___
Он преследовал его. Неважно, куда мальчик шёл и где коротал долгие зимние дни, он маячил где-то поблизости, если вдруг не находилось занятия увлекательнее: например, стычки с каким-нибудь высокомерным деревенщиной, в голове которого лишь опилки да несколько ругательных выражений. Но однажды его поймали. Так легко и ловко, что он до сих пор не понимал, как так вышло. По-обыкновению следуя за мальчишкой по пятам, скрываясь в тени или увлекаясь спорами с каким-нибудь встречным солдатом или рекрутом, он завернул за угол и нырнул под лестницу, проход под которой скрывал небольшую дверцу для слуг, проводящую насквозь через комнаты в другое крыло замка. В полумраке узкого змеевидного коридора, он почти был слеп: старые, покрытые плесенью и грязью камни стен цепляли края одежды, сырой воздух оседал в лёгких, редкие светящиеся камушки, вложенные в выемки стен, почти не справлялись с тьмой. Тишина поглотила все звуки, и воображение сыграло злую шутку. Тяжелое, ледяное чувство обрушилось на него, и он рванул вперед, яростно желая выбраться из мрака на свет. Воспоминания в буре чувств вонзались острыми снежными иглами в разум: текучая тьма, синее пламя и безжизненный, подавляющий голос, уничтожающий волю и сопротивление. Когда булыжники прошлого грозили сбить его с ног, он вывалился из длинного коридора под нишу другой лестницы, белыми камнями уходящей на следующий этаж. Нечто рухнуло на него тяжелой, шершавой материей, придавив к полу, а резкий тычок в бок заставил прийти в себя, ухватиться за боль, как за спасательный круг, и выбраться из прошлого, пожирающего его душу. – Чего тебе надо? Парень поднял взгляд: тот, кого он преследовал, поймал его с поличным, сделав простую, но действенную ловушку из связанного между собой каната — сетки — с гирьками по краям. Находчиво. – Я знал! – вырвавшийся смешок звучал странно. Дневной свет заполнял пространство, и юноша уже забыл, почему так яростно стремился выбраться из туннеля. – Я знал, ты умеешь говорить! Синьора взбесится, когда узнает о своём проигрыше. Она ненавидит ошибаться. Тёмные брови столкнулись на переносице, и мальчик ещё раз ткнул его палкой. Глаза сочетались с неровно остриженными волосами, отливая в дневном свете глубоко синим и делая его тощее бледное лицо почти неживым. Черная рубаха и штаны висели, словно были дарованы с барского плеча. – Ты идиот? – звучало это больше, как заключение, нежели вопрос. – Чего тебе надо? Таскаешься за мной везде. Это доставляет тебе какое-то извращенное удовольствие? – А ты за словом в карман не полезешь, – он ловко высвободился из западни и, поднимаясь, кратко посмеялся. – Мне нравится! – В карман? – мальчик склонил голову. – Слово – не вещь, которую можно положить в карман. Ты точно идиот. Лёгкость наполнила конечности, в груди зародилось щекотавшее чувство. Словно он снова оказался среди своих болтливых, упрямых и в то же время серьёзных младших братьев и сестры. Но это мимолетное чувство принесло с собой ещё одно – тоску, освещающую пустоту. Она стала его верной подругой после злополучного дня. Он не понимал, почему решил поступить так, а не иначе: не ушел, забыв о слабом чужестранце, как о пыли на комоде. Мальчик казался слабым, нелепым и совершенно не подходил той атмосфере, что витала в воздухе дворца, куда не так давно его пригласил один из Предвестников для вступления в фатуи. Это был знаменательный день, и теперь каждый новый был ещё более жутким и увлекательным приключением, дорогой в будущее, к его выжигающей мечте – силе и уверенности. Но что-то было в молчаливом и отстраненном мальчишке с волчьим взглядом, чаще бывавшем пустым или озлобленным. – Аякс, – он протянул руку, улыбаясь во все зубы, но не дождавшись ответа, сам схватил ладонь мальчика и затряс. – Я слышал, Пунчинелло привез тебя из Инадзумы. Это так? Ты родом из страны вечных бурь и гроз! Говорят, оттуда одни из самых сильных воинов мира. Там лучшие боевые школы, хранящие секреты своих…. – Заткнись! – он вырвал ладонь, с почти ощутимым презрением окидывая его. Палка с оглушающим ударом упала на пол. Глаза расширены, кулаки сжаты, и между всем этим, Аякс почувствовал боль, притаившуюся где-то среди чувств мальчика. – Ты ничего не знаешь о том месте! – Да, ты прав… Прошло столько времени со дня, когда он испытывал жгучий стыд за свои поведение или слова. Точно даже не сказать, когда это было: возможно, тогда он в очередной раз подвел и опозорил отца своими шалостями; а может подрался с каким-то важным парнем, из-за которого его семья потом долгое время едва сводила концы с концами? Нет, он не помнит. Едва ли это имело значение. Мысли разбегались, не успевая оформиться в воспоминания, словно черный туман, подобно огромному зверю, пожирал их. – Оставь меня в покое, – решительно заявил мальчик, разворачиваясь. Между воротом рубахи и коротко остриженными волосами на шее виднелся шрам. Не совсем - отметина напоминала какой-то символ, словно причудливое родимое пятно. – Царице не понравится, если она узнает, что ты достаешь меня. Возможно, дело было в этом: в Архонте, что не отводила взгляда от мальчишки с тех пор, как тот появился во дворце. Великая женщина с неиссякаемой силой, что ощущалась даже здесь, вдали от тронного зала, что-то увидела в ребенке чужой страны, и неудержимое любопытство, тяга к неизведанному и опасному подталкивали к опрометчивым решениям. Как и всегда. Только поэтому он схватил его за плечо, не давая уйти. Это было никак не связано с тем, что мальчишка напомнил ему младшего брата – Антона, что говорил, как взрослый, но на деле был ещё ребенком, не понимающим, что такое реальный мир. – Определенно. Однако прежде, чем Царица узнает об этом, Оссиан найдет тебя, – то, как вытянулось его лицо, подтвердило догадку. Хотя Волка не боялся только сумасшедший, и сколь бы Аякс не стремился к сражениям, он отчётливо осознавал, что Первый Предвестник одним взглядом может размазать его. – Сегодня он в особенно плохом расположении духа. Случаем, не твоих рук дела? – Если хочешь, беги жаловаться, будущий Предвестник, – мальчик улыбнулся, но чувств в этой эмоции не было. Только холодный вызов. Мурашки прошлись по коже, и Аякс улыбнулся в ответ своей буйной, полной чувства улыбкой, что так раздражала всех и каждого, намекая: парень в свои четырнадцать не боится никого из них, из этих больших и страшных фатуи, и открыто заявляет об этом. – Волки тявкают, лишь когда чуют страх. Но я не боюсь никого из вас. Есть вещи ужаснее разъяренного зверя. Аякс моргнул, осмысливая услышанное, когда мальчишка высвободил свою руку. «Есть вещи ужаснее...», и с этим нельзя было не согласится. Дрожь, что шла из глубин самой души, предательски поселилась в коленях, и парень встряхнул своей рыжей копной волос. В один миг голова стала тяжелее тонны. – О, какая встреча! Аякс, Скарамучча, как вы здесь очутились? Словно из ниоткуда возник он. Мужчина с пламенными волосами и аккуратной бородой шёл к ним, раскрыв руки, словно собираясь обнять, как добрый, любящий отец своих детей. От него веяло зимним холодом, снежинки ещё оседали на мехе длинного темно-алого плаща, развивающегося крыльями при ходьбе. – На сколько мне известно, ты должен сейчас отрабатывать вместе со всеми марш бросок, Аякс, – он остановился и поставил руки на бока, с интересом разглядывая мальчишек. За прохладой ударил в нос жар, и последние снежинки обратились в капли воды, которые тут же испарились. – А, ты, снова улизнул из-под присмотра Оссиана. Для правой руки её Высочества он слишком безответственен. Как можно столь легкомысленно относится к вещам Царицы. Вдруг что-нибудь случится и вещица сломается? Тон, с которым произнесены слова, не вязался с добродушным взглядом и очаровательной ямочкой на левой щеке. Темные глаза искрились теплом, даже пылали не гаснущим огнём. Герцог присел перед Скарамуччей, будто совсем забывая про второго мальчишку, Аякса, давая ему время перевести дух – и снова это чувство. Оно оживало – нет, оно всегда было рядом, жило в груди, и никогда не замолкало – каждый раз, когда юноша встречал кого-то, чья сила подавляла, сдавливала кости и мышцы своим величием, захватывала дух и напоминала, кто ты и кем являешься в этом мире. Чувство, словно привитое ему, управляло его желаниями и действиями: уничтожь или будешь уничтожен. Всё просто. Что же может быть ещё проще? Скарамучча безучастно следил за движениями мужчины, когда тот извлек из внутреннего кармана сюртука с роскошной серебряной оторочкой сложенную бумагу, чуть пожелтевшую по краям, и протянул ему. – Одолжил у Пунчинеллы, – вкрадчиво проронил Третий, когда мальчик взял бумажку и развернул. На пол посыпались сухие розово-сиреневые листочки какого-то неизвестного Аяксу растения. – Представляю, как сильна может быть тоска по родине, что выставила тебя, как чужака. Тогда был первый и последний раз, когда у Скарамуччи было такое лицо. Оно выражало сразу всё и ничего. Взгляд широких темных глаз прикован к рассыпанным листочкам под ногами, нижняя губа дрожала, доселе болезненно-бледные щеки покрыли алые пятна. Герцог поднял один лепесток, прокручивая в чуть загорелых пальцах и рассматривая каждую жилку на пластинке. Легким движением он сломал стебелек, и сухой листочек рассыпался. – Всё в той стране такое маленькое и хрупкое, – вздохнул он, переводя взгляд на мальчика, что никак не мог оторвать свой от розовых пятнышек на ковре. Пухлые губы растянулись в приятельской улыбке, жар, исходивший от этого человека, заставлял бороться за каждый свежий вдох. Герцог коснулся острого подбородка мальчика, заставляя его поднять взгляд, и Аякс готов был присвистнуть, увидев открытую ненависть в глазах. Но Третий, напротив, потерял выражение, голос звучал зловеще горячо. – И столь же отвратительно прекрасно. Уникальный цветок для коллекции флориста. – Точно! – воскликнул Аякс, хватая мальчишку за плечи, – они дрожали, но объёмная одежда скрывала это, – и оттянул его от Третьего. – Герцог, вы же помните своё обещание, не так ли? Я жду не дождусь того часа, когда смогу сразиться с вами! Мужчина мгновение смотрел на синеволосого мальчишку с каким-то неясным взглядом, но потом его лицо стало воплощением учтивости, понимания и добродушия. Он поднялся, ставя руки по бокам, и раскатисто рассмеялся. Смех был полон чувства, жара и страсти, глубокий и насыщенный - звук, любимый женщинами, говорила с неприязнью Синьора, когда думала, что никто не слышит, как она ворчит. Абсолютно противоречивое заявление, ведь она была женщиной, которая терпеть не могла всё, что касалось Третьего Предвестника. Но Аяксу всегда было решительно всё равно – отношения между взрослыми казались скучными и одинаково бессмысленными. – Забудешь тут, – он подмигнул конопатому. – Однако вряд ли наступит такой день. Ты слишком безрассуден, чтобы дожить до своего возвышения. В какой-то момент, - он не знает, не помнит, - Скарамучча оказался за его спиной, совершенно перестав замечать что-либо. Таким он всегда становился, когда не знал, как себя вести в обществе людей, словно живущих параллельно его жизни. По отголоску, что пробивался сквозь вязкий туман, Аякс догадался, что каждый раз ему хотелось что-то сделать с этим. В тот день он как-то смог отвязаться от Предвестника, вдруг вспомнившего о каких-то взрослых делах, и увести мальчишку в сарай – первое пришедшее на ум место. Какие-то слова слетели с языка, но память о них не распространялась. Единственное, что осталось – его ледяные руки и полный ненависти взгляд. Легкий ветер поднимал розовые лепестки и уносил в небо, недавно ясное и голубое, а теперь серое и однотонное. Погода менялась здесь быстро и непредсказуемо – это добавляло некой очаровательности стране вечности. Предвестник, скрестив руки на груди, наблюдал за танцем лепестков с ветром, спускающимся из разбитого окна, – одного из мириад подобных. Они соединялись в потолки, стены, и даже сохранённые временем столы сделаны были из прозрачного материала. Вокруг возвышался стеклянный купол, спрятанный среди буйствующей растительности, оплетающей каменный пол, винтовые лестницы, многочисленные полупустые стеллажи, на которых осталось лишь то немногое, что некогда хранилось в святыне Пунчинелло в те времена, когда он жил в Инадзуме и изучал её секреты. Сейчас же это место больше напоминало пробирку, в которой завелась живность, уничтожающая рельеф, оставленный прошлым обитателем. Протянув руку, он поймал листок. Начиная от светло-розового, почти белого, и заканчивая тёмно-розовым, почти сиреневым, пластинка меняла окрас от количества падающего света. Бледные жилки тонкими ручейками разрезали её, разбивая на множество мелких кусочков. – Есть всё-таки нечто гениальное во взглядах сестры Баал, – откашлявшись, Герцог потряс трубку, сыпанул в чашу табака из причудливой табакерке с росписью неизвестных Чальду пейзажей, и щелчком пальцев поджег. Аромат жжённого табака неприятно щипал нос. – Вечность! Мир, где время остановится и ничего не изменится. Место, которое не сможет разрушить даже человеческие жадность и тщеславие. Скучная, но заманчивая мечта. Мечта, которой не суждено сбыться. – Будь на моём месте кто-нибудь, вроде Осинна или Марианны, твои слова могли бы считаться изменой, – Одиннадцатый выпустил лепесток, и тот медленно, вальсируя, опустился на темно-коричневые, покрытые мхом плитки пола. – Взгляды Царицы – единственно верный путь. И ты, как Третий Предвестник, должен это помнить. Мужчина приподнял густую бровь, с любопытством поглядывая на юного Предвестника, у которого в отличии от скептически настроенного Третьего, в словах слышался запал, фанатизм. Он сделал медленный вдох, втягивая дым тлеющего табака, и снисходительно покачал головой. – Ещё когда ты был мелким и тощим подростком, я понял, что несмотря на твой холодный взгляд и жестокое сердце, ты самозабвенно отдаёшься страсти, – клубочек дыма спрыгнул с губ и рассеялся, Герцог развернулся и размеренно начал спускаться с возвышения, только одному Пятому известно для чего оно было нужно. Чайльд сунул руки в карманы, делая вид, словно ему были интересны рассуждения Предвестника, и последовал за ним. – Если что-то тебя задевает, будь то идеалистическая идея Бога, разбитая душа ребенка из чужой страны или сражения на грани возможностей, ты пылко отдаёшься этому целиком и полностью. Не важно, что будет с твоей жизнью, не важно, как развернётся будущее, ты живешь одним моментом, поэтому-то и не способен видеть дальше своего носа, парень. Одиннадцатый остановился на последней ступени, следя за тем, как широкоплечая фигура Герцога удаляется по стеклянному коридору. Дым сопутствовал его шагам, превращающимися в однотонный, ритмичный звук. – Страсть как спичка вспыхнет быстро и погаснет, оставив обугленную палочку, которая рассыпется и развеется, не оставив ничего, – он обернулся. Улыбка украсила его загорелое лицо. – Так что я восхищен, ты всё-таки выжил и стал Предвестником, поклялся в верности Царице. Отдал ей свою душу. Однако если каждый из нас знал, почему пришёл на этот путь, то ты, блуждая во мраке, ухватился лишь за отблеск света, который тебя и сожжет. Мурашки прошлись по коже. Руки сами хватались за воздух, стремясь нащупать водяные клинки. Слова – трут, распаляющий кровь, освещающий туман в голове. Тарталья легко спрыгнул с последней ступеньки и пружинной походкой нагнал Третьего. – Почему бы и нет? Погибнуть в пылу сражения за цель – звучит неплохо. Тихая усмешка была ответом. – За цель, говоришь? Если она у тебя есть, то, действительно, гибель за неё – малая цена, – на пороге стеклянного саркофага, в котором они скрывались после посещения храма, Герцог потушил трубку, убирая её во внутренний карман сюртука. – Вопрос лишь в том, осознаешь ли ты истинную цель своих действий или гоняешься за призраком. Страсть ещё и ослепляет. Снова ощущение чего-то ускользающего окутало сознание, и он, словно пытаясь ухватится за это, ловил лишь воздух. Чайльд мотнул головой и пожал плечами: в целом, какая разница, если призрак помогает стать ему сильнее. Пусть будет он. Истина переоценена, решил Предвестник, бросая взгляд на не протоптанную дорогу сквозь густой сине-зеленый лес. Сейчас его задача: найти Шестого и вернуть на родину, в Снежную. «Не важно в каком состоянии: живым или едва ли живым, – но я хочу вернуть его, Сердце и астролога!» – звучал властным громом в голове голос Царицы, возвышающейся над ним с виду хрупким телом, но на деле уничтожающими духом и силой. Восторженный трепет ещё хранился в кончиках пальцев. Да, он считал, Шестого другом и какая-то почти ослепшая его часть скорбела по Синьоре, но нечто сильнее его мыслей и мотивов подталкивало действовать. Словно дитя, что ведут за руку, и он слишком слаб, чтобы противится. У него нет даже мысли сопротивляться. – Думаешь, он, правда, предал её и сбежал? – сомнение, как трещина на корке ледника, пробилось наружу. Чайльд нахмурился, касаясь пальцами лба. Странная пульсирующая боль накатывала с каждым вдохом, оборотом мысли, что отличался от заданного направления. – Скар больше всех ненавидел это место и всё, что связано с Электро Архонтом. Он слишком горделив, чтобы прибрать к рукам то, что, мягко выражаясь, составляло часть её сущности. – Будь на моём месте кто-нибудь, вроде Оссиана или Марианны… – Это… – Да-да, конечно. Твоё наивное отрицание реальности понятно, – Герцог утомленно вздохнул, словно общался с ребенком, которому приходилось в очередной раз объяснять алфавит. – Как я и говорил, ты слеп. Привязался к мальчишке, словно к брату, и вечно за ним таскаешься, пытаясь уберечь от ошибок. Но, Чайльд, пора уже забыть эти детские глупости, если ты правда хочешь достигнуть своей цели и, естественно, верой и правдой служить её Величеству. Вот пусть она и решает, как поступить с Шестым. Наша задача – найти парня и его подружку, а не размышлять. Монархи этого не любят. Листва на деревьях зашелестела, потревоженная ветром. Тихий мелодичный «чирик» донёсся до Предвестников. Взмахнув золотистыми крыльями, небольшая птичка взмыла в воздух, описала круг и исчезла в бескрайнем небе. Свободная, не обременённая ничем она никогда не вспомнит двух людей, притаившихся в её диких владениях, погруженных в свои мирские тяжбы. – Я знаю, кому нет равных в поисках, – голос звучал далеко, словно принадлежал совершенно другому человеку, чужому, у которого были свои желания, мысли, цели и даже тон его голоса казался искаженным, неправильным, забытым. Его разум раскалывался, превращаясь во что-то нечеткое, терял свои границы между «я должен» и «должен ли?», «я жажду» и «жажду ли?». Но между борющимися мыслями была одна, светлая и теплая, легшая бальзамом на рану. У неё были короткие медовые волосы и глаза, сияющие, как жидкое золото. Сталь, а за ней – белые лилии. – Она найдет его. Несомненно! – Замечательно. И кто же эта чудесная барышня? Тарталья улыбнулся, и почему-то ему показалось, что мышцы на лице странно заныли, будто раньше не знакомые с этой расслабленной, мягкой улыбкой со вкусом печали. – Вероятно, та, кто без раздумий пронзит меня клинком. – Отрадно слышать, что нечто не меняется из поколения в поколение, – расхохотался Герцог, похлопывая Одиннадцатого по плечу. – Чувства стоят небольшого кровопролития!___
Люмин потерла ладони, вдруг онемевшие от холода. Вместе с Паймон они оставили Кокоми и Горо с их заботами и новыми сведениями о появлении Предвестников и отправилась к резиденции Сёгуна, но теперь, стоя в огромном пустом зале, где каждый вдох превращался в эхо, всякая уверенность покинула путешественницу, хотя идея компаньонки действительно в один миг почудилась ей спасительной палочку. Если, как и говорила Яэ Мико, Шестой Предвестник, будучи созданной Архонтом куклой, связан с ней, как и Сёгун, то им не понадобиться услуга врага. Однако всё её нутро противилось присутствию в резиденции. Оглядываясь, она видела лишь сцены сражения, где буйствовал лёд и пламя, но театр воспоминаний прерывался криком. – Путешественница, не уверена, что рада тебе, – ровный голос Сёгуна заставил Люмин вернутся в реальность, увидеть стены и пол блестящими от блеска. Квадратные фонарики, расставленные вдоль стен, слабо мерцали, оттеняя сиреневые волны на стенах. – Мне нужно столько переосмыслить и со стольким разобраться, а любое твоё появление предвещает бурю. Женщина сидела на возвышении, скрестив ноги и безучастно наблюдая за гостьей и её подругой. Тёмно-фиолетовые глаза не отражали дневного света, просачивающегося через узкие окна. Застывшая молния, которой уже никогда не суждено достигнуть неба. Тонкие прядки, выбившиеся из объёмной косы, переброшенной через плечо, завивались и вздрагивали от витающего вокруг электрического напряжения – слабого, почти не ощутимого, но магия Люмин откликалась на родственную. Все элементы, что поселились, нет, пробудились в её крови иногда не могли поделить место и буйствовали внутри. Особенно, когда путешественница нервничала, как сейчас. – Как грубо, – буркнула Паймон, витая в воздухе рядом и скрещивая ручки на груди. – Мы здесь по очень важному и неотложному делу… Ээ… Великий Сёгун? Архонт… А.. Люмин покачала головой. – Насчёт Скарамуччи и… – пространство вдруг схлопнулось и резко расширилось, будто вывернувшийся наизнанку мешок. Перед ними раскинулось царство Эи, в котором теперь обитал её дух, пока нетленное тело правило реальностью. – Ну, говоря о Предвестнике… – Это моя вина, что он заблудился в потоке и погряз во тьме, – Эи встала на ноги, словно поднявшись с невидимого кресла, и совсем не грациозно, не подобающе великому Архонту, обхватила себя руками. Печать давно оставленных чувств отразилась на лице, ясно отличая живые, яркие глаза этой женщины от тусклых, мёртвых глаз куклы снаружи. – Но сколь бы сильны и пагубны не были мои сожаления, я не могу тебе помочь. Паймон резко выпрямилась и махнула руками. Множество белых крупиц разлетелось в стороны. – Как так?! Вы же создали его, а значит можете, ну, не знаю, контролировать или чувствовать его как Сёгуна. Разве нет? – Не могу, – Эи опустила руки, подходя к гостям. – Именно потому, что он – первый, я не могу его контролировать, управлять или чувствовать. Лишь слабое, едва уловимое тепло, когда загорается крупица вложенной магии – только и всего. Этот мальчик всегда был особенным. Надежда рассыпалась на глазах. Люмин сжала губы, не способная найти слов. Беспокойство, неясная тревога изматывали её весь день, и только пока она билась с Горо, истощающие чувства проходили, затменные физической утомленностью. – Эта слабая связь почти исчезла, когда он взял имя, что ему даровал другой Архонт. Тогда я лишилась того немного, что было, – пальцы её дрогнули, когда она коснулась груди. Голос хоть и звучал ровно, не выдавая ни капли тех чувств, что молниями блестели в глазах, Люмин неохотно слышала в нём вопросы, что никогда не были произнесены, и боль, что беспрестанно следует по пятам из-за ответов, которые не хотелось бы услышать. – Возможно, дай я ему имя и, не прояви слабость, всё сложилось бы иначе. Мне жаль, Люмин, но я правда не могу вам помочь. Я – та, кто создала его, верно, но не та, кто управляет его жизнью и решениями. Архонт окинула поникшие плечи путешественницы взглядом и легонько коснулась их пальцами. Касание рождало покалывание на коже. Нечто неуловимо знакомое было в чертах женщины, в каких-то мелких движениях между движениями – в чём-то таком, на гране не доступного взгляду, но уловимому чувствами. Люмин чуть нахмурилась. Оттенок глаз, когда маска, вылепленная социальным положением, трескалась, был как у него. Память, словно песок, смытый пришедшей водой, сложно было собрать по песчинкам, но иногда, сквозь пелену чуждого ей желания мстить, она видела лицо Предвестника – особенно ярко запомнилось видение, когда сознание вернуло контроль, вышвырнув паразита из себя. Взгляд раскрытых тёмно-синих глаз, направленный на Мону, что возникла из света и воды перед нависшим клинком – клинком, что с легкостью бы оборвал жизнь Шестого. Магия, правившая руками Люмин, была за гранью любого понимания. Тогда и после путешественница не замечала этого ненужного, мимолетного воспоминания, но сейчас, стоя перед Электро Архонтом, – её истинным воплощением, – она почему-то уловила именно этот фрагмент из потока многих. – Чудесно, когда есть тот, кто защитит от пугающего, мчащегося в смертельной гонке мира, – мягко, словно убаюкивая нечто ноющее в груди, слышался голос бога. Нос защипало, тоска сковала сердце. – И когда есть, кого защищать, Люмин. Порой это самое важное. Удивление равное тому, когда сон спутался с действительностью, когда вдруг случилось то, о чём в тайне мечтала душа, но разум блуждал в потемках. Ужас, ведь теперь произошедшее не изменить, ведь зная, разум будет мучить сознание и искать того же, что уставшая душа. Облегчение: неизвестность сменилась пониманием и ясностью. Так Эи смотрела на Мико, когда она пришла сюда, в её личную коробку, где Архонт спряталась от времени и боли потери, и такой же взгляд был у Предвестника, полный удивления, ужаса и облегчения, когда Мона спасла его. Но нечто подсказывало Люмин, что дело было не в нависшей смерти – нет, Шестой не страшился гибели, словно привык играть с костлявой. Что-то ещё было между подругой и парнем – нечто, чего нельзя было понять, а лишь ощутить. – Значит, на этом всё? – простонала Паймон, повисая на плече путешественницы. – С тех пор, как я лишилась Сердца, я в целом мало, что могу, – Эи убрала локон за ухо, устремляя взор в несуществующее небо. – Но ты можешь проверить одно место. Вселенная Эи начала блекнуть, растворяясь в истинном мире путешественницы. Архонт наклонилась к ней и прошептала несколько слов, словно опасаясь, будто нечто тайное может быть услышано чужими. Границы наслаивались: черты Архонта путались с чертами Сёгуна, стены с вихрями, пол с цветами. Но прежде, чем раствориться, подобно привидевшемуся миражу, Эи протянула руку и, словно из воздуха, взяла что-то, вложила это в ладонь Люмин. – Я не настаиваю, не прошу сдерживать свой гнев, если ты решишь в конце оборвать его жизнь, – напряжение на лице, твердый взгляд, и путешественница не могла двинуться. – Такова печальная судьба всего живого. Всего, что осквернила Порча. Однако если будет шанс, отдай ему это. Пусть перед смертью, но я хочу, чтоб он знал. – И что это? Эи выдохнула, её портрет взорвался фиолетовыми бликами, но голос как магия звучал вокруг: – Дар. Без лишних слов самураи выставили девушку с её компаньонкой за дверь. Она захлопнулась с оглушающим стуком, мужчины у колон едва взглянули на путешественницу, спускающуюся по лестнице и отдающуюся своим мыслям. Паймон что-то причитала насчет гостеприимства, но её голос тонул в шуме внутренних голосов. Нечто смущало чужеземку, но понять, что именно она не могла. Казалось: вот оно, среди известной им информации есть брешь, тёмное пятно, которое не даёт увидеть картину целиком. Знакомый азарт Люмин снова вспыхнул в груди, разгоняя человеческий траур по произошедшим событиям и случившимся утратам: было в ней нечто пагубное, звучал чей-то знакомый голос в голове, она порой совсем не похожа на обычного человека, её будто совсем не беспокоят муки и боль, когда дело касается загадок, что должны быть раскрыты. Первым делом – тайна, а потом эмоции и чувства, что покорно ждут за границами сознания. – Не знала, что из того жуткого места можно что-то забрать. Паймон думала, оно существует только в сознании Архонта или что-то такое. – Да, но, кажется, это непростой кристалл, – без чувств заметила путешественница, пряча кусочек в потайной карман платья. – Похож на осколок её силы. Хотя я не уверена. Так погруженная в свой внутренний мир Люмин забывает об окружающем – стихийном и буйном. Разум без устали ищет утерянные логические цепочки, но потом, когда он измотается, наступит хандра столь сильная, что способна будет раздавить лёгкие – внезапно, молниеносно. Как тогда при встрече с Итером, как в пещере с Моной, как недавно после жутких кошмаров, пропитанных чувством вины. Но сейчас её разум крепнет в знакомой холодной броне рассудительности. Владелец мастерской «Нэцкэ но гэн» помахал девушке, желая ей успешной работы, Огура Мио была занята кропотливой работой, – вышивала цветы на ткани для будущего кимоно, – но девушка подняла взгляд и улыбнулась, приглашая Люмин заглянуть к ней за каким-нибудь симпатичным нарядом, сделающим её глаза ещё ярче; мимо пробегали дети в юкатах, сражаясь на деревянных мечах и бросаясь лепестками юмэмиру – дождь из ярко-розовых крапинок закружился вокруг, крупицами застревая в светлых локонах. Паймон посмеялась и вытащила несколько лепестков из волос Люмин, бросила вверх – маленькие пластинки взметнулись на ветру и улетели прочь. Путешественница остановилась, убирая лезущие волосы с лица, и с восхищением глядела за потоком обыденной жизнью людей вокруг, способных улыбаться и смеяться, несмотря на пережитые ужасы. Сначала она почувствовала взгляд, потом увидела силуэт: обернувшись к уходящему к окраине проулку, Люмин рванула за тенью, мелькнувшей между домов. Поворот, ещё один, прыжок через бочки – раскинула руки, за спиной раскрылись желтые крылья, и ветер поднял девушку в воздух. Спланировав с холма, Люмин кувыркнулась и оттолкнулась от созданного гео-магией булыжника, прыгнула с лестничного пролета и поймала тень, мастерски избегавшую дневной света в попытке сбежать от путешественницы. Ударившись плечами и коленями, они покатились по каменному пролету и едва не улетели по лестницам дальше вниз. – Люмин! – задыхаясь, Паймон нагнала подругу, едва справляясь с собственным дыханием. – Что произошло?! – Ауч… – О, это же Саю! Люмин резко поднялась и выпустила «тень». Перекатившись на спину, пойманная девочка откинула капюшон с ушками енота. Благо на лестнице за пределами города не было лишних глаз, которые могли увидеть, как путешественница напала на ребенка – даже если этот ребенок ниндзя. – Привет, Люмин, Паймон, – девочка зевнула и помахала ладошкой, словно ничего не произошло. Она неохотно поднялась, отряхнула покрасневшие коленки. – Жаль, что так получилось. – О чём… – Люмин резко перекатилась в сторону, уворачиваясь от сякэна, брошенного Саей. Легко вскочив на ноги, схватила из воздуха клинок и отбила ещё несколько метательных ножей. Двигалась она медленнее маленькой, проворной девочки-ниндзя. В следующее мгновение Саю была за спиной путешественницы и замахивалась длинным двуручным мечом, Люмин нырнула под рассекающий удар, защищая себя каменными осколками. – Саю, что ты делаешь?! Поток Анемо-магии ударил в лицо, когда Саю молча рванула на девушку в ветреном колесе и с размаха ударила хвостом, взмахнула рукой и следом отправила две железные звезды. Люмин лишь отбивалась и уворачивалась, не способная нанести ответный удар: она знала эту девочку и не хотела ей навредить. Смутное ощущение неправильности происходящего сдерживало её. – Ой-ой, Саю, перестань! Мы же друзья! – Паймон кричала, не пытаясь вмешаться в странную битву. Она махала руками и почти хныкала. – Это неправильно! Давай поговорим. Что-то не так. Ты совершенно точно не хочешь навредить путешественнице! – Не хочу, – тихо согласилась девочка, отскакивая на некоторое расстояние кувырком назад. Её огромный меч то появлялся в зеленом мерцании пространства, то мгновенно исчезал, не успевая коснуться земли, когда ниндзя выпускала его, чтоб атаковать магией или сюрикенами. – Но если не выполню заказ, госпожа Гудзи Яэ рассердится. Тогда сна мне не видать. – Может ты не так поняла? Мы сотрудничаем с комиссией Ясиро, а твоя организация ей подчиняется! Саю замахнулась мечом, но не нанесла удар. Как только крохотная девочка справляется с такой махиной, с ужасом подумала Люмин, выпуская своё оружие – и меч разбился в пыль. Ниндзя глубоко вздохнула, и оружие перетянуло её назад, утыкаясь концом в каменный пол. Паймон нервно хохотнула, подлетая к путешественнице. – Да, звучит логично, – Саю последовала примеру Люмин и выпустила свой клинок, с удовольствием потягиваясь. – Но я уверена, в заказе говорилось об убийстве путешественницы, то есть тебя…. А! Где-то, где-то… Вот он. Белая бумага с неаккуратно выведенными буквами – заказ на убийство путешественницы и печать. Знакомые завитки. – Паймон кажется, она видела уже этот знак. – Точно, это символика комиссии Тэнрё. – Но разве мы теперь не друзья с Сарой? Или, как это называла Кокоми… Политические союзники! Люмин провела пальцем по черным узорам печати, и краска осталась на коже, смазываясь по листу. Дружный вздох сорвался с губ. Саю тихо посапывала, пассивно участвуя в беспокойствах путешественницы и Паймон. – Это подделка, – подняв лист вверх, просвечивая его дневным светом, Люмин слабо улыбнулась. – На бумаге есть символы комиссии, но сама печать фальшивая, её начертили какими-то дешевыми чернилами и форма не совсем точная. – Получается, заказ не от комиссии Тэнрё, но от кого-то, кто в ней состоит! – Или состоял. – О, у тебя уже есть идея? – тёмно-фиолетовые глаза засверкали в предвкушении, когда Люмин кивнула и сложила бумагу, возвращая её ниндзя. – Вот это сила Великой Путешественницы! Раскрыла тайну в считанные секунды, и теперь предатель будет пойман по горячим следам. Так они и поступали: несмотря на собственные нужды и цели, бежали помогать другим, решать проблемы целых стран и богатых семей, спасать жизни, отодвигая собственную на потом. Слова Архонта звучали в голове, желание найти подругу молило отложить дело и бежать, что есть силы на поиски. Но то была догадка, которая могла не оправдаться ценой потраченного бесценного времени, и тогда у предателя появится шанс навредить кому-нибудь из комиссий: Саре, Аяке или Томе. Они были значимыми фигурами в недавних политических ситуациях как и путешественница, и их жизням могла угрожать не меньшая опасность в лице более жестокого и опытного ниндзи, чем Саю, что сейчас сонливо клевала носом, будто и не пыталась мгновение назад кого-то убить. – В заказе указано место встречи, куда нужно «предоставить доказательства». Начнём с него, – Люмин поставила руки на бока, Саю состроила гримасу. – И ты нам поможешь поймать крысу. – Значит, ещё работа? Ладно, думаю, госпожа Гудзи Яэ одобрит это. «Ещё немного, Мона, – решительно приказала она своему беспокойству в лице подруги. – Подожди ещё немного».___
Нет ничего приятнее плана, что идет по задуманному сценарию. Встреча была назначена через двое суток после попытки Саи убить путешественницу, и всё это время Люмин едва могла найти себе места в ожидании. Время стало чем-то осязаемым: каждая проходящая минута в бездействии то ли раздражала, то ли пугала Люмин, – поэтому, чтобы очистить голову, она отдавалась сражениям с Горо и Кокоми, любезно потакающими её прихоти. Запертая в лагере сопротивления, Люмин лишь считала часы и появляющиеся синяки на коже, но когда прилетела весточка от крошки-ниндзя, она почти стремглав понеслась в указанное место. Тем не менее как бы прост не был план, жизнь всегда вносит в него свои коррективы. Широкая река, берега которой размылись, простиралась на несколько километров, разделяя лесную чащу на две части. Её шум сплетался с шелестом деревьев, кроной смыкающихся над водой и скрывающих собравшихся от небесного взора. Течение буйствовало, смывая землю и обмывая плоские и причудливые булыжники, разбивающие рукав реки. На одном из таких, словно невесомое перышко, стояла Саю, легко балансируя на острой верхушке камня, превосходившего её по размерам раза в два. Золотые глаза блестели Она легко спрыгнула с него на другой – плоский – камень, потом на следующий и добралась до отмели, где течение почти не грозило унести какого-нибудь неуклюжего путника дальше к обрыву. На береге, что оставил лишь свою видимость, ожидала фигура, облаченное в тёмно-фиолетовые балахоны, скрывающие и пол, и возраст. Ниндзя поклонилась гостю и протянула серый свёрток. Кем бы ни был неизвестный, он нервничал: его движения, когда он брал ткань, были резкими, дергаными, и веревки путались между пальцев. Но стоило ему увидеть содержимое, как плечи его расслабились и расправились, он закивал, заворачивая несколько золотистых окровавленных прядей обратно, и спрятал их в складках одежды. – Вы удовлетворены? – Вполне. Ваши таланты достойны похвалы. Голос выдал в незнакомце мужчину. Он протянул девочке мешочек с морой. – Тогда прежде, чем вы уйдете, – Саю извлекла из кармана зеленый листок и бросила. Удар ветра, искажение реальности, и мужчина, выронив деньги, отшатнулся в ужасе. Люмин коварно улыбнулась, возвращая себе истинный облик. – Давайте познакомимся поближе, Кудзё Такаюки. Бывший глава комиссии Тэнрё развернулся, чтобы бежать, но собственное отражение в появившемся за спиной двуручном мече заставило его остаться. Ниндзя зевнула и помахала мужчине, поднимая свой меч и взмахивая под прямым углом вверх – Такаюки отшатнулся и упал в лужу. Несколько обрезанных волосков пощекотало нос. – Нет! Всё не так! – дрожа, бледнея, отползал мужчина. – Ты должна подчиняться приказам членов комиссии! Почему эта девчонка ещё жива?! – Вы больше не член комиссии, – Саю нахмурилась. – Предатель, лжец, собравшийся замарать честь Сюмацубан и сэнсэя! – Случившееся – незаконно! Та сиротка не имеет никакого права… Холод клинка заткнул его. Люмин легким движением рассекла воздух, кровь хлынула по носу и щеке мужчины, и его крик спугнул стаю птиц вдали. Пугающая решительность овладела девушкой, когда она наблюдала за жмущимся в грязи человеком: его глаза полнились ужасом и злостью, руки тряслись, лицо то краснело, то белело. Резким рывком за грудки, девушка заставила его взглянуть в её безразличные глаза, и вся спесь окончательно сошла с него. – Никто и слова не скажет, если здесь и сейчас мы убьем тебя, – спокойствие, звучащее в голосе, заставило Паймон обеспокоенно посмотреть на подругу. – Поэтому если хочешь выжить, говори, к чему весь этот цирк? – Т-ты всё разрушила! – он упал в грязь, не успев плюнуть эти слова ей в лицо. – Ещё немного и люди бы свергли бесполезное божество – слабое и не способное претворить свои идеалы в жизнь! Люмин горько усмехнулась: – А ты, видимо, знаешь, чего хочет народ этой страны? Каждый человек? – она покачала головой. – Люди и боги могут сосуществовать. Необязательно сражаться за место в этом мире. Это приведет лишь к хаосу и смертям, что можно было бы избежать. – Да что ты знаешь, малявка! – он медленно поднимался, и Люмин не мешала ему. Мужчина с рыком бросился на путешественницу, в воздухе блеснул кинжал, но лезвие задело только поднявшийся ветер. Путешественница легко ушла от удара, и Такаюки рухнул в вязкую мокрую землю. – Сначала умрешь ты, а потом все те помазанные богом дети, возомнившие себя героями войны! – Ох, кажется, он совсем сошёл с ума, - Паймон вздохнула. Свист. Саю взметнула хвостом вихрь, силой увлекая Люмин и Паймон в сторону за мгновение до взрыва. Ударная волна обожгла ей спину и направляющую руку, прожигая ткань костюма, и отбросила к самым большим осколкам камней, ближе к краю обрыва. Боль сковывала движения, но выправка сработала отлично: призванный ветряной барьер всё-таки частично спас их от огня, и девочки отделались лишь сильным покраснением на руках и спинах. – Фатуи! – Паймон выбралась из рук путешественницы, тряся головой, указала на границу леса, из которого вышло несколько десятков людей в униформе солдат Снежной. Один из них – в чёрно-алом – держал в руках нечто круглое. – Они… Люмин, Такаюки мертв! Место, где они мгновение назад стояли обратилось в неглубокий кратер, куда стекала вода, окрашиваясь алым. Течение уносило останки тела и куски развороченной земли прочь к водопаду. Кровь шумела в ушах барабаном. – Это превращается в утомительную заварушку, – Саю сопела от пульсирующей боли вдоль всей руки. Призвала меч и зашипела сильнее, едва сжимая рукоять поврежденными пальцами. Часть её милого костюма прожжена и запачкана грязью. – Лучше бы я осталась в кровати. – А вот и известная путешественница! – мужчина, бросивший бомбу, засмеялся, приближаясь к девочкам. – Не такая крутая в одиночку-то. Люмин закрыла собой Саю и Паймон, призывая меч. Она должна была догадаться, что Тараюки – лишь пешка в руках фатуи. Они бы в любом случае не дали ему выжить, слишком много он знал, а в связи с отказом Сёгуна сотрудничать, их положение и без того осложнилось. – Из-за тебя погибла Предвестница: око за око, – снова свист, шар взметнулся в воздух, ускоренный магией волшебницы цицинов, хихикающей рядом с мужчиной. – Больше ты не помешает планам Царицы! Взмах руками – ветряной и каменный барьер спас от взрыва. Осколки оставили глубокую царапину на бедре и несколько мелки на шее и лбу. Жар обжег кожу, но Люмин, бросив взгляд на ниндзю, – та кивнула, – обратилась ветром. Фатуи рассредоточились. Замелькали ножи агента, клоны и тени рассеялись, расчерчивая воздух лезвиями. Цицины замораживали воду, замедляя движения путешественницы, когда лёд сковывал лодыжки. Но она уклонялась, подсекала солдат, отвечала на одну стихию – двумя. Электро не было ей помощью: вокруг влага, и она, и Паймон с Саю с ног до головы в воде. Ей остался лишь меч, земля и ветер, обращенные в тайфун осколков, живые сталагмиты и воздушные стрелы. Резко Люмин наклонилась назад, избегая дугообразного лезвия агента – несколько желтых волосков взлетело в воздух, а дыхание замерло на губах, когда время замерло и вдруг взорвалось. Ударом меча сбила траекторию клинка, каменной глыбой оборвала цепи и каблуком с размаху ударила в челюсть, перекатилась по земле, избегая ледяных копий, выстрелов мушкетов. Кровь брызнула на лицо, замарала и без того грязное платье, когда агент рухнул, отупело закрывая продольную рану от груди до живота. Несколько солдат фатуи вскрикнули – каменные пики проткнули и разорвали грудные клетки. Волшебница закричала, взрывая снежный ком, вмораживая путешественницу в землю. Ледяные слои затвердевают на локтях, плечах, животе и коленях. Дыхание сбилось, концентрация пошатнулась, когда пуля достала её в момент смертельной атаки в сторону колдуньи – та ухватилась за горло и упала, залитая кровью. – Люмин! Путешественница дёрнулась. Плечо прострелило сначала жгучим холодом, а потом горячая боль затопила тело и разум. Меч упал, магические элементы расстроились, развеиваясь. Своя кровь на пальцах ощущалась иначе. Перед глазами чернело от боли, но девушка успела поймать реальность за хвост, неуклюже падая в сторону, упираясь раненной рукой о землю и вскрикивая. Выстрел прошёл мимо, но солдаты окружали. – И всё-таки, как такая никчемная девица могла одолеть Предвестника? – мужчина с бомбами презрительно окинул взглядом девушку, приказывая части своих людей разобраться с детьми, а сам взял у другого агента новое лезвие. – Услышим ли мы мольбу о пощаде от героини войны, что умрет в грязи как последняя сука? Мысли путались. Пугающе не реалистичный жар охватывал тело, словно пули были чем-то смазаны. Ядом, прошептал рассудок. Мужчина в черной маске дёрнул путешественницу за волосы и поднял голову, подставляя лезвие к горлу. Несколько солдат рядом злорадно хмыкнуло. Девчачий крик донесся с края реки – Паймон пыталась помочь Саю с оружием, но буквально сразу же крупный мужчина выбил его из маленьких рук и схватил ниндзя за шиворот. Жгучая ярость, поднимающаяся в груди, отрезвила разум Люмин. – Быстро ты поменялась с тем бедолагой местами, – вкрадчиво прошептал мужчина, склоняясь к её лицу, вжимая лезвие в шею. Тонкая струйка потекла по коже. – Последнее слово, героиня? – Приятного аппетита. – Что?… Ком склизкой земли размазался по ухмыляющемуся лицу, и мужчина, закашлявшись, ослабил хватку, отодвигая клинок - всего на дюйм, но этого хватило, чтобы резкий ветряной взрыв отбросил врагов в разные стороны. Поднявшись, зажимая текущую из раны на плече кровь, Люмин взяла из искр меч и вытерла со щеки грязь. Дыхание замедлялось и причиняло боль, но она почему-то улыбалась, видя, как корчится напыщенный фатуи, плюясь грязью и камнями. – Вот же сука! Продолжаешь бороться?! Ещё одно твоё выступление, и этим отпрыскам придется приспособиться жить без голов. – Люмин… – пропищала Паймон, трепыхаясь в руках грузного фатуи. – Борись! Ты сильнее их всех! Она пискнула, закрываясь от занесенной ладони. Удара не последовало – напротив, мужчина выпустил девочку и рухнул замертво. Из глазницы торчала голубая стрела, медленно распадающаяся на синие крупицы. Люмин оступилась, разворачиваясь и бросая меч в болтливого мужчину. В это мгновение вода обратилась чудовищем с острыми клыками, в мгновение ока пожирающим врагов . – Кажется, я пропустил занятную вечеринку! Этот голос. Путешественница потеряла из виду черно-алого фатуи, и её клинок давно исчез. Люди кричали, борясь со стихией. Сердце замирало в смятении: в облегчении или ужасе. В послеполуденном свете водяной стихии вспыхнули костром рыжие волосы и задорная улыбка на конопатом лице. Быстрыми взмахами водяных клинков он разбрасывал врагов, как фигурки на доске, окрашивая воду кровью, пропитывая землю смертью. – Давно не виделись, путешественница. Тарталья подмигнул ей, добивая Снежную Даму, и та рассыпалась льдом. Его взгляд метнулся за спину Люмин, и девушка отклонилась, взмахнула рукой, оборачиваясь, и нашпиговала солдата камнями. С придыханием донесся мужской голос: – Всё также прекрасна. Мурашки, подобно электрическому току, вспыхнувшему в крови. Голова закружилась от яда, но Люмин бросилась к подругам, превозмогая тошноту и боль. Ветер, камни и вода – занавес кровопролитной сцены. Путешественница схватила меч и перерезала сухожилия мужчине, замахнувшегося на Саю. Ниндзя подняла взгляд малиновых глаз, обратилась ветряным колесом и оттолкнула подругу с траектории летевшего клинка: оно полоснуло ей по груди и рукам. Мир наполнился хаосом, бесконечными событиями, ускользающими от разума. Кто-то умирал, кто-то был близок к этому, и Люмин едва улавливала детали из-за мутнеющего рассудка. Земля под ногой, когда она отпрыгнула от привидевшегося ей фантома, хрустнула и посыпалась. – Стой, Люмин! Она моргнула, видя перед собой оскал мужчины в чёрно-алом с занесённой цепью. Картинка приобрела неестественную чёткость и контрастность. Время почти остановилось: Паймон дёрнулась к ней, Саю поднималась с земли, опираясь на меч и зажимая рану на груди, Чайльд добивал круговым замахом троих. И она падала. В пылу битвы с реальными врагами и слабеющим сознанием путешественница дала себя загнать на край обрыва и оступилась. – Ты проиграла, – рыкнул мужчина и ударил девушку в живот. – Удачного полёта, грязная… Кровь заглушила последнее слово. Голубое лезвие насквозь пронзило горло, и тело фатуи отлетело в сторону. Веки закрывались, тело отяжелело – Люмин падала. Чья-то рука протянулась к ней, но она помнила, что не должна принимать её. Враг, предатель – он не заслуживал доверия. Мысли смешивались с чувствами. – Держись! – Чайльд успел поймать её кисть, упав на землю перед обрывом. Боль в плече прострелила, Люмин закричала и сильнее, чем следовало дёрнулась. Окровавленные пальцы соскользнули. – Твою мать! Люмин! Невесомость наполнила тело. Тьма наседала, спасая от боли и противоречивых чувств, разгоняя мысли: «Не трогай меня!», «Нет, не отпускай!». Ясные голубые глаза с белыми бликами – единственное, что осталось в памяти, когда разум отключился. Молния разбила небо, когда путешественница канула в пропасть.