***
На пятый день приехал доктор. Микаса стойко перенесла ещё один осмотр с Леви в комнате и уже не так сильно волновалась. Капитану можно было довериться, знала, что подглядывать он точно не будет. Ухудшений не было. Микаса быстро шла на поправку. Врач, выписав ей ещё несколько рекомендаций, уже собирался уходить, всучил Леви бумажку с названиями трав, но притормозил. Предложил посмотреть на его колено. Заметил, что Леви хромает. Леви не очень хотелось, чтобы его снова доставали врачи, но хромота всё время напоминала о себе, пугая и заставляя день за днём думать о том, что ходить нормально он больше никогда не будет. Шрамы, оторванные пальцы — ко всему можно было привыкнуть. Ко всему, кроме невозможности свободно ходить. Леви страшился того, что он на всю жизнь останется хромым, и облегчённо выдохнул, когда доктор сказал совсем обратное. Обещал, что ещё какое-то время придётся терпеть боль, но зато вскоре нога будет работать, как надо. Перелом хоть и был страшным, но хорошо сросся. Так что у Леви были все шансы вернуть свою привычную жизнь без трости. Слышать это было приятно. Леви правда боялся, что после того, как его прокусил титан, после того, как он домучил свой перелом сражением и перебежками до госпиталя, нога так и не заживёт, но слова доктора обнадёживали, и Леви со спокойной душой проводил его из дома. К вечеру Микаса уже чувствовала себя превосходно. Встала с постели, немного прибралась в комнате, вымыла пол и сменила бельё. Не то, чтобы ей особенно этого хотелось, но необходимость занять руки чем-то полезным взяла своё. Леви часто приходил к ней во время болезни, и теперь Микаса хотела показать, что она не такая уж и неряха, и что он может больше не проветривать комнату и не натирать пол. Микаса справится и сама. Она немного лукавила. Было приятно то, что Леви старался помочь. Даже сменил постельное бельё на чистое, пока она лежала в полубреду. Температура сильно подкосила её, и спать на прохладных, сухих простынях, было во много раз лучше, чем кутаться во влажные, нагретые жаром тела ткани. Сама Микаса просто не стала бы ничего делать. Слабость переносилась так тяжело, что она с легкостью провела бы целую неделю в затхлой комнате. Но Леви было не всё равно, и он присматривал за ней. Микаса хорошо понимала, почему он это делает, но старалась не думать. Было слишком неловко допустить мысль о том, что она нравится капитану. Тогда, на поле битвы, он остался с ней, потому что был её командиром, явно видел, что другим было не до неё, и что они остались вдвоём в этом мире. Что же теперь? Теперь всё изменилось, и Микаса едва держала себя в руках, чтобы не выплеснуть на него все свои смешные чувства. Ей хотелось, чтобы он снова её поцеловал, и Микаса смущалась своих желаний, не меньше самого поцелуя. Однако больше он к ней не приближался. Лёгкое объятие не в счёт. Микаса догадывалась, что это из-за её болезни, и надеялась, что всё прояснится, когда ей станет лучше. Время готовить ужин подошло незаметно, и Микасу осенила прекрасная мысль — приготовить что-нибудь самостоятельно, чтобы Леви мог хоть этот вечер отдохнуть. Подумала так отплатить за заботу. Выгнав Леви из кухни, со словами, что хочет сделать сюрприз, Микаса захлопнула дверь. Готовить она, конечно же, так и не научилась. Слишком мало времени прошло, да и Леви было некогда учить её. Не стал же бы он рассказывать о премудростях готовки, пока Микаса изнывала от жара. Но не умела она ещё огромное количество вещей, и как хозяйка в доме была совершенно бесполезна. Пока. Армия отняла у неё огромное количество времени, не позволяя заняться чем-то, кроме выживания. Почему бы не постараться теперь? Микаса достала новую кулинарную книжку, которую Леви запрятал на верхние полки, с подозрением вглядываясь в цветастую обложку, и отыскала простой, по мнению Нэнси Джо рецепт яблочного пирога. Если какая-то кухарка могла с этим справиться, значит сможет и Микаса — в этом она не сомневалась, и с готовностью принялась доставать с полок всё необходимое. Ингридиентов было немного, и Микаса приободрилась. Уж с яблоками-то она управится. Она помнила, как усмехнулся Леви, приговаривая, чтобы она не уничтожила кухню своими сюрпризами, но Микаса и не собиралась ничего уничтожать. Она покажет, что способна не только титановы шеи рубить. К середине рецепта пыла поубавилось. Инструкции были не такими уж и понятными, особенно для Микасы, которая пирогов никогда сама не готовила. Какая она, «правильная консистенция», и что значит «не слишком мелко», Микаса совсем не понимала, и понадеялась только на то, что всё получится само собой. Она могла бы попросить помощи у Леви, но это бы всё испортило. Осталось положиться на собственную смекалку. Залив получившуюся смесь в форму, Микаса отправила пирог в духовку, покрутив ручку температуры на глаз. «До готовности» пирог будет доходить совершенно неизвестное количество времени, поэтому Микаса решила не уходить слишком далеко, чтобы следить за ним. Взяла книгу с рецептами — изучить на будущее, — и потонула в непонятных словах. Подозрительный запах гари заставил Микасу отшвырнуть книгу на стол и быстро подскочить к духовке. На растекающийся по дому аромат подоспел Леви, но на кухне вместо пожара увидел только Микасу, старательно выгоняющую дым полотенцем. Из открытого окна тянуло холодом, а из духовки слегка пахло яблоками. Микаса выглядела одновременно смущённо и испуганно, и Леви ничего не оставалось, кроме как принять свою судьбу. И то, что все ткани в доме придётся постирать, чтобы избавиться от запаха гари. — Сюрприз отличный. Такого я точно не ожидал, — язвительно заметил капитан, но голос его звучал мягко. Он не злился. Более того, сама ситуация вышла забавной. Микаса смотрела на него, словно нашкодивший котёнок, и злиться на неё не получалось. Не часто приходилось видеть её такой. Всё время, даже теперь, на её лице висела маска одной из сильнейших. Спалить пирог полностью у Микасы не получилось. Он подгорел у краёв, покрывшись чёрной коркой, но центр выглядел вполне прилично. Если и не аппетитно, то хотя бы съедобно. Может слегка с привкусом дымка. Микаса замахала полотенцем сильнее, изображая бурную деятельность, только чтобы больше не смотреть на капитана. Ей было невыносимо стыдно за то, что она не справилась даже с такой простой задачей, как приготовить яблочный пирог. Или книга наврала, что это простейший рецепт из всех возможных, или она просто безнадёжна. Микаса не привыкла к тому, что у неё что-то может не получаться, только вот всё, чему ей приходилось учиться в последнее время — требовало огромного количества выносливости, физической силы, и отчасти ума. Только вот о готовке как-то не думалось. Быстро соорудить что-то сносное из крупы в походе могли все, даже она, но вот пирог оказался ей не по силам. Мать, если бы могла увидеть этот кошмар, наверняка удивилась бы, а Леви и того гляди рассмеётся. Этого она не вынесет. Какой позор. — Оставь окно, дым и без твоей помощи выйдет, — сказал капитан, жестом предлагая ей присесть за стол. Микаса тут же перестала размахивать полотенцем и села, старательно избегая зрительного контакта с капитаном, смиренно принимая свою судьбу. Микаса украдкой смотрела на то, как Леви достаёт приборы, зачем-то протыкает середину пирога и вырезает то, что не успело почернеть, затем убирая форму со стола. Леви пододвинул ближе к ней тарелку с уцелевшим куском пирога и сам отломил кусочек вилкой. Микаса недоверчиво проследила за тем, как пирог с ароматом дымка исчезает во рту капитана и тоже поспешила попробовать, что получилось. Брови капитана выгнулись, он поднял голову, мельком глядя на Микасу. Она отложила приборы. — Очень даже неплохо, только в следующий раз без меня ничего не готовь, привкус гари тут точно лишний, — усмехнулся Леви, и только в этот момент Микаса расслабилась, наконец ощущая лёгкую сладость смешанную с кислинкой во рту. Вышло и правда неплохо. Без чётких инструкций сделать что-то оказалось совсем непросто, но Леви оценил её усилия. Этого было достаточно. Больше никаких экспериментов. Микаса доедала свой пирог, пытаясь понять, как вышло так, что она ни разу в жизни не готовила ничего такого. И мать, и Карла часто пекли пироги, и Микаса помнила, что помогала им, но только по всяким мелочам — подать воды, помыть фрукты. Она так ни разу и не пробовала сделать что-то сама. А потом и Карлу сожрал титан, и последняя ниточка к женским премудростям резко оборвалась. — Кстати я люблю яблоки, — Леви глянул на Микасу, заканчивая доедать свой пирог. — Я знаю, поэтому и захотела приготовить пирог с ними. — Микаса слегка улыбнулась, всё ещё чувствуя вину за испорченный ужин, но Леви, казалось, это не волновало так сильно, как саму Микасу. — Ну конечно, — ответил Леви, вставая из-за стола. По корпусу ходило множество разных слухов — правдивых и не очень, не удивительно, что кто-то из его отряда знал, что ему нравились яблоки. Это не самая секретная информация, и выдумки о нём были гораздо интереснее, чем скудная реальность. Порой от сплетен волосы вставали дыбом, но Леви не пытался с ними бороться. Говорить о нём могли всё что угодно ровно до тех пор, пока соблюдались все его приказы. Леви с шумом опустил тарелку в раковину, споласкивая липкие от сладкого руки. Он быстро подошёл к Микасе, склонившись над ней. От неё всё ещё пахло свежими яблоками, и он опускался всё ниже, приближаясь к её лицу. Микаса удивлённо смотрела на него, чувствуя в теле лёгкую дрожь. Что он собирался делать? Казалось, что время замедлило свой ход и растекалось, словно тягучий мёд. Микаса ждала его прикосновений. С негодованием понимала это, но оставалось только ждать. Леви наклонился ещё ниже, и Микаса почувствовала его тёплое дыхание на шее. Мурашки пробежались по коже. Почти касаясь шеи губами, Леви тихо сказал: — Форму сама будешь оттирать. — И, хлопнув Микасу по плечу, вышел из кухни. От удивления Микаса широко раскрыла глаза. Она уже собиралась выкрикнуть что-нибудь ему вдогонку, возмутиться, но быстро остыла. Она бы натёрла ему одно место, но совесть не позволила грубить. Хуже всего было, что Леви снова с ней играл, и это начинало нравиться. Микаса дёрнула головой, поднимаясь с места. Предстояло вымыть посуду. На кухне стало совсем холодно, и окно пришлось закрыть. Всё ещё тянуло палёным, но с этим поможет только время. Добрых десять минут Микаса отковыривала пригоревшие куски, и ещё столько же оттирала почерневшую в некоторых местах форму. После такой работы она точно поняла — готовка, это ужасно трудоёмкий процесс, и таких «сюрпризов» она точно больше устраивать не станет. К тому же капитан сказал, что без него больше готовить не стоит. Вот пускай он её чему-нибудь научит. Микаса до сих пор стыдилась того, что не умела делать самых обычных женских вещей. А ведь так хотелось сбросить с себя эту тяжесть сильнейшего война и просто стать, наконец, девушкой. Бесконечная война так измотала её, что даже натирание формы для пирога казалось приятным занятием. Таким, каким она могла бы занимать свои вечера. Она могла бы просто готовить на своей кухне что-то для своей семьи и жить счастливо. Микаса глубоко вдохнула, подальше отгоняя от себя грустные мысли и, закончив мыть посуду вышла с кухни. Леви читал какую-то книгу на диване в гостиной, и решив ему не мешать, Микаса сразу пошла в свою комнату, чтобы приняться за вышивку.***
Она закончила глубокой ночью, не заметив, как пролетело несколько часов. Микаса уже выключила свет и приготовилась ко сну, как услышала странный шум. Прислушавшись, она поняла, что шумит что-то в доме. Нужно было проверить, что происходит. На мгновение, Микаса заколебалась. Было жутко выходить в коридор ночью, но она тут же отбросила странные, сохранившиеся ещё из далекого детства суеверия. В разведке же было на удивление спокойнее, рядом постоянно были её товарищи. В доме же лишь капитан и она. Микаса осторожно выглянула в коридор. Шум повторился. В голове мелькнуло воспоминание о газетном заголовке, рассказывающем про мародёров — местных падальщиков, любящих поживиться на брошенном погибшими добре. Может это и были воры? Что ж, — думала Микаса. — Тогда мало им точно не покажется. Двое сильнейших воинов в одном доме зададут им такую взбучку, что тюремная камера покажется райским уголком. Шум снова послышался, и Микаса поняла, что источник совсем недалеко. Где-то рядом с ней. Взглянув на приоткрытую дверь в спальне капитана, Микаса нахмурилась. Света не было, и Леви должен был давно спать, или же, по словам других солдат, дремать или смотреть в окно. И вряд ли это могло вызвать такие звуки. Микаса тихо подбиралась к двери, и всё пыталась понять, что это могло быть. Звуки настораживали. Любопытство било через край. На секунду она замерла у приоткрытой двери. Шум превратился в тихий стон и бормотание. Микаса почувствовала, как краснеют щёки. Мало ли чем занимался взрослый мужчина в собственной комнате, наедине с собой. Ей было совершенно не обязательно знать всех подробностей его личной жизни. Но любопытство взяло верх. Даже понимая насколько неправильно она поступает, и какими могут быть последствия, Микаса заглянула внутрь. Окно в комнате не было зашторено, и лунный свет тускло освещал небольшую комнату. Микаса увидела очертания капитана на кровати. Она не могла разглядеть выражения его лица, но ей показалось, что он хмурится. Её присутствия капитан не заметил, и Микаса выдохнула. Леви просто спал и не заметил её присутствия. Она быстро поняла, что за звуки заставили её прийти сюда. Леви бормотал неразборчивые слова. Ему явно снилось что-то неприятное. Микаса не знала, что ей следует сделать. Нужно ли было вообще лезть к капитану сейчас? Может просто стоило оставить его в покое? Совесть твердила, что его было бы хорошо разбудить, избавив от кошмара, но Леви часто спал совсем немного, и нарушать его и без того нездоровый сон не хотелось. Потоптавшись у комнаты, Микаса отошла и прикрыла дверь. То, что она пришла сюда, уже было до крайности неприлично. Она залезла в личную жизнь Леви. Может он и не хотел бы, чтобы кто-то его будил, и его сны вовсе не касаются Микасы. Сонная, Микаса добралась до своей комнаты и забылась тревожным сном, едва коснувшись подушки.***
Наутро Микаса проснулась с ощущением, будто бы и не спала вовсе. Какое-то необъяснимое чувство мучило её. Может быть, ей всё же стоило разбудить капитана? Но как бы сам Леви отреагировал, сказать точно было нельзя, и Микасе пришлось признаться себе, что она побоялась его разозлить. Не то чтобы он мог ей навредить или ещё какая глупость, но подгоревшего пирога было достаточно для его нервов. Леви не выглядел сильно расстроенным вечером, но Микасе казалось, что он должен быть ею недоволен, в прочем, как и всегда. Странно только, что он так и не стал её отчитывать. Порою в армии ей казалось, что это чуть ли не самое любимое его занятие. Они даже придумали небольшую шутку с остальными солдатами — такой своеобразный список любимых занятий капитана: уборка, распитие чая, отчитывание Микасы за очередное безрассудство. Никто так и не смог назвать чёткое место для насмешек над Эреном, но все соглашались с тем, что это должно быть где-то в этом списке. Тогда это даже казалось забавным. Наверное, это не было бы настолько забавно, если бы Леви знал о существовании списка. Если бы капитан прознал, то весело бы стало только ему, а солдаты до конца службы натирали бы полы и капитанские сапоги в наказание за слишком большое количество свободного времени. Встретившись за столом с Леви, Микаса заметила, что выглядел он не лучшим образом. Синяки под глазами сегодня выделялись особо сильно не смотря на то, что капитан точно спал. Удивительно, как он, часто недосыпая, продолжал нести службу, словно совсем не чувствовал усталости. По-настоящему сильнейший воин, — думалось Микасе, пока она разглядывала то, как Леви раскладывает по тарелкам завтрак. Быстро заглотив свою порцию, Микаса вышла из-за стола, стараясь особенно не вглядываться в капитана. Ей показалось, что ночью она пересекла какую-то черту, подглядела за чем-то интимным и узнала то, что не должна была знать. Захотелось поскорее выйти из дома, чтобы привести в порядок мысли. Дома как раз почти не осталось продуктов.***
На улице светило яркое солнце, но было уже холодно. Новое пальто и шаль отлично защищали от промозглого ветра, и Микаса быстро вышагивала по набережной на пути к рынку. Свежий морской воздух помогал прочистить мысли. Рынок пестрил разнообразием продуктов. У самого берега всегда стояли лавочники со свежим уловом рыбы. Пахло солью и тиной. В Элдии рыбу почти не ели. Было не так много рек и озёр, где водилось что-то съестное, и рыба была ужасно дорогой. Порой, цены на неё взлетали даже выше, чем на мясо. Но здесь всё было совсем по-другому. Дары моря лежали горками на разных прилавках. Рыба, какой Микаса никогда не видела, сверкала чешуёй, заставляя обратить на себя внимание. Множество других морских жителей продавалось тут же. Микаса побаивалась покупать что-то подобное. Вряд ли Леви знал, как готовить морских ежей или креветок, хотя у Николо они получались очень вкусными. Многие из животных были для Микасы загадкой. Продолговатые, похожие на огромных слизней, в тазиках плавали морские огурцы и восьмилапые, с присосками осьминоги. В их сторону Микаса не решалась даже смотреть. Она взяла только привычную для себя рыбу и немного овощей. В Элдии о таком разнообразии и думать было нечего, но здесь даже поздней осенью можно было купить много свежего. Даже овощи, за которые дома пришлось бы выложить кругленькую сумму. Соль же, которую на столах имели только самые богатые из элдийцев, здесь можно было получить почти даром. Несмотря на ранее утро, кондитерская уже работала, и Микаса не удержалась от пары вкусных пирожных. Не удался пирог — так она купит что-то сладкое. Она и её армейские товарищи не могли позволить себе даже мёд, не то что сахар, и теперь, когда она могла купить всё, что пожелает её душа, отказаться было невозможно. Микаса не видела, чтобы Леви когда-то добавлял мёд в чай даже теперь, но уже зная, что он просто не любит сладкий чай, прекрасно понимала, что и ему сладости всегда были не по карману. Микаса быстро вернулась домой, передала свёрток с продуктами Леви, и исподтишка поглядывала на его рассеянный и явно до сих пор сонный вид. Ей хотелось что-то спросить, как-то приободрить капитана, но не решалась, боясь влезть туда, куда ей было нельзя. Решив, что Леви лучше вовсе не трогать, Микаса достала из другого свёртка пирожное, невзначай подсовывая его капитану. Он слегка улыбнулся, сказал тихое «спасибо», и на этом их короткий разговор кончился. Леви видел, что Микаса чем-то обеспокоена, но собственные переживания заглушали всяческое сострадание. Мало ли что расстроило её? В последнее время было достаточно причин для того, чтобы чувствовать себя не в своей тарелке. Леви замечал, как Микаса всё смотрит на него, как будто ей хочется что-то спросить, но она так и не решалась. Её обычно спокойное лицо выражало задумчивость и тревогу, и в конце концов, Леви не выдержал напряжения. — Если хочешь что-то сказать, то скажи. Микаса вздрогнула. Сказать ей было что. Но было ли правильным лезть в душу к Леви? Если капитан не решался рассказать о своих кошмарах, то он, может, и не хотел бы, чтобы кто-то о них знал вовсе. Но с другой стороны, за то короткое время, что они жили вместе, Микаса успела узнать совсем другого капитана, такого же человечного, как и любой другой мужчина. Может, если она подтолкнёт его на разговор, ему станет легче? Решившись, Микаса вздохнула. — Я случайно услышала, что ты говоришь во сне. Тебе снятся кошмары? — А кому из нас они не снятся? Леви ответил вопросом на вопрос, только подтверждая её догадки. Всё-таки снились. Теперь-то она точно понимала причины того, почему капитан так плохо спал. Но кажется, что обсуждать это он не хотел. Леви был прав. Кошмары снились им всем. В том числе и ей. Микаса не раз просыпалась посреди ночи в холодном поту, только чтобы понять, что сны не так далеки от её страшной реальности. Но Микасу почти не мучила бессонница. Она давно привыкла к чувству страха и беспокойства. Но глядя на измученного капитана, становилось не по себе. Казалось, что в последнее время он хорошо спал, но видимо теперь кошмары вернулись. Микасе захотелось, чтобы капитан открылся ей. Он всё ещё очень неохотно делился с ней своими мыслями, говорил больше по делу, но всё же сильно чаще, чем когда-либо. После того поцелуя, после всей заботы, которой Леви её окружил, Микасе хотелось быть ближе, не отдаляться и не чувствовать себя так, словно всё это было минутным помутнением в их прожжённых одиночеством душах. — Ты плохо спишь, — добавила Микаса несмело, пытаясь показать, что ей не всё равно. Да, плохие сны бывали у всех, но это не значило, что Леви должен продолжать мучаться. Он немного помолчал, собираясь с мыслями. Жаловаться и показывать слабину было странно, непривычно, но скрывать то, что его мучают кошмары, было вовсе бессмысленно. — Тени прошлого не отпускают, — всё же сказал капитан, глядя прямо на Микасу. — Даже во сне. Ты и сама прекрасно меня понимаешь. — Я понимаю, — она положила руку на его плечо, пытаясь поддержать, словно говоря, что она рядом, что поможет справиться, хоть и совсем не знала как. Сны были частью их личного ада. Кошмары заставляли снова кровоточить едва затянувшиеся душевные раны, хорошие же сны наполняли сердце такой тоской, что казалось, оно разорвётся от чувств. Кошмары пройдут, стоит лишь распахнуть глаза. Но печаль от того, что что-то светлое никогда больше не войдёт в твою жизнь, рвала душу снова и снова. Микасе было невыносимо просыпаться почти каждый день, но она продолжала бороться за существование, пряча эмоции глубоко внутри. Было несложно догадаться, что Леви жил точно так же. Микаса предпочитала приятное забытье без сновидений, и точно знала, что капитан думает о том же. Ей хотелось помочь ему, облегчить душу. Она вылила на него столько своей боли, что было сложно представить. Теперь стоило отплатить ему за поддержку в больнице и дома. — Может будет легче, если ты расскажешь, — начала Микаса, но Леви сбросил её руку с плеча. — Я в порядке, — безучастно ответил он, разворачиваясь, чтобы выйти из комнаты. — Нам больше не надо притворяться сильными, Леви, — уже гораздо громче сказала Микаса ему в спину, но он лишь на мгновение задержался у выхода. — Я знаю. Леви хотелось поскорее уйти от этого разговора. Ему не станет легче. Ему вообще не хотелось бы об этом думать. Он справляется и сам, и рассказывать про свои кошмары точно не станет. Его одолевала бессонница далеко не только из-за этого. Он пережил слишком многое. Руки до сих пор порой дрожали от одних только воспоминаний о пережитых потрясениях, и сны здесь были вовсе ни при чём. Даже сама Микаса заставляла его вспоминать о прошлом, о том ужасе, который он испытывал день за днём. Он смотрел на неё и думал о крушении собственных мечт. Нет, Леви не мог винить её, но не мог забыть всего того, что случилось, когда Эрен и она попали к нему в отряд, как многое он потерял. И всё же, она была той ниточкой, что связывала его с давно погибшими друзьями. Она тоже помнила их, и в их совместных воспоминаниях они оставались жить. Наверняка Микаса тоже думала об этом, когда молчаливо пила чай вместе с ним по утрам. Пускай всё сильно изменилось, они обрели новый дом, но каждая частичка их мира теперь была пропитана отголосками далёкой войны. Война была не просто одной из сторон медали их жизни. Это и было их жизнью. Дёрганность, недоверие, нервозность — всё выдавало в них бывших солдат. Поднимаясь по лестнице, Леви заметил, как Микаса нахмурилась. Его ответ явно расстроил её, но она так ничего и не сказала, и уже за это Леви был ей благодарен. Микаса умела придержать язык, когда это было так необходимо. Не раз она выводила его из себя в разведке, но никогда не переходила той черты, когда он был готов свернуть ей шею. Хотя, может быть Леви просто терпел её сильнее, чем других. Он чувствовал — посмей кто-то ещё вытворять всё то же, что и Микаса, не разгибая спины драил бы замок. Но что-то в ней вызывало у Леви уважение, и он не мог относиться к ней точно так же, как и к любому другому солдату. Иногда ей не хватало выдержки, но Леви был уверен, что со временем она поймёт, как нужно вести себя. Хорошо, что этот момент так и не настал. Леви не знал, что бы он делал, если бы Микаса продолжала сохранять субординацию. Он бы просто не перенёс гибели дорогих людей. Так хотя бы мог отвлекаться на её глупости, следить за тем, чтобы хотя бы она не кончила так же, как и его друзья. Леви нравилось то, что Микаса перестала обращаться к нему на «вы». Но хоть он и говорил, что больше не капитан, избавиться от звания до конца не мог. Даже не пытался поправлять Микасу. Имя будто бы срослось с жёстким «капитан» и неотрывно обозначало его. А ведь Леви больше ничем и не был. Всё, что от него осталось — громкие прозвища их прошлого. И тем не менее, Леви был рад сблизиться, почувствовать, что рядом с ним есть ещё кто-то, кто готов разделить все печали. Однако делиться сокровенным почему-то не спешил. Не мог даже рассказать о кошмарах, несмотря на то, что ничего особенно личного в них не было. Только ужасы войны и страх потерь. Леви не знал, почему не пытался открыться полностью. Микаса хорошо понимала его, и была пугающе схожей с ним. Даже их личные беды перекликались общими потерями — родителей, любимых… Микаса последовала за Леви вверх по лестнице. Молчание заставляло руки заходиться мелкой нервной дрожью, но она понимала капитана. Что ей оставалось, кроме как отстать от него и не лезть со своими вопросами? Давить на больное было не за чем. Наверняка в его снах не было ничего, что можно было вспомнить без тяжести в груди. За окном задувал ветер, завывая в щелях оконных рам, и Микаса прикрыла дверь в комнату, чтобы не чувствовать сквозняка. Было промозгло и холодно, и она Микаса быстро залезла под одеяло, кутаясь потеплее в надежде, что сегодняшняя ночь обойдётся без чьих-либо кошмаров.***
Леви проснулся в своём кабинете, в том же кресле, в котором подолгу пил горький часто подостывший чай, разбирая важные документы до поздней ночи. С солнце едва выглянуло из-за горизонта, подкрашивая сероватое небо розовым. Он выглянул в окно, потянулся, посмотрел на привычный, сейчас подёрнутый туманом лес и окончательно проснулся. Чувствовал он себя на удивление отдохнувшим. Может сегодняшний день пройдёт не так паршиво. Странное предчувствие чего-то нехорошего засело в груди, но Леви не обращал на него внимания. Редко ли случалось какое-то дерьмо? В его жизни до смешного наоборот. Леви показалось, что всего мгновение назад он был где-то не здесь, но списав всё на сон, провёл рукой по волосам, отгоняя от себя остатки сонливости, и вышел из кабинета. В замке было очень тихо. Леви не мог припомнить, когда в последний раз стояла такая тишина. Не было слышно даже ржания лошадей. Часто с самого утра галдели новоприбывшие разведчики. Совсем молодые, с необсохшим молоком на губах, не видавшие титанов. Они радовались неизвестно чему и своим оптимизмом только раздражали. Леви-то знал, что ничего хорошего их здесь не ждёт. Только сейчас их шума не хватало. Леви брёл по коридору и думал о том, как всё это ему осточертело. Он не бросал службу только потому что она защищала его от тюрьмы. И совсем отчасти оставался ради людей, которых встретил здесь. Эрвин и Ханджи были для него настоящими друзьями и удивительно спокойно относились к нему, даже несмотря на то, что раньше Леви бывал слишком груб и нелюдим. Они давно перестали быть простыми сослуживцами. Эти люди почти заменили ему семью. Держался Леви и за свой элитный отряд. Было уже не так важно, что его первая команда погибла. К новым ребятам он уже успел привязаться. До кабинета Эрвина Леви добирался необычно долго. Постучал, вошёл без приглашения, но внутри никого не было, хотя утром Эрвин всегда был на месте, подписывал бумаги и раздавал всем распоряжения. Он мог бы пойти на завтрак, но было ещё рано. Леви присел на диван, решив подождать. Раз в год и Эрвин просыпает. В глазах неожиданно потемнело, голова пошла кругом. Комнату залило багряным цветом, ярким, словно свежая кровь. Леви попытался встряхнуть головой, но это не помогло. На диване, прямо рядом с ним оказался какой-то свёрток. Леви не видел его здесь, или просто не заметил. Рука невольно потянулась к свёртку. Вряд ли Эрвин оставил бы секретный документ валяться просто так, и Леви коснулся ткани, чувствуя под ней что-то твёрдое, скорее напоминающее полено, нежели рулон бумаги. Что-то в голове подсказывало, что лучше бы его не трогать, но пальцы сами потянули за края ткани, заставляя Леви заглянуть внутрь. Он резко откинул свёрток от себя, подскакивая с дивана, отшатнувшись так, что нога невольно ударилась обо что-то сзади. Ужас наполнил его целиком. Воспоминания нахлынули разом, и он понял всё. Рука Эрвина катилась по полу, и у Леви не хватило духу остановить её. Коснуться закоченевшей конечности, должной сгнить в брюхе титана, он не смог. Леви будто заново пережил ту битву, когда Эрвин потерял её и не понимал, что рука делала здесь. В голове возникло яркое воспоминание об огромной дыре в боку Эрвина и о том, что тот уже очень давно мёртв. Бросив на руку последний взгляд, Леви помчался прочь из кабинета. Ужас пронзил его, подгоняя мчаться по коридорам всё быстрее и быстрее. Он заглядывал в комнаты, в коридоры, переходы и залы, но вокруг не было ни души. Никого, лишь только он и пронизывающий душу, дикий страх. Леви выскочил на улицу. Яркое солнце ударило в глаза. Только что был рассвет, неужели он пробыл в кабинете не один час? Свет ослепил его, погружая в тягучую, непроглядную черноту. Небо озарилось кроваво-красной яркой вспышкой, словно молнией пронёсшейся над головой Леви. В свете он заметил высокий неровный холм, возвышающийся перед ним. Сердце сжималось от странного предчувствия, но он приблизился. Небо пылало красками, растрескиваясь сеткой молний. В новом всполохе Леви увидел под ногами трупы. Сотни, тысячи трупов горой лежали под его ногами, скрючившись, с разинутыми полусгнившими ртами. Он узнавал эти лица. Руки трупов задёргались, цепляясь друг за друга. Леви побежал, но одна из кистей уже ухватила его за лодыжку, держа крепко, словно капкан. Трупы наползали на него, забираясь всё выше, утягивая его в самый ад. Леви пытался карабкаться наверх, но последним, что он услышал, был звук собственной лопающейся кожи.***
Микаса проснулась посреди ночи из-за неприятного чувства в груди. Было тревожно, неспокойно. Захотелось пить, но Микаса знала, что если встанет, то снова уснуть будет нелегко. Она перевернулась на один бок, затем на другой, но сон вовсе не шёл. Горло пересохло и требовало воды. Пришлось поднятья. В коридоре Микаса быстро поняла, почему проснулась. Её разбудила вовсе не жажда. Новый стон послышался из комнаты капитана. Она не думала, что делает, просто пошла на звук, как и прошлой ночью. Теперь точно знала, что ему снился кошмар. Могла ли она что-то сделать, чтобы облегчить его сон? В голове мелькали мысли о травяных отварах, но ничего из этого Микаса делать не умела. Могла бы попытаться, но боялась случайно чего-то напутать и отравить капитана. Видела, как «знающие» солдаты потом отлёживаются в лазарете из-за съеденной ягоды или «лечебной» травы. Потупившись, простояв ещё немного у двери, Микаса вошла внутрь. Она хотела бы, чтобы её разбудили, чтобы прервали жуткий сон, вырвали из лап кошмара и успокоили. Для капитана она могла сделать лишь то же самое. Может он и разозлится, но самое страшное, что он может с ней сделать — это перестать кормить своей отличной стряпнёй. Это Микаса точно как-нибудь переживёт. Лучше уж бодрствовать без кошмаров, чем тратить драгоценные часы сна на страдания. Леви беспокойно что-то бормотал. При тусклом лунном свете его лицо исказилось тревогой, брови сошлись вместе, сминая кожу в тонкую морщинку, и Микаса осторожно присела рядом, чтобы не напугать капитана. Она всё ещё помнила, как резко он прижал её тем утром, когда она случайно уснула рядом. Микаса мягко провела рукой по его ладони, высунутой из-под одеяла. Леви резко схватил её, бормоча едва различимое «нет», и только тогда полностью проснулся. Микаса одёрнула руку, высвобождая запястье. Леви часто дышал, казался усталым и измотанным, будто бы не спал, а сражался всю ночь. Хотя, может во сне так оно и было. — Капитан, — Микаса тихо позвала его, но Леви не откликнулся. Продолжал смотреть вниз, на простыни, словно не понимая, сон это, или уже реальность. — Извини, что разбудила. Тебе снова снился кошмар. — Микаса старалась говорить мягко, тихо, успокаивающе. И только теперь Леви поднял на неё взгляд. Он выглядел растеряно, помято, точно не ожидал увидеть её рядом. Но Микасе казалось, что проснуться от кошмара одному, в пустой комнате, было гораздо более невыносимо. Микасе захотелось обнять его. Прижать к себе, погладить по волосам и успокоить. Так, как в госпитале сделал это он. Наплевав на все приличия и странности в отношениях между ними, Микаса полностью забралась на кровать, подобралась ближе и, прежде чем Леви успел возразить, обняла его, заставляя снова опуститься на подушки. Леви несмело обнял её в ответ. Микаса чувствовала, как его тело расслабляется, а дыхание становится ровным. Он мог бы накричать, прогнать её, но вместо этого принял помощь. Значит, Микаса всё сделала правильно. Леви чувствовал мягкое тепло её тела, тонкий аромат травяного мыла и лёгкость дыхания. Кошмарный сон, наконец, отступил, Леви понял, что всё позади, что он дома и не один. Впервые по-настоящему не один. Борясь с желанием зарыться носом в её волосы, Леви отстранился. Не нужно было слишком пользоваться чужой добротой. Микаса могла неправильно его понять. — Тебе лучше пойти к себе, — сказал он, привставая. Лицо покрылось испариной, и пришлось промокнуть лоб рукавом рубахи. Микаса нахмурилась. Отчего-то совсем не хотелось уходить. Не хотелось оставлять Леви одного, наедине с его мыслями. Знала, как тяжко бывает забыться сном после того, как всё тело сжалось от страха. — Ты правда хочешь, чтобы я ушла? — спросила Микаса без лукавства, но в тоне проскочило лёгкое разочарование. Она и не подозревала, что была готова сделать для капитана многое. Гораздо больше, чем ради других. Микаса точно не пошла бы будить товарищей или подруг. Чужие кошмары редко волновали её. Разве что они помешали бы высыпаться ей. Но Леви был в какой-то другой, новой роли, и оставить его наедине со своими демонами было бы в корне неправильно и низко. Леви молчал, обдумывая, что сказать, и в комнате повисла неприятная тишина. Микаса уже порывалась подняться, он произнёс: — Прогонять не буду, делай, что хочешь. — Леви опустился на подушку, ничего не добавляя. Губы Микасы расползлись в довольной улыбке. Она ближе подвинулась к нему, претендуя на подушку, накрылась одеялом и снова обвила его руками. Странное, новое и волнительное чувство забилось в груди. — Тогда я защищу тебя от кошмаров, капитан. Леви усмехнулся, поудобнее устраивать под одеялом. Он развернулся к Микасе спиной, выпутавшись из её рук, и натянул повыше одеяло, будто бы это могло сохранить хоть какие-то рамки. Было странно ночевать со своей хоть и бывшей, но подчинённой в одной постели, тем более если твои чувства к ней сильно вышли за пределы простой субординации. Леви не был против. Успокаивал себя тем, что ни единожды спал со многими другими солдатами в полях. Только вот признаться себе в том, что он расстроился бы, реши Микаса уйти, было не так просто. Подумать только, сильнейшему войну человечества нужна компания в постели, чтобы не видеть плохих снов. Компания Микасы Аккерман. Леви почувствовал, как она опять обхватила его руками, уткнувшись лицом в спину. На мгновение дыхание перехватило, и пришлось сделать над собой усилие, чтобы выдохнуть, а затем сделать спокойный вдох. Сердце постепенно успокаивалось, тело расслаблялось. От тепла чужого тела становилось спокойнее. Микаса уснула быстро, и Леви слушал, как тихо и ровно она дышит, всё ещё чувствовал запах травяного мыла и позволил себе маленькую слабость. Нащупал под одеялом её ладонь и легко сжал. Микаса спала крепко, но инстинктивно сжала его руку в ответ. Леви едва смог забыться неглубоким сном.