***
Леви слушал, как Микаса собирается наверху, и быстро ушёл в гостиную, поудобнее усаживаясь на диван, так, чтобы меньше пересекаться с ней. Он достал совершенно неинтересную книгу, купленную наобум, и уткнулся в неё, надеясь, что у Микасы не хватит ни наглости, ни смелости его тревожить. Он слишком много думал о случившимся. Гораздо больше, чем вообще следовало. Он мог бы спокойно заниматься своими делами, но вместо этого снова и снова крутил в голове то, что произошло. Леви не чувствовал никакой вины, никакого смущения из-за случившегося. Хуже всего было то, что он оказался и вовсе не против просыпаться так хоть каждое утро. Но сознание упорно кричало, что он думал в таком ключе не о какой-то простой девушке, не о своей подружке, а о Микасе, чёрт бы её побрал, Аккерман. Что-то было корне неправильным, но Леви никак не мог выцепить, что. Он прекрасно видел, что Микаса места себе не находит, что её это взволновало и взбудоражило, но лезть к ней и говорить об этом не было особого желания. Его смутило то, какой дёрганой стала совершенно безэмоциональная Аккерман теперь, после всего, что ей пришлось пережить. Он понимал её, даже жалел, но не был готов просить прощения или чего-то в таком духе. В конце концов, она сама уснула у него под боком. И если бы она решилась об этом заговорить, он ответил бы всё то же самое. Но она не заговорила, предпочла снова надумывать себе что-то в своей голове. Оно и понятно. Леви представлял, как выглядел — явно для разговора не располагает. Наверняка брови, как всегда, сведены, взгляд холодный, напряжённые губы. Он попробовал на мгновение расслабить лицо, но тут же отказался от этой затеи. По крайней мере, Микаса не выглядела обиженной. На этом Леви постарался закончить думать о произошедшем. Он слышал, как она медленно собирается, явно пыталась привлечь внимание, но заговаривать о чём бы то ни было Леви не собирался. Это бы означало признать, что всё не так просто, как он посчитал. Когда Микаса вышла, захлопнув за собой дверь, Леви почувствовал облегчение. Странное чувство начинало отступать, голова не пухла от различных мыслей, и Леви встал, собираясь прибраться в доме и вычистить последнюю неприбранную комнату. Достав свою швабру и вёдра с химией, Леви принялся начищать всё то, что заставляло его поморщиться. Костыль уже не был так необходим, и Леви, хоть и осторожно, но пытался ходить самостоятельно. Колено всё ещё кололо и жгло, но далеко не так сильно, как в первые дни. Боль, что не угрожала его жизни, Леви давно привык игнорировать. В задней комнате было не так уж и грязно, но протереть поверхности не мешало. Скопилось много пыли, да и на окнах остались некрасивые разводы. Леви притащил из комнаты стул, едва сумев протиснуть его сквозь тесную кладовую, и, взяв в руки тряпку, начал усиленно намывать стекло. Он методично оттирал какое-то пятнышко, полируя поверхность, полностью погрузившись в свои мысли. Он не замечал даже того, что прохожие в упор разглядывали его — героя войны, капитана, что спас их от гибели. Леви не придал бы их взглядам особого значения, даже если бы заметил. Он привык к славе, так или иначе. На острове его знали даже дворовые собаки, ко взглядам было не привыкать. Но некоторые смотрели на Леви гораздо более пристально.***
Сила титанов окончательно покинула мир. Разделять людей на тех, в чьих жилах текла кровь чудищ и «нормальных» больше не было смысла. Повязки спали с рук народа, столько лет живущего в страхе. Теперь не нужно было выписывать разрешения на выход, и наконец-то они стали по-настоящему свободными. Фалько и Габи, оправившись от шока, вместе с родными поселились неподалёку от моря и частенько выходили на прогулку вместе. Но никто из них не ожидал увидеть капитана. — Эй, Габи, погляди туда. Она проигнорировала просьбу, раздражённо махнула рукой и просто пошла дальше. — Ну же, смотри! — повторил Фалько, потягивая её за рукав пальто. Она тяжело вздохнула, не желая делать то, что просят, но в итоге была вынуждена сдаться и посмотреть в сторону, в которую указывал её друг, ведь он всё никак от неё не отставал. На Фалько это было совсем не похоже, и ей пришлось подчиниться. Было интересно, что же так удивило его в родном городе. Но как только она взглянула в нужную сторону, все вопросы отпали сами собой. Габи стояла, открыв рот. — Нужно пойти и поздороваться! Это же капитан Леви! — начал было Фалько, но Габи тут же одёрнула его. С чего бы им это делать, они же не какие-нибудь приятели. Да и вообще, он выглядел занятым. Фалько начал уговаривать Габи подойти, совершенно её обескуражив. Сдалась она быстро. От одного приветствия ничего страшного не произойдёт. Капитан всё равно не будет рад их видеть, не хотелось, чтобы Фалько расстраивался. Габи уже стоял на пороге дома, когда странное чувство предвкушения охватило её. Капитан Леви очень им помог, терпел её и относился по-доброму, даже несмотря на то, что она сама была причиной их бед, но понимала, что была бы очень счастлива его видеть.***
Леви был всё так же увлечён окнами и не сразу понял, что в дверь стучат. Отрываться от окон не хотелось, но не открывать уже не получилось бы. Его явно кто-то заметил в окне. Только кому был нужен капитан? Нехотя слезая вниз, стараясь не нагружать больную ногу, он подошёл к двери и с привычно-недовольным выражением лица открыл её. Глаза расширились от удивления, когда он увидел двоих юных марлийцев на своём пороге. Признаться честно, он и думать про них забыл. Всё было некогда. Но вид этих ребят зажёг маленькую искру радости в груди. Хотя бы они выглядели так, будто у них всё хорошо. — Капитан Леви, мы так рады вас видеть! Вы не представляете! —Счастливая Габи, не ожидая от себя, бросилась к капитану с объятьями, и он, не успев подумать, выставил руки вперёд, подхватывая Фалько. Фалько ошеломлённый стоял и смотрел на то, как Габи, которая только что просила его никуда не ходить и отговаривала от встречи, теперь повисла на шее капитана. — Габи, веди себя прилично! — воскликнул он, уже гораздо смущение буркнув «добрый день». Но Леви внезапно потрепал его по голове, совсем серьёзно говоря: — Всегда приятно встретить боевых товарищей. Его холодный голос звенел. Леви не был намерен грубо говорить, но старая закалка брала своё. Он был занят своими мыслями, с Микасой тоже хватало забот, и просто не очень-то и хотел кого-то видеть. Но глаза детей ярко сияли, глядя на него, словно он один победил всех титанов, хотя эти ребята были точно такими же героями войны. Сердце Леви оттаяло, и он махнул рукой на своё нежелание видеть кого бы то ни было. По лицам детей было ясно, что они очень хотят зайти. Совершенно не умели скрывать чувств. Забавно. — Я занят, но вы всегда можете помочь мне отдраить комнату, — сказал Леви, чтобы поубавить их пыл. У него это легко получилось, и ни Фалько, ни Габи уже не выглядели такими воодушевлёнными. Габи тут же ткнула друга в бок, видимо, чтобы тот что-то сказал, и Фалько неловко улыбнулся, уже открыв рот, но лицо Леви вдруг расслабилось, и он едва заметно улыбнулся. — Шутка. Он быстро понял, что его юные боевые товарищи почти ничего о нём не знают, и что о его любви к чистоте никто им не рассказывал. Оно и правильно. На поле боя не было место глупым россказням. — Сегодня некогда возиться с вами, но вы можете зайти в другой день. Только предупреждайте. Не люблю внезапных визитов, — уже гораздо строже сказал Леви, и лица ребят просияли. Фалько едва скрывал свою радость, Габи же тут же улыбнулась во все тридцать два. Герой войны, сам капитан Леви Аккерман пригласил их в гости. Они уже успели выучить, что таким грозным он был лишь на вид, и пускай Райнер рассказывал о нём, как о самом страшном демоне Парадиза, всё-таки капитан Леви был добрым и отзывчивым человеком. Он не посмотрел на то, что они враги. В Габи и Фалько он увидел детей, жертв политики, и лишь за это оба были искренне благодарны. Такой сильный человек, как Леви, мог уничтожить их в одно мгновение, но вместо этого выбрал спасти. — Мы обязательно придём и позвоним заранее, спасибо, капитан! — прощебетала Габи, радостно глядя на Фалько. Тот с улыбкой проговорил такое же «спасибо», разворачиваясь и быстро уходя с крыльца. Леви вернулся к своим делам, протирая окно с подсохшей водой, недовольный тем, что придётся оттирать новые разводы, когда только справился со старыми. Он видел сквозь стекло, как до этого сдерживающиеся ребята весело переговаривались о чём-то, как засияли их лица. Леви невольно усмехнулся. Такие непосредственные, будто бы война не оставила на них никакого следа. Хотелось бы и ему точно так же, несмотря на жёсткую подготовку, ужасные условия, страх и смерти войти в новую жизнь. Было приятно видеть, что Фалько и Габи остались детьми, даже после всего, что им пришлось пережить. Леви увлёкся уборкой и к середине дня дом сверкал. Полы, начищенные, блестели, кафель в ванной сиял чистотой. У плесени не было и шанса поселиться здесь. Даже в пустой кладовой Леви протёр пыль, несмотря на то, что чая здесь ещё долго не будет. Просто не хотелось, чтобы полки оставались грязными. И только тогда Леви заметил, что Микасы подозрительно долго нет. Он тряхнул головой. Какое ему до неё дело? Он не мог больше контролировать, где она, и что делает. Но то, что он даже не спросил, куда она направлялась, почему-то тревожило. Пообедав с чувством лёгкого беспокойства Леви усмехнулся сам себе. Надо же, начал переживать из-за бывшей подчинённой. Глупости. Но что-то заставляло его чувствовать себя не в своей тарелке. Не могла же она натворить чего? Леви выглянул в окно. Ветер крепчал. Над морем чернели тяжёлые тучи. Скоро точно пойдёт дождь. Леви прошёл в прихожую, словно невзначай глянул на подставку. Оба новых зонтика стояли нетронутые. Леви вздохнул. Только бы с этой глупой девчонкой всё было в порядке. Он до последнего не позволял себе поверить в то, что переживает за неё, но теперь это чувство стало слишком очевидным. Время шло, но Микасы всё не было. Ветер дул всё сильнее, мелкий дождь начинал накрапывать, и в доме пришлось включить свет. За окном стало совсем темно. Леви понял, что если не займёт себя чем-нибудь, то только усугубит своё состояние. Что он мог сделать? Не побежит же он на её поиски? Ради чего? Просто чтобы привести в дом? Микаса не была ребёнком, чтобы следить за ней, и он выдохнул, возвращаясь на кухню. Он купил себе всё, что так давно хотел — красивый чайник, душистую заварку и пару красивых чашек. Заваривание чая всегда успокаивало его. Вид того, как медленно оседают в чашке ароматные чаинки точно приведёт его в чувства. Глядишь — и Микаса уже окажется дома, щебечущая о том, что на улице ужасно ветрено и холодно. Так оно и будет, — решил Леви, поставив на газ чайник с водой. Капитан искренне наслаждался завариванием чая. Даже горькая армейская заварка согревала душу в моменты отчаяния. После манипуляций с плохоньким чайником и не лучшего качества заваркой у Леви получался очень неплохой чай. Теперь же, с хорошей водой, недешёвыми чаинками он бы просто обречён на успех. В предвкушении бархатистого чувства, растекающегося по языку, Леви ополоснул чайник кипятком, засыпая туда ароматную заварку. В разведке чай был вполне сносным. Было бы несколько лучше, если бы Леви мог позволить себе сливки или хотя бы молоко, но всё это было слишком дорогим удовольствием, и приходилось довольствоваться малым. Летом, бывало, получалось раздобыть мяты, или ещё какой пахучей травы, но мёд и сахар были чем-то совершенно недосягаемым. Настолько, что видеть теперь это перед собой, на расстоянии вытянутой руки, было странно. Он мог бы и дальше обходиться без сахара, но очень хотелось хоть раз в жизни попробовать нормальный, вкусный чай. В прочем, сахар Леви радости не принёс. Он только портил вкус благородного напитка. С лёгкой руки королевы ему не приходилось нуждаться в чём бы то ни было, но капитан быстро понял, что ему не нужно много. Главное, что он мог назвать какое-то место домом и спокойно выпить в нём чашечку-другую чая. Хотя со спокойствием он поторопился. Спокойствие никак не приходило. Движения были чёткими, отточенными годами и отшлифованными военной подготовкой, всё же в них прослеживалась нервозность. Заварив для себя чашку чая, Леви на всякий случай достал и вторую. Вдруг Микаса уже вот-вот вернётся. Но Микаса не вернулась ни через час, ни через два. За окном всё так же моросило, и Леви раздражало, что он, как последний мальчишка, переживает по пустякам. Он не был для Микасы сиделкой, и не должен был даже думать о том, что она сейчас делает. Своя голова на плечах у неё была, а значит, если она не возвращалась, значит нашла, чем заняться. И Леви это не касалось. Однако волнение липкими лапами ощупывало тело. Он прекрасно понимал, какой Микаса была, когда Эрен погиб. Нет, она сама лишила его жизни. Леви помнил её совершенно пустой взгляд, тихие, на грани слышимости слова, просьбу не оставлять её одну, собственное приглашение. Она просто-напросто тянулась к единственному человеку, кто пробился сквозь её отчаяние, а он оттолкнул её собственными руками. Конечно, Микасе до сих пор было сложно, тяжело. И как мог он подумать, что она уже оправилась от потери? Он, взрослый мужчина, переживший столько горя и утрат, до сих пор с болью вспоминал ушедших от него людей. Каково должно было быть Микасе? Мало ли что она придумала себе за то время, что он игнорировал её. Что она могла с собой сделать? Дождь громко забарабанил по крыше, выбивая Леви из потока страшных мыслей. Он ни за что не простит себе, если Микаса наложит на себя руки. Он взял её под своё крыло, только чтобы она смогла окрепнуть, привыкнуть к новой жизни, не оставаться одной, и как он поступил с ней? Распустил руки. Он должен был извиниться перед ней, запихнув подальше свою гордость. Ей это было нужно. Что если она и впрямь не вернётся? Сильный ливень обвинительно стучал по козырьку на крыше, и Леви обеспокоенно зашагал по комнате, не в состоянии допить чашку чая. Не чувствовал вкуса. Леви же прекрасно видел, что она намеренно стояла у двери, ждала, что он задержит её, скажет пару слов, хотя бы поинтересуется, куда она пойдёт, но своим молчанием он сказал лишь то, что ему до неё нет дела. Повинуясь странному порыву, он уже было собрался выбежать из дома, но остановил себя. Куда он пойдёт? Что если она засела в каком-нибудь местном кафе и просто пережидала непогоду, а он будет искать её по городу, как полный дурак? Леви заставил себя упокоиться. В конце концов, Микаса была не более чем его бывшей подчинённой, и что она делает, для него имело мало значения. Ветер гнул деревья, осыпая окно сухими листьями. Леви усмехнулся. Только зря мыл окна в задней комнате. Всё равно теперь заляпаны грязной дождевой водой. Море призывно шумело, вздымалось высокими волнами, словно рассерженное животное. Леви начало казаться, что море злится на него, в чём-то винит, но тут же отбросил эти глупые мысли. Не могла же такая мелочь заставить Микасу наделать глупостей? Чем больше Леви думал, тем скорее понимал, что могла. Сколько жизней было на его счету? Сколько крови на руках? Но именно её жизнь может оставить новый, неизгладимый след в череде обвинений. Леви привык жить без сожалений, но это было лишь наглой ложью самому себе. Он помнил каждое лицо, каждую нашивку погибшего по его вине. И до сих пор многого не мог себе простить. Дверь внезапно распахнулась. Микаса влетела в дом, промокшая до нитки, видно, продрогшая до костей, Она трясущимися руками стягивала с себя белую, вымокшую шаль. Пальто роняло на чистый пол грязные дождевые капли. В её коротких волосах застряли жухлые листья, и вид у неё был откровенно жалкий.***
Микаса побродила по лесу совсем недолго. Было холодно, да и мысли никак не получалось собрать в кучу. Сырость и прохлада сквозила под пальто, несмотря на тёплые вещи. Осень — самая мерзкая пора. Как ни одевайся — всё равно замёрзнешь. Вспотевшее от ходьбы тело быстро остывало, и Микаса уже хотела отправиться домой. Но не тут-то было. За дорогой она и вовсе не следила, расхаживая по узеньким лесным тропинкам. Серое небо темнело, начинался мелкий моросящий дождь, Микаса поёжилась, оглядываясь по сторонам. Откуда она пришла, Микаса не представляла. Море шумело будто бы со всех сторон сразу, и никак не помогало определить сторону дома. Нужно найти дорогу, пока ещё светло. Микаса бродила по лесу, плутая, запутываясь как будто бы ещё больше. Когда она вышла к краю утёса, небо полностью заволокло грозовыми, чернеющими тучами. Море грозно билось о скалы, волнами облизывая чёрные камни, и Микаса заторопилась домой. Продрогла. До дома было далеко, но пришлось не спешить, шагая по краю леса, постоянно прислушиваясь к шуму волн, чтобы не заблудиться снова. У самой кромки леса, когда Микаса наконец выбралась, хлынул дождь. Порывы ветра трепали её одежду, путали в волосах жухлые листья, и Микаса побежала, пытаясь скорее скрыться от хлёстких, холодных капель. Уже стоя на пороге дома, виновато глядя на капитана, Микаса даже не знала, как расскажет ему эту историю. Видимо, не сейчас. Весь его вид говорил о том, что лучше даже и не пытаться объяснять, откуда она вернулась, промокшая и грязная. Хотелось поскорее обогреться. Влажная одежда холодила кожу даже в доме, и Микасу трясло. Она дрожала, не в состоянии согреть тело.***
Леви грозно уставился на неё, но стоило ему перехватить её печальный, виноватый взгляд, тут же потеплел. Захотелось схватить её в охапку, отчитать, пощупать, убеждаясь, что она в порядке, что все те страшные мысли, что родись в голове, не больше, чем выдумки его глупого воображения, что сейчас Микаса и прямь стоит перед ним, и это не всего лишь галлюцинация, знакомый образ, всплывающий в памяти. Но он сдержался. После особенно тяжёлой вылазки он бы мог позволить себе такую вольность, но не теперь. Признаться же в том, что он сильно за неё разволновался, было и вовсе невозможно. Как объяснить свою внезапно пробудившуюся заботу? — Чёрт тебя дери, — выругался он то ли для себя, то ли злясь на неё, и в голосе всколыхнулись нотки беспокойства. Микаса затравленно оглядела его, распутывая на шее промокшую шаль. Она выглядела, как побитое, жалкое животное, как выброшенный на улицу котёнок, и Леви отвернулся, не желая впутывать себя ещё сильнее. — Снимай с себя всё это, я наберу горячую ванную. Его голос донёсся до Микасы с лестницы, и с неё словно спало оцепенение. Точно. Надо было согреться. Закоченевшими пальцами она развязывала пояс пальто, сняла его, тяжёлое, мокрое, отдающее мягким запахом шерсти, попыталась повесить его на крючок. Получилось не сразу. Оно всё соскальзывало, так и норовя свалиться на грязный пол. Ноги хлюпали в промокших сапогах, и Микаса с большим удовольствием стянула их, наступая на сухой, тёплый от домашнего воздуха коврик. Леви спустился вниз, намереваясь посмотреть, чего Микаса так долго копается. Увидел безнадёжно промокшее пальто и бесформенной соплёй обвисшую шаль. Тяжело вздохнул, надеясь, что если он разложит вещи у камина, они просохнут и не испортятся. Вот же дурёха. Наверняка видела, что на улице собирается дождь, почему не взяла зонт? — Дуй в ванную. Одежду оставь у двери, сухую я принесу. Пока ты провозишься, зальёшь водой весь пол, — недовольно скомандовал Леви, и Микаса послушалось, кивнула, быстро пробегая мимо него вверх по лестнице. Леви устало потёр глаза. На пол ему было наплевать. И на грязные пятна у двери тоже. Но на таком холоде она точно могла сильно простыть, и если не согреется побыстрее, то проблем не оберётся. Угораздило же его связаться с такой дурёхой.***
Микаса, чувствуя, как ноги оставляют мокрые следы, скользнула в ванную, сбрасывая с себя тяжёлую, липкую одежду. Она оставила вещи за дверью, захлопывая её за собой. Ещё утром она бы пришла в ужас от одной лишь мысли, что капитан Леви будет копаться в её белье, но снова ходить по дому в едва прикрывающем её полотенце было бы куда более неловко. Хотелось поскорее согреться. Ванная уже наполовину наполнилась водой. Микаса опустила руку вниз, осторожно касаясь кромки, но только-только начинающие отогреваться пальцы едва ли почувствовали, не слишком ли горячая вода. Решив, что капитан вряд ли хотел бы сварить её в кипятке, Микаса залезла в воду. Тепло быстро начало разливаться по телу. В ванной стало жарко, душно, и она откинулась на край, позволяя себе полностью расслабиться. Столько всего случилось, столько навалилось на её душу, что распутать этот клубок казалось невозможным. Она никак не могла перестать думать об Эрене, никак не могла выбросить из головы внезапно смягчавшегося капитана, но тело так сильно устало, что Микаса могла бы уснуть прямо в воде. Но нужно было потерпеть ещё немного. Горячая вода приятно обжигала кожу, и Микаса приподнялась, выбирая из влажных, спутанных волос остатки леса.***
В комнате Микасы было почти так же пусто, как и раньше. Ни он, ни она, ещё не успели обжить это место. Кроме того, постель оставалась аккуратно по-армейски застеленной, ведь Микаса не спала здесь этой ночью. И всё же её небольшая неряшливость была заметна даже здесь. Это сыграло ему на руку — на кровати с утра валялись домашние вещи. Не придётся перекапывать весь гардероб в поисках одежды. Леви уже аккуратно сложил брюки и рубаху, когда в голове проскочила новая мысль, что нужно было подать ещё и бельё. На секунду Леви хотел плюнуть на это, просто отдать ей вещи, а бельё Микаса придёт и наденет сама. Но одна лишь мысль о том, что он весь оставшийся вечер будет думать об отсутствии под её одеждой белья, взбудоражила так, что Леви решил не играть с судьбой. Ничего страшного не случится, если он возьмёт из её ящика любые трусы. Только образы обнажённого женского тела не покидали головы. Леви заставил себя собраться, окончательно решив, что он свихнулся, и ведёт себя, как настоящий извращенец. Микаса была его подчинённой, он помогал ей пережить страшное, мучительное горе, он просто не должен думать о ней в таком ключе. Он быстро засунул руку в ящик шкафа, не глядя вытянул первый попавшийся предмет, ничего не разглядывая. Ощущения предмета красиво накидывались на обнажённый образ, и Леви поспешил отнести вещи к ванной. Как только он увидит привычную Микасу в обычной одежде, с её пустым выражением лица, всё встанет на свои места. И не было совершенно никакой причины вспоминать, как она выглядит в неприлично коротком полотенце.***
Микаса уже вытерлась полотенцем и, зная, что капитан обещал оставить одежду у двери, смело распахнула её, ожидая увидеть стопку одежды. Но увидела она лишь макушку капитана, наклонившегося, чтобы оставить вещи у двери. Микаса едва подавила в себе желание тут же хлопнуть дверью, побоялась его задеть, и просто застыла, не зная, куда ей двинуться и что сделать. Стыд охватил её в одно мгновение, и она просто стояла, ожидая сама не зная чего. Леви замер, не решаясь поднять взгляд. Вид женских ног не оставил никаких сомнений. Образ Микасы в коротком полотенце мог легко превратиться в образ без него, если Леви неосторожно взглянет куда-либо, кроме как на пол. Леви мог поклясться — в это мгновение ему потребовалась вся его выдержка, чтобы не поднять голову, встретившись с Микасой лицом к лицу. Он совсем не думал о том, что она может так быстро справиться с душем. Несколько секунд оба молчали. Пятиться как рак Леви не собирался. Но если он сейчас встанет, то все его старания пойдут коту под хвост, он увидит всё, что видеть ему было совсем не нужно. Микаса же тупо глядела на него понимая, что если присядет, то точно попадёт в поле зрения капитана. От волнения сердце гулко застучало, и прежде чем она успела додуматься просто закрыть дверь и дождаться, пока Леви уйдёт, он произнёс: — Я закрою глаза, и ты быстро забираешь свои тряпки. Его голос звучал грозно, почти что с угрозой, и Микаса издала непонятный звук, принимая правила этой игры. Леви что есть сил зажмурился, и она схватила одежду, захлопывая перед его носом дверь. Леви с облегчением выдохнул. Лицо начинало покрываться лёгким румянцем то ли от жара из ванной, то ли от глупости всей этой ситуации. Вот к чему приводит соседство с женщиной! Леви распрямился, скорее спускаясь вниз, на кухню. Микаса за дверью быстро накинула на себя одежду. Было очень стыдно. Зато теперь она по-настоящему согрелась. Сердце колотилось, как бешеное. Микаса не могла понять, что так сильно взбудоражило её. Это ведь всего лишь капитан. Она его бывшая разведчица. У солдат нет пола, и не было в ней ничего такого, чего не видел капитан. Но от этого легче не становилось. Между ними росло какое-то напряжение, и Микаса не знала, что должна делать с этим. Прислушавшись, Микаса расслышала, как Леви гремит посудой внизу, и немного успокоилась, приходя в себя. Она выскользнула из ванной, спускаясь на кухню, совершенно не собираясь ничего говорить о случившемся. Она обошла мокрые следы, которые так и остались на деревянном полу. Видимо, эта ситуация выбила из колеи даже такого сильного и смелого мужчину, как капитан. То, что ему тоже, наверное, было неловко, придало Микасе сил, и за стол она присела в более приподнятом настроении. Рядом стояла чашка с ароматным чаем. Леви точно добавил мёда, и Микаса пододвинула чашку к себе, обхватывая пальцами тёплый фарфор. Сладость мёда донеслась до обоняния, и Микаса слегка улыбнулась. Сладкий час был куда приятнее обычной горечи. — Спасибо, — негромко сказала Микаса, стараясь не смотреть на капитана. Ей очень не хотелось, чтобы он заметил красноту её щёк. — Извини, что я не разбудил тебя и не отправил к себе. Микаса вскинула голову. Капитан Леви умел говорить «извини»? — Я понял, что тебе было неприятно. Но я просто перепутал тебя с подушкой, — добавил он, поворачиваясь на Микасу лицом. Глупые переживания были ему ни к чему, и если это мучило его целый день, то проще было бы просто избавиться от напряжения, всё объяснив. Микаса не сдержалась, едва прыснула. — Не знала, что наш грозный капитан, страшный демон Парадиза любит обнимать подушки во сне. Леви закатил глаза. Знал же, что это глупо звучит. Но это и было правдой. Микаса улыбнулась ему впервые за весь день, и её улыбка выглядела такой настоящей, искренней и тёплой, что Леви расслабился. Он почти ни разу не видел, как она улыбается. Микаса для него была солдатом, гораздо более талантливым и сильным чем многие парни. Он хотел передать ей свой опыт, помочь выжить, но не более. Она же думала лишь о спасении Эрена. Часто злилась, смотрела на Леви ледяным, ненавидящим взглядом, своими серыми грозовыми глазами. Так странно было видеть, что её улыбка сейчас принадлежит ему. Что он не заметил её украдкой, улыбающейся рядом с друзьями. Нет. Она посмеялась для него. Ему нравилась эта перемена. — Придётся придумать тебе прозвище получше, чем мрачное отродье. Сияешь, как начищенный чайник. Микаса не сдержалась и захохотала. Вытерев проступившие слёзы, она отхлебнула горячего чая, поставив его на стол, чувствуя, как накатывает спокойствие. Надо же, всё было так просто. Стоило всего лишь поговорить. Но отчего-то стало жаль. Леви не собирался её касаться, он просто привык хватать подушку во сне. — Когда я была совсем маленькой, каждое утро я прибегала к маме в постель, и обнимала её крепко-крепко… — Микаса сделала небольшую паузу, вспоминая беззаботные деньки дома. Не знала, с чего вдруг начала говорить об этом, но на Леви она совсем не злилась. Ей очень не хватало чьих-то тёплых рук. — Мама тоже обнимала меня в ответ. На какое-то мгновение я вернулась в детство и совсем за это не сержусь. Просто мне стыдно, что я спала в постели с капитаном. Она улыбнулась, едва сдерживая смех, понимая, насколько абсурдно звучит всё, что она теперь сказала. Леви разглядывал её, радостную, спокойную, и не верил, что она может быть такой беззаботной такой… живой. Леви лишь изредка выхватывал взглядом, как она оживлялась рядом со своими товарищами, но только не с ним. Неужели она, наконец, перестала видеть его только врагом? Странно было думать об этом теперь, когда он забрал её из больницы с собой, когда они начали жить вместе. Мог ли Леви назвать Микасу своим другом? Наверное, мог. Они, наконец, поладили. Микаса тихо попивала свой чай. Ей так многое хотелось спросить, побольше узнать о своём капитане, чтобы он опять рассказал ей про своё детство, про мелочи, о которых она не могла даже и подумать, но молчала, ничего не спрашивала. В тишине было спокойно, уютно и тепло. Она была рада, что они, наконец, не держали друг на друга зла, и последняя недомолвка растворилась, словно её и не было. Она чувствовала, Леви как никто другой может понять её, и лишь убедилась в этом, послушав рассказ о его жизни. Они были так похожи, что, кажется, между ними появилась особая, неуловимая связь, понятная только им двоим. — Лучше расскажи, где тебя чёрт носил, и почему ты вернулась в таком виде. Ты не знаешь, что такое зонт? — пробурчал Леви, снова надевая свою недовольную маску. По его голосу Микаса чувствовала — он беспокоился, и осторожно улыбнулась, рассказывая и про злосчастный лес, и про то, как заблудилась, и как попала под ливень. Обещала, что больше не будет блуждать, и что Леви может быть за неё спокоен. Рассказывала, как там тихо и красиво, и обещала показать лес и Леви, если он захочет прогуляться вместе с ней. Наверное, там будет гораздо приятнее, когда знаешь, куда идти, а сверху на тебя не льёт дождь. Леви внимательно слушал, иногда удивлённо приподнимая бровь, но молчал. Конечно, он не стал рассказывать о том, что не находил себе места, и боялся, что она может не вернуться. — Глупая, безрассудная девчонка, — буркнул он беззлобно, добавляя, что это было верхом тупости — уйти в незнакомый лес и никого не предупредить. Как будто бы Микаса никогда не была за пределами стен и совсем не знала, как нужно себя вести. Она только пообещала, что в следующий раз обязательно скажет ему, куда идёт, чтобы он смог найти её, заблудившейся в лесу. Леви усмехнулся. Она была такой непосредственной, словно и впрямь ненадолго позабыла все свои проблемы и невзгоды. Всё кончилось хорошо, и можно было спокойно выдохнуть, расслабиться на диване и не думать ни о чём. Микаса вскоре села за уже ставшее за годы службы привычным занятие. Она достала лекарства и обработала раны. Рука всё ещё выглядела плохо, явно болела, зато колено можно было больше не обрабатывать. Было видно, что даже такое сильно тело, как у капитана, едва справляется со старыми, тяжёлыми травмами. Потерять несколько пальцев было страшно, ещё страшнее было видеть, как плохо заживают его обрубки. На лицо накладывать повязку Микаса не стала, лишь помогла Леви нанести мазь. Ранам нужно было позволить подышать, чтобы они начали скорее затягиваться. Это Микаса давно знала. Она случайно засмотрелась на капитана вновь. Его голубые глаза следили за каждым её движением. Микаса никогда не обращала внимания на то, какой красивый у них светлый оттенок. Ей казалось, что они были серыми, как её, но теперь, чаще встречаясь с капитаном, не могла понять, откуда вообще взялась такая мысль. Слова вылетели скорее, чем Микаса успела подумать: — Такое красивое лицо никакими шрамами не испортить. Леви тут же усмехнулся, не ожидая такого внезапного комплимента. — Находишь моё лицо красивым? Микаса быстро поняла, что только что сказала, и быстро уткнулась глазами в пол, стараясь скрыть накатившее смущение. Чувство стыда порядком надоело, но поделать с собой она ничего не могла. Рядом с Леви становилось неловко, она была сама не своя, и часто чувствовала, как от его взгляда краснеют щёки. Леви вдруг провёл здоровой рукой по её щеке, возвращая взгляд к себе, внимательно вгляделся в её мягкие, женственные черты, такие знакомые в тот же миг совершенно чужие, неизведанные и прекрасные. Они смотрели друг на друга, как заворожённые, не в силах отвернуться. Микаса замерла, ожидая того, что может случиться, и Леви совсем медленно приблизил своё лицо к её. Он больше не мог сопротивляться этому чувству. Взглядов было мало, простых касаний было мало. Воздух между ними словно потеплел от их едва ощутимого дыхания. — Можно я?.. — шепнул Леви, не договаривая до конца, лишь провёл большим пальцем чуть ниже, почти касаясь линии губ. Он уже не смотрел ей в глаза, только на её нежные, персиковые губы, которые так хотелось попробовать на вкус. Леви не помнил, кивнула ли Микаса, или попыталась отстранится, но он наклонился ближе, прижимаясь к её губам своими. Дыхание перехватило вмиг. Всего одно мгновение он чувствовал тонкий аромат мыла на её коже, касался невесомо, балансируя на грани, и просто не смог решиться на большее. Он отстранился, мельком глядя на её совсем алое от смущения лицо. Она была такой милой, что он просто не смог позволить себе что-то ещё. Леви не доверял себе, не понимал, зачем сделал это, повинуясь совсем странному желанию, мазанул губами по её лбу, мягко спустил руку, едва касаясь чёрных гладких волос, встал и, не произнося ни слова, быстро ушёл. За спиной послышался скрип лестницы, вернувший Микасу в реальность. Что произошло? Она не понимала. Почему это случилось, и почему Леви остановился? Вихрь эмоций закружил её. Понравилось ли ей, хотелось ли его оттолкнуть, или наоборот, прижаться сильнее, Микаса не успела понять. Она чувствовала лишь странное чувство смущения и злости. Что, чёрт побери, случилось с капитаном? Что нужно было делать ей и как себя вести? Она тут же подскочила с места, покидала в аптечку мази и бинты, и поднялась наверх, вслед за Леви, но вернулась в свою комнату, падая на кровать. Микаса хотела, чтобы он не останавливался. И это осознание лишь резануло по и без того израненной душе. Как же её чувства к Эрену? И что она чувствовала к Леви? Почему он оттолкнул её, когда сам же потянулся ближе? Микаса окончательно запуталась в том, что было между ними и, обессиленная, закрыла глаза, тут же проваливаясь в сон.