* * *
То ли потому, что Ольга повзрослела и стала больше понимать, то ли просто становилась любопытнее с возрастом; но только она вдруг начала задумываться — для чего они летают по ночам в этот загадочный лес на ещё более загадочные занятия? Не может быть, чтобы всё это происходило случайно, просто по прихоти Артура, желающего познакомиться с ученицами Школы бабочек. Но с кем она могла поговорить об этом? Девчонки знали не больше неё, а братья… ей уже было известно, как они относятся к таким расспросам. И Камилл уже однажды попал из-за её любопытства в пренеприятнейшую историю. Сколько будут продолжаться эти занятия? До окончания Школы, а потом? Они снова сдружились — Ольга, Нелли и Лена. Их объединяло нечто общее — более серьёзное отношение к прекрасному дворцу и его обитателям. Занятия для них были бо́льшим, чем просто развлечение. Лена пыталась понять — для какого ритуала исполняется Голубой танец? Услышав об этом впервые от Артура, она теперь строила и выносил на суд двоих подружек фантастические предположения — где исполняют Голубой танец и почему. Ольгу и Нелли, правда, больше интересовали их взаимоотношения с Камиллом и Альбертом, и этот интерес перекрывал всё. Они многое бы отдали, многим бы пожертвовали, чтобы разгадать загадку этого дворца… Ещё очень долго они могли бы размышлять на эту тему, и, наверное, так и не пришли бы ни к какому выводу, но однажды после занятия Артур велел им троим задержаться… именно им троим! Все остальные девчонки вышли, с завистью на них оглядываясь. …— Год подходит к концу, девочки, — задумчиво проговорил Артур. Они расположились живописной группой: Ольга, Нелли и Лена на скамеечке, Альберт на подлокотнике кресла (он так с ним сроднился, что садился на подлокотник даже когда кресло было свободно); Камилл стоял, облокотившись о подоконник, а Арт пододвинул крутящийся стул и уселся напротив девочек. — Скоро наше последнее занятие, — помолчав, продолжил он. — В этом году? — уточнила Нелли. Не ответив, Артур, словно в нерешительности, потёр ладонью щёку. — Я хочу, наконец, кое-что объяснить вам по поводу вашей Школы бабочек. Заинтригованные девочки внимательно смотрели на него. — Я объясню, почему у вас в Школе нет мальчиков, почему нет юношей-преподавателей. Вы задумывались над этим? — Да, — кивнула Ольга, — я даже спрашивала, ещё на первом году обучения… но меня просто высмеяли… А ты что — знаешь, Артур? — И вы тоже сейчас узнаете, — вмешался Альберт. — Это, и ещё кое-что. — О том, что я сейчас расскажу, вы не должны говорить своим подругам, — предупредил Артур. — Дело в том… что по поводу вас у нас есть определённые планы, о которых остальным знать не обязательно. — Но выбор они должны сделать сами, — подал голос Камилл. — Я думаю, они его давно уже сделали, — заметил старший из братьев. Девочки недоумевающее переглянулись. — О чём вы говорите? — спросила Ольга. — Вы даёте слово молчать? — О, да… даём. Помедлив, Артур покачал головой: — Нет, пожалуй, о наших планах я вам пока говорить не буду. Самолёт не может ждать бесконечно, так что об этом — в другой раз. А пока — по поводу вашей Школы. Дело в том, что существует такой завет: или девушка выбирает возможность летать, или она выбирает возможность любить. Второе для неё просто невозможно, потому что после первого же поцелуя ни одна девушка больше никогда не сможет подняться в воздух. — После… после поцелуя? — ошеломлённо переспросила Нелли. — Да, после первого же НАСТОЯЩЕГО поцелуя, — подтвердил Артур, — я имею в виду не дружеский поцелуйчик в щёчку, а поцелуй уста в уста. Это — первый шаг, говорящий о любви. Именно поэтому юношей в вашей Школе нет. И именно поэтому вы летаете сюда по ночам, тщательно всё скрывая. — Но… но… — Ольга не могла говорить от волнения. Артур остановил её жестом: — Я понимаю, вы об этом ещё не задумывались. Вас принимают в Школу в возрасте семи лет. По её окончании вам будет пятнадцать-шестнадцать. Возраст, подходящий для любви… но в тех условиях, в которых вас воспитывают — исключив малейшую возможность влюбиться — вы изменитесь настолько, что сами себя не узнаете. Правда скрывается от вас намеренно, и у вас нет права выбора. Потому что в семь лет вы ещё, конечно, не способны понять — что такое влюбиться. А по окончании Школы, когда правду вам откроют, вы уже и сами не захотите расстаться с небом… Девчонки молчали, оглушённые этими новостями. А Артур продолжал: — Я уже сказал, поцелуй — это первый шаг по дороге любви. И, сделав этот единственный шаг, вы навеки привяжете себя оковами к земле. Потому что есть только Небо и Земля. В Небо могут подниматься лишь свободные люди. Полюбившая девушка теряет часть себя. Она теряет свободу и независимость, привязываясь к тому, кого любит. Эти оковы не дадут ей больше подняться в небо. Любящее сердце слишком тяжело для ваших крыльев. Они могут поднять только девушку, которая ещё не подтвердила поцелуем своё решение остаться на земле и пойти по дороге любви… Вот так образно и странно говорил им Артур. А когда он закончил, Альберт добавил: — Мы всегда считали это недостойной вещью — то, что от учениц Школы утаивается горькая правда: бабочка на всю жизнь должна остаться одинокой, преданной только Небу и свободе полёта. Мы думали — неужели ученицы и в самом деле изменяются настолько… что с этим ничего нельзя будет поделать. И решили всё вам открыть. — А что же… дальше? — тихо спросила Ольга. — Дальше? — Артур поднялся. — Дальше — возвращайтесь в самолёт и подумайте об этом разговоре. Вернёмся к нему позже. Девочки неохотно встали. Им не хотелось верить, что они не узнают всего до конца уже сегодня. Они распрощались с юношами и, отчасти подавленные, отчасти возбуждённые неожиданным открытием, отправились к самолёту.Глава 12
21 сентября 2021 г. в 16:06
А в ночной школе… там произошло много событий. И если все их описывать, это заняло бы слишком много времени. То, как братья вдрызг разругались на занятии, а Камилл сумел их помирить. Как Альберт сломал ногу в бедре и руку (неудачное падение с лошади, как сказал Артур), и как он месяц не мог вставать, ибо брат самолично прописал ему постельный режим и вообще сам лечил его, употребив на то все свои хирургические познания. Как в этот тяжёлый и для девочек, и для юношей период Камиллу пришлось заменить Альберта у рояля, и выходило у него это совсем неплохо. Как однажды в самолёте прямо над Лесом что-то испортилось, и только мастерство неизвестного девочкам пилота помогло избежать аварии; как после этого они долгих две недели не посещали дворец, пока Артур выяснял причины случившегося и наконец не посчитал, что полёты можно возобновить. Как девочки изучали Голубой танец…
Впрочем, как раз об этом можно рассказать поподробнее.
…В этот день Альберт впервые отложил костыли и прошёлся по залу без них. Девочки возликовали — ведь больше двух месяцев он был вынужден присутствовать на занятиях лишь в качестве зрителя. Правда, иногда он всё-таки проводил занятия, сидя в кресле и помогая себе только голосом, и это донельзя угнетало его. Он — воплощение радости и движения — вынужден передвигаться при помощи костылей… Альберт стал мрачен и раздражителен, срывался по пустякам. А Артур, напротив, стал воплощением терпения и миролюбия. Он не утешал и не успокаивал своего брата, чтобы ненароком не задеть его самолюбия. Ведь Альберт так страдал от сознания своей неполноценности…
Но сегодня всё было иначе. Когда Альберт, невредимый и полный самоуверенности, вышел из кабинета, у Ольги радостно ёкнуло сердце… Девочки приветствовали его радостными криками.
Дождавшись, пока они перестанут обнимать его и поздравлять, Альберт с улыбкой подошёл к брату.
— Ничего не беспокоит? — озабоченно спросил тот, с трудом удерживаясь от улыбки.
Альберт засмеялся и заключил его в объятия.
— Арт, спасибо тебе! — глядя на него взглядом, полным благодарности и любви, сказал он, — спасибо за всё.
Потом, неожиданно выпустив из рук брата, он кинулся к роялю и заиграл что-то бурное, похожее на туш. С таким чувством он никогда ещё не играл, и никто к нему не подходил, понимая, что ему просто нужно выплеснуть куда-то волнение, успокоиться. И верно. Скоро он перешёл на что-то более ровное, сдержанное и остановился. Уже более спокойно он поблагодарил Камилла за помощь и участие.
— Теперь начнём разучивать с ними Голубой танец? — спросил Альберт у брата чуть позже.
— Да, уже пора, — ответил он.
Потому что Артур давно откладывал изучение этого танца, дожидаясь выздоровления Альберта…
…— А почему такое название — Голубой танец? — с любопытством спросила Данка.
— Ну, — задумался Альберт, — не знаю, мне как-то в голову не приходило. Голубая ночь — от света луны, голубые тени на траве, лёгкие голубые платья… наверное, поэтому и танец — Голубой.
— Ну и что же, что голубые тени? А если утром? Или днём?
— Днём небо голубое, — откликнулась Нелли. — А утром — воздух, ты что, не замечала? Голубой, как глаза у Камилла.
— А вечером? — ехидно спросила Данка.
— Вечером… ночные фиалки.
— Ты напрасно ехидничаешь, Данка, — нахмурился Альберт. — Голубой танец исполняют только в определённое время в определённом месте. Так что, уверяю тебя, ты никогда бы не смогла его увидеть ни утром, ни днём, ни вечером.
— А где его исполняют? Когда? — наперебой заговорили заинтригованные девочки.
— Это сейчас неважно! — отрезал Артур. — Вот странно, ни «Сикстина», ни «Квартитэлла» вас не заинтересовали, а про «Голубой танец» вам всё расскажи! Вы должны его знать, остальное не существенно.
И после этого они принялись его разучивать. Поначалу он не показался им слишком сложным — они уже привыкли к трудным танцам, в которых было большое количество фигур и переходов. Но потом выяснилось, что вся соль танца заключается, как ни странно, в том, чтобы, строго соблюдая пары, тем не менее избегать соприкосновения друг с другом. Это соприкосновение лишь имитировалось; руки должны были скользить в миллиметрах друг от друга, но малейшее касание своей партнёрши или соседней было грубейшей ошибкой.
Девочки давно уже так не уставали на занятиях, Голубому танцу уделялось больше времени, чем всему остальному. Никогда ещё братья, а уж тем более Камилл, не были такими требовательными.
Ученицы пребывали в полнейшем недоумении — ну неужели этот танец так важен?! Исполнять его за одно занятие десять, двенадцать, пятнадцать раз! А ведь он не такой уж короткий. Одно случайное касание партнёрши — и суровые учителя обрушивали на их несчастные головы все громы и молнии.
Однажды Ольга спросила у Камилла с обидой:
— Ну скажи, почему вы так к нам придираетесь из-за этого танца?!
— Придираемся?! — возмутился Камилл. — Это очень печально, Ольга, что ты так всё воспринимаешь! — и он покинул её одну на скамейке.
Камилл был так рассержен, а девочка — так расстроена, что не знала до конца занятия — как загладить свою вину; хотя она так и не поняла — в чём эта вина заключается? К счастью, бывший пилот самолёта был очень отходчив, и на следующем занятии они уже снова разговаривали с ним, как ни в чём не бывало.
Ольга решила больше не жаловаться на придирки, а предпочла более глубоко заняться изучением Голубого танца.
И в конце концов их учителя добились своего — точности и синхронности движений, лёгкости и чистоты почти неземной.
Теперь, когда танец был выучен досконально, он стал казаться девочкам самым красивым, самым чудесным из всех, которые они учили до этого.