***
День обещал быть морозным и солнечным. Розовый рассвет ознаменовывал утренние часы, рассыпая искристые блики по двору. Мелкие снежинки красиво кружились в свете яркого солнца, поблёскивая, вращаясь в воздухе. Микаса неторопливо допивала свой чай, из-под пышных ресниц поглядывая на протирающего стол мужчину. За всё это время она так и не смогла понять его любви к чистоте и идеалу во всём. Вряд ли крошки на столе могли помешать им наслаждаться чашечкой ароматного напитка, но Леви всегда стоял на своём и протирал столешницу, прежде чем присоединиться к Микасе. Наблюдать за происходящим всегда было как-то неловко, к таким ухаживаниям девушка уж точно не привыкла, но Аккерман никогда не требовал от неё следовать всем без исключения ритуалам чистоты. Только очевидные вещи были обязательными, но Микаса всё равно чувствовала себя не в своей тарелке каждый раз, когда капитан прибирал за ней. — Как тебе этот сорт? — поинтересовался Леви, когда, наконец, присел за стол, наливая в скрипящую от чистоты чашку янтарный напиток. — Вкусный, — ответила девушка, разворачиваясь к окну. Всё же на улице было очень красиво. Зима в стенах приносила много проблем, и впервые с тех пор, как она выросла, Микаса могла просто насладиться симпатичным видом за окном, и не думать о том, что в этот день снова отморозит нос на дежурстве и кожа ещё пару недель будет неприятно шелушиться. Леви лишь обречённо вздохнул. Этот ответ он слышал каждое утро. Вкусный. Его бы оскорбило, ответь она как-то по-другому, но кроме этого слова существовало ещё огромное количество описательных слов, которые Микаса упорно отказывалась использовать. Подбирать сорта в лавку с такой дегустаторкой было всё равно, что пытаться загнать рассвирепевший табун лошадей обратно в загон, поманив морковкой. Вряд ли Микаса не чувствовала тончайшего аромата свежих чаинок, всего пару минут настаивавшихся в идеально подходящем для чая фарфоровом чайнике, или не ощущала сладости вишнёвых цветов, плавающих в чашке, но после того пойла, что им часто приходилось вливать в себя, чтобы не окоченеть от мороза или не простыть после внезапно начавшегося дождя, было почти невозможно оценивать приятные напитки как либо кроме слова «вкусно». Как можно было сравнивать и выбирать из лучшего, когда та, прошлая жизнь, ещё дышала в пятки? Леви даже не пытался вытянуть хоть какой-то новый эпитет для любимого напитка. По крайней мере Микасе нравилось, что он находил. Этого уже было достаточно. Об изысках же он готов подумать и самостоятельно. Девушка задумалась о чём-то своём, разглядывая в окне ажурные мелкие снежинки, и Леви не мог не залюбоваться ею: подсвеченные рыжеватым светом солнца волосы блестели, обрамляя лицо, на котором играли искрящиеся лучи и тени снежинок. По утрам, ещё не до конца проснувшаяся и растрепанная Микаса казалась ему особенно прекрасной, и разглядывать её Леви любил так же сильно, как и касаться. Хоть и говорить об этом он не собирался. Микаса, почувствовав на себе его внимательный взгляд, отвернулась от окна, отхлёбывая ещё немного чая. Она всё ещё не могла привыкнуть к тому, что её так нагло разглядывают, но такое внимание ей было приятно. Чувствовать себя любимой ей нравилось. Такая роль была для неё в новинку, но от этого на душе становилось лишь теплее. Никаких невысказанных чувств, никакого недопонимания, стеснения, страха снова оказаться «слишком» заботливой, настойчивой, ласковой. Леви с радостью принимал все проявления её чувств и платил тем же, заботясь и любуясь ею. Микаса лучезарно улыбнулась капитану, поднимаясь из-за стола. Сегодня предстояло наведаться к Армину, и приятное волнение вперемешку с каким-то совершенно непонятным ей страхом никак не давали собрать мысли в кучу. Но нужно было привести себя в порядок и отправляться в гости, опаздывать к назначенному времени не хотелось. К тому же, Леви точно будет много бурчать, не желая никуда идти. Нужно было подготовиться и к этому. Только вот сам Аккерман не собирался выражать своё неудовольствие больше обычного. Улыбка девушки чётко говорила ему о том, как важна для неё эта встреча и как сильно она этого желает. Ему оставалось лишь немного потерпеть. Но ради того, чтобы видеть её счастливое выражение лица как можно чаще, он был готов и на это. Ведь наверняка, с возвращением в её жизнь друга, Микасе станет гораздо легче. Всё же это он привык никак не контактировать с миром больше положенного. Микаса же, в свою очередь, хоть и не производила впечатление души компании, да и держалась со всеми на дистанции, но явно нуждалась в общении с близкими людьми. Теперь он понимал, почему та так сильно цеплялась за Эрена. Даже если опустить её любовь. Точно так же она теперь льнула к нему, ожидая увидеть в Леви того, кому можно довериться, кто поддержит и поможет освоиться в новом и совершенно непонятном мире. Ведь несмотря на всё пережитое, несмотря на невероятную силу, Микаса, даже будучи солдатом, и даже членом его элитного отряда, ещё долго оставалась ребёнком. И потеряв последнего близкого человека, она лишилась опоры, того, на чём держался весь её мир. Теперь же Леви был рад, что оказался рядом. Пускай признаваться себе в этом было трудно, но он хотел быть ближе, даже в прошлом. Его тянуло к ней, и мужчина ошибочно полагал, что лишь из-за силы и схожести характеров. Он не до конца понимал, отчего появлялось в нём это странное желание, но история расставила всё по своим местам, открыв Леви глаза на то, что Микаса просто нравилась ему. И теперь Аккерман не представлял своей жизни без этого капризного отродья, требующего внимания, пускай до сих пор стесняющегося показывать свои желания. Микаса уже стояла на пороге, одевшись быстрее обычного. Чаще всего это Леви приходилось дожидаться, пока девушка размеренно натягивала свои сапоги и совершенно не спешила заворачиваться в подаренную капитаном шаль. Говорила, что ещё в кадетском корпусе надоело одеваться, пока горит спичка. Леви раздражала эта медлительность, но он ничего не мог сказать. Ведь и правда, теперь не было никакой надобности в спешке. Однако же теперь девушка нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, поглядывая на всё ещё не собравшегося Леви. Пирог, приготовленный капитаном, неудобно лежал в руках, так и норовя выпасть из бумажного пакета, но девушка старалась держать пирог крепче, ведь один лишь запах заставлял желать поскорее попробовать его, и испортить дессерт она не хотела. Девушка могла бы поторопить капитана, но знала, что они всё равно не опоздают. С пунктуальностью ни у кого из них не было проблем, да и к тому же, не было ни единой причины подгонять Леви, который и так не хотел никуда идти. Это Микаса с самого утра могла думать лишь об этой встрече, поэтому и собралась так быстро. Аккерман уже надевал пальто, сражаясь с тугими прорезями для пуговиц. Наблюдать за тем, как капитан пытается справляться с ними было больно. Пускай тот утверждал, что потеря пары пальцев для него ничего не значит, Микаса-то прекрасно понимала, насколько труднее ему жить. Эти шрамы всегда будут напоминать ему об ошибках прошлого, и Леви будет вынужден каждый день сталкиваться с трудностями даже в самых простых вещах. Микаса терпеливо ждала, пока тот застегнёт все пуговицы, но самая верхняя никак не желала поддаваться. Петелька была слишком тугой, и пропихнуть в неё пуговицу было не так-то просто. Обычно Микаса старалась не обращать внимания на то, как тяжело ему приходится в повседневных делах, и это было не так трудно сделать — Леви ни разу не показал своей слабости, и ни разу не пожаловался на свою долю. Даже несмотря на то, что девушка подмечала огрехи в его делах, акцентировать на этом внимание боялась. Она представляла, как сильно Леви дорожил своей силой и самостоятельностью, и то, что всё шло не так гладко, явно отравляло его существование. Портить ему настроение ещё сильнее Аккерман просто не могла себе позволить. Она и так понимала, что Леви тяжело с ней, приходится мириться с её капризами, жалобами и обидами, и уязвлять его гордость предлагая помощь было выше её сил. Однако сейчас он вот уже какое-то время никак не мог справиться со злосчастной пуговицей. От взгляда девушки не ускользнуло то, какими отрывистыми стали движения его рук. Капитан явно начинал раздражаться. В голове возникла тень сомнения. Может, всё-таки стоит помочь ему? Но девушка тут же отмела эту мысль. Увидеть его недовольный взгляд, обращённый к ней, почувствовать, как он злится на себя за беспомощность… Но она быстро оборвала себя. Леви никогда не отказывался от её стараний. Даже когда помощь вообще не была нужна. Что на заданиях, что в быту — он всегда принимал её потуги. Даже после окончания войны Леви позволял ухаживать за собой, хотя он прекрасно справлялся со всеми мероприятиями сам. Тут же Микаса осознала, что никак не может отделаться от прошлого. Это Эрен всегда злился на неё, даже если она старалась помочь, даже если ему это было действительно нужно. Парень будто бы завидовал её возможностям, его будто раздражало то, что к нему проявляют заботу, и это больно ранило девушку каждый раз. Отказы и упрёки резали без ножа, но она упорно пыталась хоть как-то сблизиться с парнем, снова и снова натыкаясь на стену злобы и непонимания. Леви же был совсем другим человеком. Несмотря на всё то недовольство, что он неприметно выражал в самой что ни на есть открытой форме, помощь он ценил. Будь то его Петра, подписавшая кипу документов вместо него, или Оруо, подготовивший лошадь вместо капитана, чтобы у того было больше времени на отдых — Леви никогда не отчитывал их. Лишь недовольно косился, но по его настроению было ясно, что он оставался доволен такими проявлениями поддержки. Теперь же, несмотря на все свои проблемы, он отплачивал тем же — заботился о дорогих людях, невзирая ни на что. И Микасе несказанно повезло быть в числе этих близких людей. Улыбка тронула её губы, когда девушка потянулась к воротнику пальто. Она мягко коснулась рук Леви, опуская их немного вниз, и сама взялась за непослушную пуговицу. Аккерман замер, не смея пошевелиться. Он лишь в привычной отрешённой манере поглядывал на лицо улыбающейся девушки, молчал. Микаса знала, даже если Леви буркнет какую-то гадость, даже если странно посмотрит на неё — всё это будет не со зла. Она чувствовала, что тот будет благодарен, и ей хотелось верить в это, даже если по правде это окажется не так. В ней так долго скрывался весь этот огромный запас желания заботиться о других, что сдерживать себя теперь, когда это не порицалось, когда это было позволено, она просто не могла. Наконец, пуговица поддалась, и Микаса довольно поправила воротник модного мужского пальто. Она уже собиралась опустить руки, когда почувствовала, как капитан перехватил её ладонь, притягивая к своим губам. — Спасибо, — произнёс Леви, оставляя на тыльной стороне поцелуй. От неожиданности Микаса зарделась. Он целовал её столько раз, что пора было бы и привыкнуть, но этот жест казался таким невероятно красивым и притягательным, и девушка не смела отнять своей ладони. Она так и стояла, удивлённо упершись взглядом в лицо капитана напротив, и не знала, что сказать. Леви же лишь улыбнулся, глядя на её смущение. Дрянная пуговица была готова вывести его из себя, и он изо всех сил старался не раздражаться, чтобы не портить для Микасы такой важный день, но и не справляться с какой-то несчастной пуговицей прямо при ней было как минимум неприятно. Леви мог лишь порадоваться тому, что Микаса взяла инициативу в свои руки. Попросить о таком ему бы точно не хватило бы духу. — П-пожалуйста, — всё же выдавила Микаса, отводя взгляд. Рука сама выскользнула из его, спешно перемещаясь на дверную ручку, на автомате опуская ту вниз, приоткрывая выход на улицу. Морозный воздух тут же ворвался в дом, остужая горячие мысли, и девушка нырнула в брызги искрящихся снежинок, желая поскорее успокоить внезапно участившийся пульс. — Идём скорее, не хочу опаздывать. Микаса бормотала слова, сама едва различая, что говорит, стараясь скрыть своё смущение. И всё же, прикосновения Леви были невероятно нежными и приятными, почти невозможными. Она бы никогда и не подумала, что капитан может быть таким, что он способен вызывать внутри такой трепет. Было трудно поверить в то, что Микаса была способна полюбить этого вредного коротышку, но вот, изо дня в день она всё больше понимала, что не представляет без него своей жизни. Снег похрустывал, сминаемый ногами спешившей пары. На улице было светло и морозно. Жидкий солнечный свет совсем не согревал, но кристальное, голубое небо поднимало настроение, помогая отбросить все тревоги. Микаса держалась за грубую мужскую руку, витая где-то в своих мыслях. От быстрой ходьбы было не так холодно, и девушка надеялась, что сегодня капитан не будет отчитывать её за ледяные руки. Армин жил в другой части города, но всё же не слишком далеко от места, где жили Микаса и Леви. Всего минут сорок быстрым шагом. К счастью, пересекать весь город не пришлось, нужно было лишь пройти по косой пару улочек. Такая прогулка была даже приятной. Как только пара отошла подальше от набережной, исчезла промозглость. Морской ветер путался в домах, не продувая одежду насквозь, и оказалось, что погода ближе к центру города удивительным образом мягче и приятнее, нежели у них на берегу. Микаса расслабилась, ощущая, как тело, наконец, перестало беспрестанно терять тепло, разогреваясь от спешки. Леви вышагивал по заснеженной улочке, стараясь не прихрамывать. От быстрого шага боль в колене снова дала о себе знать, но привыкший к боли, приученный терпеть, капитан не подвал виду, ровно до того момента, пока сама Микаса не обратила на это внимание. Резко вытаращив глаза сначала на злосчастное колено, а затем жутко недовольно взглянув на Леви, девушка быстро оглянулась, выискивая хоть какое-то место, куда можно было облокотиться. Лавочек поблизости не было, но выступ прикрытого на зиму фонтана прекрасно подходил. Микаса потянула не желающего поддаваться мужчину на себя, подводя к выступу, пока Леви упирался и ворчал, что та обращается с ним, как с больным. — Ты и есть больной. Только на голову, — резко высказалась Микаса, сумев, наконец, усадить Леви на выступ, и тут же с ужасом резко закрыла рот рукой, осознавая, что она такое сейчас ляпнула. Однако Аккерман совсем не разозлился, он лишь едва ли прыснул в сжатый кулак, с теплотой разглядывая исказившееся от страха лицо девушки. — Впервые с солдатских времён ты начала показывать свой настоящий характер, — Леви едва ли мог злиться на неё за такое. Он и сам порой говорил гадости, даже и не думая, что это может её задеть. Однако сама Микаса, по-видимому, постоянно старалась подбирать слова, не желая обижать его. И такой маленький срыв ясно давал понять — Микаса переживает за него гораздо сильнее, чем он мог надеяться. На душе сразу же потеплело, несмотря на кусачий мороз, пощипывающий нос и щёки. Так странно было слушать от неё такие слова — словно бы они вернулись в те относительно беззаботные времена, наполненные надеждой и верой в светлое будущее. Что ж, их будущее всё ещё можно было бы назвать светлым, если бы не столь огромное количество смертей и пережитых потерь. Тогда же Леви точно сделал бы девушке выговор за слишком длинный язык, а та в свою очередь стала бы поносить его на чём свет стоит. За спиной, конечно, но со слухом у капитана всё было хорошо. И про коротышку, и про старика он всё прекрасно слышал. Но как ни старался, злиться не получалось, как не выходило и теперь. — Ты никогда не восстановишься, если будешь перенапрягаться, — буркнула Микаса, отворачиваясь. Ей опять было стыдно за свои слова, опять у неё не получалось выражать свои мысли должным образом. Даже зная о чувствах Леви, она постоянно робела перед ним и не знала, как себя вести. И даже теперь это чувство не желало её отпускать. Девушка лишь молча рассматривала свои кожаные перчатки, поглаживая замерзающие под тканью пальцы. — Глупое отродье, — мягко сказал капитан, положив руку ей на плечо. Это слово так прочно въелось в его лексикон, что не использовать его Леви уже не мог. Да и Микаса давно перестала воспринимать это как оскорбление. — Всё со мной будет в порядке. Аккерман поднялся с выступа, ощущая, что боль заметно отступила. Всё же девушка была права, не стоит брать на себя больше, чем он сможет пронести. Смысла в самоотверженности больше нет, и хотя бы ради Микасы нужно было сохранить своё рабочее состояние. — Пойдём уже, иначе твой друг состарится прежде, чем мы до него доберемся, — усмехнулся Леви, подавая руку девушке. — Извини, что я так спешила, — поникшие произнесла Микаса. Ей было неприятно признавать: она так хотела поскорее добраться до Армина, что совсем забыла — колено Леви всё ещё не в лучшем состоянии. И каково было её удивление, когда внезапно мужской палец легонько щёлкнул её по носу. Микаса снова непонимающе вытаращилась на улыбающегося капитана. Раньше она не замечала за мужчиной такого ребячества. — Если будешь ходить с таким кислым лицом, Арлерт точно убедится, что я тебя в рабстве держу. Микасе осталось лишь с улыбкой принять капитанскую руку и продолжить свой путь.***
Дом Армина находился в гораздо более оживлённом месте нежели то, где обосновались Аккерманы. Вокруг сновали люди, лавочки и магазины были открыты, кто-то гулял, кто-то спешил по делам, но одно можно было сказать точно — здесь кипела жизнь. В таких местах Микаса всегда чувствовала себя не в своей тарелке. Она привыкла к тихой жизни в горах, затем на отшибе в Шиганшине, позже в отряде разведки, в замке, в какой-то глуши, а затем и на берегу моря, где дома так и оставались одиноко стоять, чудом уцелевшие из-за того, что титаны до них не добрались, но так же чудом пустующие. Видимо, оставшиеся люди не так уж и нуждались в новых жилищах. В доме Армина было несколько входов. Наверное, тот был поделён между жильцами, и соседи жили прямо за стеной, как и в казармах. К такому было не привыкать. Но всё же, сравнивая этот дом со своим нынешним жильём, Микаса не могла не признать, что некоторая ограждённость от внешнего мира ей вполне нравилась. Долго ждать на пороге не пришлось. После пару ударов в дверь, за ней послышались шаги, затем щелчок замка, и в проходе из-за приоткрытой двери показалась такая родная и знакомая фигура Армина. — Добро пожаловать, — с улыбкой произнёс он, впуская Микасу внутрь. Девушка тут же бросилась обнимать старого друга. Она так скучала. Даже не могла представить себе насколько. Армин едва не упал от такого напора, еле удерживая себя на ногах, пытаясь при этом сохранить уже врученный в руки пирог. Микаса была готова разреветься прямо здесь. Вот он — её друг детства, о котором та боялась даже вспоминать. Они расстались не лучшим образом, и, хоть признаться себе в том, что была не права, Микасе удавалось с трудом, она прекрасно это осознавала и часто корила себя за это. И вот теперь, видя, что незаслуженно оттолкнула от себя своего друга, девушка почувствовала, как всё-таки глупо повела себя тогда в больнице. Наверняка, её жизнь теперь была бы совсем иной, будь рядом Армин. Но Микаса вряд ли хотела бы сейчас что-то поменять. Она могла наконец-то назвать себя счастливой. Рядом с ней был человек, которому она всецело доверяла, который поддерживал её и терпел всплески её горя. С капитаном было так спокойно и мирно, что она ни за что бы не променяла свою нынешнюю жизнь на иную, даже в окружении близкого друга. И всё же ей очень хотелось помириться с ним, снова быть рядом и поддерживать общение. Ведь Армин был такой же частью её прошлого, как и воспоминания об Эрене. И несмотря на болезненность этой дружбы и той любви, терять их она не хотела. — Я очень скучала, — говорила девушка, прижимаясь к другу. Ощущения были такими, словно она наконец-то вернулась в родной дом. Тревоги медленно покидали её теперь, когда она видела, что Армин всё так же рад её видеть. — Прости меня за всё, что я наговорила тебе, что оттолкнула. Микаса нашёптывала извинения, едва сдерживая слёзы. Леви оставалось лишь наблюдать за таким «трогательным» воссоединением. По его мнению — так он и сам прекрасно справлялся с тем, чтобы Микаса была счастлива. И даже несмотря на то, что шаг назад Микаса сделала сама, Леви раздражало то, как легко поддался Армин, когда сам Леви столько времени пробирался сквозь её боль, отрицание, страхи и неуверенность в завтрашнем дне. Теперь же Арлерту оставалось только пожинать плоды его кропотливого труда — с помощью Леви Микаса расцвела, и теперь больше не была похожа на ходячий труп. Однако, от Аккерман не ускользнул этот укол во взгляде парня, когда тот встретился с его собственным, пока Леви глядел на девушку в объятиях её друга. Аккерман искренне не мог понять странной неприязни Арлерта к себе. Помнится, их отношения всегда были неплохими. Пока Армин был частью его отряда, тот проявлял себя, как мягкий и сговорчивый парень, сообразительный и осторожный. Почему произошла такая перемена, было трудно понять. О ревности Леви не мог даже и подумать, ведь, казалось, он вполне счастлив со своей Энни, и его недавние нападки были Аккерману так же непонятны. Возможно, сегодня всё и прояснится? Слушать объяснения Микасы и Арлерта Леви не слишком хотелось, но внутрь его никто не приглашал, и мужчина решил осмотреть то, до чего доходил взгляд. В доме было вполне уютно. Прибраться бы, конечно, не мешало, но Аккерман держал комментарии при себе. Вещей в доме было слишком много для того, чтобы такому как Леви было приятно тут жить. Подушки на диване не взбиты, одеяло, укрывающее его, смято, на полках с кучей ненужного хлама лежала пыль. Здесь было мрачновато: тёмная мебель, деревянный пол, покрытый блестящим лаком, невнятного цвета стены — приятным это место Леви назвать не мог. Здесь, конечно, всё было гораздо аккуратнее и симпатичнее, нежели в казармах, но после собственного дома, здесь ему не нравилось. Но что-то подсказывало Леви, что дом был не так уж и ужасен. Недавняя ссора не позволяла ему здраво оценивать обстановку, и мозг снова и снова цеплялся за всякие мелочи, выискивая лишь недостатки. — И ты меня извини, я тоже наговорил тебе всякого, ещё и пропал на столько времени, но давай обсудим всё за чаем, не хочу вас на пороге держать, — сказал Армин, рукой показывая в сторону кухни. Микаса тут же отошла от парня, оглядываясь на Леви, и совершенно не замечала его неудовольствия. Или старалась этого не замечать. Дом Армина навевал ей воспоминания о её собственном в детстве. Казалось, что подобный интерьер у элдийцев в крови — тёплые тона в мебели и привычка собирать дорогие сердцу вещицы. Микаса с интересом рассматривала обыденный интерьер и сердце щемило от тоски по тем далёким, счастливым временам. Казалось, что детство было настолько давно, что уже и не существовало. Привычные вещи перестали быть такими в тот самый момент, когда работорговцы убили её семью. Ровно тогда же она перестала чувствовать себя дома, и видя знакомый интерьер лишь почувствовала неприятный укол воспоминаний. — Здравствуйте, Микаса, капитан, — послышалось откуда-то из другой комнаты, и навстречу гостям вышла Энни. Девушка выглядела непривычно довольной. На лице совершенно не отражалось её вечно отрешенное выражение, Энни улыбалась и, кажется, даже была рада их видеть. Отношения между Микасой и Энни прошли долгий и странный путь, ещё будучи кадетами они не сдружились. Если бы только тогда кто-то из них знал, насколько похожа их судьба, насколько схожи характеры, может, они не стали бы так враждовать. Слишком сильные, слишком независимые, они не могли признать друг в друге родственную душу, потому и стали врагами. Но время всё расставило по местам. В битве с Эреном девушки оказались по одну сторону баррикад и смогли расстаться на доброй, хоть и трагичной ноте. Микаса до сих пор помнила встречу с Энни спустя все то время, что она была заточена в кристалле. Как та не хотела сражаться, переживала за отца и просто хотела забыть всё, как страшный сон. Ровно так же, как и Аккерман. И они обе не сдались, они боролись до конца, несмотря на то, что никто из них этого не желал. И теперь видеть улыбку на лице девушки, что настрадалась не меньше Микасы, было удивительно. — Здравствуй, — Аккерман, не чувствуя былой враждебности, тут же подошла к девушке и удивлённо распахнула глаза, когда Энни обхватила её руками, обнимая. Микаса непонимающе уставилась на неё, машинально переводя взгляд на Леви, словно ожидая подсказки, наставлений о том, как стоит себя вести, но капитан был удивлён не меньше. Для него Энни была той, кто безжалостно уничтожила его товарищей и ввела в хаос весь Разведкорпус. Ту бойню в Стохесе он вспоминал с содроганием, понимая, сколько жизней унесла Энни, и какую разруху та оставила за собой, забирая при этом все свои секреты в прочную броню. Время немного стёрло боль тех дней, но окончательно понять девушку Леви просто не мог. Он всегда боролся за право жить, и изо всех сил защищал это право для других. Капитан не мог до конца осознать, как можно было, будучи ещё детьми, уничтожить всё, что Элдия создала для себя, в отрыве от остального мира. В особенности когда, несмотря на все свои заслуги, ты всё равно навсегда останешься человеком второго сорта в марлийских глазах, но былого уже не вернуть, и даже сам Леви признавал то, что без помощи Энни они не смогли бы покинуть порт, и исход битвы был бы предрешён. Девушки мило переговаривались в прихожей. Микаса уже держала ладонь Энни в своих руках, рассматривая кольцо на пальце. Леви особенно не вслушивался, но по-видимому им нашлось что обсудить. Впервые за долгое время капитан мог наблюдать за тем, как Микаса так свободно общается с кем-то. Фалько и Габи, будучи детьми, понятное дело, не смущали её. Однако капитан плохо представлял себе свою девушку, болтающую хоть с кем-нибудь вне приказного или угрожающего тона. Такой он помнил Микасу, и теперь картинка нещадно рассыпалась, стоило лишь девушке заговорить с той, с кем успела наделить контакт в последней битве. — Давайте не будем стоять в прихожей, — заявила вдруг Леонхарт, хватая счастливую Микасу за руку, утягивая куда-то в сторону. — Я как раз собирался проводить их на кухню, Энни, — сказал подошедший Армин, рукой обхватывая девушку за талию. Леонхарт спешно поцеловала его в щёку, и Микаса тут же опустила взгляд. Наблюдать за чужими отношениями было как-то неловко, и она отшагнула от парочки, не мешая тем общаться между собой. Энни же лишь тихо сказала что-то, что Микаса не разобрала, но Армин усмехнулся её словам, снова показывая рукой в сторону, приглашая гостей пройти уже куда-то, кроме прихожей. Леви взял девушку за руку, чтобы та просто следовала за ним. Несмотря на всю готовность пережить эти непростые объяснения, слишком долго находиться в одной комнате с Арлертом ему не хотелось, и Аккерман поспешил в указанном направлении, утягивая Микасу за собой. На кухне было гораздо приятнее. Комната была просторнее коридора, из окон лился яркий солнечный свет. Всё же встретиться утром, когда солнце ещё высоко, — было хорошей идеей. Всё выглядело лучше, залитое лучами. На столе уже стоял чайный сервиз и какие-то закуски. Микаса, успев присесть за стол, тут же начала разглядывать угощение. Судя по тому, что Энни вышла отсюда, она сама всё это и готовила, и Микасе было невероятно интересно попробовать что-то, сделанное такой же, как и она, девушкой. Сама-то ни за что не поставила бы на стол то, что состряпала она. Аккерман радостно позволяла Леви заниматься этими премудростями, особенно после того, как она едва не спалила дом своими попытками что-либо приготовить. Все уселись за стол. Энни разлила по чашкам чай и указала на интересные закуски. Наверняка, рождённая в Марлии, Энни питалась иначе. Марлийскую кухню Микаса не совсем понимала, столько рыбы и морепродуктов были просто не для неё, но небольшие бутерброды, приготовленные Леонхарт, оказались очень вкусными, и Микаса с радостью брала один за другим, не забывая хвалить умения Энни. Леви всё так же молчал. Сказать ему было особенно нечего. Чай был вполне сносным и даже приятным на вкус, поэтому капитан не отрывался от своего увлекательного занятия — рассматривания всего вокруг. Чай немного скрашивал пребывание здесь, и недобрый взгляд Армина не так уж и тяготил. Порезанный пирог так же стоял на столе, разнося по комнате сладковатый фруктовый аромат. — Какой вкусный! Микаса, ты будто бы всю жизнь пирогами занималась, а не титанов рубила, — говорила Энни, запихивая в рот очередной кусок пирога. Она-то уж была падка на сладости, а пирог был невероятно вкусным. — Это Леви испёк, — смущённо пояснила девушка. Было немного стыдно за то, что она не могла приготовить что-то сама, но Леви уверял её, что каждый должен быть занят своим делом, и если уж готовить у Микасы получается из рук вон плохо, то ей следует заняться чем-то другим. Приходилось соглашаться и искать себе другое занятие. Вышивка и чтение неплохо разбавляли дни. За столом всё притихло. Армин поставил на стол чашку, Энни перестала жевать пирог, удивлённо глядя на Леви. — Капитан, вы готовить умеете? — закономерно поинтересовался Армин, от удивления даже позабыв о своём чувстве неприязни. — Вы глухие? Умею, — буркнул Аккерман, недовольный тем, что его потревожили такой ерундой. Микаса ведь чётко всё сказала. Переспрашивать было какой-то глупостью. Что в его готовке было такого удивительного? Армин и Энни снова переглянулись, но больше об этом не проронили ни слова. Если Леви не хотел чего-то говорить, он и не будет. Но для пары этот факт казался удивительным. В армии капитан, казалось, не делал ничего кроме уборки в свободное время, а оказалось, что ему ещё было, чем удивить. Каким скрытным он всё-таки был. Армин занервничал. Посиделки за чаем были не так ему интересны. Гнетущая атмосфера, натянутая тишина — всё это не давало никакого приятного ощущения единения со старыми друзьями. К тому же, парень всё никак не мог понять, что за отношения между этими двумя, как они оказались вместе и почему вместе до сих пор. Нужно было начать разговор хоть с чего-нибудь. — Я так рад снова увидеться, — начал Арлерт. — Как будто мы вернулись в старые добрые времена, правда? Микаса подняла взгляд. На старые и добрые времена это нисколько не походило. О дружеской атмосфере сейчас и речи не шло, да и к тому же, с Энни она не ладила никогда. До последней битвы, конечно. Недосказанность и обиды так и витали в воздухе, не позволяя насладиться беседой, или намёком на неё. Казалось, что радовалась здесь лишь Леонхарт. Оно и понятно. Девушка вернулась домой целой и невредимой, к отцу, который чудом остался жив, теперь ещё и выходила замуж. Тут не было места горю, в отличие от того, что пришлось пережить Микасе. — Многое изменилось… — и всё же просто сказать, что всё хорошо, у Аккерман не поворачивался язык. Горечь так и норовила выплеснуться изнутри, лишь наедине с собой она позволяла дать волю эмоциям. Почти всё остальное время она проводила с капитаном, который не давал ей окончательно свихнуться. И теперь, когда она начинала отпускать прошлое, радоваться новой жизни, Армин лишь бередил старые раны. — Да… — Арлерт задумчиво глянул куда-то в стену напротив, на мгновение уходя в свои мысли, но так же быстро пришёл в себя. Осталось так много невысказанного, чем хотелось поделиться. — Без Эрена всё стало совсем по-другому. Микаса дёрнулась. Мысли об Эрене всё ещё приносили боль. То, что она чувствовала к нему, было чем-то совершенно непонятным, эфемерным, неуловимым, и она до сих пор испытывала сильные отголоски былого. Даже несмотря на то, что капитан был рядом, несмотря на то, что оно была уверена в своих чувствах к Леви, сердце всё ещё жгло каждый раз, когда в мыслях появлялся образ Эрена. Время от времени ей казалось, что кровь на её ладонях всё ещё не отмылась, и возникало огромное желание сполоснуть руки ещё раз. Но она держалась, стараясь не расплакаться снова. Не для себя, для капитана, который так много сделал для неё, которому принадлежит её душа, который наверняка уже давно устал от её бесконечной тоски. — Армин… Давай не будем говорить о нём, — голос дрогнул, выдавая волнение и напряжение девушки. Разговаривать о сводном брате было невероятно тяжело, но высказаться очень хотелось. За всё то время Микаса так и не посмела заговорить с Леви так открыто, как ей бы того хотелось. После того неловкого разговора она решила, что эту тему вообще не стоит поднимать, чтобы не ранить ни себя, ни его. Однако, сейчас перед ней сидел тот, кто поймёт, выслушает. Тот, кто чувствует похожее, с кем не страшно поделиться переживаниями. Но говорить об Эрене прямо здесь Микаса не решилась бы ни за что. Только не при Леви. Её слёзы и сожаления точно разобьют ему сердце. И Микаса больше всего желала не разочаровать его своими поступками. Неожиданно, девушка почувствовала, как рука скользнула по её колену под столом. Она вздрогнула, едва сдерживая слёзы. Молчание не помогало, лишь давило сильнее. Ей хотелось выплеснуть, наконец, все эмоции, и хоть ненадолго почувствовать облегчение, но позволить себе этого Микаса не могла. Слишком дороги ей были те отношения, что Леви подарил ей. Она повернула голову на мужчину, который с нежностью глядел на неё, будто бы говоря, что он всё ещё рядом, всё ещё готов быть с ней. Леви слегка наклонился вбок, придвигаясь поближе к уху девушки, нашёптывая едва слышно: — Я знаю, что тебе это нужно. Микаса дёрнулась, отстраняясь. Да как она могла? Если теперь она выплеснет наружу всё, что копилось внутри, Леви никогда не сможет смотреть на неё так же, как и раньше. Своими словами она лишь растопчет то, что Леви испытывал к ней. И снова он думал о Микасе больше, чем о себе и своих чувствах. Неужели он и впрямь был готов слушать её рассказы о прошлой любви со спокойным видом? Микаса теперь знала, как хорошо он умеет скрывать свои истинные чувства, и была уверена в том, что тот никогда не упрекнёт её в этом разговоре. Но обсуждать прошлое при нём было сродни предательству. — Можем ли мы поговорить вдвоём? — вдруг спросила девушка, и Армин радостно улыбнулся. — Конечно, можем пойти в другую комнату, если никто не против, — парень напрягся. Почему это она хотела уйти? Неужели все его догадки были верны, и Леви действительно плохо к ней относился? Если это было так, то он должен был выяснить это сейчас, должен был помочь. То, что он пошёл на поводу своих эмоций в больнице и уехал, теперь неприятно кололо, заставляя считать себя виноватым в её бедах. — А я пока приберусь на столе, спасибо за пирог, капитан Леви, и впрямь очень вкусно, — защебетала Энни, тут же вставая из-за стола. Микаса оглянулась на мужчину, лишь чтобы получить одобрительный кивок. Лёгкая улыбка тронула его губы. И всё же, Микаса подумала и о нём. Аккерман не был дураком, да и понять простые истины — не надо иметь много ума. Мужчина прекрасно понимал, как могут уживаться вместе два совершенно противоречивых чувства. Девушка уже однажды открылась ему, сказала всё, как есть, и, откровенно говоря, слушать всё это снова не было никакого желания. Как бы Леви не старался этого скрыть, поступки Эрена выводили его из себя ещё в разведке, и то, что он вредит его существованию даже после своей смерти, раздражало. Слушать о том, как переживает его смерть любимая девушка, было ещё более малоприятным занятием. Но Леви был готов пойти и на это. Сам он привык замалчивать проблемы, но Микаса не была такой. Ей было нужно высказывать свои эмоции, иначе надумывания выливались в срывы. Но то, что она отказалась говорить об Эрене при нём, приятно порадовало Леви. Всё-таки Микаса ценила его чувства.***
Комната Энни и Армина выглядела совсем просто — кровать, пара тумбочек и картина над постелью. До этой стороны солнце ещё не добралось и в комнате было мрачновато и свежо. Микаса присела на кровать, когда Армин указал туда рукой, и молча наблюдала за тем, как парень закрывает за собой дверь в комнату. — Он запрещает тебе говорить об Эрене? — с порога спросил заметно помрачневший Армин. От такого вопроса Микаса опешила, не сразу понимая, что на это можно ответить. Она замолкла на секунду, стараясь подобрать слова. — Какая чушь, конечно нет! — Тогда почему мы ушли? — Арлерт стоял в дверях, не решаясь подойти ближе. Вся эта ситуация казалась ему абсурдной, хотелось поскорее во всём разобраться. — Мы ушли, потому что Леви не должен это слушать. Армин дёрнулся, отшагивая от двери к окну, выглядывая на улицу так, словно там будут все ответы на его вопросы. — Почему тебе так важны его чувства? — Я не понимаю тебя, в чём дело? — для Микасы их отношения были уже чем-то настолько очевидным, что она никак не могла взять в толк, отчего Армин так усиленно это отрицает. — Я должен выяснить, как ты оказалась с этим… — парень не смог договорить. Всё, что он узнал о капитане от Жана, никак не давало ему покоя. Беспокойство с новой силой поднялось внутри. — Почему ты так относишься к нему? — Микаса уже не могла не возмущаться. С неё хватило. Сначала Армин исчез из её жизни, затем внезапно объявился, но только чтобы обвинить Леви в каких-то очевидно выдуманных грехах. Он мог думать всё, что угодно, но так относиться к Аккерману Микаса не позволит. — Совсем забыл, что капитан за человек? — Я прекрасно всё помню, но ты, похоже, всё забыла, — парень спешно подошёл к тумбочке, выуживая оттуда что-то плоское, и протянул девушке открытый конверт с парой бумажек внутри. Это было письмо… с Парадиза? — Вот держи. Микаса с удивлением приняла конверт, раскрывая письма. — Я пытался найти тебя, думал, что ты вернулась. Написал Жану и Конни, и вот, какой ответ я получил. Девушка быстро пробегалась глазами по знакомому почерку. Она читала строки письма, и не могла понять, как кто-то смог настолько вывернуть происходящее. Жан писал, что капитан не позволил Микасе вернуться с ними на Парадиз, а затем и вовсе просто исчез из больницы, прихватив с собой разбитую её. В письме было множество неприятных подробностей их последнего разговора с Жаном и других с Леви, и девушка не могла поверить во всё это. Конечно, после всего, что наговорил здесь Жан, Армин так бурно отреагировал на капитана. Но ведь всё было совсем не так! — Вы всё неправильно поняли, Армин! — воскликнула девушка, подскакивая с кровати. Как можно было настолько исказить всё произошедшее, девушке было не понять. Ведь это она оттолкнула всех, она вела себя капризно и неподобающе, отказалась возвращаться на родину, боясь не справиться с собой, и шла на контакт лишь с Леви, видимо, считая, что тот был единственным, способным не лезть не в своё дело и оставить её в покое, при этом проявляя необходимую заботу. — Что тут можно было неправильно понять? Мы все прекрасно знали, что Леви властный и жестокий, ничего не поменялось, открой глаза! — Армин едва сдерживал крик, сводя брови вместе. Его верхняя губа дёргалась, а в глазах блестел недобрый огонёк. Микаса даже припомнить не могла, видела ли она Армина настолько разозлённым хоть раз в жизни. — Я ведь, — начала девушка, подходя ближе к другу. — Я сама пожелала остаться здесь. Я просто не смогла бы жить там, где жил он. Её голос дрожал. Говорить стало тяжелее. Воспоминания о тех днях болью отдавались в груди, выкручивая внутренности, сжимая лёгкие. Слёзы комом подступили к горлу, готовые вот-вот хлынуть. Микаса отвернулась, стараясь прийти в себя. Лишь один вид парня напоминал ей о детстве, о том, как они мечтали увидеть море. Втроём. О том, какие воздушные замки она придумывала себе, надеясь на то, что когда-то Эрен остепенится и поймёт, какие чувства Микаса испытывает к нему. Теперь же это казалось такой глупостью и несуразицей, что стыдно было даже подумать о том, как сильно девушка действительно на всё это надеялась. — Как ты можешь говорить такое? Ты же любила Эрена… — Армин схватил подругу за руку, сжимая. Он прекрасно видел её замешательство, чувствовал то же самое. Непонимание. То, как вела себя Микаса, то, как она говорила об Эрене, — всё это казалось каким-то предательством, и Армин не мог понять её, просто не выходило. — Я всё ещё… — попыталась сказать девушка, но горечь с новой силой сжала горло, заставляя голос скрипнуть и сорваться на вздох. Слёзы горячим потоком хлынули по щекам, обжигая нежную кожу. Сердце сжималось от тоски и чувства потери, от того, что былого больше никогда не вернуть, всё безвозвратно потеряно. Рана оказалась слишком глубокой и никак не желала затягиваться, как Микаса не старалась бинтовать её чужой заботой и любовью. Девушка осела на колени, заставляя Армина бросить её руку. Арлерт рывком присел, двигаясь ближе к ней. Такой реакции от девушки он точно не ожидал. Он прямо полагал, что каким-то чудесным образом Леви промыл той голову, заставив подчиниться себе и жить с ним, но теперь эта картинка трескалась, краска осыпалась, обнажая истинное положение вещей. Если же Микаса не выкинула воспоминания об Эрене из своей жизни, то как же так получилось? Микаса срывалась на рыдания, пытаясь прошептать сквозь них хоть что-то. Всё тело дрожало, даже на коленях стоять было не так-то просто. Хотелось завалиться и сжаться в комок, который никто больше не будет трогать. Хотелось насовсем отвернуться от мира, который так и норовил ударить по самому больному, и Армин, что заставил её снова впасть в отчаяние, только раздражал своими попытками успокоить её. Отплачивал ли за их последний разговор во время падения стен? Арлерт мягко положил руку на её плечо, едва касаясь, проводя по спине. Он чувствовал дрожь, слышал вырывающиеся всхлипы. Микаса опиралась на руки, скрывая лицо под коротко остриженными волосами. Она сидела, повернувшись лицом в пол, и Армин мог лишь наблюдать за тем, как слёзы, капля за каплей, летели на лакированные доски. — Как ты не поймёшь, Эрен… даже несмотря на всё, что я испытывала к нему, его больше нет. Нет и не будет никогда, — голос сипел, сжатый горечью, слова выходили отрывистыми, некрасивыми и глухими, она никак не могла собрать мысли в кучу и тараторила всё, что накопилось на душе. — Он предал нас. Меня. Променял жизнь на дурацкую свободу, я никогда не смогу простить его за это. Микаса сорвалась на крик, внезапно подняв голову, взглянув в лицо Армина быстро покрасневшими и уже припухшими от слёз глазами. — Я была готова посвятить ему всю себя, слышишь? — она смотрела на него, пытаясь найти в его выражении лица ответы на свои вопросы, но парень лишь вытаращился на неё не зная, что делать. Он никогда не видел того, чтобы Микаса была настолько разбита. Даже в больнице она лишь молчала, иногда прося их всех уйти. Но девушка не останавливалась, она всё говорила и говорила, вываливая на него весь тот груз, что несла внутри столько времени. — Он растоптал меня, он… он… — Микаса уткнулась лбом в пол, сжимаясь, словно маленький ребенок. Лишь изредка были слышны вздохи. Она пыталась успокоиться, пыталась заставить себя перестать выплёскивать эмоции фонтаном и прийти в себя, она понимала, что в других частях дома прекрасно слышно её рыдания, и она не желала, чтобы Леви снова слышал это. Он натерпелся её истерик, с него уже хватит. Но успокоиться было не так легко. Накопившаяся боль плескалась, словно вода в кувшине, что везли в тележке по ухабам. Окончательно сдавшись, Микаса позволила себе пролить эти слёзы. И пускай Армин решит, что она окончательно спятила, но он должен знать, должен видеть, из какой ямы достал её капитан. Аккерман лежала на полу, не желая шевелиться. Наверняка, теперь она выглядела ужасно жалкой. Больше всего на свете она ненавидела это гнетущее чувство беспомощности и осознание, что изменить что-то не в её силах. Даже аккерманская кровь не была способна возвращать мёртвых с того света. Микаса ещё какое-то время неподвижно полулежала, не в силах поднять глаза, но наконец, прошептала: — Мне плевать на то, что тебе написал Жан. Это не так, — девушка всхлипнула, но всё же привстала, выпрямляясь. Теперь она сидела на коленях, вытирая слёзы, уже начинавшие застывать на щеках и ресницах. Вперемешку со всхлипами, она пыталась донести до парня мысль, надеясь, что друг детства поймёт её и поверит, если не словам капитана, то хоть её собственным. — Леви прекрасный человек. Пускай у него сложный характер и вечно недовольный вид, но он никогда не причинит мне зла, и не держит он меня взаперти. Я не хотела говорить об Эрене при нём, потому что знала, что расплачусь. И мне надоело показывать при нём, насколько я слаба. — Капитан любит меня, Армин, — произнесла Микаса, поднимая взгляд на друга. — Как ты думаешь, должна ли я обсуждать то, как больно мне переживать смерть Эрена при нём? Арлерт почувствовал, как в голове закопошились противоречивые мысли. С одной стороны, у него не было причин не доверять Жану и его рассказам, с другой же — вот она Микаса, сидит перед ним, рассказывает совершенно другие вещи, и несчастной она выглядит совсем не из-за Леви. Принять такой поворот событий было нелегко. Армин помнил, как поначалу эти двое не ладили, и представить их вместе было не так-то просто. Ему казалось, что Леви не способен на любовь, но Микаса утверждала обратное. Армин окончательно запутался. — А ты любишь его? — вдруг спросил парень, строго глядя в её лицо. Ему надо было знать. — Конечно, — удивлённая таким неожиданным вопросом Микаса опешила и тут же почувствовала, как начинают гореть щёки. Всё же пока ей ни разу не приходилось говорить этого вслух, особенно признаваться в этом кому-то другому. Девушка поднялась с пола, отряхивая свою одежду. Всё же мысли о мужчине помогали прийти в себя. Как бы ни было горько сейчас, скоро они вернутся домой, и не придётся больше ни с кем объясняться, никому ничего доказывать. Они лишь будут вместе сидеть на их диване и заниматься своими делами, как и обычно. Нужно было лишь немного потерпеть. Поведение друга раздражало. Она пришла сюда не для того, чтобы слушать глупые обвинения капитана. — Да, я люблю Леви, — Микаса твёрдо стояла на своём, несмотря на то, что слова давались тяжело. — Я никогда не забуду Эрена, и мне больно даже думать о том, что ты считаешь по-другому. Армин внимательно слушал её, не перебивая, но тот явно сомневался в её словах, будто бы принять то, что она говорила, было выше его понимания. — Но без капитана я уже не могу представить своей жизни, — продолжала Микаса, не обращая внимания на то, что друг с большим скептицизмом относится к её словам. Да и какая ей теперь разница? Главное, что она честна с собой, и что с Леви она действительно чувствует себя на своём месте. — Знаю, что тебе трудно в это поверить, но он очень чуткий и добрый. Вряд ли я бы стояла тут с тобой, не помоги он мне выкарабкаться из этого состояния. Аккерман с вызовом глядела на друга. В голове мелькали воспоминания о том, как сильно ей хотелось наложить на себя руки и больше никогда и ничего не чувствовать, как долго она страдала, как тяжело ей было говорить о своих чувствах, и как сильно она благодарна Леви за то, что он сделал для неё, несмотря на все сложности. — Это не любовь, — после недолгого молчания начал говорить Армин. Он был готов придумать что угодно, лишь бы не верить в её слова. Микаса просто не могла быть влюблена в капитана. Это звучало ненормально. Между ними никогда не было теплоты, к тому же Арлерт не был в состоянии признать, что девушка смогла так скоро закрыть глаза на всё, что чувствовала к Эрену. Слышать это было неприятно и больно, ведь Йегер был его лучшим другом, и то, что Микаса сейчас с кем-то другим, ранило его. — Ты лишь чувствуешь благодарность. Нервы Микасы были на пределе. Её мотало по отголоскам воспоминаний, чувствам и насущным проблемам, и этот разговор просто зашёл в тупик. Почему она должна была убеждать кого-то в том, что живёт правильно? Она никогда не пыталась угодить всем. Было обидно, что единственный друг так слеп, что он не хочет довериться ей и, казалось, не желает ей счастья. Девушка едва сдержалась, чтобы не расхохотаться. Благодарность? Она точно не позволила бы касаться себя человеку, к которому просто испытывает «благодарность». Микаса бы не ложилась с ним каждую ночь в постель, не переживала бы из-за его ран, и её никак не трогали бы его ночные кошмары. Но всё происходило с точностью до наоборот. Она уже любила однажды, и не так глупа, чтобы спутать это чувство с чем-либо ещё. — Я прекрасно знаю, что чувствую, — девушка улыбнулась, присаживаясь обратно на постель. — Я счастлива, Армин. Разве тебе нужно знать что-то ещё? Микаса смотрела на него заплаканными глазами, и понимала: обвинять парня в неготовности принять правду просто бессмысленно. Если он не хочет довериться ей — пусть так. Возможно, Армин лишь хотел лучшего для неё. Наверняка он так же переживал смерть Эрена, и, может, ему действительно было неприятно то, что она не страдает по нему до сих пор. Хотя последнее утверждение было спорным. — Почему я не должна двигаться дальше? — Ты принимаешь поспешные решения, — Армин отвернулся. Сомнения терзали его разум, не позволяя принять простой факт — Микаса ни за что не стала бы лгать. Она точно не была той девочкой, которую можно запугать или заставить что-то делать. Но картина её жизни вместе с Леви была почти невыносимой. Арлерт был не готов признать, что Микаса действительно может быть счастлива с таким, как он. — Поспешные? — переспросила девушка. Такое утверждение было уже совсем смешным. Микаса настолько осторожно впускала Леви в свою жизнь, что другой на его месте давно бы сдался и перестал уделять ей хоть какое-то внимание. Но капитан день за днём пытался заполучить её расположение, помочь и поддержать. Даже тогда, когда его чувства к ней были совсем не оформленными, непонятными. Он и сам говорил ей, что тогда просто не мог бросить солдата, с которым сражался бок о бок столько времени. И сама Микаса доверилась ему по той же причине. Несмотря на всю его грубость, он никогда не причинял ей вреда. И Микаса чувствовала, что с ним будет в безопасности. В первые кто-то позаботился о ней, защитил, позволил опустить руки и плыть по течению столько, сколько потребуется. — Я знаю, что тебе сложно в это поверить, но я прошу тебя, не заставляй меня доказывать искренность своих чувств. Скажи мне кто-то год назад, что я буду говорить о любви к капитану, я бы рассмеялась этому человеку в лицо. Но я чувствую то, что чувствую, и этого не изменить. Разве я похожа на ту, с кем плохо обращаются? Микаса продолжала смотреть на друга, который всё ещё не повернулся в её сторону, явно что-то обдумывая. Арлерт же действительно думал. Он начал осознавать то, что глядит на ситуацию только через призму своего восприятия. И причин не верить в рассказ девушки он просто не находил. Кроме того, что капитан не подходил ей по собственному мнению, не было ничего, что действительно могло это доказать. Армин растерялся. Признать свою неправоту было не так-то просто, особенно после всего, что он наговорил капитану Леви и ей. В сознании мелькнула та фотография, которую он краем глаза заметил на стене в том доме. — Микаса… — начал парень, медленно поворачиваясь в её сторону. — Я веду себя, как последний дурак. Я не знаю, как объяснить тебе то, что чувствую, но я хотел лишь лучшего для тебя. Прости, что бросил тебя в больнице. Я должен был настоять на том, чтобы ты жила с нами. Энни бы помогла тебе справиться со всем этим, я уверен. — Армин, ты не видел всего, что творилось со мной, не говори так, я прошу тебя, — девушка была готова снова расплакаться, но пыталась сдержаться, чтобы краснота хотя бы немного ушла. Ей не хотелось, чтобы Леви снова видел её такой заплаканной и жалкой, но все эти разговоры делали только хуже. — Я не хотела быть вам обузой. Я же не настолько глупа, чтобы не понять, что я только мешалась бы у вас под ногами. Теперь я вижу, как вам хорошо вместе, и совсем не злюсь на тебя. Не нужно больше за меня переживать. Леви заботился обо мне тогда, делает это и сейчас. Теперь же я и сама неплохо справляюсь, и мне не нужны извинения и защита. Я так давно не видела тебя, я хочу узнать побольше о твоей жизни и совсем не желаю говорить о прошлом. Микаса твёрдо стояла на своём, стараясь увести разговор в другое русло. Даже пообещав себе не оправдываться, она всё равно продолжала делать это, желая показать Армину, что тот не прав, что она действительно в порядке теперь, и что она просто желает помириться со старым другом. Только и всего. — Я не думал, что тебя так заденет этот разговор. — Я собственными руками лишила жизни того, кого любила больше всего на свете во благо этого чёртова человечества. Как ты думаешь, хочу ли я ещё хоть сколько-нибудь говорить об этом? — девушка грозно глянула на Армина. Он ведь совсем не был глуп, и мог догадаться о том, что Микаса не хочет говорить о таком, особенно, спустя всё это время. Не злиться теперь было просто невозможно. — Наверное, я просто хотел напомнить о твоих настоящих чувствах, — произнёс Армин и замолчал на мгновение. Девушка уже была готова разразиться новой порцией высказываний о том, что парень слишком многое берёт на себя, что она сама может решить, что будет лучше для неё самой, и как он не прав насчёт её чувств, но тот продолжил. — Я должен верить твоим словам, а не тому, что написано в письме. Я так глупо поступил… Парень внезапно подошёл к кровати и, усевшись рядом с девушкой, обнял её, прижимая к себе. — Не знаю, что на меня нашло. Я так переживал за тебя, и я чувствую вину за то, что не был рядом, когда тебе это было нужно. Наговорил глупостей, ещё и разругался с капитаном. Прости меня, Микаса, — Армин тараторил, стараясь как можно быстрее высказать всё, что накопилось на душе, выплеснуть побыстрее свои переживания и, наконец, извиниться. — Давай просто вернёмся назад и поговорим о чём-то более жизнерадостном? — предложила девушка, слегка улыбаясь. С плеч словно свалилась гора. Неужели ей хоть раз удалось словами донести до другого человека свои чувства? Разговор вышел сложным и душераздирающим, но после всего этого, внезапно полегчало. Обида быстро развеивалась. Всё же Армин переживал за неё по-своему, не забыл, и был готов принять то, как она живёт теперь. Пускай ему это давалось не так легко. — Да.***
Леви и Энни сидели на диване, что-то обсуждая. Их лиц не было видно, когда Армин и Микаса выходили из комнаты. — Он так покраснел, когда это произносил, эта картинка теперь всегда будет меня преследовать! — звонко смеялась Энни. Казалось, что Леви её веселье никак не трогает, но Микаса знала, что тот улыбается. Всё же теперь он стал гораздо чаще показывать свои эмоции. Леонхарт же наверняка разговаривала так громко, чтобы прикрыть звуки, исходящие из комнаты. Всё же они находились так близко, что не услышать очередного нервного срыва Микасы было просто невозможно. И если девушка верно догадалась, то она была благодарна Энни за то, что она постаралась прикрыть всё это. Наверняка Леви переживал за неё, слыша происходящее, но Микаса была рада, что тот не вмешался в их разговор. — Энни! — недовольно проворчал Армин. — Лучше расскажи, как ты тогда заикаться начала! Армин явно был смущён тем, что говорила его девушка, и Микаса усмехнулась. — Всё так же робеешь, — произнесла она, и тут же поняла. Теперь ведь они настоящая семья. Когда-то сыграют свадьбу, хоть и не сейчас. Но всё же, простенькое кольцо на пальце Армина говорило о том, что те теперь не просто возлюбленные, они теперь жених и невеста. В глубине затеплилось какое-то странное чувство радости за этих двоих. Микасе действительно было приятно думать о том, что Армин и Энни будут живут вместе, и что теперь они счастливы. Можно было не волноваться об их будущем. Друзья обошли диван, подсаживаясь к болтающим капитану и бывшему врагу, как бы странно то ни звучало. Леви тут же схватил ладонь Микасы, сжимая, с беспокойством заглядывая в её раскрасневшиеся глаза. Но тот ничего не спросил, и девушка была благодарна ему за это. Повторять всё снова ей не хотелось, особенно при нём. Микаса лишь придвинулась ближе, уткнувшись носом в его плечо, лишь бы не видеть его взгляда. Рядом с Леви сразу стало легче. Даже его безмолвное присутствие успокаивало. Мужчина же только слегка приблизился, шепнув на ухо, какая же она всё-таки плакса, но приобнял, позволяя девушке жаться к нему. Аккерман мягко коснулся губами её макушки, успокаивая, и, казалось, это немного помогало. Леви чувствовал, как её тело расслабляется в его руках. — Капитан, — вдруг обратился к нему Армин и тому пришлось повернуть голову на парня. Леви уже был готов к очередной порции обвинений, но пообещал сам себе, что не будет вступать в конфронтацию и просто пропустит всё мимо ушей, чтобы не расстраивать Микасу сильнее. И каково же было его удивление, когда Арлерт вдруг стал произносить извинения. — Простите меня за то, что я вам наговорил. Теперь я понял, как сильно ошибся на ваш счёт. И я вижу, что поступил по отношению к вам очень некрасиво, — Армин слегка опустил голову, как бы извиняясь, и неловко протянул мужчине руку. Леви же удивлённо разглядывал парня. Что Микаса успела ему сказать за то время, что они разговаривали наедине? Почему Армин так враждебно относился к нему тогда, и что произошло теперь? Но руку он принял, крепко пожимая. Всё же Арлерт не был плохим парнем, и Леви сам принял решение оставить его в живых тогда, в Шиганшине. И даже сейчас не жалел о своём решении, хоть и было горько вспоминать о потере Эрвина. Армин внимательно смотрел на то, с каким доверием Микаса подсела к капитану, как прижалась к нему так, словно делала это сотни раз, и с каким трепетом Леви приобнял девушку, и не мог понять, как можно было не замечать, с какой нежностью относится к ней капитан. В этот самый момент он словно становился другим человеком, возвращая на своё лицо недовольное выражение всякий раз, когда обращался не к ней. Эта перемена была настолько очевидной, что Армин действительно чувствовал себя полным дураком, что не увидел этого сразу. То письмо так сильно въелось в сознание, что он смотрел на всё лишь через него. Может Жан и не хотел создать такого впечатления о капитане, и лишь невольно выставил его в плохом свете, и тем не менее, Армин был счастлив знать, что у подруги налаживается жизнь, она не осталась одна и выглядит вполне счастливой. — Извинения приняты, — произнёс Леви, сам ощущая, как улучшилась атмосфера. Напряжение и гнетущие взгляды развеялись. — И я уже говорил, что не стоит меня звать капитаном, когда я таковым не являюсь. — Привычка, — улыбнулся Армин. — Должен признать, вы были отличным капитаном, даже когда заставляли нас драить полы. — В чистоте всегда приятнее жить, Арлерт, — парировал Леви, усмехаясь.***
Теперь, когда все объяснились друг с другом, и атмосфера стала гораздо более дружеской, разговор заладился. Сразу же начали появляться какие-то темы, они обсуждали быт, как всё было ново и странно, и Энни вечно издевалась над Армином, который оказался гораздо менее осведомлён о Марлии, чем она предполагала. Выпив ещё пару чашек чая на кухне, получив экскурсию по дому и обещание как-нибудь познакомить Микасу и Леви с мистером Леонхарт, который сегодня выбрался на свежий воздух, чтобы не мешать такому дружескому воссоединению, пара засобиралась домой. Микаса широко улыбалась, прощаясь с другом детства. Было приятно осознавать, что она больше не одна в этом огромном городе, что здесь у неё есть настоящие друзья, с которыми можно поддерживать общение. Ведь знакомиться с новыми людьми Микаса просто не могла. Это вводило её в ужас, и проще было не общаться ни с кем, кроме Леви, за что последний иногда журил её, говоря, что здесь только ему слишком поздно заводить новые знакомства. Однако Микаса упиралась и отказывалась знакомиться с марлийцами, в какой-то степени даже опасаясь их, при этом иногда вспоминая тех наглых парней с рынка. Напоследок, Энни обняла девушку, в надежде, что те ещё увидятся и смогут стать настоящими подругами, несмотря на их прошлое и все разногласия. Армин сказал, что всегда будет рад видеть обоих в своём доме, и снова пожал руку Аккермана. Было странно вот так открыто общаться с бывшим командиром без формальностей и уважительных оборотов, но это было даже приятно. В неформальной обстановке Леви оказался не менее интересным человеком, и когда Армин прощался с ним, то был искренен в своём приглашении. — Заходите и вы, мы тоже будем рады гостям, правда? — Микаса повернулась на капитана, вопросительно на него глядя. Но тот лишь недовольно закатил глаза. Гостей он не любил, и вряд ли был бы рад кому-то кроме Микасы в своём доме, но кивнул, соглашаясь. Микасе, наверное, было бы приятно почувствовать себя в роли хозяйки. Счастливые, они отправились домой.