***
Утро Микаса провела в приподнятом настроении. С удовольствием потянувшись в постели, она резко распахнула глаза, встречая этот день. Леви всё ещё спал рядом. Во сне он крепко сжимал подушку, которую почти полностью затащил под себя, и на его щеке был явно виден след от шва ткани. Рот мужчины был слегка приоткрыт, и девушка с улыбкой отметила, что тот выглядит невероятно мило, словно маленький ребёнок. Так и хотелось коснуться его, обнять, и больше никогда не отпускать. Такое зрелище было почти невероятным. Скажи она о том, что во сне капитан невероятно мил, солдаты бы просто не поняли и покрутили бы пальцем у виска. Но заспанный Леви действительно казался таким невинным и беззащитным, что губы невольно расплылись в мягкой улыбке. Взглянув на часы, Микаса заметила, что ещё нет и восьми. Армейские привычки иногда всё же давали о себе знать, заставляя рано открывать глаза, но сегодняшнее пробуждение было вполне приятным, и девушка не стала долго валяться в постели. Словно из неоткуда взявшаяся энергия бурлила внутри, и внезапно хотелось заняться хоть какой-то активностью, даже несмотря на то, что в последнее время Аккерман отбросила часть своих армейских привычек, и стала вести гораздо более расслабленный образ жизни, тренируясь уже не каждый день, а лишь по желанию. Обычно они с Леви просыпались, когда вставало солнце, и зимой время подъёма немного сдвинулось, поскольку ночи стали длиннее. Мужчина не обиделся бы, если бы Микаса подняла его вместе с собой, но будить Аккермана она не стала. Девушка невесомо поцеловала его в нос, с улыбкой наблюдая за тем, как от щекочущего ощущения Леви поморщился во сне. Подскочив с постели, Микаса внезапно почувствовала, какими ледяными были половицы и тут же увидела вздымающуюся тюль — никто из них так и не удосужился закрыть окно. Вне тёплых объятий одеял в комнате было очень холодно, и Микаса поспешила захлопнуть створки, надеясь, что к моменту пробуждения Леви, станет хоть немного потеплее. Умывшись, девушка поняла, что уже сильно проголодалась. Будить капитана она всё ещё не хотела и подумала, что в принципе с каким-то очень простым завтраком вполне справится сама. В надежде, что капитану будет приятно, она поспешила вниз, открывая разные дверцы шкафов, в поисках масла, сыра, хлеба, и чего-нибудь напоминающего колбасу. Справившись с парой бутербродов, Микаса достала любимый заварочный чайник Леви, ополоснула его от вероятно налипшей за ночь, хоть и совсем не видимой пыли, усмехнулась тому, что начинает понемногу перенимать его странные привычки, и засыпала в него пару ложек скрюченных ароматных листочков, накрывая крышкой. Всё же заварить его будет лучше, когда проснётся капитан, чтобы чай не остыл и не начал горчить. Леви всегда ругал её, если та перекусывала бутербродами, приготовленными на скорую руку, заставляя ту есть больше фруктов и овощей, поэтому Микаса ещё раз внимательно осмотрела полки, изучая их на предмет наличия каких-нибудь ягод. Но запасы значительно поредели после фруктового пирога капитана и, видимо, последние ягоды они съели ещё вчера. Однако, девушка помнила, что в погребе ещё оставалось несколько яблок, и решила добавить к завтраку их. Сходит позже на рынок, раздобудет чего-нибудь ещё к ужину. Микаса быстро порезала яблоки, красиво раскладывая их на большой тарелке. Пускай теперь казалось, что их было много, но кусочки удобно брать, и несмотря на то, что за завтраком они их точно не съедят, в течение дня можно будет не думать над перекусом. В последний раз взглянув на стол, девушка присела, потянувшись за кусочком яблока. Форма неясно что-то подсказывала, но Микаса никак не могла понять что. Внезапно в голове пробежало смутное воспоминание из детства. Наверное, одно из немногих, что не отдавалось тупой болью в груди. Девушка отчётливо видела, как будучи совсем маленькой, вырезала с мамой небольшие ушки на кусочках яблок. Так они начинали напоминать маленьких красных и зелёных зайчиков и, слухом уловив, что капитан ещё не проснулся, принялась за работу. Как раз закончив с «ушками», Микаса услышала, как в утренней тишине дома раздаётся шорох постели. Леви всё же проснулся. Она бросила взгляд на часы, понимая, что тот как раз вовремя. Обычно именно в этот час они и поднимались с кровати и девушка, быстро ополоснув нож под проточной водой и наскоро съев пару кусочков яблок, поспешила наверх, чтобы встретить утро с мужчиной. В комнате заметно посветлело. Леви, всё ещё заспанный, и с той же красной полоской от шва подушки на щеке, морщился от утреннего света, просачивающегося сквозь прозрачную тюль, и ощупывал постель рядом с собой, словно ища что-то. Микаса не смогла сдержать улыбки, завидев такую картину. Аккерман всегда казался таким холодным и суровым, но сейчас он напоминал ей неуклюжего домашнего кота. А ведь стоило всего лишь пустить его поближе и дать немного ласки. — Я думал, ты снова решила от меня улизнуть, — произнёс Леви, взъерошивая волосы у себя на голове, завидев, как бодрая и слишком довольная Микаса забирается в кровать. Она неторопливо потянулась, устраиваясь поудобнее, забираясь мужчине под бок. — Никуда я от тебя не денусь, — улыбнулась девушка, чувствуя, как тот обхватил её руками, прижимаясь ближе. Ей не часто приходилось наблюдать за его пробуждением. Леви обычно вставал раньше неё, и Микасе оставалось разглядывать его всегда опрятный вид, когда она сама, такая же взъерошенная и растрёпанная, только открывала глаза, но сегодня девушке удалось подловить сонным и его. В такие моменты ей казалось, что она видит Леви таким, каким не видел почти никто, и становилось так тепло на душе от того, что всегда строгий Аккерман мог быть таким милым именно для неё. — Иногда пытаешься, — произнёс он, уже совсем проснувшись, всё ещё припоминая ей те пару дней, в которые она внезапно отдалилась снова. Но утро казалось таким расслабленным и приятным, что не хотелось слишком много внимания уделять старым обидам. Совершенно не стесняясь своего заспанного вида, Леви повернул голову на неё, глядя в непривычно бодрое лицо. — Давно не спишь? Микаса утвердительно кивнула, и привстала, выпутываясь из его рук. Леви недовольно оглядел её, желая полежать вот так ещё хоть немного, но девушка уже села, и мужчине пришлось последовать её примеру. Несмотря на то, что теперь каждое утро было неспешным и расслабленным, Аккерман всё ещё ценил эти мимолётные моменты близости. В разведке о таком можно было бы и не мечтать. Даже если бы тогда у него появилась какая-то женщина, что само по себе уже вызывало вопросы, валяться утром в кровати им никто бы не позволил. Слишком много дел, да и расписание вечно подгоняло. К тому же сейчас, если Микаса не просыпалась вместе с ним, Леви не дожидался её пробуждения и просто шёл готовиться к новому дню. — Почему не разбудила? Ты, наверное, уже голодная, — спросил капитан, поглядывая на девушку. — Не очень, — честно призналась она, пожимая плечами. Есть уже и правда особенно не хотелось. — Странно, обычно утром первым делом бежишь на кухню, — усмехнулся Аккерман, уже собираясь встать с постели, но почувствовал, как девушка сильно толкнула его в бок. Настолько, что Леви кашлянул, но так и не смог сдержать лёгкого смешка. Всё же форму Микаса за всё это время так и не потеряла. Толчок был что надо. — Думаешь я тебе это так просто с рук спущу? — сказал Леви, хватая ничего не успевшую понять Микасу, опрокидывая ту на мягкие подушки. От неожиданности девушка ахнула и даже не сумела понять, как капитан схватил её за запястья, крепко сжимая. Аккерман тут же навис над ней, с интересом разглядывая порозовевшее лицо под собой. — Что ты делаешь? — тихо спросила она, жмурясь от прикосновения горячих губ к своей шее. По телу пробежала мелкая дрожь, когда Леви слегка оттянул тонкую кожу, проводя по ней влажным языком. Вопрос так и остался без ответа. Его ноги находились по бокам от её бёдер, и Микаса подумала, что легко могла бы выпутаться из его хватки, просто ударив его, но тут же отбросила эту глупую мысль. Его поцелуи были приятными, да и Аккерман не могла сказать, что ей хотелось бы его останавливать. Леви, чувствуя, как поддаётся девушка, коленом раздвинул её ноги, забираясь между, окончательно лишая ту возможности выбраться, пока Аккерман сам не пожелает её отпустить. Продолжая целовать изящную шею, свободной рукой Леви забрался под рубашку девушки, проводя пальцами по нежной коже плоского живота, добираясь до груди. Микаса шумно выдохнула, чувствуя прикосновения грубых пальцев к так быстро набухшему соску, и непроизвольно выгнулась вперёд. Это было настолько приятно, что девушка не могла сдерживать лёгкие стоны, пока Леви поглаживал и сжимал её грудь. По телу разливалось всё ещё непривычное тепло, и даже в остывшей из-за открытого окна комнате становилось жарко. Аккерман довольно выгибалась навстречу, мысленно радуясь тому, что капитан сам догадался сделать первый шаг, ведь ей так хотелось почувствовать его снова, хоть и сказать об этом не решалась. Внезапно, Леви остановился, вытащил руку из-под её рубашки, поправил вещь и поднялся с постели. Ошарашенная, Микаса широко распахнула глаза, чувствуя, как алеют её щёки от осознания, что она не хочет, чтобы капитан останавливался. Девушка приподнялась на подушках, всё ещё тяжело дыша, и взглянула на Аккермана, который теперь стоял рядом и с улыбкой рассматривал её недовольное выражение лица. — За твоё плохое поведение, — произнёс он, вспоминая, что Микаса не так давно ему устроила. К тому же, продолжать было почти что невозможно. В брюках явно стало теснее, но место с царапиной неприятно тёрлось о собственное же тело, и Леви пришлось с невероятными усилиями заставить себя не думать о том, что мог бы сейчас сделать с этим вредным отродьем. — Не одному же мне справляться с возбуждением. В его взгляде читалась победа. Он и не собирался заходить дальше, чем сейчас. По крайней мере, пока не пройдёт это мучительное саднящее ощущение. И всё же за прошлые дни хотелось её как-то проучить, и этот способ показался Аккерману наиболее удачным. Он всё смотрел на явно удивлённую и потерянную Микасу, и ему было просто интересно понаблюдать за тем, что она будет с этим делать. Глядя на растрепанную девушку, он уже не мог остановиться, подливая масла в огонь, раззадоривая её сильнее. — А в прочем, можешь позаботиться об этом и сама. Кажется, я достаточно хорошо показал, как это делается, — с ухмылкой добавил Леви, не сводя глаз с девушки. Он с удовольствием смотрел на то, как меняется её выражение лица с ничего не понимающего на удивлённое, а затем и возмущённое, когда та поняла, что Леви имел в виду. Аккерман наблюдал за тем, как та недовольно сводит брови к переносице, как надуваются её аккуратные губы, щёки покрываются пунцовыми пятнам, и остался доволен своей маленькой шалостью. Эффект был достигнут, и выглядело всё даже лучше, чем Леви мог себе представить. Аккерман почувствовала, как лицо из розового превращается в пунцовое. Леви выжидательно смотрел на неё, словно действительно предполагал, что она сделает это, но девушка лишь с широко распахнутыми то ли от удивления, то ли от его наглости глазами, сидела на кровати, не пытаясь даже пошевелиться. Она с удовольствием бы избавилась сейчас от этого горящего ощущения внутри, но явно не так, и уж точно не при Леви. — Показать ещё раз? Или справишься без моей помощи? — продолжал он, подначивая девушку на активные действия. Мелькающие картинки Микасы, ласкающей саму себя перед ним, раззадоривали и подогревали и без того разбушевавшееся желание, заставляли надеяться на невозможное. Леви понимал, что этого она не сделает, но наблюдать за её замешательством было невероятно интересно. Это точно покрыло обиду за прошлые дни. — Дурак, — буркнула Микаса, недовольно поднимаясь с кровати. Как же стыдно! Даже думать об этом было невыносимо, и она подскочила с постели, быстрым шагом направляясь к выходу из комнаты. Леви лишь с ухмылкой глядел ей в след, пока девушка спускалась вниз. Щёки горели огнём. Подумать только, Аккерман предложил ей самой справиться с возбуждением. Даже от одной мысли ей становилось не по себе. К тому же он просто стоял там и смотрел. Это уже совсем ни в какие рамки её восприятия не помещалось. Со своими эмоциями справиться было нелегко. С одной стороны — ей очень нравилось то, как Леви касался её, с другой же — сама бы она никогда не стала этого делать. Тем более при нём, и теперь, включая плиту, злилась, что он по щелчку пальцев может разжечь внутри настоящий пожар, и так же легко оставить её пылать. Раньше его наказания были похожи скорее на издевку. Ничего серьёзного он всё равно не мог сделать со своими солдатами. Мытьё полов и переписывание документов были досадной работой, но это хотя бы не задевало её чувств. Микаса слышала, как наверху шумит вода, и всё же решила, что, пускай такое положение вещей ей совсем не нравилось, но признаться честно, поступил Леви не так уж и жестоко. И в том, что успокоить свои эмоции Микасе тяжело, он тоже совсем не виноват. И всё же, его поступок вызывал слишком противоречивые чувства. Прямо на кухне Микаса сполоснула лицо холодной водой, чтобы поскорее привести себя в чувства и убрать красноту с щёк. Это немного помогло, и девушка, дернувшись от резкого звука, уже гораздо более спокойно отреагировала на отщёлкнувшийся замок в ванной, и залила горячей водой подготовленный чай. Леви спустился полностью одетый, со слегка взъерошенными и влажными волосами, и Аккерман не могла не признать, что от него было сложно отвести взгляд. Его тонкие и изящные черты совсем не вписывались в образ сильнейшего воина человечества, однако его умение держать себя ярко отражало внутренний мир солдата. Но сейчас тот, кого боялись кадеты, уважали товарищи, и считали настоящим демоном в Марлии, казался таким родным и домашним в своём льняном костюме и с растрепанными волосами, что причины для того, чтобы злится, тут же стали растворяться. — Я нам завтрак приготовила, — сказала Микаса, заметив, что на стол мужчина не обратил никакого внимания, тут же подходя к графину с водой, наливая немного себе в стакан. Оно и понятно. Всё-таки девушка ещё ни разу за это время не готовила что-либо утром, и Леви просто не мог ожидать, что на столе окажется хоть что-нибудь. Девушке стало даже немного стыдно, ведь что-то подобное не требовало кулинарного мастерства, и она могла бы хоть иногда проявлять свою заботу. Аккерман тут же напрягся, вспоминая её прошлые попытки, но гарью, вроде, не пахло. Он бросил быстрый взгляд на стол и улыбнулся: Микаса красиво разложила аккуратные бутерброды и расставила посуду по привычным местам. Даже заварила чай. Удивлённо приподняв бровь, он уставился на девушку. — Что это на тебя нашло? Пытаешься строить из себя приличную хозяйку? Микаса тут же насупилась. Совсем не такой реакции она ожидала от него. Мог бы хоть спасибо сказать, Аккерман ведь постаралась. — Можешь сам себе чего-нибудь сделать, — недовольно пробурчала она, беря с тарелки бутерброд. Леви же ничего не сказал, присел за стол, наливая себе и Микасе по чашке уже настоявшегося простого чёрного чая. Он стянул с тарелки бутерброд, следуя примеру жующей девушки, и лишь хитро поглядывал на неё из-под полуприкрытых ресниц. Та, казалось, и вовсе перестала обращать на него внимание, даже не притронувшись к чашке с чаем. Наевшись бутербродами, он взял один из кусочков яблока, внимательно его рассматривая. На самом деле, такая забота Микасы ему вполне пришлась по душе. Отчего-то не хотелось так легко это признавать после недавней ссоры, но с её стороны было очень мило позаботиться о его завтраке. Пускай готовить что-то действительно питательное она не умела, но даже такой завтрак мог бы стать неплохой традицией, если уж слишком захочется проваляться в постели подольше. Леви не мог не оценить то, как она аккуратно порезала всё, и даже почистила яблоки, словно для ребёнка. Ещё и эти забавные «ушки». — Когда нам доставались яблоки, мать тоже вырезала таких зайчиков, — внезапно произнёс Леви, задумавшись. А ведь и вправду. Где-то на глубине сознания теплилось это невероятно старое воспоминание, приятно отдающееся в сердце. Если так подумать, Микаса часто делала какие-то маленькие вещи, и сама того не желая, напоминала ему о детстве. И, несмотря на все ужасы, что ему приходилось пережить, эти образы того времени, когда он был совсем мальчишкой, были, порой, вполне приятными. Аккерман заметил, как прислушалась Микаса. Она всё ещё сидела полубоком, отвернувшись, но он прекрасно знал, что тема его детства для неё всегда была интересной, но сейчас развивать её не хотелось. За этим неизбежно последуют вопросы о его отношении к Рождеству. Но не успел Аккерман перевести тему на что-то ещё, как Микаса тут же подхватила суть — Почему ты так не любишь свой день рождения? — ни с того ни с сего спросила она. Слова девушки прозвучали как гром среди ясного неба, задевая поточные воспоминания, которые Леви изо всех сил старался избегать. Слишком трудно было говорить об этом. Больно, неприятно. Сам Аккерман порой не мог сказать, что именно так сильно тревожило его в этом вопросе, но бередить старые раны хотелось как можно реже. — Я просил не спрашивать об этом, — резко ответил Аккерман, быстро меняясь в лице. Он сам не ожидал от себя такой грубости в голосе, но смягчать его мужчина не собирался. Вопрос действительно задел его за живое. Эта боль тянулась из самого далёкого прошлого и из-за всех страшных событий в его жизни стала притупляться. К тому же, праздновать что бы то ни было он с радостью отказывался, полируя купол защиты от прошлой боли. Но теперь, когда вокруг всё было спокойно, и ужасы, связанные с титанами, стали быстро отходить на второй план, в душе заскреблись старые обиды. Микаса тут же стушевалась, вытягивая с тарелки кусок яблока. И почему ей показалось, что она может спросить об этом теперь? И как неприятен был его тон. Сам же просил не закрываться, рассказывать, если что-то тревожит. Но Леви показывал совершенно другое — в его жизни всё ещё были недоступные для неё уголки, до которых она, вероятно, не доберётся никогда. Сразу стало как-то неприятно и тоскливо, но снова ссориться на почве недомолвок не хотелось. Напряжённая атмосфера и так витала за столом. — Извини, — тихо произнесла Микаса, слегка поворачиваясь на него. Ещё какое-то мгновение девушка смотрела на его напряжённое лицо со сведёнными вместе бровями и недовольным взглядом, Леви быстро смягчился, расслабился, и уже не выглядел таким грозным. Мужчина поднялся со стула, обходя стол, приближаясь к ней, и Микасе тут же стало как-то не по себе. Вроде бы капитан выглядел вполне обычно, но что-то в его походке выдавало реальное положение вещей. Он был недоволен, раздражён. Сжавшись, она ожидала очередной порции порицаний того, как та пихала нос не в своё дело, но Леви лишь положил ладонь ей на плечо, целуя в макушку. — Спасибо, что приготовила завтрак, — произнёс он, забирая из-под её рук тарелку с крошками, а затем и пустую чашку. Микаса непроизвольно дёрнулась, ожидая чего угодно, но не такой привычной теперь мягкости и, как только он отошёл от неё, тут же расслабилась. Она давно не видела капитана злым или действительно расстроенным. Он был из тех людей, кто сглаживали углы, но, видимо, даже ему бывало тяжело и больно вспоминать о прошлом. И теперь его вчерашнее согласие с тем, чтобы отметить праздник, явно находилось под угрозой. Осторожно, словно боясь лишний раз касаться его, Микаса подошла к уже моющему посуду капитану, крепко обнимая того сзади. Спрашивать о празднике в такой атмосфере снова было рискованно, но лучше было выяснить всё сейчас, чтобы не питать себя ложными надеждами и не расстраиваться потом, когда Леви произнесёт своё безапелляционное «нет». — Чего тебе ещё, Аккерман, — недовольно произнёс он, сильнее натирая тарелки. Ему самому было трудно сказать, почему он вдруг так разозлился на неё, но это чувство никак не желало отступать. Казалось, неприятна была сама ситуация. Микаса имела полное право интересоваться его жизнью и детством, и зачастую он относительно охотно делился маленькими подробностями своего прошлого, с улыбкой наблюдая за горящими интересом глазами девушки. Но эта тема задевала его слишком сильно, и сдерживать раздражение становилось нелегко. Было неприятно чувствовать, как портится настроение после такого отличного начала дня, но ничего поделать с собой он уже не мог. Скверное расположение духа всегда сопровождало его ближе к концу декабря, и, видимо, это уже начало превращаться в традицию. — Ты ведь всё ещё не против отметить Рождество? — с надеждой в голосе спросила Микаса, страстно желая услышать положительный ответ. Она уже так обрадовалась тому, что впервые в её жизни Леви будет присутствовать на празднике, будет с ней, и сейчас эта картинка сыпалась, словно замок, что давно высох от палящих солнечных лучей и уже не мог сохранять форму, не пытаясь бороться с морским сильным ветром. Леви громко выдохнул, стараясь подавить внутри себя нарастающее раздражение. Он действительно пообещал, что они это сделают, но проходить через всё это снова уже как-то расхотелось. Аккерман развернулся к девушке с недовольным выражением лица, случайно брызнув на ту прохладными каплями, сорвавшимися с кружки, которую он только что ополоснул, и уже было приоткрыл рот, чтобы сказать, что отказывается заниматься этими глупостями, но встретился с внимательным взглядом её серых глаз, и тут же остыл. Микаса выглядела почти напуганной, какой-то стушевавшейся и скромной, словно нашкодившее дитя. Леви прекрасно понимал, что даже не вопрос о празднике заставил её так чувствовать себя. Аккерман в красках представил, как сильно девушка расстроится, запрети он ей отмечать Рождество, и понял, что оно просто не стоит того. Микаса так обрадовалась вчера, когда тот согласился на эту глупую просьбу, что теперь, глядя на неё, Леви просто не мог сказать «нет», хотя лишь от одной мысли о том, что придётся снова прокручивать в голове прошлое, воротило. — Не против, — сказал он уже гораздо спокойнее и вернулся к посуде. — Тогда, может, сходим сегодня за украшениями? — осторожно добавила Микаса, надеясь, что и на эту маленькую просьбу он не откажет. Времени до праздника оставалось не так уж и много, и девушка была бы счастлива неспешно подготовить всё, чтобы наслаждаться праздничным настроением как можно дольше. Она обещала себе, что сделает это Рождество тёплым и запоминающимся, таким, что Леви больше не придётся с тревогой встречать каждый декабрь в своей жизни. Ей было так больно думать о том, что вызывало в капитане такую бурную реакцию, но могла представить, через что приходилось пройти маленькому ребёнку, что рос в Подземном городе вместе с головорезами, не ведающему ласки и теплоты после смерти матери, о которой тот отзывался с такой любовью. Микаса надеялась, что если они вместе выберут праздничные декорации, украсят дом, приготовят еду и хорошо проведут время вдвоём, то мужчине действительно станет легче. Ведь именно это помогло ей пройти через поглощающее чувство тоски и одиночества и не сойти с ума. Леви таскал её с собой всюду, где мог, заставляя снова вкусить жизнь, и это вдохнуло в Микасу желание двигаться дальше. Девушка от всей души хотела сделать для мужчины то же самое. — Ладно, — пробурчал он после короткого молчания, и девушка, расслабившись, почувствовала, как её план, осколок за осколком, снова склеивается в единую картинку. Ещё раз крепко прижавшись к мужчине, обнимая в знак благодарности, Микаса скользнула наверх, чтобы переодеться и заправить постель, не желая терять ни минуты.***
Хорошая погода на улице стояла вот уже несколько дней подряд. Было всё так же солнечно и морозно. Снег скрипел под ногами идущей в центр города пары, тихо перешёптывающейся о чём-то своём. Микаса сияла не хуже городских фонарей, улыбаясь Леви. По ней было видно, что вся эта затея приводит её в настоящий восторг. На улице весь его пар быстро улетучился, и Аккерман окончательно пришёл в себя. Сейчас ни о чём не думалось. Он спокойно шёл рядом с радостной девушкой, решив для себя, что позволить ей таскать его по магазинам с украшениями не было такой уж и плохой идеей. Ему нравилось проводить с ней время. Пускай порой Леви казалось, что она совсем невыносима, но каждый раз, видя её улыбку, он таял, и понимал, что был готов простить многое. Теперь он видел этот невероятный контраст в сравнении с осенними днями, когда та могла совершенно никак не контактировать с внешним миром, ограждаясь ото всех, выбираясь куда-то только по необходимости, или когда он заставлял её. Аккерман видел, что Микаса действительно чувствует себя комфортно рядом с ним, и был рад дарить ей это чувство. Они были спасительным островком спокойствия друг для друга, даже несмотря на то, что рядом иногда штормил целый океан. Недомолвки и шероховатости порой проскакивали между ними, но их отношения всё же были спокойными и размеренными. Именно такими, какими Леви хотел бы их видеть. Вряд ли он стал бы терпеть постоянные скандалы, или женщину, которая никогда не скажет слова поперёк. Чем больше Леви узнавал Микасу, тем больше понимал — она подходит ему, как никто другой. И он вряд ли смог бы делиться сокровенным с совершенно посторонним человеком, а уж тем более мириться с чьими-то ещё капризами. И только в этой, порой наглой и требовательной Аккерман, Леви души не чаял. Было ли это потому, что та так долго просуществовала рядом с ним, или же потому, что их судьбы слишком сильно переплетены, Аккерман сказать не мог. Но это уже казалось совершенно не важным. Ему лишь хотелось оставаться рядом и чувствовать ту любовь, которую она была готова ему дать. До магазинов они так и не добрались. В центре города развернулась настоящая ярмарка: всюду стояли деревянные лавчонки с различными товарами на любой вкус и цвет. Яркие флажки, развешенные на поблёскивающих от инея веревках, навевали праздничное настроение. Несмотря на то, что день был в самом разгаре, людей на ярмарке было много. Микаса лавировала в толпе, стараясь поближе разглядеть, что же лежало на прилавках. Все прелести портового города развернулись перед ней: страны уже неплохо восстановились от разрушений, и теперь множество тканей, украшений и необычных товаров были разложены на красивых столах. Приветливые и весёлые продавцы зазывали людей к себе поближе, и Микаса не могла устоять перед соблазном. Леви же недовольно плёлся за ней. Настроения ходить в толпе совсем не было. Он ожидал, что они зайдут в пару магазинов с декором, купить всё, что необходимо, и вернутся в свой уютный дом, но глаза Микасы горели интересом, и Аккерман не смел её одёргивать. Он почти никогда не видел её такой в разведке. Теперь даже не мог припомнить, случалось ли вообще. Однако, её весёлый вид гораздо больше нравился ему, нежели то ужасное выражение лица, что она надевала всякий раз, вспоминая прошлое. Да и на этой ярмарке было не так уж и мерзко. Многолюдно — с этим нечего спорить. Но красивое оформление, игра каких-то музыкантов, пение, всё больше погружали в атмосферу предстоящего праздника и раздражали Леви гораздо меньше, чем ему хотелось бы признавать. Угрюмость была привычнее. Так было проще выходить в новый мир, и капитан не спешил избавляться от старых привычек. Микаса бегала от прилавка к прилавку, блестящими от восторга глазами разглядывая всяческие безделушки. Через какое-то время, у мужчины в руках уже появились рождественские венки, еловые ветки, и пара пакетов с искрящимися, словно снег, украшениями. — Не хочешь отдохнуть? — вдруг спросил он, хотя видел, что Аккерман не чувствует ни толики усталости. Микаса уже была готова отказаться, ведь она посмотрела далеко не всё, но быстро опомнилась. Леви, хоть и не показывал этого, всё ещё никак не мог оправиться от той страшной травмы. Зубы титана раздробили ему колено, и то, что он был способен ходить, скорее походило на чудо. Хотя Аккерман старался не показывать, что ему тяжело, Микаса не могла этого не заметить. Ещё и нагрузила его всякой ерундой, хотя ничуть не устала бы, носи она свои покупки сама. — Было бы неплохо, — улыбнулась девушка, словно не понимала причины его вопроса. Аккерман лишь кивнул ей в ответ, разыскивая какое-нибудь местечко, где можно будет присесть. Вечерело. Пара даже не думала о том, что сможет провести здесь целый день. Пускай они пришли не так уж и рано, но время пролетело незаметно, ведь здесь было столько всего, что взгляда было не оторвать. Микаса с особой тщательностью подбирала украшения в дом. Прожив с капитаном уже довольно много времени, она поняла, что безделушки он особо не жалует. Пускай тот милый деревянный кот всё ещё стоял на её полке с мелочами, но больше таких слабостей Леви себе, по-видимому, не позволял. Дом всегда выглядел так, будто в нём никто не жил, и Аккерман хотела подобрать для него что-то элегантное, под стать хозяину. Всяческие броские шарики точно не подходили. Микасе удалось уговорить Леви нарядить ёлку, и девушка тщательно подбирала благородного синего цвета шары и фигурки, разбавляя их прозрачными, словно льдинки, снежинками и шишками. Она никогда не видела таких красивых украшений — хрупкие, словно тончайший наст, лёгкие, как пух, но сверкающие в свете ламп ярче драгоценных камней. Леви и Микаса отыскали пару свободных мест за ярмарочным столом. Разложив пакеты на лавках, они сели рядом, отпивая из горячей кружки купленный по пути глинтвейн. Напиток напоминал по вкусу настойку из ягод, которую они в разведке пили на праздниках, но не такой сладкий и более пряный. От него становилось теплее. Внезапно, по всей площади заблестели сверкающие огни гирлянд, рассыпаясь по тёмному небосводу, словно сотни маленьких звёзд. Отовсюду доносились приятные ароматы выпечки. Несмотря на холод, уходить не хотелось даже капитану. Леви же спокойно отпивал свою порцию напитка, бросая мимолётные взгляды на девушку. В свете этих сверкающих огней она казалась ему ещё красивее, и лишь от одного её вида бросало в дрожь. Теперь он жалел, что не наплевал утром на эту незначительную царапину и не дошёл до конца. Сколько невероятно болезненных травм он терпел, сражаясь на поле битвы — не сосчитать. Блики на волосах, красные от мороза щёки и нос, лёгкая счастливая улыбка — Аккерман не мог перестать то и дело оборачиваться на девушку. Пускай на самой ярмарке было очень красиво и празднично, но в сравнении с Микасой всё вокруг казалось блёклым и расплывчатым. Сейчас для него существовала одна она. Осознание того, что его чувства взаимны, приятно разливалось в сознании. В этот самый момент мужчина почувствовал себя невероятно счастливым, ведь это не прекрасное видение, не отдалённые мечты, а живая девушка, что вернётся с ним в их дом, где ему позволено коснуться её, по-настоящему быть рядом. Леви знал: многое из того, что Микаса ему рассказывала, было недоступно никому. Разве только самым близким друзьям. Но даже это не умаляло удовольствия от осознания, что никто не был с ней так близок, как он теперь. Аккермана не смутило бы, не будь он её первым мужчиной, но подсознательно чувствовал, что Микаса должна была преодолеть огромные внутренние барьеры, толстые, словно стены родной Элдии. Леви невероятно ценил её доверие, и не собирался рушить его. Сняв тёплую перчатку, мужчина осторожно коснулся девичьей щеки, проводя вверх, заправляя выбившуюся из причёски прядь за ухо. Микаса тут же перехватила его руку, ластясь ближе. И даже то, что вокруг туда-сюда сновала толпа людей, никак не смущало. Она смотрела в его спокойное лицо, успевшее стать почти родным, разглядывала жуткий шрам, тянувшийся по всему лицу, хоть и совсем её не пугающий, и чувствовала себя абсолютно счастливой. Человек, который в прошлом казался таким отстранённым и чужим, теперь стал для неё всем, и Микаса была рада разделить эти мимолётные приятные моменты с ним. — Капитан Леви, мисс Аккерман! — послышался откуда-то детский голос, и мужчина резко отдёрнул руку от лица девушки, словно делал что-то совсем неприличное. Но знакомые голоса насторожили и Аккерман даже не успел понять, что нет совершенно ничего страшного в том, что он касается любимой девушки. — Фалько, — кивнула Микаса, приветливо улыбаясь. Кожа на её щеках явно стала чуть краснее, но та сделала вид, что совсем не смущена тому, что их заметили дети. Девушка встала из-за стола, позволяя мальчику её обнять. — Доброго вечера, — произнёс Леви, так же поднимаясь и протягивая юному парню ладонь для рукопожатия. Фалько уверенно принял её, легонько потряхивая своей детской рукой, и Аккерман нашёл это несколько забавным, не сумев сдержать улыбки. Парень всегда казался ему таким серьёзным, когда дело казалось взрослых людей, и его стремление казаться старше было невозможно не заметить. Леви мог бы даже подумать, что это детская игра, однако, понимал, что таким ребёнка сделала всё та же жизнь. Он и сам когда-то был взрослым не по годам. У Фалько же ещё был шанс на счастливую жизнь. Он был достаточно юн, чтобы привыкнуть быть ребёнком. У Леви же такой возможности давно нет, и осваиваться в безопасности оказалось не так-то просто. — Один гуляешь? — спросила Микаса, присаживаясь перед мальчиком на корточки. Фалько уже было подумал оскорбиться, но мисс Аккерман казалась ему чуть ли не идолом. Он помнил её сражения, доброту, и решил ничего по этому поводу не говорить. — Нет, я с Габи, — ответил он, оглядываясь по сторонам. Девочка снова куда-то умыкнула, и Фалько был вынужден её разыскивать, но вдруг глазами он выцепил знакомый силуэт, тут же проясняясь в лице, махая кому-то рукой. Через мгновение Габи уже стояла перед ними, запыхавшаяся, с какими-то сладостями в руках. — Здравствуйте! — радостно выкрикнула она с улыбкой до ушей. Они отлично повеселились на этой ярмарке, и встретить героев войны, так по-доброму отнёсшихся к ним, было приятно. К тому же, капитан Леви обещал найти для них какое-то дело, когда придёт время, но пока что так и не объявился. И сейчас у них была прекрасная возможность обо всём расспросить. Небольшая компания непринуждённо беседовала, уже усевшись на лавках, радостно обсуждая планы на предстоящий праздник. Леви, в своём обычном расположении духа, в разговоре почти не участвовал, изредка кивая, соглашаясь с тем, что щебетала Микаса. — Пригласим их? — вдруг шепнула Аккерман ему на ушко и капитан, закатив глаза, кивнул. Уютный рождественский вечер в объятиях любимой растворялся прямо на глазах, но, может быть, компания ребят в этот день не будет столь обременительной. Леви хорошо относился к детям, особенно к этим двоим, и отпраздновать что-то вместе с ними можно было попробовать. К тому же, девушке явно нравилось проводить время с этими детьми, и лишать её такой возможности он не хотел.***
Счастливая, Аккерман поставила множество пакетов на пол, быстро снимая с себя верхнюю одежду. С нетерпением она глядела на то, как неспешно раздевается Леви. Ей так хотелось поскорее распаковать всё и украсить дом, но Аккерман не торопился. Впереди была ещё уйма времени. — Сначала нужно протереть всё от пыли, — сказал он, наконец проходя в комнату. Аккерман тут же выудил с кухни тряпку, бросая ту девушке. Микаса ловко подхватила летящую в воздухе ткань, недовольно поглядывая на капитана. Но что ей оставалось делать, кроме как последовать его словам? Девушка знала, что спорить с Леви просто бесполезно, да и в чём-то он был прав. Вешать красоту необходимо на чистые места, поэтому, сполоснув руки и смочив тряпку, девушка принялась методично натирать все поверхности, куда девушка могла дотянуться, и на которые собиралась вешать игрушки. Леви же позволил себе отдохнуть, расслабляясь на диване, наблюдая за тем, как шустро его бывшая подчинённая протирает пыль. Смотреть на неё было одно удовольствие — она всего лишь махала тряпкой, но чёткие, ловкие движения, создавали иллюзию танца, и Аккерман не мог отрицать очевидного. Не засмотреться на неё было невозможно. Микаса ещё немного поворчала для вида, говоря какой Леви чистоплюй, и что тот и сам мог бы подключиться к этому нехитрому делу, но всё же быстро сдалась. Её увлекала мысль о том, что уже совсем скоро комната преобразится в свете праздничных гирлянд и блестящих игрушек. Жаль, что ёлки ещё не было, но они договорились сходить за ней вместе в другой день. Вскоре она уже развешивала по комнате искрящиеся ветки, венки, мишуру и сверкающие гирлянды. Леви сел посреди комнаты, в окружении пакетов, координируя процесс. Не хотелось признаваться в этом, но колено решило устроить ему тёмную, напоминая о себе. Порой казалось, что эта боль никогда не покинет его, и что теперь всю жизнь придётся отдыхать после долгих прогулок, словно он какой-то старик. Но деваться было некуда — сейчас приходилось сидеть и наблюдать за тем, как счастливая Микаса носится по комнате, примеряя, куда лучше подойдёт украшение. В голове мелькали смутные, неприятные воспоминания. Рождество — время его дня рождения. Угораздило же придумать себе такую дурацкую историю. Он не был чудом. Леви был всего-то случайным ребёнком проститутки, которая одна-единственная, несмотря ни на что, любила его и изо всех сил старалась создать для него тот самый сказочный мир, полный чудес и волшебства. Помнится, именно мама всегда говорила ему, что его рождение — настоящее чудо, и что она была счастлива иметь его. Лишь мать обращала внимание на его желания и нужды, и Аккерман даже мог смутно припомнить какой-то свой день рождения, проведённый с матерью в обветшалой и грязной конуре. Но со смертью матери он окончательно потерялся в этом мире. Кенни на праздники было плевать. Да и на Леви, отчасти, тоже. Теперь уже, сам будучи мужчиной, Аккерман мог понять дядю. Он и сам не мог с точностью сказать, как поступал бы, окажись на его руках ребёнок кого-то из близких в том ужасном мире, в котором он столько времени прожил. Теперь, глядя на все эти украшения, что появлялись на стенах, стульях, столах и шторах, Леви начал понимать кое-что для себя. Будучи бедным, слабым и беспомощным, он не раз наблюдал за тем, как другие дети, даже в Подземном городе, могли позволить себе маленький праздник на Рождество. Их родители и впрямь старались внести хоть немного красок в ужасные условия, но даже этого Леви был лишён. Было совсем не до этого. Леви жил одним днём. Если удалось добыть чего-то поесть, уже хорошо. И, взрослея, Аккерман стал всё чаще понимать — кроме него самого, некому о нём позабоиться, и все эти праздники и торжества только сбивали с пути, мешая выбираться из грязи. Какой толк отмечать день, о котором все давно забыли? Леви чувствовал, что не может быть достоин каких-то счастливых моментов, пока прозябает в этом болоте, но никак не мог перестать косо смотреть на тех, кто ещё не растерял умения радоваться мелочам. Год от года мысли о собственных праздниках всё больше отравляли душу. Но когда Аккерман попал в разведку, решил раз и навсегда — вся эта праздничная мишура ему не нужна. В особенности этот проклятый день, в который он был рождён. Со временем он совсем перестал воспринимать двадцать пятое число, как что-то особенное, но Рождество портило весь образ, не позволяя окончательно забыть о значимости этого дня. Да и не мог капитан понять, как его подопечные способны радоваться чему-то, когда вокруг лишь разруха, бедность и смерть. — Что случилось? — обеспокоено спросила Микаса, видя, как с каждой минутой лицо капитана становится всё мрачнее. — Не важно, — отстранённо ответил Леви, поворачивая в руках сверкающую ёлочную игрушку. Выкинуть всё из головы никак не выходило. Раньше он отличался умением заткнуть чувства поглубже внутрь, принимая всё, как данность, которую он уже никак не сможет изменить, но сегодняшние приготовления заставляли его раскапывать детские воспоминания, мучая и причиняя противную, тянущую боль внутри. Микаса остановилась, опуская руку с украшением. Леви большую часть дня пробыл в скверном настроении, но на ярмарке, как ей казалось, он слегка приободрился, наслаждаясь моментом вместе с ней. Теперь, однако, стало ясно, что это было совсем не так. Аккерман знала, что капитан не расскажет ей ничего, если не желает этого. Это её можно было упросить. Сама Микаса признавалась, что держать чувства в себе она может лишь отчасти, и если позволить ей говорить, — она сделает это. Но Леви слишком сильно отличался от неё своей молчаливостью и отстранённостью. Душу больно кольнуло осознание того, как капитан чувствовал себя каждый раз, когда Микаса отказывалась объяснить, в чём причина её плохого настроения. Она почувствовала то самое недоверие к себе, что не так давно сама испытывала к нему. Развешивать рождественские игрушки тут же расхотелось. Неужели за всё то время, что они прожили вместе, она одна стала открываться чаще? Микаса заметно поникла, осознавая, что Аккерман всё так же хранит от неё какие-то воспоминания, тесно переплетённые с его личным опытом, и что делиться с ней ими он не собирается. Девушка уже хотела забросить эту затею с украшениями, признав, что идея всё-таки была дурацкой, запихнуть всё обратно в коробку и вернуть, но в последний раз она бросила взгляд на всё ещё поникшего капитана, крутящего в руках елочный шарик, красиво переливающийся в желтоватом свете домашних ламп. Микаса почти физически ощутила, что его гложет что-то. Точно так же, как пожирало и её. Это чувство было знакомо ей до боли, и хоть раз в жизни Аккерман решила, что не станет просто смотреть на то, как страдает капитан. Он столько раз вытаскивал её из ямы собственных эмоций, что теперь она просто не могла бросить его наедине с самим собой, оставить его закапываться в воспоминания ещё глубже. — Важно, — сказала Микаса, присаживаясь рядом с ним. Но Леви лишь усмехнулся, бросая шарик обратно в коробку. Ничего не ответив, он стал подниматься на ноги. Понимая, что она вот-вот упустит единственную возможность хоть как-то помочь ему, Микаса невольно схватила его за рукав домашней рубашки, заставляя сесть обратно. — Ты ведь сам говорил, что тебе не нравится, когда я закрываюсь. Почему делаешь то же самое? Девушка почувствовала лёгкое недовольство. А ведь и правда, куда делись все его слова о доверии и принятии необходимой помощи? Почему он был готов выслушать её, но не был готов разговаривать сам? — У меня просто плохое настроение, отстань, — отрезал Аккерман, но остался сидеть на месте. Вырываться из рук он точно бы не стал, но и говорить о своих переживаниях тоже не было никакого желания. В конце концов, сегодня просто не тот день. Завтра станет легче. И гораздо легче станет, когда этот ненавистный праздник останется позади. — Нет, — резко сказала Микаса, не собираясь отступать. Она просто обязана была вытащить из него хоть что-нибудь. Видела же, что дело далеко не в плохом настроении, и не была так глупа, чтобы не понять, отчего он так расстроен. Девушка ни разу не замечала, чтобы Леви был как-то по-особенному хмур в это время года, когда ещё была его подчинённой. Но возможно, на фоне его вечного плохого настроения, это было не так уж и заметно. Теперь же, когда Леви всё чаще казался просто спокойным, когда Микаса научилась улавливать его перемены в настроении, изменения стали слишком очевидными. Настолько, что Микаса стала задаваться вопросом о том, почему не замечала этого раньше. Леви вопросительно изогнул бровь. В последнее время девушка стала гораздо более спокойной, нежели во времена её службы. Сейчас она никогда не лезла в его дела, особенно не допытываясь до него, если Леви сам не желал что-то рассказать. Вспыльчивость и настырность уже не так бросались в глаза, и то, с каким рвением Микаса пошла в конфронтацию, сильно озадачило его. — Доверься мне хоть раз, — шепнула она, пытаясь заглянуть Леви в глаза, но тот резко повернулся в сторону, отворачиваясь. Заниматься нытьём о прошлом он не хотел. Жить с образом сильного мужчины ему нравилось гораздо больше, нежели раскрывать ту часть своего характера, которая требовала заботы и внимания. Его проблемы были не такими уж и важными, и обсуждать их было нечего. Если он будет продолжать стоять на своём, то у Микасы не будет особого выбора, кроме как оставить его в покое. — Я уже однажды рассказал тебе пару неприятных фактов о себе, больше поднимать эту тему я не желаю, — мужчина попытался поставить жирную точку в этом разговоре, однако Аккерман всё сидела напротив, видимо, не собираясь уходить. Мужчина никак не мог понять, что он чувствует сейчас. Леви был раздражён тем, что девушка докапывается до него дурацкими вопросами, но какая-то часть наоборот тянулась к ней, пытаясь уцепиться за тонкую ниточку понимания, что изредка проскакивала между ними. Аккерман был уверен — Микаса не желает сделать его слабым в своих глазах, но признать, что ему тоже есть что обсудить, что его действительно тревожит прошлое было трудно. Особенно учитывая повод. Глупая детская обида, которая не стоит внимания. — Леви… — с нежностью произнесла девушка, убирая от его лица выбившуюся прядь. Аккерман лишь с удивлением мельком глянул на неё, тут же пытаясь стряхнуть с себя её ладонь, но девушка, осмелев, обхватила его руками, прижимая мужчину к себе, так, как он много раз делал с ней. Аккерман чувствовала, тепло её рук скажет гораздо больше, чем любое произнесённое слово, и она продолжала сидеть так, ощущая, как капитан напрягся, упираясь в область её груди. Казалось, каждая его мышца натянулась, словно струна, будто тот готовился вырваться из её рук. Что она делает, Микаса представляла слабо. Ровно так же, как и чего хочет добиться. Но рука сама потянулась к его гладким тёмным волосам, зарываясь пальцами в мягкий шёлк, неспешно поглаживая. — Пожалуйста, не заставляй себя справляться в одиночку. Кому, как не мне, знать, как это тяжело. Но мужчина всё молчал. Не пытался отстраниться, но и не поддавался на ласку. Микаса не знала, что и придумать. Она сделала всё, что по её мнению могло пошатнуть высокую стену к прошлому капитана, но, оказалось, что этого недостаточно. Девушка почувствовала укол совести. Как может она сейчас заставлять его говорить о том, что причиняет боль? Особенно когда она сама убедила его украшать дом. Знала же, что он не обрадуется такому предложению. А ведь пока она развешивала все эти блестящие безделушки, какое-то ужасное воспоминание съедало мужчину изнутри. После того, как Микаса узнала, каким было детство капитана, следовало бы уяснить, что разговоры о его прошлом только пробуждают тяжёлые мысли, не оставляя после себя ни толики теплоты. Сама Аккерман могла хотя бы утешать себя приятными моментами своего короткого детства, Леви же был лишён даже этого. Окончательно осознав, что своими действиями делает только хуже, Микаса разжала руки. Нечего ей удерживать капитана, если тот не желает говорить. Всё равно она ничего не добьётся. — Прости, снова я делаю что-то не подумав. Ты ведь говорил, что тебе не не хочется ничего отмечать. Не думала, что тебе будет настолько неприятно это всё… — затараторила Микаса, стараясь извиниться, но заметила, что Леви так и не отстранился, только немного подтянулся, продолжая тихо дышать ей в плечо. Аккерман думал. Стоило ли рассказать ей правду? Ведь его переживания были такими глупыми. Столько всего произошло за последние пару лет, и он стойко переносил всё. Но чёртов праздник из года в год терзал душу, и отчасти Леви было даже стыдно за то, что он никак не может это отпустить. Но эта проблема казалась мужчине основополагающей. Не случись этого, ему бы не пришлось переживать всё то, что выпало на его долю. В руках девушки было приятно. Она так нежно поглаживала его по волосам, так трепетно прижимала к себе, что Аккерман уже не мог злиться на неё за навязчивость. И, как только та разняла руки, тут же понял, что Микасе можно рассказать. Она принимала и не такие вещи и столько времени мирилась с его противным характером, и было ясно: такая мелочь разве что вызовет у неё улыбку. Пусть даже думает, что он драматизирует. Может, ему действительно полегчает, если расскажет об этом хоть кому-то. — Я жалею о том, что вообще появился на свет, — невнятно пробурчал он, всё ещё утыкаясь в девичье плечо. Микаса тут же застыла в ужасе. Боясь даже шелохнуться, она замерла, слушая его слова. Не зная, можно ли коснуться его сейчас, как реагировать на такое заявление, она растерялась, пытаясь подобрать нужные слова. Но как на зло, ничего не приходило на ум. Аккерман поделился с ней мыслью, о которой она даже не догадывалась. Ей всегда казалось, что Леви стойкий, волевой человек. Что он не станет разводить глупые домыслы и уж тем более, понапрасну думать о смерти. Но его слова повергли её в шок. Ещё слишком свежи были её воспоминания о том, как она сама чувствовала эту разъедающую изнутри боль, как не хотелось даже открывать глаза по утрам, провалиться в вечный сон и больше никогда не ощущать того ужаса, что преследовал её всё время. — Все эти годы я жил, не зная зачем. Разведка придала моему существованию хоть какой-то смысл, но я просто выполнял свой долг. Шёл по тропе, залитой кровью своих товарищей и подчинённых. Расчищал путь для более великих, — говорил Леви тихо, с паузами, прерываясь на собственные мысли. Решив рассказать Микасе об этом, он развернул внутри огромный вихрь событий и образов, что привели его сюда, к этому самому моменту. Он так долго шёл по стопам Эрвина. Следовал за ним, надеясь, что поймёт, зачем здесь, после всего, что случилось с ним, с Фарланом и Изабель, с его матерью, с Кенни… Он множество ночей думал о том, что может принести какую-то пользу будучи в тени Смита. Надеялся, что командир был тем самым человеком, что изменит мир, и Аккерман был готов положить свою жизнь ради него. Но вышло всё с точностью до наоборот. Эрвин был тем человеком, что сдерживал его мысли о бесполезности и никчёмности. Именно командир помог ему выбраться из грязи, несмотря на то, как тогда повернулись обстоятельства. Впервые в жизни Леви был действительно кому-то нужен. Но после смерти Смита наступила пустота. Аккерман продолжал по инерции идти вперёд, следуя мечте Эрвина, но не чувствовал ничего, кроме желания поскорее покончить со всем этим, и, в идеальной ситуации, присоединиться к ряду павших товарищей. Но появилась Микаса, которая чувствовала абсолютно то же, что и он сам, которая нуждалась в поддержке и защите. В тот момент Аккерман решил, что ещё может сделать что-то полезное, сохранить ещё одну жизнь в дань тем, что оборвались по его вине. Почувствовать себя полезным за счёт кого-то ещё. — Хотел бы я просто не существовать, — закончил Аккерман, чувствуя, как впервые за всё это время боится услышать ответ девушки. В эту самую секунду он чувствовал себя как никогда беззащитным, словно в момент с него сорвали все маски и заставили нагишом прогуливаться по центральной улице. Нервы натянулись до предела, слушая тишину комнаты. Молчание терзало его. Леви не знал, что думать. Посчитает ли Микаса его слабым и безвольным? Сможет ли понять его правильно? Девушка молчала. Она лишь отчасти представляла, как Леви мог себя чувствовать, и это было не то, о чём она думала. Аккерман даже не догадывалась, что мужчина жалел о своей жизни. Такое казалось просто немыслимым, но вот же, капитан сам сказал это, повергая Микасу в шок. Девушка не знала, как можно на это ответить, как успокоить, утешить. Она и сама множество раз задумывалась о смерти, и то, что и Леви не был лишён этих съедающих изнутри мыслей, заставляло Микасу теряться ещё сильнее. Всё же настало время признать: несмотря на всю их силу и сноровку, они оставались самыми обычными людьми, такими же как все, с проблемами, тревогами и ранами на душе. Но немного поразмыслив, Микаса поняла, что стоит сказать ему правду. Она столько раз слышала от Леви самые простые истины, но почему-то сказанное его устами воспринималось гораздо лучше, чем произнесённое голосом разума. Микаса не могла быть уверена помогут ли капитану её заверения, но молчать дольше было нельзя. Нельзя было заставлять его думать, что ей нечего сказать. — Твоё появление на свет — чудо, — тихо шепнула она, снова положив руки на его спину, поглаживая, словно распереживавшегося маленького ребёнка. Именно таким Леви и казался теперь — отражением того маленького мальчика, что был лишён всего. — Ты помог стольким людям, хотя бы это делает твою жизнь не напрасной. Ты не мог спасти всех, но упорно старался. Даже когда я вела себя отвратительно по отношению к тебе, ты всё равно не давал совершать глупые поступки, защищал от опасности. По глупости я не замечала этого, ещё и обвиняла в том, что ты плохо выполнял свою работу. Но тогда я была не права. Микаса говорила всё подряд, всё, что считала нужным. Поток мыслей неожиданно легко полился из неё, и девушка не пыталась его остановить, в надежде, что нужные слова найдутся где-то внутри пространных фраз, которыми сам Аккерман наверняка уже успокаивал себя сотни раз. — Если бы не ты, я бы давно уже была съедена титаном. И даже если бы и удалось уцелеть, то после всего случившегося точно не захотела бы жить, — продолжала девушка осознавая, что без него действительно просто зачахла бы. Микаса не хотела ничьей помощи, кроме его. Почему-то именно к капитану её тянуло, и именно перед ним она не пыталась скрывать свои слабости, принимая его силу и авторитет. — Только благодаря тебе я всё ещё здесь, — она аккуратно тронула его за щёку, всё ещё боясь прикоснуться как-то не так, и вдруг почувствовала, как Леви обхватил её. Крепко-крепко, едва ли не до хруста позвонков. Её касания казались мужчине мягкими, словно лебединый пух. Невольно он сравнивал их с тёплыми руками матери, что успокаивали его, когда он нуждался в поддержке и заботе. Тревога даже не собиралась покидать его, но теперь он чувствовал, что не останется с ней один на один, что девушка всегда будет рядом, чтобы подхватить его прямо на краю пропасти, в которую ему так хотелось окунуться. Она крепко удерживала его своим пониманием и лаской, и Аккерман с благодарностью принимал её. Казалось, что могут сделать простые слова и прикосновения? Однако именно это заставляло Леви поверить, что ей действительно не всё равно. Микаса не посчитала его слабым нытиком в одночасье, лишь протянула руку, чтобы прикоснуться к той его части, что была сокрыта ото всех. В эти потайные уголки сознания он не впускал никого, и никогда не собирался этого делать, но рядом был тот самый человек, который, Леви был уверен, сможет понять эти чувства, сможет просто побыть рядом и не дать утопить себя в пучине страданий. Постепенно тело Аккермана стало расслабляться. Микаса почувствовала это, когда он ослабил хватку, позволяя девушке сделать нормальный вдох. Напряжение мышц стремительно спадало, и теперь Леви только слегка прижимал Микасу, всё ещё смирно сидящую напротив. — Ты самое дорогое, что у меня есть, — шепнула она едва слышно, словно эти слова было нельзя произносить, будто бы боялась, что Леви услышит, даже несмотря на то, что предназначались они лишь ему. Аккерман странно дёрнулся, внимательно слушая её доводы. Признать это было трудно, но эти слова привели его в восторг. Он и не надеялся хоть когда-либо услышать подобное от кого-то, и уж тем более от Микасы. Леви казалось, что та никогда не отпустит мыслей о любви к Эрену, но сейчас всё, что она делала, говорило об обратном. Аккерман наконец-то почувствовал, как ему повезло с ней. Контраст между болью, всего пару минут назад прожигавшей в нём дыру, и её словами, что приблизили его к пониманию эйфории, смешивались в странную мелодию из чувств, но одно он мог сказать точно — что-то переменилось в нём в тот самый момент, когда Микаса поставила его превыше других. Мир сразу же предстал в новых красках. Вряд ли он так скоро сможет отбросить горестные мысли о детстве и прошлом, но то, что они не будут слишком сильно омрачать его существование до тех пор, пока Микаса рядом, было приятно осознавать. — Доставай уже свои пылесборники, не хочу, чтобы эти пакеты всю ночь простояли посреди комнаты, — вдруг сказал Аккерман, уже совсем придя в себя. Он слегка улыбнулся обеспокоенной девушке, словно говоря, что всё в порядке, поднимаясь с пола, протягивая ей руку, чтобы та встала за ним. — Вместе управимся быстрее.***
Не прошло и часа, как почти все украшения были развешены по дому. Всё сразу же приобрело праздничный вид. Красивые декорации и переливающиеся ярким светом лампочки гирлянд навевали уютную атмосферу домашнего праздника, помогая отложить все заботы на второй план. Волнение за Леви немного улеглось. После такого откровения от капитана, Микаса не могла найти себе места, то и дело поглядывая на мужчину, помогающего украшать комнату. Но тот, казалось, уже совсем не думал о случившемся. Стало ли тому спокойнее на самом деле, сказать было трудно. Леви слишком хорошо умел прятать свои истинные эмоции. Но то, что мужчина с радостью помогал ей устроить для них праздник, не могло не обрадовать и её. Теперь Микаса знала, он точно расскажет ей о своих переживаниях, стоит только показать капитану, что он в безопасности, что его рассказы не вызовут осуждение, даже если самому Леви они казались глупыми. И всё-таки как забавно было понимать, насколько они схожи в своих привычках. Девушка тоже часто считала, что её проблемы мелочны, и что Леви не стоит о них знать, заставляя мужчину мучаться от догадок и невозможности помочь. Теперь, побывав в его шкуре, Микаса мысленно пообещала себе заставлять капитана волноваться как можно меньше. Девушка прокручивала в голове мысли о происходящем, не в состоянии полностью отвлечься даже на украшение дома. Пушистая еловая ветка никак не желала цепляться за карниз шторы, как Микаса не старалась. Ей не хватало каких-то пары сантиметров роста, чтобы допрыгнуть до края окна и зацепить ветку за что-нибудь, и она всё пыталась повесить её. Но вскоре стало ясно, что без стула тут не обойтись. Микаса уже собиралась отправиться на кухню, взять нужный предмет, как ощутила, что крепкие мужские руки обхватили её чуть ниже колен, с лёгкостью поднимая, будто бы девушка не весила ничего. Она выпрямилась, чтобы удержать равновесие, но с удивлением посмотрела на Леви, придерживающего её за ноги. — Вешай быстрее, ты тяжёлая, — с усмешкой произнёс Аккерман, скорее подначивая Микасу, нежели действительно чувствуя её тяжесть. — Что-то не заметно, чтобы тебе было тяжело, — ответила девушка, но ветку быстро примостила на карниз, понимая, что всё-таки для Леви держать такую ношу не так уж и легко. Дело было сделано, теперь дом был точно готов к празднику. Капитан так же аккуратно отпустил её на землю, вместе с Микасой довольно оглядывая проделанную работу. И всё же украсить комнаты было не совсем поганой идеей, думалось Леви. Дом выглядел ещё более уютно, со всем этими подвесками, снежинками и гирляндами. — Такую красоту обязательно должен кто-то видеть, — многозначительно произнёс капитан, хитро поглядывая на Микасу. Девушка тут же поняла, что Леви пытается намекнуть на что-то, но уловить тайный смысл его слов не удавалось, и девушка быстро сдалась, не в состоянии слишком долго держать интригу. — К чему ты клонишь? — прямо спросила она, не желая долго мучаться догадками. — Думаю, стоит пригласить Армина и Энни, — ответил Леви, зная, что Микасе это точно придётся по душе. Сам он вряд ли хотел бы провести рождественскую ночь в шумной компании, но поскольку идея о том, чтобы отметить праздник в жарких объятиях девушки, с треском провалилась, как только они встретили на ярмарке Фалько и Габи, то можно было пригласить на праздник и кого-то ещё. Разницы уже никакой не было. После разговора немного отпустило, и депрессивные мысли уже не так давили на сознание. У мужчины даже появился какой-то намёк на праздничное настроение. Готовить он всё равно решил, как и всегда, сам, и ему ничего не стоило сделать всего побольше. А Микасе явно будет приятно ещё пообщаться со своим другом. — Ты серьёзно? — всё ещё не веря своим ушам, переспросила Аккерман. — Абсолютно, — подтвердил мужчина с лёгкой улыбкой. Микаса, стоявшая до этого в пол-оборота к капитану, в миг развернулась, спешно заключая мужчину в объятия. Она даже не пыталась сдержать счастливой улыбки. Ей было так радостно думать о том, как они проведут это первое совместное Рождество в такой же уютной дружеской компании, пускай в заметно поредевшей, но всё ещё родной. В особенности было приятно слышать это предложение от капитана, у которого отношения с Армином сильно натянулись в последнее время. Она не могла не обрадоваться тому, что они всё обсудили и больше не пытаются выдумывать себе причины для раздражения, и что Аккерман даже готов снова пустить его в свой дом. — Позвоню им прямо с утра! — хлопнула в ладоши Микаса, отлипая от не ожидавшего такой радости капитана.