Таинственный лес

Всему самому прекрасному и самому ужасному в ее жизни был виной этот медальон, так приятно тяготивший ладонь, дарующий успокоение, без какого даже сейчас, десять лет спустя, Мила не может вспоминать то время. Предсмертные слова бабушки не выходили из головы. Неосознанно она ждала обещанного красавца. Он должен был вернуться за медальоном, что обжигал ее обнаженную кожу под слоем одежды. В тот год осень наступила необыкновенно поздно. Обычно в конце сентября деревья стояли уже нагие, и все вокруг дышало холодом, кожу щипал первый легкий морозец, а по утрам на подмерзающей земле лежал иней, и лужицы покрывались тонкой коркой льда. Но в этот раз было уже самое начало октября, когда листвы в окрестных лесах коснулся первый налет позолоты. Дни, все как один, стояли жаркие, солнечные, в воздухе витал горячий терпкий аромат трав. Лето, непривычно долгое, дурманило, казалось, что тепло не уйдет никогда. Один из дней особенно запомнился ей: воздух был прозрачен и чист, а легкий ветерок нежен, словно струящийся меж пальцев невидимый шелк. В то лето Мила часто и подолгу уходила в таинственный лес. Идти надо было в гору, минуя старое сонное кладбище, где уже много лет никто никого не хоронил, затем шел крутой спуск, сразу за которым располагался темный и молчаливый хвойный лес. Мила знала, что не только бабушка и сестра, но и местные его не любили, там происходило много странного и даже страшного. Люди с неохотой рассказывали о своих необыкновенных приключениях: кто-то видел фей, кто-то утверждал, что там, на центральной поляне, где чернели останки деревьев, в полночь собирается весь честной потусторонний народ. Много небылиц ей рассказывала и Марка, хотя не любила даже упоминать об этом месте. Рассказов было достаточно, но что из них правда, а что вымысел она не знала. Лес же действительно представлялся странным местом, где нельзя было добыть никаких ягод или грибов и всегда стояла мертвенная, даже жуткая тишина, впрочем, иногда нарушавшаяся далеким говором быстрого ручья. Середину странного леса разрезал уродливый пустой овраг, словно выжженный кем-то. А за ним располагалось поле, похожее на заброшенную пашню какого-то неведомого сверхъестественного существа. Обычно Мила шла через это поле и располагалась невдалеке в неизвестно кем и когда построенной беседке, там расстелив плед, удобно устраивалась и подолгу что-нибудь делала. За долгую безрадостную весну, она устала от горя своих близких, здесь в тишине ей был дарован покой. В то время, когда остальные боялись этого места, Мила находила там уединение. Измученное страданиями, бессонными ночами сердце билось ровно, страх не овладевал ей. Ночные кошмары, преследовавшие ее с самого рождения, казалось, отступали перед колдовской силой этого места. Она занималась своими делами и вела себя так, словно находилась у себя дома: учила заданные на лето стихи, громко и с чувством декламируя их оглушающей тишине, в которой ее голос тонул, будто в болоте; писала длинные конспекты, проговаривая вслух то, что нужно запомнить; читала серьезные романы, занося их в читательский дневник. Что бы она ни делала, ее душа чувствовала себя в этом месте удивительно умиротворенно, а сердце радовалось нежданному родству с тишиной. То был последний год ее детства, Мила заканчивала школу, усиленно готовилась к экзаменам все лето и почти ни с кем не разговаривала. Пришедший сентябрь не особенно повлиял на ее нехитрый распорядок дня. Родители тогда уехали к родственникам в соседнее село (как раз на первый месяц календарной осени пришелся их отпуск). Мара же поступила на первый курс. За Милу они не боялись, ей в ту пору исполнилось семнадцать, довольно сознательный возраст. Жили они в месте, где все всех знают, уходя и не думали запирать двери домов, всегда были спокойны за оставленные вещи, словом, совершенно не задумывались над возможными неприятностями. Мила помнит, утро всегда начиналось одинаково: просыпаясь от звука будильника, неверными со сна шагами она направлялась к окну с простыми некрашеными деревянными рамами, открывала его, впуская в комнату прохладный утренний воздух. За окном радостно шумел весь мокрый от росы сад, вдали зеленели веселые частые лесочки, расположенные на горбатых низких сопках, и солнечные, нестерпимо яркие лучи путались в проснувшейся листве. В школе, сидя на первой парте, они с соседкой Катей увлеченно обсуждали какие-нибудь незначительные события в их небогатой на происшествия жизни, неправдоподобные сплетни об общих знакомых, книги, фильмы и сериалы и, конечно, мальчишек. Им было по семнадцать, они были убеждены, что знают и понимают все на свете, казалось, что впереди бесконечное лето и счастливая жизнь, наполненная любовью и радостью. Подростки шептались вполголоса, поминутно хихикая, придумывая очередную глупую шутку. На переменах бегали в столовую в надежде чем-нибудь поживиться, порой сбегали с последних уроков, просиживая время в библиотеке или открывали окно и ловко прыгали в высокую мягкую траву, скрываясь после среди деревенских просторных улиц. Словом, были подростками, считавшими себя особенными, не такими как все, а все-таки совершенно обычными. После уроков Мила провожала Катю до дома. Короткий путь как раз-таки проходил через тот темный лес, но Катя не решалась идти через него даже со спутницей, поэтому подруги огибали сопку, увеличивая путь. Назад Мила, разумеется, шла через лес, ненадолго останавливалась в беседке, оставляла там свои учебники, со всех ног бежала домой, чтобы успеть сделать домашние дела и снова прийти сюда, остаться до самых сумерек. В классе только-только начали изучать роман Булгакова, поэтому старый, потрепанный томик девушка оставляла в беседке, не боясь, что он куда-нибудь пропадет. В тот день была необыкновенная погода. Открыв утром окно и мельком взглянув на сад, она заметила первые и довольно значительные признаки увядания. День был обволакивающе нежен, но в воздухе что-то неуловимо изменилось. Об этом говорил в один миг постаревший сад, необыкновенно мягкое, словно прощальное, солнце. Мила выскользнула в сад прямо через окно. Неудачно приземлилась на вывихнутую когда-то ногу и, не обращая внимания на неприятную сырость земли, морщилась от физической боли и досады на саму себя. Через какое-то время боль немного утихла, и она, прыгая на одной ноге, уселась на маленькую мокрую скамейку. Долго глядела на то, как прозрачные капли, цепляясь одну за другую медленно падают на влажную утреннюю землю. Ждала, когда боль совсем уйдет. Стало нехорошо, почти физически больно в месте солнечного сплетения, при мысли, что сегодня не удастся сходить в лес. Сама не понимая отчего так расстроилась, перебирала в голове возможные причины и отчаивалась еще больше. В какой-то момент всем ее существом овладела какая-то бессильная ярость. Напрасно она убеждала себя, что может сделать все домашние работы здесь; напрасно взывала к здравому смыслу и просила взглянуть вокруг на необыкновенно притихший сад. В тот день Мила так и не смогла сходить в лес. Выполняла рутинную, нудную работу по дому, писала конспекты, решала задачи, читала и учила, все думая, какое же все-таки досадное несоответствие между ней и этой умиротворенной природой. К вечеру погода стала портиться, ниоткуда налетел сильный ветер, сорвал с деревьев яркую позолоту, пригнал тяжелые свинцовые облака. Ближе к полуночи ветер постепенно затих, и Мила услышала шум дождя, сначала робкий и неясный, но с каждой секундой становившийся все злее и беспощаднее. Она неподвижно лежала в темноте, размышляя над судьбой книги, так опрометчиво оставленной в беседке. Вскоре прекратился и дождь. Под убаюкивающий шепот осенней листвы веки сомкнулись, она медленно погрузилась в сон, но ей все чудились шаги за окном, чей-то недобрый взгляд и легкие, едва заметные прикосновения, а иногда казалось, что чье-то дыхание щекочет шею. Медальон на груди странно нагрелся. Утром, забыв о больной ноге, Мила как обычно прошлась до окна и не сразу, но с огромным удивлением обнаружила, что наступать совсем не больно. Вспомнила странные ночные грезы и невольно улыбнулась, осознав, что кажется с ней происходит нечто удивительное. Как люди порой не замечают того, что происходит у них под носом, так и Мила не сразу поняла какого рода это удивительное. Чуть позже, закончив повседневные дела, ее быстрые здоровые ноги уже несли тело юной ведьмы к лесу. Не обращая внимания на мокрую, хлюпающую землю, она бежала по лужам и не чувствовала ни сырости земли, ни прохладного ветра. Накрапывал противный осенний дождь. Дома вокруг как-то резко и внезапно посерели от перемены погоды; сопка, по которой ей предстояло взбираться показалась холодной и неприступной. Мила как можно быстрее преодолела трудный путь, и наконец подступилась к лесу. В свете серого неба, без лучей солнца, под натиском осенней измороси он казался еще мрачнее и темнее, чем обычно. Она шла, впервые чувствуя себя неуютно, беспрерывно оглядывалась по сторонам, ощущение, что здесь ей не очень рады, не покидало, а становилось только сильнее с каждым шагом. В беседке книги не оказалось. Странно, подумалось ей, ведь я оставляла ее здесь. Где же ей быть? Еще немного поискав истрепанный томик, пришлось признать попытки безуспешными. Вокруг снова стояла мертвенная тишина, но оттого, что в небе не сияло солнце и беседка, почерневшая от времени, и овраг, темнеющий уродливым шрамом вдали, и, как она их называла, пашни сверхъестественного существа казались не просто таящими в себе скрытую угрозу, а зловещими. Миле ничего не оставалось, как отправиться домой. Обратный путь не занял много времени несмотря на то, что шла она медленно и словно нехотя. Внутри застыл какой-то странный тревожный комок, который развязать никак не получалось. Милу мучила тоска. Медальон на шее стал странно тяжел и горяч. Ветер становился холоднее, в небе сгущался тяжелый свинцовый налет. Милу беспокоили надрывный скрип чьих-то незапертых дверей и покосившихся заборов, вид измученных трепкой деревьев и чей-то взгляд. Она обернулась у самых ворот, невольно прикоснувшись к медальону. Но, разумеется, никого не увидела. Странно, подумалось ей тогда, неужели предсказание бабушки сбывается? Медленно Мила прошла в сад, решив проверить не оставила ли чего вчера там, так расстроившись из-за своего глупого падения, да так и застыла… Книга лежала на скамейке. Ветер трепал ее сухие страницы. Вдали едва слышно скрипел от ветра чей-то забор, накрапывал дождь. Книга лежала на скамейке и выглядела так, словно Мила не более минуты назад оставила ее здесь. Вскоре она оказалась в руках изумленной девушки, та нелепо таращилась на абсолютно сухие страницы, веря и не веря глазам. Даже если представить, что я действительно оставила ее здесь вчера, думала она, нет, это невозможно, книга неизбежно бы вымокла за ночь. Вероятно, кто-то оставил ее здесь. Еще раз взглянув на сухие страницы, она решила, что медальон не зря тревожит ее последние дни. Вещица чувствует приближение хозяина. Все лето Милу не особенно тревожила эта мысль, она думала об этом со странным фаталистическим спокойствием. Ее не пугали ни колдуньи в ее семье, ни мистический лес, ни хозяин медальона, управляющего временем. Для нее все эти вещи казались не страшнее экзамена в конце года. Только понимание того, что с ней происходит нечто необыкновенное, будоражило воображение. Задыхаясь от восторга, она вбежала на легких ногах в дом, больше не замечая унылой погоды и жуткого скрипа среди странной тишины. Иррациональное объяснение этого маленького приключения нравилось ей. Таинственное излечение травмы тоже добавляло «перчинки». Она уже заранее, еще ни разу не увидев того красавца, влюбилась в него безоглядно на многие-многие годы.