Созвездие

            Древняя сила как дремавший зверь, наконец, подняла свою голову. Но причиной тому были не радостные события и не пережитый смех с обретенными друзьями. Причиной стала.. смерть. Так бывает: ты живешь, проживая безрадостные будни, даже не задумываясь, что дни твои или твоих близких ежесекундно могут оборваться.       Еще недавно они сражались бок о бок, стремясь превзойти друг друга и принести победу сопротивлению, а сегодня она встретила своего друга у порога конца. Он всегда улыбался, и это наделяло её светом и надеждой как всегда бывало, когда она встречала столь чистые, сильные души. Когда они знали, куда шли и готовы были отдать жизнь за свои идеи. Она гордилась тем, что успела узнать такого человека и даже поучится у него той силе стремления к цели, что часто покидает её саму. Если бы не друзья, где бы она была сейчас?       Он улыбнулся ей, а в уголках глаз залегли морщины. Печальный, редкий солнечный луч скользнул по его бледно-желтоватому лицу с темными пятнами на лбу и щеках. Высохшие губы растянулись в доброй улыбке: она стирала весь тот возраст, что исказил его черты. Перед ней снова был юноша с горячим сердцем и искренним сиянием в темных глазах, руки его были крепки и голос силён и уверен. – Я рад видеть тебя, добрый друг, – устало вздохнул Теппэй, поднимая взгляд к дневному небу из-под тени навеса. Грудь его медленно поднималась и опускалась. – Сегодня такой ясный день.       Действительность поддалась рябью. Люмин сжимала кулаки, пытаясь сдержать нарастающую бурю в груди, унять накатывающие слезы. Тёплый ветер вдруг показался удушливо сухим. – Говоришь, Глаз Порчи опасен? Я знал, – его взгляд был мягким, но полным той знакомой силы. Сердце путешественницы сжалось. – Хоть зрение меня сейчас подводит, но я никогда не был слеп. Я знал, что слаб и помочь сопротивлению не в силах так, как оно в том истинно нуждалось. И я сделал этот выбор осознанно, поэтому не кори себя, Люмин. – Ты не был слабым! – надрывно выдала она. Вся та энергия, что была в ней скрыта, начинала движение. – Никогда таким не был! Твоё сердце пылало ярче солнца, а желание стать сильнее уничтожало любые преграды. Ты.. ты..       Седой мужчина медленно поднялся – и движения его были тяжелы и нескладны. Исхудавшие руки осторожно обняли дрожащие тонкие плечи девушки. – Прости, что заставил тебя лить слезы и скорбеть, – хоть пальцы его казались заострившимися и жесткими, их касания были легки и нежны. Теппэй успокаивающими движениями проводил вдоль её волос и спины. – Но боль, что мы испытываем в минуты прощания, доказывает, сколь дороги были те недолгие минуты счастья, что нас свели. Дороже всех сокровищ и ценней любой нации. Так что я скорблю с тобой, ведь знаю, моё время на исходе. – Мы.. Я спасу тебя и остальных!.. Обязательно!       Он по-доброму, по-старчески, усмехнулся и кивнул, крепче сжимая подругу в объятиях. – Я знаю. Ты же сильнейший капитан сопротивления. Ты можешь всё.       Люмин сдалась под натиском чувств, и слезы предательски заскользили по щекам. Она ненавидела их, ненавидела тех, кто повинен в этом и оттого страдала сильнее. Фатуи. Снежная. Царица. Все они виноваты в несчастьях и боли обычных людей, что просто хотели жить и создать счастливое будущее своему королевству. Но для фатуи они – лишь источник дохода, ресурс для достижения их ужасных планов. – Ходят слухи, что к нам прибыла известнейшая путешественница Ли Юэ и Монштадта! Неужели эта юная девушка и есть та самая легенда? – Не недооценивая Люмин, ты, невежа! – Паймон, по обыкновению, стояла на страже историй о величии подруги. – Она легко в одиночку разделывается с целой армией мерзких фатуи и ужасных магов Бездны! – Паймон… – А как же я?.. – тихо заметила Мона, но крохотная девочка была неприступна.       Парень присвистнул и скрестил руки на груди. Его живой, мягкий взгляд окинул девушку с ног до головы, подмечая и её странную одежду, и юность возраста, тонкие руки и уверенный, серьезный взгляд. Он вдруг улыбнулся во все зубы и похлопал её по плечу, локоны каштановых волос по-мальчишечье упали на глаза. – Раз так, давай вместе постараемся и принесем сопротивлению победу, – он выпрямился и уткнул большой палец себе в грудь. – Но не расслабляйся! Сколь бы ты великой не была, я тебе не уступлю! – Да этот парень полон амбиций, – буркнула улыбающаяся Мона, с явным любопытством наблюдая за сценой. – Получается, это вызов? – Дружеское соперничество только и всего, – румянец на щеках не давал воспринимать его всерьёз. – Ну так что скажешь, путешественница Люмин?       Она неловко провела пальцем по щеке и глянула на сооружения, что с большим трудом были возведены такими вот пылкими ребятами, как он. В воздухе витали бодрость духа и искренние мечты.       Люмин протянула ему руку и заговорщически усмехнулась: – Но смотри, я не люблю проигрывать, поэтому не рассчитывай на пощаду, Теппэй! – Другого я и не ждал!       Хоть прошло не так много времени с их встречи, ребята ощущали, словно знакомы были всю жизнь. Путешественники быстро сошлись с этим безрассудно упорным парнем, любящим хорошие рассказы и вкусные обеды. Возможно, так бывает с людьми, встречающимися на одном пути и ведомыми общей целью, объятыми схожим светом.       Люмин отстранилась и заставила себя улыбнуться, хоть слезы соленой водой размазались по щекам и губам. Боль буравила душу, зарываясь глубже, туда, где её встречало отличное, противоречивое чувство – зерно, которое она хотела загубить всеми силами. – Тогда до встречи, Теппэй, – голос её не дрогнул. – Я тебе не проиграю! – Конечно, ведь ты достойный противник. До встречи, Люмин.       Тепло их рукопожатия согревало замерзшую ладонь, когда она покинула умирающего друга с неистовым огнем в груди, способным уничтожить целые города и страны. Пламя ненависти и возмездия. Взгляд застилала серая пелена, а слух подводил, когда Кокоми вместе с Горо обсуждали причастность фатуи и их возможное местоположение. Мона осторожно коснулась напряженного плеча подруги, но та никак не отреагировала. Астролог ощущала нечто странное и название этому не могла дать: словно колесо, прежде чем сделать полный оборот, замерло в ожидании чего-то. – ..Так что, вероятно, именно там их они производят и потом доставляют сопротивлению, пользуясь владеющим солдатами отчаянием и желанием остановить Охоту. – Но у нас нет людей, чтобы.. – Люмин, стой!       Паймон дёрнулась за сорвавшейся с места путешественницей, потом замерла и глянула на удивленных товарищей. Она растерянно заморгала, а потом рванула за подругой, крича ей что-то в след. – Нам нельзя вступать в открытый бой с фатуи, даже если у нас есть едва ли сейчас весомые доказательства их дел, – обеспокоенно заключил Горо. – Я думаю, стоит довериться нашему капитану, – мягко успокоила его Кокоми, едва касаясь его плеча. – Я верю, Люмин справится. – Тогда я тоже, пожалуй, пойду.       Вместе с этими словами Мона исчезла в водном потоке и с легкостью нагнала светловолосую девушку. Сердце было не на месте: Люмин сильна и мудра, она способна справиться с чем и кем угодно, кроме собственных чувств. А чувства зачастую – наши враги.       Путешественница ничего не слышала и не видела, и астролог молча следовала за ней, пока пред ними не предстала фабрика. Могущество, наполнявшее это место, ощущалось даже здесь, за порогом. Но Люмин лишь мельком взглянула на проём и рванула внутрь. Паймон жалобно захныкала, уговаривая её одуматься, и нырнула следом.       Что-то было не так. Мегистус коснулась груди – сердце билось, пытаясь выпрыгнуть и сбежать. Но отступать уже поздно, и она, расправив плечи, последовала за напарницами.       В зале клубился тёмно-сиреневый дым. Разряженный воздух щекотал нос. Небольшое квадратное помещение давило со всех сторон своими однородными, железными стенами – гроб для душ, что поддались Порче. Такое сравнение породило мурашки на спине, и Мона ускорила шаг. Тишина казалась осязаемой как вата, заполняющая уши. Стук сердца напоминал удары наковальни, а шум крови – кипящие чаны. Одиночество, бесчеловечность и пустота царили на этой фабрике – цена за проклятую мощь, созданную руками человека.       Надрывный крик и лязг стали. Мона сорвалась с места, обратившись в воду и воздух, но её дух и порыв обомлели в ужасе на пороге узкого коридора, соединявшего два помещения.       Растянутый, беззаботный смех. Он звучал так обыденно, как если бы владелец его просто услышал забавную историю на дневной прогулке. Но Мегистус всей кожей ощутила неправильность его звучания здесь, в этом месте. – Я ещё ничего не сделал, а ты уже в ярости, – электрические поля переливались фиолетовым, ток бежал по полу. Дым расступился перед Шестым Предвестником. – Ты слабее, чем я слышал.       Но Люмин молчала. Её руки крепко сжимали клинок, и земля дрожала под ногами. Она отвела остриё меча в сторону и сорвалась с места, но юноша лишь усмехнулся и отступил, скрывшись в парящем тумане. Сталь рассекла воздух. Взметнулась буря, разгоняя пелену – потоки сильным порывом ударили Моне в лицо, чуть не унеся шляпу. Она скрылась в тени проема, не решаясь выйти в свет битвы, хоть битвой это сложно было назвать. Предвестник просто играл с путешественницей, изводил, пока силы не начали покидать её.       Шестой спокойно, не спеша прогуливался вдоль стены, поглядывая на незваную гостью. На лице его был угасающий интерес. Но тут ветер снова поднялся, окружив воительницу, а глаза её засияли ярче огня и читались в них лишь ненависть и боль. Сказитель отвлекся: он замер на полушаге и поднял взгляд, словно сгущающиеся тени могли тотчас расступиться и выдать скрывающуюся Мону.       Взрыв. Астролог не успела заметить, как её подруга оказалась перед юношей с занесенным клинком, объятым молниями и вихрями ветра, однако Сказитель остановил её удар клубком электричества. Свет озарил комнату, стирая тени. И Мона могла поклясться, что на долю секунды их взгляды с Предвестником встретились и нечто мелькнуло в чертах его лица.       «Я нашёл тебя», – звучал отголосок воспоминания.       Хаос из молний и ветра, блеска камней и снова молний. Люмин словно потеряла голову, а движения стали нечеловеческими: быстрыми, точными, опасными. Катализатор загорелся тёмно-фиолетовыми всполохами, и в руке юноши возник клинок, созданный из элементарной энергии с черными прожилками. Оружие, пропитанное порчей, догадалась Мона. Оружие, которым обычно не пользуются колдуны.       Паймон взвизгнула и отлетела, когда посыпались искры от удара стали, объятой стихиями, и электро энергии, вылитой в форме оружия. Девочка взлетела к потолку и с ужасом наблюдала за вспышками света – Люмин и Предвестник парировали атаки друг друга с немыслимой скоростью. Но если путешественницей двигал слепой гнев, то Сказитель оставался сдержан в своих точных движениях. Ни разу не держав в руках меч, Мегистус все равно заметила, что он намеренно упускает возможности поразить оппонента. Просто игра. Безобидная. Но она помнила, как проливавшаяся кровь вскипала и чернела, когда молнии разили её людей на Пике. Предвестники были злом с игровым характером. – Каждый из вас отплатит за унесённые жизни! – Правда? – плавно он уклонился и провел подсечку. Люмин упала, больно ударившись плечом и выронив клинок. – Тогда тебе придётся ещё долго тренироваться, чтобы хоть ранить меня, маленькая путешественница. А я ведь только Шестой из одиннадцати, а потом ещё и Царица. Прискорбно, но ты умрешь быстрее, чем воплотишь свою мечту.       Кончик пылающего, шипящего меча завис над ее горлом. Мона дернулась, но замерла на краю ступени, когда путешественница зарычала и схватила воплощение магии голой рукой. Молнии заискрились, разбавляя воздух запахом горелой плоти. Но те лишь на миг отпрянули от незнакомки и тут же слились с рукой так, словно всегда были её частью. – Что ты…       Люмин улыбнулась как улыбаются шакалы, загнавшие добычу в ловушку. Холод пронзил кончики пальцев, когда Мона заметила каменные шпили под потолком, удерживаемые ветром. Сердце дрогнуло, вода заблестела и свежесть смешалась с заряженным воздухом. – Возможно, когда-нибудь, но сегодня умрешь ты!       Мир сотрясся. Куски земли разлетелись, дым смешался с туманом, заполняя пространство. Искры бежали по полу, спасаясь от девушки в белом и её возникшего из пустоты клинка, объятого белым пламенем. Это не могло быть ничем иным, как сила бога. Мегистус, откашливаясь от запаха гари и озона, едва стояла на ногах. Силы истлевали как бывает, когда долго прячешься в тёмной комнате, а потом кто-то раздвигает шторы и ослепляет солнечным светом. Светом, способным сжечь тебя дотла.       Сказитель успел защититься электро волной, но осколки оставили неприятные алеющие линии на лице и руках. Багровые капли лениво скатились по бледной щеке, замирая на уголке губ. Он коснулся пальцами кровавой капли и с удивлением ребенка глянул на неё, словно прежде не был уверен, что его кровь алая. – Пустые попытки, зря потраченные силы.. – тихий искаженный голос наполнил пространство. Мона оперлась на стену, боясь, что собственные ноги не удержат её. Сила, что полнила некогда знакомый голос, достигала души и пыталась ухватиться за неё. – Ты ошибка, что нужно исправить.       Пламя будто живое танцевало, пытаясь дотянуться до врага. Шестой с секунду смотрел на путешественницу так, словно увидел её впервые. Пустое выражение перекосилось. – О, ты так считаешь?       Удар, вспышка света и зарево молний, уклонение и ответный удар сконцентрированным электрическим полем, осколки камня и лоскуты ветра разрывают их… Люмин будто переменилась: почти не дыша, ничего не видя и не слыша, она разила врага. Неосознанное желание смерти изменило знакомые черты. – Кто решает, рождаться нам или нет, жить или умереть?! – сквозь шум и хаос его голос был сильным и тяжелым, полный надломленного чувства. – Неужели так называемые боги?!       Мона сжала кулаки: она должна, наконец, сделать хоть что-то, ведь ради этого был проделан весь этот путь, но шагнуть на поле битвы значило в открытую заявить богам, которых она предала, что более они ей не нужны. Всё то, ради чего она жила и ради чего много трудилась, обратится в ничто. Точнее это уже произошло тогда, на Пике, но теперь оно обрело реальность.       Путешественница крутанулась в белом свете и рассекла воздух.       Ничего не произошло. – Да, только богам принадлежат ваши жизни.       Реальность разорвалась, и нечто чуждое ей прибило парня к стене. Он тяжело дышал, и хоть победа ускользала из рук, взгляд его был полон странной смеси чувств: ужаса не было средь них. Интерес, торжество и насмешка. Над самим собой. Шестой из Предвестников не мог так просто проиграть, даже если Люмин была чужачкой из другого мира и сила её отличалась. Вначале он даже не сражался в полную силу и атаки его были сдержанны. Даже когда слова её задели какую-то струну души, Скарамучча не собирался её убивать, догадалась Мегистус, а вот Люмин… Её рука не дрогнула, когда она вознесла меч и рванула.       Колесо сделало оборот.       Шипение и жар. Дрожь ужаса от осознания, и сила уверенности, обуявшая её. Мона остановила удар водной стеной. В один удар сердца она там, а в другой – стоит между двух огней. Не на стороне своей подруги. – Люмин, остановись!       Однако она лишь на миг замешкалась, будто отдаленно заметив, кто помешал ей нанести последний удар, но тут путешественница отступила и снова ударила, и била, била, била… Белое пламя окрасилось в сиреневый, потом в черный, раскалывая водную стену. Пар поднялся к потолку, застилая вид несчастной кричащей Паймон. – Это не ты! – надрывный крик не достигал подругу. Взгляд её был чужим, древним. – Прошу, вспомни, зачем ты здесь!       Клинок блеснул. Мона закусила губу и развеяла магию, резко разведя руки в стороны. Капли воды испарились, не достигнув пола. – Ради брата!       Она зажмурилась, дрожа всем телом. Ветер сорвал с головы шляпу, и молнии прожгли в полах дыры, локоны парили и вились от напряжения, ерошась.       Жар полоснул по щеке, но более ничего не произошло. Астролог медленно приоткрыла глаза: мир накрыл мрак с белыми всполохами, а перед ней - искаженное гримасой гнева лицо. Его черты расплывались, теряя контур, и нельзя было определить, красиво оно или нет, молодо или старо, женщина это или мужчина. Но свет его жег глаза, кусал кожу, но не оставлял следов, ведь на деле не было ни тела и ничего вокруг. Пространство там, где его не существовало, между реальностью и нереальностью, между одним вдохом и другим. Дар, с которым она родилась, и что определил её дальнейший путь. Дар, что теперь у неё должны отобрать за кощунство.       Эфемерная рука взметнулась к её груди, и под тающими пальцами возникла нить. Мона отпрянула так резко, что врезалась во что-то живое и существующее. Видение рассыпалось как град по осени, и теперь пред ней была Люмин, держащая меч двумя руками, словно он двигался без её воли, жаждущий располосовать подругу, а взгляд её, напуганный и ошарашенный, метался по знакомому лицу. Светлые крапинки снова вернулись в их медовый цвет. Капельки пота скатились по виску к подбородку.       Мона едва шагнула к ней, как путь ей преградил электрический клинок. Вздох замер на сухих губах. Она успела забыть о Предвестнике, которого закрыла собой от удара Люмин. Но магия, что его удерживала развеялась тотчас, как путешественница очнулась, и теперь он грубо обхватил её талию и поднял клинок к шее. – Это было занятно, но время - деньги, как сказал бы один мой надоедливый друг.       Сердце зашлось, а кровь наполнилась электричеством. Силы, подобно песку, высыпающемуся из рук, покидали её конечности, и только адреналин начал сдавать позиции, картина мира поплыла. Вместе с гарью и эфиром, она ощутила нечто пряное в воздухе и ленивая мысль встала перед сознанием: яд. Тот дым, что витал в помещении, был чем-то пропитан.       Люмин выронила клинок и рухнула, силясь подняться, но тело стало ей чуждым: костюм, сшитый не по размеру, мешал двигаться. Она растеряла свой пыл и ярость, но дрожащей рукой продолжала тянуться в сторону врага и подруги, что медленно оседала в его руках. Меч развеялся как туман по утру, и Шестой Предвестник удержал астролога от падения. Паймон метнулась к Люмин, но та уже погрузилась в мир собственных мыслей также, как и Мона. – Один-один, героиня Тайвата, – шепот юноши был последним, что услышала Паймон перед тем, как тяжелые веки опустились и сознание кануло во тьму.

***

      Всё кончилось. Так внезапно, что навалившаяся тишина ощущалась живой и сокрушающей. Мир так внезапно замер и потёк своей чередой – медленной и размеренной, что бурлящая в жилах кровь вступала в неприятный контраст. Мысли ещё метались из стороны в сторону, образуя пустые цепочки и заключения. Но приходили они и уходили, не оставляя следа.       Предвестник опустился на пол вместе с обмякшей девушкой как с вдруг обездвиженной куклой. Силы предательски покинули его, словно вся бурлящая в нём злость до сели сжигала его изнутри, подпиливала сук, на котором он стоял. План его слегка пошел трещинами, но в целом ничего не поправимого: путешественница хоть и обезумела, но в итоге всё равно проиграла да ещё и привела с собой причину его приезда в Инадзуму. За исключением легкого потрясения и нервозности всё прошло гладко.       Он опустил взгляд на расслабленное лицо астролога и скривился, заметив, что всё ещё держит её в объятиях. Увидев бы его кто-нибудь из солдат, распустил бы слухи – уж чрезмерно бережно его руки поддерживали её голову и обхватывали талию. В этом жесте было больше интимного, чем требовала необходимость. Тем не менее Скарамучча опустил девушку на пол всё также неправильно осторожно, словно она была хрустально статуэткой, способной разбиться от неловкого движения.       Сердце постепенно приходило в привычный ритм, а вместе с тем мир терял болезненную яркость и четкость после битвы. Юноша вздохнул и неохотно поднялся, оглядывая свою работу. Холодный властный голос Царицы звучал на подкорке сознания, напоминая о свей притязательности на его действия и мотивы: «Убей путешественницу и принеси мне астролога». Это было так хлопотно. Его взгляд скользнул по обездвиженному телу воительницы. Лицо её было напряженно: губы сжаты, брови хмурились. Она всё ещё будто бы тянулась к мечу – боец до самого конца. Как глупо пытаться сражаться, когда твоё сознание заперто в черепной коробке.       Отряхнув пыль и грязь с ладоней, он призвал свой меч из элементарной энергии. Обойдя астролога – шаги неспешные, растянутые, - направил острие в сторону путешественницы. Одно движение, и эта девчонка не проснется. Мир потеряет ту, что могла бы его изменить, ту, что, возможно, единственная способна противостоять Крио Архонту. Только эта мысль коснулась его разума, как Шестой чуть опустил оружие. Что если так и есть? Почему-то столько людей борется ради неё, стремится переманить на свою сторону, но Царица категорична жаждет её смерти. Может быть такое, что величественная, бессмертная женщина боится какую-то малолетку? Или, может, в ней сокрыта сила…       Та сила, что мгновение назад чуть не распяла его. Но нечто странное было в ней, и пока он не мог ответить, что именно его смутило. Возможно, неясная тревога, что даже обладая крупицей мощи Архонта, он ей не соперник.       Это раздражало.       Но магия развеялась, и юноша присел перед девчонкой, полной загадок и нераскрытых тайн. – Что-то изменилось, ведь раньше я, и не задумываясь, убил бы тебя, ведь такова воля Царицы, – рассуждал Предвестник, изучая совершенно посредственное, ничем не примечательное лицо девицы из иного мира. Нечто на гране интереса звучало в голосе. – А сейчас я только и думаю о том, как сильно взбесится она, если ты выживешь.       Тёмно-синие глаза преисполнились юношеским азартом, когда коснулись мирного лица астролога. – В чем же причина столь забавной перемены? Что же ты сделала, Мона Мегистус?       Мягкий, почти несуществующий шаг он услышал почти в тот же момент, когда на пороге помещения появилась женщина с чудесно розовыми волосами в облачении жрицы. Она двигалась подобно призраку, и улыбка её была ужаснее зова Бездны. Шестой поднялся, с презрением глядя на незваную гостью, не испытывая ничего более, кроме желания убраться из это страны и перестать встречать лица фантомов его кошмаров. – Сегодня день открытых дверей? Тебя никто не приглашал на нашу маленькую встречу, Яэ Мико. – И я рада видеть тебя, Скарамучча... Кажется, так тебя теперь зовут, – она не спешила подходить, а просто стояла у входа, сложив руки на талии с той самой мягкой улыбкой, от которой холодом брало по спине. – Ты так вырос, изменился.. – Зачем ты здесь?       Она понимающе кивнула, с лёгкостью уловив намек в голосе. Её вечно отстраненный взгляд, словно между её чувствами и миром всегда был заслон, опустился к путешественнице, и заслон чуть отодвинулся. В глазах цвета нежного пурпура загорелся интерес, чувство сродни тому, когда находишь на прилавках драгоценность, которую всегда мечтал приобрести. Шестой Предвестник усмехнулся, скрещивая руки на груди. – Зато ты ни капли не меняешься. Всё тот же кукловод со своими ниточками. – В этом суть вечности, – мягко заметила жрица. Глаза снова поддались знакомой пеленой. – Что ты собираешься сделать с этими детьми?       Мягкий, полный не прошенного милосердия голос напоминал ему, почему он отказался от этой страны, от этих людей и сбежал. Почему служил Крио Архонту, почему их всех ненавидел.       Заложив руки за голову, Предвестник пожал плечами: – Не знаю… Может что-нибудь ужасное. Всё зависит от моего настроения, а чем дольше ты действуешь мне на нервы, тем сквернее оно становится. – Тогда закончим быстро, – жрица протянула руку, и на ладони возникла фиолетовая фигурка, источавшая слабое свечение. – Я отдам тебе Сердце Бога, а ты мне путешественницу и её подруг. Уверена, эта вещица стоит для твоей Царицы больше, чем какие-то шумные девочки. – Да, Царица глотки режет за эти безделушки, – его беспечное отношение к источнику мощи Архонта смогла поразить даже Мико. Она слегка опешила, но быстро вернула учтивое выражение. Всё больше она замечала в этом мальчишке черты его создательницы. – Но я слишком хорошо знаю и тебя, Яэ Мико, и поэтому уверен, ты согласишься, отдать мне Сердце Бога в обмен только на вашу героиню. Ну и... эту мелочь, а вот астролога я оставлю себе.       Повисла тишина. Предвестник беззаботно улыбался, зная, что победа на его стороне, а жрица печально вздохнула и не менее снисходительно улыбнулась ему в ответ. Это подпортило чувство триумфа, окрасив его чем-то склизким. – Хорошо. Это необходимые жертвы, я понимаю. – Необходимые жертвы… – тихо повторил он, когда Сердце оказалось в его руках. Оно пульсировало как живое, согревая ладонь теплом, способном проникнуть к самым истокам души и обогреть её. Шестой тут же спрятал вещицу в карман, раздраженно отряхивая руку.       Яэ Мико плавно приблизилась. Предвестник держался на расстоянии как от чахоточной, когда жрица бережно подняла с пола путешественницу, словно она и не весила ничего. Длинные пряди ярких волос колыхнулись. Знакомое движение ушек в тон, взгляд из-под густых ресниц, и мурашки прошлись по коже. Непрошеные отголоски воспоминаний стучались в двери разума. С ними был запах только расцветающей сакуры, ворчание воды в фонтане храма и перешептывание служительниц. Звонкий, мелодичный смех девушки с волосами цвета свежих весенних цветов и смущенный взгляд сине-сиреневых глаз, так похожих на его собственные.       Неосознанно юноша сжал кулаки, пытаясь избавиться от этих выдумок, сочиненных когда-то давно, когда-то, когда он был слишком мал и глуп, верил в чудо и не разучился надеяться. Когда-то в ином мире, иной жизни. – Что… – слова напоминали нождачку, обдирающую горло. Жрица замерла у порога и едва обернулась. – Что с ней?       Всё, на что он был способен, и уже за это он испытал стыд и отвращение. Видимо, это место делает его слабым.       И тогда сердце болезненно сжалось: глаза жрицы наполнились искренним сожалением, но столь мимолетным, что похоже оно было на мираж, созданный в его голове. – Возвращайся домой, Скарамучча.       Пустота снова наполнила пространство, когда жрица исчезла и оставила после себя лишь отзвук своего голоса и запах расцветающей сакуры. Он мгновение смотрел во мрак проема и не мог до конца понять, что же изменилось в нём. Почему теперь его столь глубоко запрятанные страхи снова начали поднимать головы, снова возымели власть? Он медленно опустился на пол, словно пытаясь ладонями выдавить свои отвратительно сине-фиолетовые глаза, и задохнулся в отчаянном, злобном смехе. – Дом? Я не знаю, где это…       Никогда до сели Моне не снились столь беспокойные, мрачные, полные отчаяния сны как в этот день.