казалась погружённой в какие-то размышления, была невнимательна; после досадных окриков преподавательницы разминки она пыталась стряхнуть наваждение, но потом опять замыкалась в своих мыслях. Это было так на неё не похоже, она никогда не страдала рассеянностью. Перед тихим часом Лена, заметно поколебавшись, подошла к Оле. — Знаешь, — сказала она, — мне сегодня приснился такой странный сон… — И ты из-за него такая задумчивая? — Да. — Тебе дом приснился? — допытывалась Оля. — Нет, совсем нет, — вздохнула Лена. — Но почему ты целый день думаешь о нём? Это же только сон. А сон — это неправда. — Оль, это было так странно! Я… видела нашу посадку, куда мы ходим с Инессой… — она замолчала. Оля вопросительно глядела на неё, дожидаясь продолжения. — Я шла по ней… было темно, и в то же время светло… И вдруг… и вдруг… — девочка умолкла, словно заново захваченная увиденным. — Ну что, что?! — воскликнула слушательница нетерпеливо. — Я пересекла посадку и вышла на ту сторону… где пустынный луг… и увидела приземляющийся самолёт. Я никогда таких не видела! — говорила она возбуждённо. — Тот, на котором я летела сюда — он был очень большой, и взлетал с длинной взлётной полосы. А этот… он опустился, словно ракета, и совсем бесшумно… небольшой, но очень красивый, такой — весь серебристый… — И что дальше? — Дальше?.. Ничего. Я стояла, долго на него смотрела. И мне почему-то казалось, что оттуда кто-то должен выйти. — А вышел? — Нет. Я проснулась. — И всё? — спросила Оля разочарованно. — Да. Но знаешь — мне как-то не по себе сейчас, — призналась Лена. — Как будто это было на самом деле! — она бросила длинный взгляд в сторону посадки. — Да ну, мало ли, что приснится, — отмахнулась её собеседница. — Мне кажется, это и вправду было… или будет, — наконец объяснила Лена. Оля пожала плечами, и разговор был окончен. «Вот чудная Ленка, — думала она потом, — столько волнений из-за какого-то сна! Подумаешь, посадка! Думала о последней прогулке туда, вот и приснилось». Приближались экзамены, и вместе с ними — долгожданные каникулы. Вместе с оттачиванием пройденной техники, девочки двигались и дальше. Вышка поднялась до двух метров, мат был отодвинут дальше. Это был уже самый настоящий полёт! И они ликовали, пока новизна восприятия не притупилась. Их радость омрачали лишь две безнадёжно отставшие девчонки, которые не решались даже подняться на двухметровую высоту, понимая, что для них прыжок оттуда будет равносилен добровольному членовредительству. Они сидели по пол-урока на скамеечке, с завистью глядя на своих подруг, которые с лёгкостью (впрочем, с лёгкостью — не все) — спрыгивали с вышки и приземлялись на мат, лежащий на середине зала. Олю, к примеру, постоянно сносило в сторону, и одна нога у неё часто оказывалась за матом. Людмила Васильевна ругала её за лень и нежелание стараться; та слабо оправдывалась, но скоро замолкала под громоподобными аргументами преподавательницы: — Лебедева! Это ты-то стараешься? Да ты же спишь на занятии! Если я не буду тебя подгонять, ты уснёшь прямо в воздухе! Работать нужно, Оля! Пословицу слышала, надеюсь? Без труда не вытянешь и рыбку из пруда! Оля подавляла вздох и пыталась что-то делать. По поводу двух отставших девчонок Людмила Васильевна колебалась какое-то время, но потом обратилась к директору Школы с предложением отчислить их ещё до экзаменов. — Что толку от экзаменов, если я и без них знаю, что эти две подруги никогда не научатся летать? Лучше пусть они вернутся домой без лишней нервотрёпки. Маргарита Сергеевна согласилась, и родителям этих девочек дали знать, что их отчисляют. Неделю спустя за ними приехали. Все ученицы Школы собрались поглазеть на их отъезд. Они во все глаза смотрели на их родителей — девчонки так отвыкли от новых лиц! Уезжающие плакали, их утешали родные, а сами явно были рады, что разлука с любимыми дочерьми оказалась не такой долгой. Так за две недели до экзаменов их осталось пятьдесят восемь. Больше всего на экзаменах Оля боялась за свой прыжок с вышки — ну как опять занесёт вбок, и она приземлится где-нибудь в стороне от мата? Но всё прошло благополучно. За это упражнение она получила десять баллов — приземлилась недостаточно мягко. А вообще её средний экзаменационный балл был — одиннадцать. Все девчонки, напуганные примером двух отчисленных за неуспеваемость учениц, из кожи вон лезли, чтобы сдать всё хорошо. И их усилия не пропали даром — больше никто отчислен не был. И экзамены по другим предметам Школы бабочек прошли удачно. Их поздравляли все преподаватели — с успешным завершением первого учебного года; устроили девчонкам праздничный ужин, где они смогли впервые после долгих месяцев строгой диеты попробовать всевозможные сладости. И после этого Маргарита Васильевна торжественно и официально объявила о наступлении каникул* * *
Началось для девочек золотое время. Пока они не знали, что такое учёба, то не могли оценить и всю прелесть летнего отдыха. А теперь наслаждались им во всю. Бассейн был открыт в любое время, и все они трудами Анны Сергеевны умели плавать. Подъём и отбой отсрочили на час. И почти каждый день ученицы Школы играли в посадке. Оля не раз и не два замечала, что Лена, попав туда, как-то настораживается, внимательно приглядывается ко всему окружающему. И в то же время становится рассеянной и не общается с подругами. Оля, которой — одной-единственной, Лена рассказала о своём странном сне, – догадывалась, что та, наверное, ищет какие-то признаки сна наяву. Ну, не глупо ли? Однако Лене она ничего не говорила. Верит в своё сновидение — и пусть верит. Дни летели незаметно, занятые лишь несложной разминкой вместо утренней гимнастики и оттачиванием знакомых упражнений на уроках полёта. Единственное различие — мат был убран, ибо девочки уже настолько владели искусством приземления, что можно было не опасаться за их безопасность… Вспоминали ли они дом? Да, конечно, вспоминали. Но будущие летуньи уже так долго прожили здесь, так привыкли ко всему, что порой им мерещилось, будто бы вся их жизнь здесь и протекла. Их дни были интересны и наполнены, достаточно разнообразны, им хватало общения между собой, они ни в чём не нуждались. И потому жизнь в учебном городке Школы бабочек с её мягким, а подчас жарким климатом, всех вполне устраивала. Большего им и не хотелось, ну разве что побыстрее начать летать по-настоящему…* * *
Как ни была Оля и другие её подруги заняты всевозможными играми и весёлым времяпровождением, но всё же они заметили, что некоторые девчонки — в основном ближайшие подружки Лены — довольно странно стали себя вести. Сначала как-то отделились ото всех вместе со своей предводительницей; разговаривали чаще между собой, чем с другими. Восторженно-загадочное выражение не сходило с их лиц. С началом каникул, когда отбой был отсрочен и все старались проводить это время в игровой, эти девчонки использовали по-своему. Иногда они вдруг, как по команде, поднимались от своих игр и шли в домики, ложились спать. И делали это почти торжественно. «Во чудные!» — так поговаривали о них все остальные. Если бы их компанию возглавляла не первая ученица Школы, они подвергались бы насмешкам. Летом — и ложиться спать раньше, чем можно! И когда все ученицы Школы бабочек приходили играть в посадку, подруги Лены вели себя там точь-в-точь, как она несколько недель назад — разглядывали окружающее с таким трепетом, словно здесь, среди деревьев, случилось нечто из ряда вон выходящее, и они были тому свидетелем. Этих девчонок явно объединяла тайна, но какая? И вдруг Оля поняла. Они видят одинаковые сны! Такие же, как Лена. Про посадку и приземляющийся самолёт. Как это возможно — видеть одинаковые сны — она не знала. Но, наверное, возможно. Раз Оля спросила у Данки — что та видела сегодня во сне? Та пожала плечами и ответила, что ничего, ей вообще сны редко снятся. Данка была такой спокойной, когда говорила об этом, совсем не заволновалась. Но если дело не в снах, тогда — в чём? Странные эти девчонки, подружки Ленины… И Нелька, главное, туда же. Глаза сияющие, разговоры таинственные. Оля совсем уж было махнула рукой на все эти странности, когда однажды утром Лена отозвала её в сторону и, укрывшись ото всех за беседкой, спросила: — Оль, хочешь сегодня пойти с нами? — С вами? Куда? — Ну… — глаза у неё на секунду стали очарованными, — посмотришь. — В посадку, что ли, опять? — Хотя бы даже и в посадку… и подальше чуть-чуть. — А что я там не видела? — она пожала плечами. Лена улыбнулась. — Я думала, тебе это будет интересно. — Что там делать-то? — Ты не пожалеешь. Обещаю. — А когда? — заинтересовалась Оля. — Когда я тебя позову. Сама всё увидишь. И уговаривать больше не буду. Говоришь — идёшь, значит, идём. Нет — значит, нет. — Ну ладно, ладно. Я пойду, — согласилась девочка. Весь день она ждала, что Лена подойдёт к ней, скажет: «Пошли». И они пойдут зачем-то в посадку. Для чего, что там делать? Девочка терялась в догадках. Но Лена не подходила. Вечером Оля, не выдержав, подошла к ней сама: — Лен, ну когда мы пойдём-то? — О, ещё рано, — ответила та и куда-то ускользнула — так, что она весь вечер её не видела. Ничего себе «рано»! Уже темнело, и ей было как-то не по себе. Близилось время отбоя, Лена появилась ненадолго в игровой, но к Оле не подошла. Девочка обиделась и решила, что та пошутила. Ну что ж. Она к ней тоже не подойдёт. Оля гордо вернулась к своим плюшевым собакам, а потом вместе со всеми девчонками легла спать. И заметила, что Лена тоже легла. Врунья!