Сложные отношения

— Кейа, где ты был?! — восклицает Эмбер, встречая его практически на входе в город. Её брови изогнуты в обеспокоенно-обиженной манере, она дуется, но переживает. Кейа бросает на неё вопросительный взгляд. — За выходные успела случиться очередная катастрофа, и моё отсутствие привело к разрушению города? — Как смешно, — обижается девушка. — Никто не мог найти тебя во всём Мондштадте. Ты никогда раньше так не пропадал без предупреждения! Я уже подумала, что у тебя какая-то секретная миссия, но магистр Джинн сказала, что ничего тебе не поручала. — И по какому вопросу меня искали? — обыденным тоном интересуется капитан, неспешно двигаясь вглубь города. Девушка идёт рядом с ним, практически нога в ногу: шаг Кейи намного шире, но Эмбер вдвое быстрее и уверенно равняется с ним. — Я хотела пригласить тебя на пикник, — признаётся скаут. Кейа глядит на неё краем глаза, замечая некоторую грусть на её лице. Это можно понять: Эмбер дружелюбная и позитивная девушка, большую часть рыцарей она считает своими друзьями, с которыми можно провести вместе время и поговорить о пустяках, не касающихся работы. Кейа равнодушно отводит взгляд. Считает ли он сам её другом? По большей части ему всё равно. Капитан всегда был одиночкой, и уж точно он не стал бы тратить своё время на пикники с коллегами, которые вряд ли бы посмотрели на него, как на человека, если бы только знали его истинную суть. — А вечером тебя очень хотело видеть несколько рыцарей, они ждали тебя в таверне.       Пить с коллегами — это другое. Это шанс потешить своё самолюбие, слушая, как подчинённые восхищаются твоей персоналией, а ещё, когда ты пьян, тебе всё равно абсолютно до всего вокруг. Под градусом ты уже не думаешь о том, что предпочтительнее потратил бы это время на бесконечные исследования и поиски зацепок, тебя заботит лишь то, сколько ещё кружек в тебя влезет. И даже как-то не стыдно на утро, хотя должно было бы быть. — Я навещал Итера, — коротко отвечает мужчина, и скаут всё понимает. — Ох, вот как… Тогда я надеюсь, что выходные прошли прекрасно! — она улыбается широко, сверкает глазами. И ещё сильнее начинает сиять, когда Кейа кивает в подтверждение её слов.       Добравшись до дома, капитан первым делом сбрасывает с себя верхнюю одежду и падает на диван. Запрокинув голову на спинку, он тянет глазную повязку за нижний край. Проползя по щеке, она покидает его лицо, повисая мёртвым куском ткани между большим и указательным пальцами. Рука падает вниз, на колени, а капитан жмурит оба глаза, резко разлепляет их, моргает, пытаясь заставить вечно прячущийся глаз привыкнуть к тусклому свету в комнате. Окна предусмотрительно зашторены, но на полу еле заметная полоска лунного отражения. Пробивается через еле заметную щёлку посреди объятий штор. Мужчина хмурится, неохотно встаёт, чтобы дёрнуть непослушную ткань, закрывая все мельчайшие возможности внешнему миру попасть в этот дом. На диване остаются покоиться повязка и свёрток нового купленного днём постельного белья. Итер подбирал его на протяжении десятков минут, сиял, как кристалл, когда капитан прислушался к его выбору. Мальчишка пытался найти то, что понравилось бы лично ему, а Кейа не видел причин, почему он не должен был последовать его решению: кому же ещё лежать на его постели, кроме златовласого путешественника.       Он даже уже представляет эту превосходную картину. Видит, как его длинные волосы распадаются по скатам высокой подушки, обрамляя её края по кругу на голубых простынях. Они очень светлые: недостаточно, чтобы казаться совершенно белыми, но достаточно, чтобы быть похожими на чистое дневное небо в дни, когда оно не насыщенно излишними красками. Достаточно, чтобы вступать в дуэт с практически белоснежной кожей на руках и ногах, спине и груди — тех частях тела путешественника, что не затронуты загаром извечных походов от палящим солнцем Тейвата. В этих местах юноша кажется абсолютно неземным, и смотря на них, Кейа и вправду может сказать, что он совершенно точно родом из чуждого мира. И одна только мысль об этом потустороннем теле, о ладонях, упирающихся в глубину матраса, о скрещенных коленках, утопающих в тяжести пухового одеяла — потому что «в твоём доме слишком холодно, Кейа», — заставляет странное теплое чувство поселиться где-то в глубине грудной клетки. Альберих подхватывает покупку, на ходу принимаясь раскрывать упаковку. Медленно застилает постель. Ткань мягкая и крайне приятная на ощупь, хотя внешне и выглядит, пожалуй, слишком просто. Итер предпочитает комфорт видимой красоте, и единственное, что должно было зацепить его взгляд именно в этом комплекте — это цвет. Примерно этот оттенок платья возникает в голове каждый раз, когда путешественник пытается объяснить, как выглядит его потерянная сестрёнка, а потому Кейа полагает, что если это и не подсознательное стремление юноши приблизиться к ней, то хотя бы его любимый цвет.       Тело и вправду заметно ломит, хоть Итер и пытался загладить свою вину массажем с тонной каких-то ядрённых масел, за которыми он сломя голову бежал в местную аптеку. Мышцы тянет не так сильно, как могло бы, но то, чем вся эта благодетельная помощь путешественника в итоге окончилась, навряд ли хоть немного помогло им расслабиться и отдохнуть. Альберих не отрицает, что виноват в этом непременно только он, а ещё ни капельки не жалеет. Пусть за ночь до новой рабочей недели он практически умирает, но зато ему есть, что вспомнить с того вечера.       Да, Эмбер, выходные прошли прекраснее некуда. Определённо одни из лучших дней в жизни капитана.

***

— Будь добр одну «Полуденную смерть», дружище. — Вижу ты сегодня в хорошем настроении, — беззлобно ухмыляется Чарльз, принимая заказ. Кейа улыбается самой своей широкой улыбкой, натурально раскидывается на своём месте за стойкой, упираясь одной рукой в столешницу, извернувшись полубоком. Нахальная, но крайне удобная поза. — В работе что-ли успехи невиданные? — О да, в том числе, — соглашается капитан, — рекордное количество пойманных бандитов за неделю. — В таком случае, кому-то светит премия. — О, не в премии дело, мой дорогой Чарльз, не в премии дело… В ответ бармен лишь улыбается уголками рта, прежде чем полностью уйти в свою собственную работу. Много Кейе сегодня не нужно: его появление тут чисто номинальное, он хочет отпраздновать успешно закрытые дела и поощрить себя за резкий скачок работоспособности, а после он исчезнет из этого места, чтобы насладиться тишиной и покоем собственного дома. И, когда перед ним, возникает долгожданный коктейль, мужчина уже думает, что именно следует прихватить с собой в своё пристанище. — Альберих, — окликает его холодный равнодушный голос. Сразу следом за ним в области зрения появляется усаживающаяся на стул рядом с капитаном женская фигура. Полуприкрытые глаза, привычная околовысокомерная осанка. — Розария. Рад видеть. — Взаимно. «Красный грех», спасибо.       Чарльз кивает и поспешно принимается за выполнение заказа. Максимально отдаляется от сидящей за стойкой пары, словно бы желая пресечь возможность подслушать их разговоры. Кейе интересно попробовать вспомнить, давно ли он так делает. А ещё ему смешно с мнимой секретности их диалогов с монахиней. — Как продвигается служба? — Розария скашивает на него взгляд, почти не поворачивая в его сторону головы. — На входе балагурили что-то о твоих успехах.       Кейа весело усмехается. — Всё как обычно, — пожимает плечами он, — балагурят преувеличенно, я просто накрыл крупное число бандитских банд, ничего необычного. Моя слава сама разносит слухи обо мне, возвеличивая заслуги.       Розария в ответ лишь хмыкает, переводя взгляд на свои железные когти, что трутся один о другой, когда она шевелит пальцами. — А как там твой бард? — недолго думая, бросает монахиня. Рука Кейи инстинктивно сжимается крепче вокруг стакана. — Он не мой, — с напускным весельем отвечает капитан. Розария медленно поворачивается, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. — Ты говоришь это человеку, который работает в Соборе. Мне уже всё рассказали про вас.       Кейа игнорирует её слова, затыкая себя выпивкой. Девушка терпеливо наблюдает за ним ещё около полуминуты, но так и не получив абсолютно никакой реакции, разворачивается, принимая уже свой заказ. — Как знаешь, — доносится до ушей уверенно играющего безразличие капитана. — Просто прими к сведению вот что…       Кейа смотрит на собутыльницу краем глаза, и она делает ровно то же самое. Терзает его остротой своих бордовых глаз, что неотрывно следят за ним. Она даже практически не моргает. Кейа подавляет в себе нахлынувший внезапно страх, сдерживается, чтобы поёжиться от испытываемого им дискомфорта. — Он проел мне всю плешь о тебе, когда мне не посчастливилось встретить его тут, — заканчивает предложение монахиня, и у Кейи внутри что-то падает. — Мне это не понравилось.       Альберих понимает, к чему она клонит: ему тоже не хотелось бы выслушивать чьи-то любовные проблемы. Розария выглядит лишь слегка недовольной, и в сердце капитана теплится надежда, что она всё так же не знает ничего ни об одном из них. И всё же что-то внутри него негодует, закипает и порывается наружу. — Мне пора, — безэмоционально заявляет он, поднимаясь с табурета. Стакан с ещё плескающемся где-то на самом дне напитком остаётся на стойке. Он открывает дверь, и тут же его тело обволакивают сильные потоки ветра.       Он пытается вспомнить всё, что знает о барде. Венти любит пить, петь и внимание, а значит мест, где его можно найти в городе, совсем немного. Днём он любит играть на площади. Кейа отлично помнит, как каждое утро бард выпрыгивал из постели, энергично собирался и убегал прямо туда. По-началу капитан даже не имел понятия, куда он уходил, но в последнее время паренёк лично оповещал его о том, куда его намеревается занести. На самом деле, если так подумать, выглядело это так, словно он ждал его. Словно хотел, чтобы Кейа пришёл и послушал. Он… так смотрел на него, разворачиваясь у входной двери. Ловил взглядом глаз капитана и уверенно заглядывал прямо туда, пока его собственные глаза были переполнены смесью мольбы и надежды. Он выглядел, как ребёнок, умоляющий купить ему игрушку. Может быть, не хотел расставаться? Но почему тогда уходил?..       Не сложно определить, когда человеку на тебя всё равно: всего-лишь то нужно посмотреть, как он будет вести себя утром, после приятной ночи. Те, кому наплевать, просто уходят. А Венти уходил всегда. Собирался чуть ли не сразу, после пробуждения, и Кейа всегда прекрасно понимал, что это значило. — Не торопишься сегодня? — интересовался Кейа, поглаживая зевающего барда по спине. — Никуда не хочу, — признался бард, громко зевая. Он потёр глаза, несколько раз моргнул и всё равно сомкнул их назад, опускаясь Альбериху прямо на колени. В лёгких внезапно недостало воздуха, когда руки обвили талию капитана, и парень вновь засопел, вынуждая Кейю так и сидеть на постели без возможности двигаться.       Воспоминания заставляют Кейю остановиться. Так странно. В тот момент он подумал, что у барда просто не задался день, но теперь он вспоминает другие неясные моменты. Венти, который не вылезал из-под одеяла часами. Который обижался, когда Альберих уходил, не желая быть его подушкой «ещё пять минуточек». Который как будто намеренно строил из себя идиота, делая вид, что не может найти свою одежду. Который смотрел на него тем самым взглядом, уходя. Он словно бы тянул время, чтобы подольше побыть рядом… Почему же тогда никогда не говорил об этом прямо? В их превратных отношениях это прозвучало бы абсолютно нормально.       Зачем ему это было нужно, правда, Кейа не понимал. Кто-то бы сказал, что это признак чувств, но… В любые другие моменты их не было. Никаких признаков. По крайней мере, вряд ли за признак можно считать желание вместе напиться в стельку и до беспамятства. За него скорее можно посчитать бесчисленные взгляды, которые… были. Кейа не из тех, кто не замечает, когда на него смотрят. А Венти смотрел много. Сидя за одним столом, на диване в гостинной, гуляя по долине ветров или случайно пересекаясь на улице. Кожа капитана вечно зудела от настойчивых взглядов. Он смотрел, когда Кейа не видел. Отводил взгляд, когда Кейа замечал. Просто переключался на что-то другое: поющую на ветке птицу, цветущую сессилию, пустой бокал, случайного прохожего или на Итера. Переключался так легко и естественно, словно это действительно привлекало его внимание по случайному стечению обстоятельств именно в тот момент, когда Кейа бросал свой взгляд на него. Но это повторялось слишком часто, чтобы быть простыми совпадениями. Но и никакого смущения или чего-либо подобного на лице барда он никогда в такие моменты не видел. Это просто… было. И было спокойно капитаном проигнорировано.       И, может быть, лучше бы он игнорировал это и дальше.       Навряд ли Венти бы был в городе в настолько позднее время. Скорее уж нежился бы в кровати дома. У него вообще был дом? Бóльшую часть времени он либо ночевал у Кейи, либо… Кейа не знал, где он был. — Если тебе будет нужно найти меня, просто позови меня, когда поднимется ветер, — хихикая прошептал однажды бард. К тому моменту он изрядно наклюкался и нёс всякий бред. — Венти? — неуверенно мямлит Альберих. Меньше всего на свете ему хочется, чтобы люди в городе услышали, как он, словно умалишённый, говорит с воздухом.       Несколько минут не происходит решительно ничего. Кейа невесело усмехается, качая головой. С чего вообще он решил, что это сработает? Потому что парнишка на самом деле какой-то там анемо архонт? — Бред, — шепчет он себе под нос. Есть ли смысл думать о том, чтобы найти этого идиота, дальше? У него навряд ли получится это в такой час.       «Я… Иди к символу героев, » — внезапно доносится до ушей мужчины. Архонты, и давно он слышит слова, брошенные по ветру?       Голос, что капитан услышал, звучал достаточно уверенно, даже если и запнулся на первом бессмысленно оброненном слове. Теперь Кейю ждут. Это лишает его эффекта неожиданности, что мог бы помочь выбить из архонта ответы на все интересующие его вопросы, но с другой стороны Венти, очевидно, не бежит от разговора. Возможно, ему повезёт и окажется, что и бард давно хотел с ним поговорить? Тем более, что он явно неспроста прожужал Розарии все её грешные уши.       Дорогу к этому месту Кейа знает, как свои пять пальцев, и знал ещё задолго до знакомства с бардом, что так любит здесь ошиваться. Если бы ему и впрямь пришлось бы носить две повязки, он бы всё ещё без труда сумел бы добраться до трёх мест: таверны, винокурни и статуи под дубом. Так что дорога — чистая формальность.       Венти и впрямь ждёт его. Сидевший прямо на корнях огромного дерева, он вскакивает только при виде капитана. А потом стоит, точно не зная, чего ждать и что делать дальше.       Кейа сам подходит к нему. — Барбатос.       От холодного тона Венти вздрагивает, но непоколебимо глядит ему в лицо. Он вообще стоит будто бы по стойке смирно: точно знает, что его пришли отчитывать.       Почему ты позволяешь так обращаться с собой, архонт? — Я пришёл поговорить. — Я понимаю. — Розария поведала мне о том, что ты распространяешь некую информацию о нас, — Кейа видит, как резко бард отводит взгляд, сжимая плечи собственными ладонями, — как активный участник сплетен, я был бы рад узнать, что в них. — Это не сплетни, — пытается возразить архонт, но Кейа непоколебим. — Мне плевать. Компромат, секреты, грязное бельё — что угодно. Выкладывай мне всё, что ты умудрился сболтнуть.       Тон Альбериха очевидно гнетет парня. С каждым словом он сильнее сжимается, вдавливая пальцы в свои плечи, настолько сильно, что Кейа уже даже видит, как его руки идут ухабами. Он смотрит в бок и прикусывает губы. Он выглядит жалко. — Мне стыдно, что я всё это рассказал кому-то, — бурчит он, но тут же вдруг повышает голос, рывком поворачиваясь к Кейе и вскидывая руки вперёд. — Но там не было ничего, что могло бы выдать тебя или меня! — Я не настолько дурак, к твоему сведению, — теперь он дуется. Его щёки всегда немного надуваются, когда он злится. А со своими нахмуренными бровками он просто-напросто похож на котёнка. — Тогда что? — Просто… — он мнётся, снова прячет глаза, кажется даже… краснеет немного? — Я напился и…       Кейе хочется сказать, чтобы он не тянул. Кейе хочется сказать, что… — И наплакался в первую попавшуюся жилетку о том, что я поссорился с любимым человеком.       …что он совсем ничего не понимает. — Ты что? — Я не сказал, почему это произошло. Она не знает ничего про тебя и Каэрни’арх. Она не знает ничего про меня и Барбатоса. Она не знает ничего. Кроме того, что мне очень грустно из-за этого, — Барбатос расходится целым взрывом слов, брошенными так быстро и эмоционально. Он хмурится, складывает руки на груди, ужасно резво двигает головой. Кейа, в противоположность, словно бы замирает. — Я спрашиваю не об этом, — спокойно прерывает он этот поток словестности. Венти глупо хлопает глазами. — О чём же тогда? — С кем ты поссорился? — Ты не… — бард задумывается на секунду, его глаза напряжённо глядят куда-то в землю, когда он качает головой из стороны в сторону. — Нет, нет, это глупо. Этого не может быть. — О чём ты говоришь? — Ты не можешь думать, что я тебя не люблю.       Кейе не хочется, но он снова усмехается. Это вырывается из него само собой, и он проклинает себя за несдержанность. Зато Венти тут же вскидывает на него взгляд, и на его лице так и написано о том, что он сожалеет. — Кейа, нет…       Он разворачивается. Ему больше незачем допытываться барда, и он хочет уйти. Потому что ему наплевать, любит его Барбатос или нет.       Его ловят за руку. Ощущение этих ладоней на своём теле словно нечто родное, вызывающее табун мурашек, отправляющийся гулять по коже, и заставляющее что-то в груди зацвести. Альбериху это не нравится, и он рывком выныривает из хватки архонта. — Прошу, не уходи! — взывает к нему отчаявшийся голос. Такой до ужаса печальный, что кажется, что он не принадлежит этому человеку. — А не то что? — ледяным тоном отзывается капитан. Он провоцирует его. Но архонт не поддаётся. — Ничего. Ты волен делать, что считаешь нужным. Извини меня. — Лучше извинись за мою страну, — не сдерживаясь бросает Альберих. — Извини.       Кажется, его сердце рухает куда-то вниз. А весь мир как будто останавливает свой ход. Потому что прямо сейчас Кейа не слышит ни сверчков, ни прочих ночных звуков. Даже смешно, как такая простая фраза выбивает его из колеи просто потому, что он не ожидал. Извинений от этих убийц он не видел даже в самых идеализированных своих снах. — Ты издеваешься? — Кейа действительно запутался. Это может — с огромной вероятностью может — быть издёвкой, но Венти звучит уж больно искренно. Если, конечно, он может судить об искренности человека, что так долго водил его и всё ещё водит весь город за нос. — Нет, — ладонь, обрамлённая рюшами рубашки, вновь прикасается к его телу. Она ложится ему на предплечье и мягко, почти невесомо гуляет по нему, щекоча лёгкими поглаживаниями. — Мне всегда было жаль. И то, что произошло между нами… это вскрыло моё чувство вины, как бутылку выдержанного вина.       Кейа не верит в эти красивые слова. Хотя сравнение и кажется ему весьма аккуратным. — Мне очень-очень жаль, я… — Почему? — перебивает парня Альберих, но в ответ получает лишь тишину. Венти одёргивает свою руку, отворачивается, чтобы спрятать своё лицо.       Кейе всё понятно. Он говорит, что хочет уйти. — Ступай, — печально соглашается бард. Он не поднимает на капитана глаз. Прямо сейчас они разыгрывают трагедию в трёх частях. — Итер до сих пор ни о чём не знает, — заявляет мужчина напоследок. Это неправильно, и он понимает это. Он обязательно должен придумать, что ему наврать. И когда он придумает, Итер сможет сам решить, кто ему нужен больше.       Венти молчит. Кейа решает, что это момент для ухода. — Я люблю тебя, — бросают ему в спину. — Ты просто не хочешь меня отпускать, я правильно понимаю? — Альберих начинает закипать. Каждый его шаг в сторону города сталкивается стеной из слов Венти. Этот архонт свободы может просто отпустить его на волю? — Я просто хочу, чтобы ты знал. — Пока что это выглядит, как манипуляция. — Я никогда в жизни не стал бы! — кажется, Венти оскорбляется. — Мне жаль, что ты так и не понял, как важен для меня стал. Я… Архг, Кейа, я не хочу, чтобы ты бросал меня! Оставлял меня одного… Забывал всё, что между нами было. Всё лишь потому, что я архонт.       Этот тон заставляет капитана вновь обернуться. Венти выглядит… плохо. Достаточно, чтобы заставить Альбериха почувствовать укол совести и отвести взгляд. В нём снова с прежней силой начинают бороться два совершенно разных чувства: всё ещё не погасшей влюблённости, что умоляет его прислушаться к словам барда, и бурлящей ненависти, что говорит немедленно уходить. Его руки снова касается чужая. И лицо нежно оглаживают исцарапанные пальцы. Венти глядит на него с щемящей заботой и бескрайней тоской. Такие эмоциональные глаза… Прямо как тогда во время признания… — Прошу тебя, — шепчет архонт, переплетая их пальцы. Кейа безразлично взирает на него, не двигаясь и не говоря. Венти начинает заметно волноваться. — Кейа, я не хочу потерять тебя. — Ты говоришь это только из-за Итера, — выносит вердикт Альберих. — При чём тут Итер? — Брось, — через зубы капитана прорывается смешок, — очевидно, что ты не хочешь остаться без него. — Речь сейчас совершенно не о нём. Почему ты не можешь просто признать, что у меня есть чувства к тебе? — Потому что тогда мне… — капитан резко замолкает. Венти приподнимает бровь, но Кейа не хочет заканчивать это предложение.       Потому что тогда мне будет ещё сложнее отпустить тебя. — Кейа, я рассказал тебе, кто я, — довольно убедительно подмечает бард. — Стал бы я делать это, если бы ты был для меня никем?       В этих словах есть смысл. Первой мыслью Кейи в тот вечер было то, что архонт просто издевался над ним. Но он прав: ему вовсе не нужно подставлять себя, рассказывая ничего не значащим для него людям настолько сокровенные тайны. Очевидно, что Кейе он доверяет. Хотя прекрасно знает, кто он. И это… так неправильно…       Альберих привык, что простого признания своей национальности всегда было достаточно, чтобы настроить весь мир против себя. Так уж сложилось: имя Каэрни’арх отныне запятнано навсегда, для всех, кто понимает хоть немного в том, что стало со всеми, кто его населял, и намного безопаснее просто молчать. А если не получается, что ж, наступает пора прощаться с бывшими знакомствами и связями. И, следуя этому правилу, Венти вообще не должен был обратить на капитана внимания. И уж тем более раскрывать ему свою истинную суть было ужасной глупостью с его стороны. — Ты ведь прекрасно знаешь, кто я, — спокойно проговаривает капитан. Барбатос кивает, соглашаясь. Сильнее сжимает его ладонь в своей. — Зачем тогда признался? — Я не считаю правильным скрывать правду от любимого человека. И я просто… я хотел верить в то, что это не помешает нам. — Это был мой дом, Венти. — Я знаю, — сокрушается парень, вновь роняя свою голову вниз. — И не только твой… Это был дом тысяч людей…       Ох, если бы они были людьми, Венти. Кейа никогда не видел ни одного. А в ордене он пересчитал своим клинком и зорким глазом уже всех. Ни одного человека.       Они снова молчат, стоя друг напротив друга. Полностью погруженные каждый в свои мысли. Кейе в голову на повторе лезет всё одно и то же. Мысли, от которых он редко когда может убежать даже с бокалом в руке. А Барбатос, должно быть, стоит и помирает со своего «чувства вины». — Я не буду умолять о прощении, — наконец подаёт голос архонт. — Я и не простил бы. — Поэтому и не буду.       Кейа кивает. Шумно выдыхает, заставляя барда поднять на него взгляд. — Есть ещё что-то, что ты хотел бы сказать мне на прощание?       Венти вздрагивает. — Настолько сильно хочешь уйти?       Нет. — Да.       Парень тушуется. Отпуская наконец ладонь капитана, он принимается мять собственные пальцы. И тратит на это по меньшей мере четверть минуты. — Могу я попросить последний поцелуй? — голос Барбатоса звучит практически умоляюще. Кейа искренне удивляется этой странной просьбе. — Что это тебе даст? — А что это даёт любому влюбленному человеку?       Кейе нечего ответить. А бард понимает это по-своему. — Е-если тебе это отвратительно, или не хочется, или что-то ещё, ты можешь просто не де…       Капитану начинают надоедать вседозволяющие фразочки этого парня. Так что он не виноват, что не может сдержаться и не заткнуть его. Около секунды Венти пребывает в ступоре. Стоит с широко распахнутыми глазами. А потом резко вцепляется в мужчину в ответ, обвивая его шею руками. Из ниоткуда берётся небывалая настойчивость. Архонт со всех сил жмётся к нему, и Кейе даже кажется, что он буквально не может больше пошевелить головой. Язык Венти слишком резвый, слишком наглый, слишком любопытный. Он пытается забрать максимум от происходящего. Изучает рот Альбериха во всех подробностях, запускает руки в его волосы, управляет его головой. Кейа одновременно хочет отцепить его от себя и совершенно не желает двигаться. Венти руководит процессом, пока он лениво отвечает. Ощущается так знакомо. Губы у барда всё такие же мягкие, а поцелуй хоть и похож сейчас больше на попытку съесть капитана живьём, продолжает оставаться всё таким же нежным и аккуратным, какими были и все, что были до него. Жаль, что длится он меньше, чем обычно, просто потому что сейчас им обоим нужно чуть больше воздуха. Отстраняясь, Венти вытирает слюну рукавом. Кейе кажется, что лучше было бы, если бы он сам вытер парню уголки губ, но он тут же отгоняет от себя эти мысли. — Пока, Венти. — Будь счастлив, Кейа, — робко отзывается бард. — Добро пожаловать в Мондштадт.       Кейе хочется улыбаться. Официальное приглашение. Навряд ли хоть один иностранец получал его от полноправного владельца города. Заставляет задуматься о том, что он и впрямь особенный.       Когда он уходит, ветер дует против его пути. Он оборачивается, но Венти и сам уже уходит в обратном направлении. Ближе к дереву. Неужели прямо тут он и живёт? В таком случае это забавно. Кейа представляет, как бард спит на ветках, будто какая-то птичка. И смеётся в слух мыслям о том, как парнишка падает во сне с дерева. Конечно же, вовремя просыпается и успевает смягчить падение — потому что Кейа не садист.       Мондштадт так красив ночью… В такое время можно хоть водить девушек на свидания, ставя на то, что фонари на тонких узористых ногах, освещающие каменные тротуары, создадут достаточно интимную обстановку, чтобы впечатлить даму. А вообще-то, если так подумать, то они запросто могут. У почти пустого города с лучах луны совсем другая атмосфера. В Мондштадте есть романтика. И Альберих всегда так считал, правда, замечал он эту романтику крайне редко, вечно погружённый в сторонние мысли. Что ж, добро пожаловать, Кейа, наслаждайся видами и достопримечательностями. А может… ему и правда стоит? Пройтись по ночному городу в тишине и спокойствии, разобраться в своей голове. Не думать так много о Венти.       С последним пунктом он проваливается раз семь. То тут, то там он припоминает его: думает о его голосе во время размышлений о том, что ночная тишина совсем не идёт этому городу песен; вспоминает, как практически носил его пьяного на руках, когда проходит мимо таверны; пытается соединить в голове его облик и роскошные белоснежные крылья, смотря на статую.       Эта встреча определённо сделала с ним что-то не то: Кейе кажется, что в не совсем не осталось злобы, хотя он даже толком и не выплёскивал её из себя. Губы барда точно не были щедро смазаны алгоколем?       Он не может собраться. Со вздохом садится на близжайшую скамейку, пряча лицо в ладонях. Его сознание слишком акцентирует то, как холоднеют губы от проходящихся по ним воздухных струн. Возможно, ему просто стоит пойти спать. — Чёрт с тобой, иди сюда, — шепчет капитан, потирая глаз. Наверное, потом он пожалеет об этом. Потому что сейчас он совершенно не думает о том, что делает. — Ты пугаешь меня, — доносится из-за спины спустя пару минут. Кейа не двигается, сидит, уперев локоть в бедро и придерживая ладонью своё лицо. — Ты в порядке? — Венти отодвигает его руку, опуская ладонь на щёку мужчины и приподнимая его лицо. Обеспокоенно заглядывает в глаз. Кейа может лишь вздохнуть. — Понятия не имею, — слабо смеется он. — Чувствую себя выжатым. — Понятно, — кивает бард. На его лице непривычно-серьёзное выражение. — Нам стоит прекратить эти эмоциональные качели. — Думаешь, я эмоционально выгорел? — Похоже на то.       Легонько посмеиваться капитан, впрочем, всё ещё может. И с радостью это делает. — И насколько много эмоций я тебе только что показал? — Ты меня не подловишь, — качает головой парень, — я отлично знаю, что большинство своих эмоций ты переживаешь внутри, не подавая внешних признаков. — Поразительно. Похоже, Барбатос и впрямь изучил его досконально. — Позволь мне позаботиться о тебе, ладно?       Кейа соглашается, не переживая о последствиях. Он всё равно уже сдался в тот момент, когда позвал его назад. И разберётся со всем этим он тогда, когда придёт в себя, и снова сможет отвечать за свои действия трезвой головой.       Венти целует его в лоб. Поднимает на ноги. Переживает так, словно Альберих не просто чувствует себя как-то странно, а по меньшей мере не может ходить. Это даже немного забавно. И, пожалуй, мило. Ему стоит это признать.       Правда стоит.       И поспать ему стоит. Это понимает и архонт. Укладывает его в постель, гладит по голове. И решает проблему ночной тишины своим самым красивым на свете пением. Кейа не обращает внимания на то, что бард поёт — ему достаточно и того, что просто поёт. Ласкает его уши, успокаивая и без того вымотавшиеся нервы. В груди тянет, слабо ноет сердце. Конечно, давай прекратим эти эмоциональные качели, Венти. Кейа-то, может быть, и согласен. Но его сердце хочет продолжать болеть.