***
По всем параметрам сегодня абсолютно обычный вечер. Венти сегодня должен бы играть в таверне, но вместо этого он о чём-то увлеченно спорит с Розарией. В глазах всех присутствующих за столом неудержимое веселье, и, кажется, они в заведении самые громкие. Только Эола угрюмо глядит на собутыльников, совершенно не заинтересованная в происходящем. Кейа немного говорит с ней об Эмбер, но дискуссии хладнокровной монашки и громкого барда слишком настойчиво тянут его внимание на себя. Спорят они скорее шутливо, чем ожесточенно, в попытках доказать свою правоту, а Венти так и вовсе еле сдерживается, чтобы не расхохотаться. Слова девушки он принимает с откровенно насмешливым выражением лица, и в конце концов весь разговор завершается на том, что та устало капитулирует, подняв ладонь в затыкающей манере и обращаясь к своей кружке. Парень переключает внимание на капитана. Он улыбается, своим взором пытаясь донести до него, насколько до ужаса забавными он видит взгляды Розарии на жизнь, но эта улыбка держится на его лице недолго. Уже через полминуты его брови собираются у переносицы, и он складывает руки на груди. Из глаз пропадает азарт, уступая место глубокой задумчивости. За все время их общения Альберих никогда не видел настолько напряжённого взгляда барда, и это отзывается в его груди неприятными холодком. А потом, словно опомнившись, юноша отходит от их стола, принимаясь за работу. Несколько раз, правда, потом ещё возвращается к их столику по абсолютно бессмысленным причинам. — Он не сводит с тебя глаз, — в привычной ей воинственной манере делится своими наблюдениями Лоуренс. — Очевидно же, что он ему приглянулся, — отвечает ей Розария, пожимая плечами. Кейе с этих слов просто смешно. И он не сдерживается, саркастически усмехаясь, всем своим видом показывая, насколько нелепым ему кажется предположение девушки. — Между прочим, это твой шанс, идиот, — Розария, очевидно, раздражена тем, что весь вечер её ни во что не ставят, и из её рта доносится откровенное шипение, вместо обычной человеческой речи. — О, конечно, приму к сведению, — отмахивается Альберих, на всякий случай всё-таки скашивая взгляд в сторону барда и отмечая, что тот и вправду время от времени бросает на него мимолётные взоры. — Мне пора идти, — констатирует Эола, быстро поднимаясь со своего места. Самый добропорядочный и цивилизованный народ как раз начинает покидать заведение, и, конечно же, Лоуренс всегда была в числе этих людей. Розария же, похоже, намерена встретить там рассвет, потому что она всё ещё продолжает сидеть и смеётся глазами, когда Альберих уходит вместе с бардом. Кейа закатывает глаз и просто молча открывает дверь, оставляя монахиню наедине с её глупыми мыслями. — Мы пойдём к тебе? — со странной надеждой в голосе спрашивает парень сразу же, как они оказываются на улице. Кейа не видит смысла отказывать ему. — Если ты хочешь, детка. Не то, чтобы у капитана было настроение на это прямо сейчас, но его крайне несложно уговорить. А у Венти это всегда получается слишком просто. Однако первым делом бард идёт не в спальню и даже не на кухню. Встав прямо посреди гостинной, он решительно сверлит мужчину взглядом и словно бы ждёт, когда тот приблизится. Кейа делает несколько шагов навстречу. — Я хотел бы кое-что тебе рассказать, — трогательная улыбка возникает на лице юноши, а руки тянутся к ладоням капитана. — Думаю, мы достаточно близки для этого. Кейа вопросительно приподнимает бровь, а бард смотрит на него как-то непривычно нежно, заставляя почувствовать себя крайне неловко. Вот уж к чему, а к тому, что он когда-либо будет смущаться перед кем-то, Альберих точно не был готов. — На самом деле вам бы не пришлось тогда волноваться из-за меня, если бы сестры знали правду, — Венти говорит какими-то самыми настоящими загадками, ну, или несёт откровенный бред, потому что Кейа совершенно не понимает, что он пытается до него донести. — Что? — Не думаю, что они бы стали просить вас спустить со статуи самого Барбатоса. — Что? — Кейа, — терпеливо отвечает на его недоумение бард, — я — и есть анемо архонт. Взгляд у юноши сентиментальный до невозможного, и даже кажется, что он и вправду сам верит в свои слова. В эту глупую шутку, с которой капитана пробирает самый настоящий хохот. Он смеётся громко, заливисто, так, что кончается воздух в лёгких. Пытается отдышаться и взять себя в руки, но это «признание» барда оказывается настолько уморительным, что на это требуются десятки секунд. Ещё немного, и у него даже проступят слёзы. Когда он наконец замолкает, Венти глядит на него оскорблённо. Он хмурится, а его поза изменяется на более стойкую: слегка расставив ноги, он выглядит самоуверенно и так, словно готов биться за свою правоту. Ускользнувший от него в порыве смеха капитан больше не занимает его руки, поэтому он держит их перекрещенными на груди и раздражённо стучит фалангами по локтям. Кейю это зрелище умиляет и заставляет снисходительно улыбнуться. — Давно я так не смеялся, — признаётся мужчина. — Я не шутил, — твёрдым голосом бросает в ответ бард. — Разумеется. — Кейа, это не шутка. — Ладно-ладно, — с улыбкой уступает парню Альберих. Медленно шагает в сторону спальни. — Пойдём-ка спать, хорошо? — Ты мне не веришь, — дуется юноша, гневно сверкая глазами. — Кто бы поверил случайному мальчишке, который называет себя архонтом? — задаёт, по его мнению, самый разумный вопрос Кейа. Венти глядит на него разочарованно и выглядит так, словно его только что ударили поддых. — Но я не случайный мальчишка… — жалобно выдавливает из себя парень. Его взгляд намертво приклеен к фигуре капитана, и глазные яблоки начинают поблескивать, словно покрытые сдерживаемыми слёзами. От этого зрелища у Кейи внутри всё перекручивается. Бард смотрит на него не дольше нескольких десятков секунд. Потом тупит взор. Начинает медленно поворачиваться в сторону входной двери. — Мне лучше уйти… — Венти, постой, — просит Альберих, и будто в надежде на что-то, бард застывает. Он не смотрит на капитана и просто молча ждёт продолжения его слов. — Я не хотел тебя обидеть, извини, — выдыхает мужчина. — Но ты должен понимать, как глупо это звучит. — Я могу доказать это тебе, — отзывается парень, но продолжает стоять на месте. И только когда Кейа соглашается, он поворачивается и вновь приближается к нему. Мальчишка настроен серьёзнее некуда — это видно по его выражению лица и решительности во всех движениях. Подхватив свой глаз бога, он с лёгкостью снимает его с пояса и вкладывает в руки капитана. Кейа тут же хмурится. — Он ненастоящий, — кивает, вторя мыслям, мгновенно вспыхивающим в голове Альбериха, Венти. — Думаю, ты и сам прекрасно понимаешь, что ты не чувствуешь в нём элементальной энергии. Кейа понимает. Внутри подлиного глаза бога всегда кипит какая-то своя особая жизнь. Энергия концентрируется в нём в настолько огромных количествах, что это чувствуется даже при простом ношении его на собственном ремне. И уж тем более обладатель глаза бога легко сможет определить подделку, просто взяв её в руки: те энергетические волны, что пронзают твоё тело при непосредственном контакте кожи и божественного дара невозможно повторить и искуственно воспроизвести. Поэтому сейчас Кейа прекрасно понимает, что держит лишь стекляшку. Мёртвый пустой кусок ненатурального материала. — И ты сам видел, как несмотря на отсутствие у меня глаза бога, я с лёгкостью использую элементальную магию, — продолжает Венти. — К тому же… Он замолкает, поднимает ладони, чтобы поднести их друг к другу перед своей грудью. Прикрывает глаза, и между его ладоней возникает небольшое подобие урагана. Рукава его рубашки выворачиваются, назад устремляются концы банта и плащ. Его косы поднимаются в воздух, летят назад, уносимые ветром, и на пухлых щеках появляются штрихи голубоватого отсвета. Взгляд Кейи бы проскользил дальше, заметил бы, что этот оттенок на коже барда оставляют сверкающие пряди волос, рассмотрел бы их во всех подробностях, но его намертво притягивают к себе глаза парнишки. Они горят так ярко, что на них становится больно смотреть, они пробираются тебе прямо в душу, так глубоко, что смотреть в ответ просто напросто страшно и хочется немедленно отвернуться, но Кейа ощущает себя будто бы парализованным. За этими ярко сияющими радужками, в контрастирующей с ними темноте зрачков он видит нечто сильное, древнее и угнетающее. Он видит мощь и силу, перед которой можно пасть. И его сердце колотится, как безумное, а мозг пытается убедить сам себя в том, что он просто поддался эмоциям. Потому что Кейа не хочет верить в то, что видит. Он не хочет верить в то, что в его руках — бессмысленная побрякушка, а внутри хрупкого тела Венти — божественная сила. Дыхание капитана сбивается, потому что он забывает делать вдохи, надолго лишая себя кислорода и судорожно глотая воздух, опомнившись. Ему кажется, что эти чёрные зрачки — что-то внутри них — всасывают его внутрь, а обычное стояние на месте ощущается словно тяжелейшее сопротивление. Голубой свет мерцает, мигает, словно бы вертится, двигается по спирали, прямо в чёртов центр, в пучину. Ему даже кажется, что в комнате вокруг совершенная темнота, хотя свет они зажигали. Просто всё вокруг пропадает. Остаётся только Венти, ветер, что бьёт их обоих в лицо, и эти адские глаза. Кейа всё ещё стоит, замерев в той же позе, когда всё это кончается. Сияние пропадает из глаз юноши, а на месте пугающего омута возникает привычный озорной взгляд мальчишки. Он прищуривает глаза, и Кейа понимает, что бард улыбается. Ласково изогнув брови, он глядит на мужчину, подаётся вперёд, размыкает губы в желании что-то сказать. Кейа инстинктивно отшатывается. На лице юноши появляется недоумение, и его густые ресницы слишком часто предстают перед взором капитана, закрывая от него зрачки парня. — Я сделал что-то не так? — взывает к Альбериху бард, строит жалобную мордочку, жмется на месте. У Кейи во рту возникает привкус горечи и возмущение начинает медленно клокотать в его груди. Ну конечно. Венти. Это он забрал у него Итера. Это из-за него между рёбер тянуло от безысходности и собственной ненужности. Это он был причиной всех его болей с самого начала. И как только Кейа не смог предугадать такой поворот событий? Нужно было сразу предположить худшее. — Пошёл вон, — размеренным спокойным тоном произносит мужчина. У Венти в глазах самый настоящий ужас. — Что… У парня хорошие инстинкты. Он мгновенно подхватывает брошенный в него стеклянный предмет воздушным вихрем, осторожно берёт в руки. Кейа смотрит на него ледяным взором, и бард сдвигает плечи, прижимает фальшивку к своей груди своими маленькими белыми ладонями. Неверяще глядит на мужчину, топчется на месте. — Кейа, что ты… — он пытается подобрать слова, чтобы выразить своё беспокойство и непонимание, но, видимо, врёт он намного лучше, чем общается с людьми начистоту. — Что случилось? — Я сказал тебе проваливать, — голос Альбериха становится жёстче. С каждой секундой лицезрения этого лживого лица в нём сильнее начинает закипать злоба, и он просто не может подавлять ярость в своих интонациях. Венти стоит на месте, моргает, открывает рот в беззвучной попытке что-то сказать. — Неужели я неясно выражаюсь? — рычит Альберих, видя, как бард натурально вздрагивает. — Выйди вон! Я не хочу видеть такое в своём доме. Беспомощно скребя ногтями по стеклу в своих руках, юноша тупит взгляд, сглатывает, кивает. Его голова падает так низко, что становится совершенно не видно его лица, но Кейа и не желает смотреть. Стук каблука, встретившегося с поверхностью пола при первом шаге, звучит, как удар в огромный барабан. Они оба вздрагивают от этого звука, ставшего в их ушах таким резким и отчётливым, но Кейа не позволяет своей хладнокровной маске покинуть его лицо, в то время, как мальчишка похож на нашкодившего котёнка. Он словно пытается сжаться до невидимых размеров, исчезнуть, спрятаться, и сразу же после первого неуверенного шага, он начинает бежать, мгновенно изчезая за входной дверью, что с оглушительным шумом захлопывается, оставляя Альбериха одного. Он выдыхает, чувствует, как подрагивают он перенапряжения мышцы. Яростно дышит, сжимая кулаки. Ему хочется прямо сейчас что-нибудь разбить, изничтожить, стереть с лица Тейвата. Ему хочется выместить на чём-то весь свой гнев, вытащить из себя всю свою боль. Как только посмел этот несносный мальчишка оказаться им? Как посмел он скрывать это так долго, позволив Кейе окончательно и бесповоротно погрязнуть в чувствах к нему? К этому бессердечному подонку Барбатосу. — Сука! — матерится мужчина, и его рука летит в некотролируемом направлении, сметая ближайший к нему предмет. Кейа слышит звон разбивающегося сосуда, хмурится, сжимает глаза так, что перед ними начинают плясать пятна. В цветных вспышках он видит отражение радужек Венти, и немедленно распахивает глаз, пытаясь сбежать от того наваждения. Забирается пальцами в собственные волосы, и пряди оказываются в крепком плену его до боли напрягающихся пальцев. — Пошёл бы ты нахуй, — шепчет мужчина. Он рывком выключает свет. Не хочет видеть ни дивана, на котором так часто сидел ублюдок архонт, ни журнального столика, на который его рука с тонкими пальцами и изящным запястем опускала бокал. Но ещё больше он не хочет идти в собственную спальню. Он не включает свет и здесь. Даже в ночной темноте, к которой постепенно привыкает его глаз, постельное бельё кажется грязным и испорченным. Кейа срывает его одним резким взмахом руки, буквально переворачивает его вместе с матрасом, пренебежительно бросает на пол, наступая на белоснежные простыни сапогами. Кейе их совсем не жалко: так они больше становятся прохожими на то, какими предстают перед мысленным взором капитана. Он бросает их у выхода из дома. Абсолютно всё: простыни, одеяло, подушки. Всё, что касалось тела архонта. (Чёрт возьми, он бы выбросил себя, если бы только мог). Завтра утром он избавиться от всего этого, а потом просто купит новое бельё. Денег у него много. Спать, конечно, хочется. Он всё ещё, чёрт возьми, пьян, и алкоголь делает его тело тяжёлым и разморённым. Стягивая с себя одежду, он ловит смутные очертания своего отражения. Лунный свет показыает ему мелкие царапины на его плечах и торсе, алые засосы на груди. Кейа сам не знает, почему он с таким интересом рассматривает все эти отметины. Почему так трепетно проводит пальцами путь по каждому из них, и умудряется опомниться лишь тогда, когда перед глазом встают картины воспоминаний прикосновений Венти. Он чертыхается, запихивает одежду одним комом в шкаф, с размаху закрывает дверцы и падает на пустой матрас, устремляя взгляд к потолку. — Ни единого спокойного дня, Кейа, — в полный голос говорит он сам с собой, чтобы не чувствовать это безумное одиночество, когда даже некому поплакаться о своих проблемах. Вслух он высказывается ещё с самого детства, запираясь в самых дальних комнатах поместья, чтобы ни отец, ни брат его не услышали. И удивительно, но спустя столько лет это всё ещё помогает. — Ёбанный архонт, — с его губ срывается злобная насмешка, словно бы это и впрямь уморительное совпадение. Вообще-то так и есть. Но только то, что оно случилось именно с ним, — это уже как-то не так смешно. — Блять, ёбанный архонт, Кейа. Отличная работа, зато теперь ты можешь с гордостью заявить, что ебал ты этих богов. Ему больно. Не хочет он смеяться с этих прекрасных каламбуров, не хочет он шутить про это. Ему нравится Венти, ему приятно вспоминать его улыбку и мелодичный голос, его мягкую кожу и страшные глаза. Но всё его естество тут же принимается противиться этим глупым чувствам, и тело отзывается ужасной болью. Ему кажется, что в его сердце пытаются вонзить иглу, толстую и длинную, пытаются пробить его насквозь и оставить её внутри, чтобы она посылала по его телу разряды боли при каждом ударе органа. Мужчина с силой прикусывает нижнюю губу, закрывает лицо руками. Он испытывает поганную жалость к себе, к этой ситуации, к своему одновременному желанию поцеловать юношу и вонзить в его живот свой меч. Его разрывает от этого противоречия. Чёртовы двойственные чувства. Видимо, он так и будет до конца своей жизни делить себя на «то» и «это», думая о барде. О да, определённо об этом он и мечтал с самого рождения. В последний раз он проклинал себя за свой приход в Монштадт много-много лет назад. Он, наивный, думал, что пережил это. Что справился с тем, через что ему пришлось пройти, что теперь он сможет найти своё место в этом городе. Он почти построил свою жизнь здесь. А теперь ему снова хочется ненавидеть тот день, когда его натурально кинули к порогу этого места, потому что лучше было бы сгинуть вместе с родной страной, чем находиться сейчас в таком жалком идиотском состоянии и страдать по сучьему Барбатосу. — К чёрту, на этих выходных меня здесь не будет, — решает мужчина, отводя ладони от лица. Никому он в этом городе не сдастся до тех пор, пока не придёт время выходить на работу, а значит ничего его здесь не держит. Куда именно он пойдёт он, конечно, понятия не имеет. Главное — подальше от Мондштадта. Этого города-рассадника проблем. В конце концов он всегда может попробовать отыскать Итера в Ли Юэ, верно? Так он и поступит. Проведёт прекрасные выходные в компании путешественника, постаравшись максимально выбросить барда из головы. Скорее всего, пока не станет говорить юноше об их ссоре — совсем ему не надо вызывать лишние вопросы у любимого. Всё-таки хочется, чтобы хоть где-то в этом мире у него была отрада, помимо пьянства до беспамятства. Он пытается представить облик Итера перед глазами. То, как его глаза подчеркивает блеск новоприобретенной им стихии, — Кейа вдруг внутренне ликует тому, что от анемо элемента путешественник отказался практически моментально — ведь ему и вправду идут жёлтые и золотые оттенки. Его милую улыбку, неловкие движение, румянец на щеках. Прокручивает в памяти их диалоги и практически слышит голос почетного рыцаря, который рассказывает ему какой-то бред про горы. Улыбается этим воспоминаниям. С такими картинами в голове не страшно и засыпать. И вскоре он и впрямь это делает, проваливается в сон, видя перед собой своего героического мальчика и, вероятно, готовясь встретить его и по ту сторону реальности.Анемо архонт
11 октября 2021 г. в 00:25
— Ты даже не успеешь и моргнуть, — веселым голосом заявляет Итер, широко улыбаясь.
— Если я не буду моргать настолько долго, то мне понадобится вторая повязка, — отвечает Кейа, и путешественник хмурится, а он сжимает его, тянет на себя, кусает мочку его уха. Итер сидит на коленях мужчины и обнимает его шею руками. На его локте висит плащ Альбериха, который парень собирался вежливо подать, но Кейа неожиданно утянул его на диван.
Итер нежно гладит его плечи и застенчиво молчит, словно бы в том, что он вынужден вновь покинуть мужчину, есть его вина. Кейа целует его в щёку, привлекая внимание, и, как только золотые глаза устремляются на него, прижимается к его губам. Итер улыбается, отстранившись, но во взгляде у него тревога.
— У тебя есть идеи, что делать дальше? — спрашивает Альберих, поддерживающе водя ладонями по его бокам.
Он рассказал ему про смерть гео архонта, которая сломала всё. Для него, всё ещё надеящегося на помощь богов, это стало сильным ударом. Парень не сказал об этом напрямую, но по его потупленному взгляду, по тому, как он мял свои пальцы, практически выворачивая их из суставов, было очевидно, что он просто не знает, что теперь делать. Он растерян, и ему даже некуда идти. И, когда Кейа спрашивает, может ли он по этому поводу связаться с единственным архонтом, которого он уже встречал, путешественник отрицательно качает головой и тянет вверх уголки бровей. Ничего другого, впрочем, Кейа от этих ублюдков и не ожидает. Но за Итера его сердце болит настолько, что лично хочется стереть их всех с лица земли за то, что они посмели бросить его. Ведь путешественник, кажется, говорил, что с анемо архонтом они весьма поладили. Козёл. Этот анемо архонт.
— Чайлд кое-что придумал, — неуверенно тянет путешественник. Кейа доверяет варианту такого сотрудничества процента на три. Итер, конечно, крайне восхищённо отзывается об этом парне, даже практически сияет, говоря о нём, и это и напрягает капитана. Первое время путешественник отзывался о фатуи такими нецензурными словами, что страшно было слушать. Он даже научился практически безошибочно определять дела, где эта группировка из Снежной была так или иначе замешана, и всегда крайне жестоко с ними расправлялся. Кейа до сих пор полагает, что причина такого агрессивного поведения, кроется в какой-то травмирующей ситуации: так или иначе прямо под носом капитана всегда существовал один красноволосый пример подобного случая. Что-то успело случиться вот здесь, в Тейвате, что подняло в Итере безумную ненависть к этим людям, и они буквально обрели статус его злейших врагов. И после всего этого он просто заводит дружбу с одним из предвестников? Это крайне подозрительно. И Кейа буквально готов тотчас сорваться в Ли Юэ, чтобы выбить из этого Чайлда ответы.
— Тогда удачи тебе и твоему брату по духу, — тем не менее добродушно выдыхает мужчина. Грузить Итера своими подозрениями он не хочет. У парнишки итак слишком много на душе.
Путешественник кивает, слезает с ног капитана, ждёт, пока тот поднимется следом. А затем помогает ему надеть оставшиеся тряпки и скачущим темпом — то ускоряясь, то замедляясь — движется к входной двери. Одновременно хочет и не желает уходить. Да и Кейа не горит желанием отпускать его, проведшего в Мондштадте всего пару дней. С другой же стороны, пожалуй, ему стоит немного побыть вдалеке от них прямо сейчас, потому что иначе он вполне может умереть от смущения и неловкости. Впрочем, это наименьшая из проблем, что витают вокруг него.
Кейа отпускает его по другую сторону моста. Итер снова приближается за объятьями и поцелуями, в этот раз он улыбается, и обещает навещать их как минимум каждую неделю. Кейа знает, что с Венти он попрощался днём ранее, а сейчас уже ни одна душа в городе не может сказать, где непутёвый бард вообще ходит. И оба парня прекрасно понимают, что ничего удивительного в этом нет.
Альберих не может определиться в двойственных чувствах по поводу этого ветренного юноши. Уж слишком отчётливо он видит в его побегушках попытку спрятаться от капитана. Венти очевидно избегает его. По крайней мере, это было точно так перед приходом путешественника. А сейчас он даже не знает, что такого произошло в тот день. Вечно позитивный и весёлый бард расклеился, посыпался и почти не поддавался на их попытки собрать его по частям. Он улыбался, да, он даже смеялся, но очень просто выпадал из разговоров, раз за разом замыкаяясь в себе. И Кейа не считает правильным лезть в его проблемы. Он видел, что Итер знает, но ни один из парней не посчитал нужным посвятить в подробности его. А значит это нечто настолько личное, что капитан просто не имел права претендовать на знания об этом.
Не то, чтобы незнание мешает ему помогать парню. В печалях и слезах Кейа эксперт. А потому прекрасно знает, как правильнее поддержать горюющего человека. Он аккуратно нащупывает темы, которые могут заинтересовать барда, чтобы случайно не задеть кровоточащие раны, он каждым жестом и взглядом показывает, что Венти может ему довериться, он отдаёт ему всю нежность, на какую только способен. Ему кажется, что в периоды несчастий, самое главное — знать, что ты не одинок. Наверное, потому что тоже вынес это вследствие какой-то травмы.
Венти реагирует невероятным смущением. Кейа никогда бы и не подумал, что этот озорной мальчишка может краснеть, теряться, не знать, что сказать. Капитан помнит, как долго пытался добиться от него таких эмоций, и почти отчаялся, решив, что это просто-напросто невозможно. Но хватило только оказаться рядом в трудный момент, как он тут же начинал переживать и паниковать.
— Я могу познакомиться с твоими друзьями? — задаёт он контрольный вопрос, проводя с ним одну из ночей — наверное, это единственные их спокойные встречи, когда они разговаривают друг с другом и даже испытывают некую привязанность. Венти вздрагивает, уводит взгляд, заметно грустнея.
— Вообще-то… — шепчет он, ерзая на постели, — у меня никого нет…
— А когда-нибудь были?
Взгляд, который на него устремляется, печальный донельзя, и Кейа всё понимает только по нему одному. Даже если были, воспоминания эти явно не положительные. Тогда, впрочем, более чем понятно его поведение.
Он тоже очень долго был совсем один.
Когда Итер появляется в Тейвате, он и улыбается чаще и мелодии его становятся веселее. Бард стремится провести больше времени с путешественником, и Кейа прекрасно это видит. Он не дурак и обманывать себя не собирается. Венти на него всё равно. Он постепенно начинает всё чаще видеться с капитаном, и даже играет какую-никакую заинтересованность в нём, но Кейа отлично познал актёрское мастерство, чтобы понимать, что это всё неправда. У него двойственные чувства к барду. Он прекрасно знает, что для него он абсолютно никто, но вместе с тем каждая встреча только сильнее влюбляет его в этого парня с косичками. Кейе кажется, что он тонет в этом бреде, но не просто не может достичь берега, а даже и не пытается. Слишком уж ему нравится улыбка юноши. Слишком уж ему приятно от ощущений того, как неохотно ему отвечают на поцелуи.
Это самая настоящая трясина, и он грязнет в ней. Тонет в небесных глазах и хочет разорвать кожу на груди от осознания того, что так же, как на Итера, Венти на него никогда не посмотрит. Наслаждается голосом парнишки и пьёт так много, что уже даже до начальницы доходят жалобы. И обеспокоенная Джинн пытается лезть в его жизнь, пока сам Альберих гадает, кто конкретно донёс. Потому что нет в Мондштадте таких людей, которые бы считали чужие бутылки и которым одновременно с тем было бы не наплевать на него.
А Итер, сбиваясь с темпа, заговариваясь из-за того, с какой скоростью выпаливает слова, рассказывает всё больше и больше. Приходит с ранами и побоями, буквально атакуя их историей про битву с тем глупым фатуи. Гордо и радостно сверкает глазами, говоря про то, как он вновь заделался в герои уже второго региона Тейвата. Что-то лепечет про адептов Ли Юэ, заставляя Альбериха думать, что уж лучше Чайлд, чем эта странная любовь ко всему, что связанно с гео архонтом. А у Венти на лице смесь радости и какой-то странной обиды, на грани ревности. Но Кейе слишком всё равно, чтобы об этом размышлять.
Он вообще начинает жить, словно бы плывя по течению. В какой-то момент ему становится уже откровенно наплевать на эту сумятицу с бардом. Он просто есть рядом и чёрт бы с ним.
Правда, кажется, у самого барда другое мнение по поводу их взаимоотношений.