Таинственный лес

Марка осталась с Владом наедине. На кухне Катя читала какую-то рождественскую повесть, слов было не разобрать, но мягкий нежный голос успокаивал. Влад смотрел пронзительно, в глубине его синих глаз она видела свое отражение. Когда это случилось с ней? Не она ли еще летом уезжала, насмехаясь над его чувствами, не веря им? Буран за окном не давал сосредоточиться, и Мара ощущала себя маленькой и слабой, поддавшейся стихии, заблудившейся душой в мистическом мире грез. Она больше не могла выносить этой тишины, возникшей между ними оттого, сколько им требовалось сказать. Вместо этого Мара потянулась к нему и уткнулась носом в воротник белой рубашки. Влад казался всегда таким холодным и закрытым. Это многих привлекало. Привлекало и ее. Прежде всего потому, что она сама виделась окружающим жизнерадостной и веселой, но на деле такой не была. Чернота собственной души пугала ведьму, и она видела отблеск этой тьмы в возлюбленном. Может, он будет способен увидеть глубину ее мятежного сердца? Когда до нее дошли слухи о Миле и Владе, она вспылила, раздраженная новостью повздорила с подругами и преподавателями. Ходила сама не своя, а когда приехала и увидела сестру бледную и мрачную более обыкновенного, заставила себя улыбаться и радоваться, внутренне чувствуя обратное. Часто по отношению к Миле она испытывала зависть, не подозревая, что это обоюдно. Сестра представлялась Маре образцом сдержанности и хладнокровия. Мила была - добрая душа, пекущаяся о покое близких и родных, ставящая их чувства и желания выше своих. Не стоит забывать и о светлом даре, который перешел к ней. Теперь еще и Влад. — Ты встречаешься с ней? — зачем-то спросила Мара, невесомо касаясь его плеча. Он усмехнулся уголками губ, чувствуя, как вся она напряглась в его объятиях, поймал тонкие пальчики в воздухе и прижал к щеке. Нужны ли им были слова в эту минуту? — Мила – моя подруга. Она доблестно защищала меня в твое отсутствие. Но она подруга, — послышался легкий смех, похожий переливчатый звон колокольчиков. Мара осталась удовлетворена ответом, и даже приглушенные рыдания сестры где-то на кухне не могли омрачить ее радости. Аслан загреб в охапку плачущую девушку и не отпускал. Катя готовила успокаивающий чай. — Даже не думайте уходить, — прошептала Мила дрожащим от слез голосом, когда очередной порыв ветра с грохотом уронил что-то во дворе, — Родители точно не вернутся в такую-то погоду. Вы остаетесь у нас. Катя улыбнулась, протягивая чай. За окном и правда с каждой минутой становилось только хуже. Идти домой пешком в непроглядной тьме казалось сумасшествием. — Мы пойдем в комнату к родителям, а ты и Влад останетесь в нашей, — обратилась Мила к Аслану, утопая в теплоте и нежности его глаз. Знал бы он, кто она на самом деле, остался бы рядом, продолжил быть ее другом? Теперь она не стала бы никого винить. Она сама отвернулась от того, кого любила всем своим юным сердцем и, если бы появилась возможность исправить ошибку, забрать причиненную боль, Мила бы не упустила случая. Как могла ее душа оказаться такой жестокой? Видно, правду говорят люди: виной всему не злое сердце, а слабое. Милу, как и многих, сгубило малодушие. Она испугалась последствий, трудностей и сделала шаг назад, пожелала остаться в своем маленьком уютном человеческом мирке, где все ее любят, пока не знают истинной личины. Это ли не слабость? Желая сберечь душу, она ее погубила. Вышла Марка, губы ее припухли от поцелуев, огненные волосы растрепались. Мила испытала видимое облегчение: кто-то счастлив, и потому ее страдания не так сильны. За ней шел Влад. Он по-прежнему был холоден и закрыт, но одежда была слегка помята, и это его выдавало. Друзья опустили глаза, скрывая лукавость взоров и принялись вести беседы на отвлеченные темы. Наконец напряжение спало. Все развеселились. Буран за окном уже не пугал. Первой этот разговор начала Марка, когда мальчишки ушли в их комнату, а сами они после долгой болтовни о своих влюбленностях почти заснули. — Мил, — протянула Мара, проверяя спит ли Катя, удостоверяясь, что она не слышит, — Уж меня твои ужимки не обманут. Что случилось в наше отсутствие? Я все время чувствую в доме призрак чего-то нечеловечески сильного. Кого ты притащила из Сидпа Бардо? — Он не из Сидпа Бардо, — возразила Мила, поднялась и оперлась на тонкий локоток, предвкушая любопытный разговор. Она отметила про себя, что сестричка не сомневается в ее силах проникнуть в потусторонний мир и выудить оттуда целого живого демона. — А то, как же, — хмыкнула Марка, и в темноте злобно сверкнули ее зеленые глаза, — Откуда тогда? Не тот ли это красавчик, что к бабушке наведывался, пока та была молодой и красивой? — Не тот, — ответила Мила, принимая язвительный тон сестры и внутренне хихикая. — Ты в него и влюбилась, да? — снова этот яд в словах, и не надоест же ей жалить, — Оттого и ходишь такая. И рассказать некому… — Почему некому? Тебе могу. Буря утихла. Сестры шептались в кромешной тишине. Катя глубоко дышала во сне. — Я ходила в запретный лес, — сказала Мила голосом твердым и не терпящим возражений, внутренне ожидая реакции и несколько боясь ее. Наконец прозвучал голос ее сестры: — Ненормальная… Бабушка ведь говорила, что нельзя. Кого ты там встретила? — Милу забавлял строгий надменный тон вперемешку со жгучим любопытством. — Я ждала хозяина медальона, — протянула она, не торопясь, — Ты ведь знаешь, что бабушка доверила его мне, — в это мгновение ей не требовались свои сверхъестественные способности, чтобы видеть, как недовольно Марка поджала губы и каким грозным огнем горят ее глаза. — Но пришел кто-то другой, назвался моим женихом… — Ты ведь не пошла за ним? — и снова Миле не требуется даже открывать глаза, она и без того чувствует в голосе сестры дрожь и страх и готова поклясться, что та заламывает руки и кусает губы. — Не доверяй существам из Сидпа Бардо. — Не пошла… — Мила, — шепот показался проникновенным, словно сестра готовится произнести нечто важное, — Знаешь ли ты, почему бабушка запрещала нам ходить в тот лес? — послышалось хмыканье. — Конечно, нет… Так знай... Маленькой девочкой я сбежала из дома и ушла, угадай куда, разумеется, в этот лес. Что-то тянуло меня туда, я не могла противиться. В конце концов, какая беда могла со мной приключиться? — Ты пропала, — проницательно предположила Мила, зная наверняка, что лес только кажется необитаемым и пустым. Марка кивнула ей в ответ, но в темноте этот жест, конечно, не мог быть замечен. — Мне казалось, что я вошла в лес недавно и гуляю там недолго, но прошло несколько дней. Меня искали и не могли найти, пока бабушка не воспользовалась силой медальона. Он ведь и вправду власть над временем дает! Открой его и увидишь прошлое, настоящее и даже возможное будущее. Бабушка и открыла, чтобы посмотреть, где я. — Это стало ее ошибкой, верно? — голос младшей сестры прозвучал печально, она и пусть и понаслышке, но знала нрав Ямы. Слуги его злобными были только из-за скверного характера своего хозяина. — Верно, — послышался тяжелый вздох, — Тот, кто бабку нашу навещал тут же прознал и, по ее словам, очень был рассержен. Явился сию секунду и высказал свое разочарование, да и много чего неприятного. О том бабка не сказывала, больно ей это было. Меня она все-таки нашла, а рядом со мной и тебя. Две собаки тебя охраняли огромные, черные. Я их сразу узнала. Сарамейи. И ты лежала в корзинке, как какая-то темная богиня, в своем истинном облике. — Знала, значит, — усмехнулась Мила, — почему не сказала? Вопрос риторический. Ответа на него я у тебя не прошу. Он мне не нужен. Поняла я, почему запрет был, но для меня то место безопасно, хотя и на такую как я этот лес нашел управу. — Именно, ты сунулась, куда нельзя. Поделом тебе! Ты поди думала, что тот демон с собой тебя заберет, что вернешься в темный мир, а он обманул, вот ты и ходишь, страдаешь, — надрывный шепот ее почти сливался с окружающей тишиной, — И все-таки он из Сидпа Бардо, — сказала она словно себе самой, — Неоткуда больше такому взяться! Чувствую это. Какой стыд, сестрица! – воскликнула она в сердцах и тут же зашептала, — А если его привязать? Будет нам служить. Мы вдвоем с тобой такое провернуть сумеем. Мила внутренне похолодела от ужаса. Связать Ноэ и заставить себе служить после того, как она обошлась с ним? Двойное предательство. Она не думала в этот момент, что они действительно могут это сделать. Даже если Марка и права и Ноэ из ордена ожидающих указа, он силен, и ведьмам-недоучкам не удастся так просто схватить его. — Ты знаешь, какая расплата ждет тех, кто занимается подобным, — тон, которым заговорила Мила, показался стальным. — Читрагупта уже записал твои слова. Даже за них перед Ямой тебе придется отвечать. — Ты скучная, — протянула Марка, но развязность в ее голосе уверила Милу в тайном страхе сестры. Больше она об этом не заговорит, но думать, вероятно, не перестанет. Надо обезопасить ее от такого шага. Но как она может обезопасить кого-то, если сама угодила в ловушку этого мира? — Я и правда влюбилась, Мара. Но это не он обидел меня, а я его. Если бы можно было исправить это, я бы исправила. Но в прошлое вернуться нельзя. И я не буду задействовать медальон, — фыркнула она, предупреждая увещевания сестры, — Я найду другой способ. Тебе же следует быть осторожной с магическими вещами. Не зря бабуля не оставила его тебе. То-то ты бы повеселилась и наломала дров. Марка вскипела: — Будешь нотации читать? Я побольше тебя знаю о последствиях, меня всю жизнь только этому и учили, а теперь ты вздумала втолковывать мне прописные истины? С самой собой как-нибудь слажу без подсказок какой-то ракшаси! — Завидуешь тому, кто я? — спросила Мила весело, не считая нужным исправлять негодницу. Ракшаси, так ракшаси. Тишина послужила ей ответом. Марка молчала. — Всегда завидовала, — прошелестела она, — Все детство хотела оказаться на твоем месте, чтобы уйти в темный мир… — Мне не вернуться домой, Мара. Когда-нибудь я расскажу тебе все, но не сейчас. Сейчас давай спать. Мила закрывала глаза, в ней теплилась робкая надежда на встречу с Ноэ. Во сне она сжала руку Кати, которой сегодня тоже пришлось нелегко. Подумать только, наблюдать, как парень, который тебе нравится так открыто увлечен другой. Как больно, наверное, ей видеть счастливой соперницу. Мила бы сейчас все отдала, чтобы увидеть Ноэ счастливым, пусть и рядом с другой. Через неделю друзья уехали и забрали с собой праздник. Для Милы дни снова окрасились в серый. Из дома она почти не выходила, мешали студеные январские ветры и мороз, на котором леденело самое сердце. От нечего делать занялась своей маленькой библиотекой, расположила ее на Маркиной кровати. Вот Шекспир, вот Бальзак, Бронте и даже Золя затерялись среди обширной коллекции русской литературы. Самые разные обложки, однотонные и расписные, оформленные профессионально и выпущенные самиздатом и среди них потемневшая от времени, словно чужая. Мила пригляделась: не книга это вовсе, скорее дневник. Она вспомнила ту ночь, когда искала способ вернуть себе человеческий облик, тогда и прихватила с собой, да забыла. Открыла первую страницу и принялась читать: Лето дышало тяжело, и его грузное пухлое тело умирало в страшных муках, как и все то, что произошло со мной. В руках у меня книга из библиотеки старшего брата. Достаточно прочитать заклинание, написанное рукой возлюбленного друга, чтобы забыть и избавить себя от мук. Но я все никак не решусь. Можно ли уничтожить память сердца? Призрак воспоминаний прошедшего или вернее их живая тень будут преследовать меня всю оставшуюся жизнь…