Таинственный лес

Родители вернулись в один из морозных, ясных дней поздней осени, которыми так богато это время года в тех краях. Мила спокойно завтракала в привычной тишине, пока не услышала скрип ступеней и хлопок входной двери. Вошла мама, отдохнувшая и довольная, она весело поглядела на дочь и раскинула руки для объятий. Мила охотно пошла ей навстречу, с трудом сдержала слезы. — Я скучала, — сказала мама, и со звуком ее нежного голоса ушли все страхи и печали. Все это время отец у машины возился с поклажей, а когда закончил, то присоединился к общим объятиям. — Марка приедет к новому году, — пробасил он в минуту, когда руки их разомкнули круг. — Мы задержались у нее. Одежды надо было купить, продуктов… Она там одна совсем. Хорошо хоть эти… как их… девчонка и мальчишка, друзья твои, рыжие такие… Мила подсказала: — Катя и Лев. — Да, — подхватил отец, — тоже там теперь. Он говорил как всегда нескладно, и эта речь вызвала бурю в душе Милы, оказывается, до этого она и не сознавала, как трудно ей приходится без родителей. Втроем они сели завтракать. Мама делилась последними сплетнями и новостями из жизни родственников: — На новогодние каникулы Нина хочет отправить нам свою Мани. Что думаете? Пусть едет малышка… — внезапно она прервалась. — Мила, там кто-то есть, наверное, к тебе… Растерянность в ее голосе заставила Милу вздрогнуть. — Ой, это же Влад! Он, наверное, давно ждет меня… Губы мамы тронула загадочная улыбка, папа притворился мебелью и не произнес ни слова. — Пригласи его, — предложила мама. Рука Милы замерла у самой двери, промычав что-то нечленораздельное, лишь отдаленно напоминающее согласие, Мила выбежала, не дослушав разглагольствования матери. — Хороший мальчик, — продолжила та, глядя на отца, — помнишь… Влад ждал недолго, но уже успел слегка озябнуть, поэтому то и дело нетерпеливо поглядывал на часы. Наконец услышал приближающиеся шаги, необыкновенно быстрые, и вздохнул с облегчением. Он удивленно воззрился на выросшую перед ним сияющую девушку, она бросила ему что-то похожее на «привет», взяла за руку и потянула за собой: — Пойдем, Владик, родители пригласили тебя. Он хотел спросить, давно ли они приехали; хотел возразить, сетуя на свою неловкость, но руки Милы, сильные и жилистые, (Он и не подозревал в ней такой мощи!) тащили его за собой. Уже дома, когда мама окружила Влада заботой, а папа по-прежнему притворялся мебелью, Мила хихикнув, шепнула другу: — Марка приедет на Новый год, — он вспыхнул от смущения, кончики ушей заалели, но уголок рта все равно дернулся в подобии улыбки. Вдруг мама вскочила, с ужасом глядя на входную дверь. Она быстрыми шагами пересекла кухню, полностью игнорируя всеобщее недоумение. — Мила, где осина? — спросила она. — Я оставляла защиту, чтобы никто не беспокоил тебя. Давно ее нет? — Я не знаю, мама… Мила предпочла скрыть, что вообще не видела никакой осины со времени их отъезда. Мама с какой-то злой растерянностью смотрела на прикинувшегося немым отца. По дороге в школу Мила объясняла огорошенному Владу, что все это значит: — Есть поверье, что осина способна защищать от мелкой нечисти и злых людей. Вот мама и переполошилась. Над дверью перед отъездом она, видимо, оставила осиновый колышек или просто щепку, но я, право, его не заметила. Куда она делась ума не приложу и была ли? Из ее сбивчивого, торопливого рассказа Влад выудил только одно: — Так вы… ты, Марина… ваша семья правда ведьмы? Вместо ответа Мила загадочно блеснула глазами. С наступлением ноября краски окончательно растворились в зимнем воздухе. На сопках тут и там проплешинами лежал снег, весь серый от грязи и пыли, которую растаскивал злой, колючий ветер. Родные были рядом, и Миле стало неважно, кем она была когда-то. Она забросила попытки вспомнить прошлое, хотя сеансы медитации не прекратила. Ноэ снова перестал посещать ее. Закономерно вернулись кошмары. Может ли быть, что они и есть ее прошлое? Возникла необходимость записывать. Но дневник ее остался лежать в зачарованном лесу, в который она давно не заглядывала. — Мам, я молнией! — крикнула она, поспешно набрасывая теплый шарф поверх пуховика, в котором казалась снеговиком. Мама только хотела ответить, но дверь уже хлопнула, неприятно обдав холодом ноги. Мила старалась как можно быстрее преодолеть путь через кладбище и старый овраг. Он кажется коротким только летом, когда нос и щеки не кусает морозный ветер. Беседка стояла на прежнем месте, вся заледенелая, покрытая тонким слоем инея и снега. Внутри было пусто. Мила стала искать тетрадку, спрятанную под навесом, воткнутую в расщелину меж старых досок. Лес в это время года казался пустым и чужим, и ей хотелось немедля покинуть его. Она бездумно пролистала тетрадь, хранящую следы дождя и снега, подняла взгляд и наткнулась на Ноэ. И давно он здесь? — Ноэ, — прошептала она посиневшими от холода губами в ткань шарфа, мокрого и холодного, от снега и ветра. Она оглядела его, косые лучи заходящего солнца красиво освещали его фигуру, одетую необыкновенно тепло, под стать погоде. Мила хотела вернуться домой до ранних сумерек, но теперь можно было и задержаться, хотя закоченевшие пальцы рук и ног яростно протестовали. Она знала, нужно потерпеть еще минут пятнадцать и тело привыкнет к морозу. Но, а пока ей оставалось только стесняться своего внешнего вида. Она едва слышно цокнула: нос красный, от холода слезятся глаза, похожа на матрешку. Ноэ тоже рассматривал ее, и на лице его застыла наглая ухмылка, свидетельствующая о том, что он вот-вот рассмеется. — Не слишком приятное место для разговоров, правда, дэви? — Мила недовольно поджала губы, припоминая, как она сейчас выглядит. Да он насмехается! Какая же она богиня в такой-то одежде? Он обнял ее, крепко прижав к себе, и они переместились снова в тот сад, о котором в прошлый раз Мила так и не спросила, а теперь затрагивать эту тему ей казалось отчего-то неловким. Она, как и всегда в таких случаях, приняла перемену как данность, не показывая ни единой эмоцией, что удивлена или заинтересована. В саду было тепло. Мила скинула ненужный пуховик, шапку и шарф, сняла обувь, чтобы ступни быстрее согрелись и отчаянно терла друг о друга, покрасневшие пальцы рук, а затем стала ждать, когда боль в конечностях пройдет. Ноэ подошел ближе, уселся рядом и прижал ее подмерзшее тело ближе к себе. Она не сопротивлялась: — Ты умеешь останавливать время? Мама убьет меня, если я вернусь после заката. Она и так уже наверняка потеряла меня. — Прекрати, прошло только полчаса… — Это ты стащил ее любимые осиновые щепки, которые она разбросала по всему дому? Ноэ сверкнул глазами, недобро улыбаясь. — Так и знала, — констатировала Мила. — Теперь она уверена, что в ее отсутствие в доме побывали злые духи и, должна признать, она не так уж не права. Ноэ захохотал. Мила тоже. — Ты так и не расскажешь мне ничего, будешь мариновать до тех пор, пока я сама не соизволю вспомнить? — Ты права, — губы коснулись мочки уха, и Мила вздрогнула, ощутив мурашки на коже. — И все-таки я не понимаю, почему мы не можем вернуться? Если я правильно поняла, кто мой отец, то ждать от него необоснованной жестокости не стоит… — она не договорила и замерла, зло глядя на собеседника, словно только сейчас поняла его какие-то давние слова. Ноэ старательно делал вид, что не замечает этого взгляда. — Ты сказал, что я родилась темным существом, а мой отец не темный… Ноэ, расскажи мне все!!! Он нахмурился. Возникло напряжение, едва уловимое, но все же. Казалось, между ними выросла стена. Мила предполагала, что он не захочет говорить, переменит тему или начнет ее высмеивать, но этого не случилось. Случилось иное. Ноэ холодно отстранил ее от себя. Внутренне Мила вся сжалась в комочек, чувствуя подступающую к глазам горечь. Подумать только, вот недавно они весело хохотали, держали друг друга в объятиях, Мила наслаждалась запахом Ноэ и вкусом его губ, а теперь между ними раздражающая пропасть и отчуждение. Она поднялась, молча, надела пуховик, уже не думая, что выглядит смешно. — Верни меня, — голос прозвучал ровно. Мила подняла глаза и встретила колкий взгляд возлюбленного, в котором читалось то ли разочарование, то ли презрение, то ли все разом. Она содрогнулась, в месте солнечного сплетения стало до боли горячо, но зато больше не хотелось плакать. Чувства, еще секунды назад бушевавшие в груди, точно исчезли, уступая обжигающему холоду. Не хотелось ничего: ни кричать, не доказывать, ни спрашивать… Ноэ приблизился. Он как обычно глядел насмешливо и дерзко, но в этой насмешке сквозила какая-то затаенная боль, какая-то давняя тоска, а может Миле просто хотелось надеяться, думать, что она ему не безразлична. Он прижал ее к себе. Стало тошно. Объятия не приносят радости, когда между двумя нет единения. Как же так сталось? Они рядом и одновременно дальше, чем может себе представить человеческой взор. Их встретил морозный зимний лес. Солнце уже скрылось за горизонтом, от него осталась едва заметная алая полоска. На небе сиял тонкий серпик месяца. Такая гармония вокруг и такая тяжесть внутри. Мила разомкнула объятия, подхватила тетрадку с земли и шагнула вперед, стараясь не оборачиваться и не прощаться. Он больше не придет. Теперь это ясно. — Ты не можешь вернуться в темный мир, — Мила застыла, услышала позади себя шаги. Ноэ властно развернул ее и заставил посмотреть в глаза. Он ловкими пальцами расстегнул пуговицы на ее пуховике, морозный воздух неприятно обжег кожу, напряженные пальцы держали маленький серебряный крестик. Мила вздохнула. В груди развязался какой-то узелок. Она ничего не понимала, но отчаянно надеялась, что это не последняя их встреча, и если она снимет свой крестик, откажется от веры, то сможет вернуться домой и быть вместе с Ноэ. Он прочел ее мысли и желания по жалобному, полному надежды взгляду. Черты его лица смягчились. Казалось, равновесие восстановилось. Мила улыбнулась умиротворенно и радостно, но улыбка тотчас же спала. Она задохнулась от ужаса и стыда, когда догадалась, что собирается совершить. Хотела отречься, загубить бессмертную душу… Да и темная ли она, если спокойно может носить крест? Ноэ не сводил с нее проницательного взгляда, с привычной улыбкой наблюдал сначала за сменой эмоций, а затем как она делает шаг назад. Она изменилась, думал он, это несомненно, но осталась также недосягаема и далека. Мила сделала еще шаг назад, болезненно медленный. Ноэ звонко рассмеялся. Мила снова заледенела. Какой-то сухой, давно пожелтевший лист оторвался от ветки, упал на холодную землю, припорошенную тонким слоем снега. Мила уходила счастливой, а возвращалась разбитой, молчаливой, словно замерзшей в том зачарованном лесу, навсегда оставившей там часть себя. Мила наблюдала, как образ ее возлюбленного демона растворяется, оставляя после себя пустоту. Его лицо выражало разочарование, ее – ничего. Она осталась одна в пустом зимнем лесу, только с небес равнодушно глядел ясный месяц, да надрывно кричала где-то вдали ворона.