Таинственный лес

Мани заболела, и хворь эта оказалась не просто таинственного и потустороннего происхождения, она оказалась не по зубам даже такой сильной ведьме, какой являлась Марка. Мила думала об этом, пока летела в самолете, пока пересекала черту неподвластную авиалиниям с помощью поезда, пока тряслась на ухабистых дорогах полузабытой родины. Она сошла на недвижимую крепкую землю в кровавый час заката, недоуменно огляделась, примечая знакомый пейзаж. В памяти он представлялся иным. Быстро расплатилась с таксистом, в глазах которого при виде окружающего великолепия мелькнула тоска истинно русского человека. Его старая калымага уехала, скрипя и ругаясь на неизвестном наречии, оставляя после себя столп блестящей алеющей пыли. Впереди замаячил чей-то силуэт. Кто-то шел ей навстречу. Справа мелькнула тень, Мила насторожилась. — Та-дааам! — вскрикнула Катя, пытавшаяся напугать растерянную подругу. Мила не вздрогнула. Лицо ее, еще секунду назад светившееся подозрительностью, теперь приобрело иное выражение. Она улыбнулась, и эта улыбка озарила ее строгие черты. Они обнялись. А затем и некто третий прижал их к себе, обеих разом. Мила почувствовала знакомый с детства запах. То был Аслан. Любимый солнечный друг, почти брат. Друзья мало изменились с их последней встречи: та же кошачья мягкость и грациозность движений, та же теплота во взглядах. — Подготовка к свадьбе идет полным ходом, хотя само торжество и откладывается, — мрачно отозвался Аслан, после того как завершились взаимные приветствия, — Марина переживает. Мани заболела внезапно. Отрывистые фразы, которыми он говорил, напрягли Милу, заставили сомневаться. — Так что все-таки случилось? Что с Мани? Почему нельзя просто обратиться к докторам? — услышь ее сейчас Ноэ, такую серьезную, рассуждающую, подобно обыкновенному человеку, интересно, сколь много бы он впоследствии сочинил шуток. — Однажды Мани пришла с прогулки сама не своя, — начала Катя, перебивая брата, — Ты же знаешь ее. Она застенчива и стесняется своей внешности, а потому ей трудно сближаться с людьми. Мани всегда уходила куда-нибудь погулять одна. Ушла и в тот день. Ничего не предвещало беды, как говорится, — невесело усмехнулась подруга, в лице ее, обычно таком ясном и светлом, показалось что-то несвойственное такой натуре, — Гуляла себе гуляла, а тут вернулась… Бледная, говорить не может, только плачет все время, зовет кого-то, ждет… Ведет себя как помешанная… Марина возьми, да и узнай, куда племянница ходила, а все тот лес оказался виновен… Мила не удержалась и отыскала глазами свое пристанище. Темный лес маячил впереди. За ее взглядом проследили и остальные. На какое-то время все замолкли, крепко задумавшись, каждый о своем. Меж тем горячее летнее солнце скрылось за горизонтом, и блаженная прохлада укутала мир. Еще немного и станет по-настоящему холодно. Дома их ждали. Мама суетилась на кухне с ужином, отец копошился в любимом огороде, все выискивал какие-то новые способы легко и просто выращивать овощи в условиях местного климата. После общих приветствий и объятий Мила нашла сестру, сидящей у постели Мани. Та спала. Во сне ее лицо казалось умиротворенным. Она почти незаметно и неслышно дышала. Марка поглядела на вошедшую Милу строго и этим удивительно напомнила бабушку. Рыжие волосы, уложенные в какую-то сложную прическу, красиво обрамляли ее веснушчатое лицо, на котором горели злые зеленые глаза. В который раз Мила поразилась этому. Аслан и Катя тоже рыжие и зеленоглазые, но их внешность всегда казалась теплой. — Сказали тебе? — Мила интуитивно уловила, о чем спрашивают, и кивнула. — Что думаешь? — Спрашивала? — вопросом на вопрос ответила она. Марка тоже кивнула, а затем продолжила голосом отстраненным и холодным: — Гулять она в этот лес ходила, несносная девчонка! Говорила ей! А она… чего-то увидела и молчит теперь, ни слова не вытянешь. Все ждет кого-то, зовет. Кого? Не могу отвадить, как не тщусь. Все бесполезно, — она в каком-то сердитом бессилии вдруг встала, походила по их маленькой детской, снова села и странно поглядела на сестру. Та устало отозвалась: — Я не знаю, Мар, в том лесу я никогда никого не видела, кроме… Марка хмыкнула. Обе вспомнили о Ноэ. — Вернулся он? — Вернулся. Снова тягостное молчание. Обе подбирали слова и не могли подобрать. Никогда между ними не было места близости ни сестринской, ни дружеской. И теперь это ощущалось острее, чем когда-либо. Диалог их строился из односложных фраз, выглядел неловким, неуклюжим. Они снова всмотрелись друг в друга. Узелок развязывался. — Это долгая история… И она рассказала обо всем: о бабушке, о ее возлюбленном, о своем с ним родстве, о воспоминаниях, о Ноэ. Марка слушала, не перебивая и, судя по всему, не зная, что добавить. Неловкость не исчезала. — Я всегда тебе завидовала. С тех пор как увидела в той корзинке. Необыкновенная девочка из чужого волшебного мира. Мне тоже хотелось иметь необычное происхождение. Но я-то была человеком. А теперь и не знаю, чему завидовала. Ты всю жизнь среди людей чужая и домой вернуться не можешь. Она смолкла. Мила тоже не говорила ни слова. — Мне кажется, — заметила она наконец, глядя на Марку, — Мани необычная, потому-то ты и не сможешь ей помочь. После их разговора такого долгого и нужного, все же осталась некоторая недосказанность, не позволяющая окончательно отпустить обиды. В их старой детской расположилась Мани. Ютиться в одном помещении втроем оказалось делом трудным. Миле пришлось перенести вещи в залу и устроиться на диване. Она подошла к открытому настежь окну, прохладный ветерок тревожил легкие занавески, какое-то тягучее сентиментальное чувство заворочалось внутри. Это была и тоска, и печаль, и радость. Все разом. В сгустившихся сумерках, вдали, рядом с темнеющими сопками пламенели огни костров. Кто-то абсолютно серьезно праздновал окончание русальей недели. Весело им там у реки, подумала Мила. Голоса молодых юношей и девушек, вероятно, развлекавшихся у огней, не доносились сюда, расстояние между было велико. Вскоре мама позвала ужинать. В летнюю кухню электричество так и не провели, потому среди приборов сияли маленькие ароматизированные свечки. На печи стояли кастрюли и сковороды, от них шел пар, вперемешку с ароматом приготовленной пищи. В печь мама собиралась отправлять тесто, заботливо перемещенное в специальные формочки. На правах старшей дочери ужин по тарелкам раскладывала Марка. В тени почти у самого выхода сидела Мани, обняв себя за плечи. Пространство вокруг освещалось и старыми керосиновыми лампами, мама недовольно их оглядывала. С электричеством, по ее мнению, было бы экономнее. Наконец все было готово. Сели за большой круглый стол. Марка рядом с Владом, Катя – с Асланом, Мани плюхнулась неподалеку от Милы, глядя вокруг мутными глазами. Родители весело переговаривались с Владом. Он улыбался и отвечал им. Мила слушала, но не слышала, что они говорили. Мысли ее витали вокруг племянницы, у которой словно отняли разум. Мани по-прежнему обводила всех бессмысленным взглядом затравленного зверька. Марка кормила ее, та жевала, кажется, не до конца осознавая, что делает и порой забывала глотать. Зрелище это, такое обыденное для окружающих, неприятно поразило Милу и заставило всерьез задуматься. Надо попросить Ноэ о помощи. Наверняка он знает, что с девочкой. И неплохо бы обратиться к врачам. Признаться, странное нежелание родных обращаться за помощью к специалистам тревожило гораздо сильнее. Наконец ужин окончился. Разошлись по комнатам, но Мила задержалась в летней кухне, убирая посуду. Непреодолимое желание отправиться на старое памятное место в лесной беседке влекло ее. И она не стала противиться, позволив ему управлять собственной волей. Тайком пробралась в дом, схватила фонарик, дневник и медальон и побрела в сторону леса. В темноте дорога казалась мрачной, все вокруг вторило воспоминаниям, ей казалось, что она шагает и слышит саму себя прошлую. Вскоре Мила была на месте. Беседка стояла, где и прежде. Ничего не ожидая, Мила прошла внутрь, удобно разместилась, открыла дневник и, подсвечивая фонариком, принялась читать. *** В первый же теплый день весны приходи на окраину Змеиной пади к одинокому дереву…Сердце гулко билось в груди, и его молодые сильные удары отдавались в ушах, мешая слышать птичье пение. Дыхание сбилось, рыжие волосы растрепались, а ведь часом ранее она много времени потратила на сооружение прически. Агния остановилась у одинокого дерева, оглядываясь в нетерпении. Наконец-то пришла весна, думала она, замирая от счастья, с наслаждением вдыхая запах талого снега, наконец-то пришел этот первый теплый день. Вот-вот должен появиться ее друг. Равана. — Я здесь, — услышала она голос позади, а затем увидела его и не смогла удержаться, бросилась мальчишке на шею, чуть не сбив зазевавшегося ворона с ног. Он не ожидал такой встречи, а потому в первые мгновения растерялся, но горячие ладони обняли девушку и внутри разлилось странное тепло. Через минуту Агния выпустила его из объятий и внимательно оглядела. В самом деле перед ее детским взором стоял мальчишка. Он выглядел старше, но ненамного. Равана так же глядел на нее. Он взял ее руку в свою и притянул к себе. Друзья переместились. — Надо было пойти пешком, — посетовала Агния, но друг строго заметил, что это опасно. — Если бы тебя увидели в компании незнакомого мужчины, как бы ты отвечала перед братом? — она задумалась и согласилась. Неудобные вопросы ей не нужны. Но природная язвительность взяла свое. — Вы, конечно, старше, — уважительно проговорила она, — но ведь и вы только мальчик, а не мужчина… Равана выразительно поглядел ей в глаза, губы искривились в подобии презрительной усмешки, с какой Агнии еще только предстояло познакомиться. Она смотрела на него и не знала, что значит эта странная улыбка. Ей совсем недавно исполнилось одиннадцать. Агния была девочкой, совсем юной и потому немного глупой, но взгляд, каким наградил ее пришелец из иного мира, показался ей неприличным. Секунда. И наваждение спало. Равана снова был самим собой. — Я хотел бы, — весело начал он, проводя рукой по воздуху, — построить здесь для нас убежище, чтобы ты могла приходить сюда, когда грустно и одиноко и звать меня… Агния захлопала в ладоши и запрыгала, радостно смеясь: — Беседку хочу! – выпалила она на одном дыхании, чем вызвала у своего друга прилив веселья. Все движения ее юного тела завораживали юношу. Он понимал, в какую красавицу она превратится через несколько лет и хотел ей обладать первым и последним, но нрав девочки не совсем нравился жесткому сердцу Раваны. Она не знала своего места, смела дерзновенно отвечать и смотреть без должного уважения. — Будет тебе, — успокоительно пообещал он, снова притягивая ее к себе, — смотри, что у меня есть. Перед ее взором мелькнуло простое, но изысканное украшение. То был медальон. — Я подарю его тебе, если кое-что мне пообещаешь… Агния кивнула. — В медальоне заключена необыкновенная сила, никогда не открывай его без особой надобности, только в крайней нужде, поняла? Агния снова кивнула. — Пожалуйста, сохрани его. Он и пользу тебе принесет. Дотронешься с мыслью обо мне, и я явлюсь, как только смогу. *** От чтения Милу отвлек ветер, потревоживший кроны спящих деревьев. Она задумалась. Медальон вовсе не Ямарадж бабушке подарил. Зачем брату Раване пытаться сохранить его? Неужели желал дождаться возвращения сестры? Разрозненные мысли еще долго бы волновали усталый мозг, но тут Мила почувствовала знакомое укачивание, что-то ширилось и росло в ее груди. Вспышка. Перед взором ее снова возник Ноэ. Она подивилась его виду. Юный. Красивый. С забранными наверх волосами, в какой-то старинной одежде. Он склонился над ее лицом и поцеловал. Местом, в котором они находились, был прежний сад. Ноэ целовал ее несколько грубо и крепко держал в объятиях. Не сразу, но Мила поняла, прежняя она против того, что делает возлюбленный. Испытывая ярость и страх, она, однако же подавалась навстречу своему мучителю, чем он беззастенчиво пользовался. Ноэ терзал ее губы и постепенно сопротивление сходило на нет. Руки его, такие родные теперь, сминали замысловатое платье, встречая нешуточное сопротивление. Она с удивительной легкостью оттолкнула демона: — Ты забываешься, — гнев в ее глазах превратился в лед, — я принцесса, а ты чуть больше, чем дух. Когда я позволю, тогда и прикоснешься. Что-то болезненное мелькнуло в его чертах и в усмешке, искривившей красивые губы. Он не хотя отстранился. — Минуту назад желала, а потом воспротивилась! Откуда мне знать, чего принцесса захочет в следующий раз? — Чего захочу, того захочу. Твое дело делать, а не думать, Ноэ. Какое-то неприятное чувство зародилось в сердце Милы, пока она наблюдала эту сцену. Не зная, по обыкновению, чем она началась и чем окончится, нельзя было сказать точно, что происходит между двумя, но самой себе Мила казалась надменной гордячкой. Что если она всегда была такой? Жестокой? Видение рассеялось. Короткое, ничего не значащее, но такое отталкивающее. Ноэ действительно часто вел себя с ней осторожно, неизменно скрывая часть воспоминаний. Он и хотел, и боялся их возвращения. Кем бы Мила не была в то время, высокомерие ходило за ней по пятам, а может, может ли быть, что она вела себя так только с Ноэ? Наверняка «у них» бывали теплые встречи, случалось это, вероятно, спонтанно, и они проводили время без взаимных упреков и ссор. А может они таким образом только и могли взаимодействовать? Ветер принес знакомый аромат, Мила обернулась, нежно взглянув на Ноэ. Он присел рядом, и она без слов и предупреждений забралась к нему на руки, прижалась к горячей груди. Он молча принял этот порыв, укрыв ее своими объятиями. Мила слушала удары его сердца, вдыхала аромат сильного тела. — Раньше я всегда об этом мечтал, — проговорил он едва слышно, — чтобы ты так прижималась ко мне, чтобы ты хотела меня, любила меня, но ты всегда была холодна. Ты бесконечно отталкивала меня, и я злился, старался вырвать из своего сердца все, что чувствовал. Но любовь жестока и, если ты когда-то кого-то полюбил, заставить себя прекратить невозможно. Ночь была темна. Небо, заволоченное черными тучами, не пропускало звездный свет, усиливался ветер, становясь с каждой минутой все холоднее. Мила крепче прижалась к возлюбленному, невольно вспоминая, кем построена эта беседка. Она не сомневалась, в повествовании бабушки речь шла об этом месте. Ноэ нежно держал девушку в объятиях, и она чувствовала его особенный потусторонний аромат, который демон обычно скрывал. Прежняя нежность в движениях Милы сменилась безумием, она запрокинула голову, поймала его взгляд и перед глазами потемнело от страсти. Тонкие пальчики забрались Ноэ под одежду, острые коготки прошлись по сильным плечам, Мила уткнулась носиком в шею демона и с нескрываемым наслаждением вдыхала его запах, с удовольствием замечая, что ее непрекращающиеся ерзания на коленях мужчины, дают эффект. Ноэ взбесился, одним сильным движением он скинул Милу в мягкую траву. Она захохотала. Это разозлило его окончательно. По одному щелчку пальцев ее одежда исчезла. Ноэ навалился сверху, не сдерживая вес тела: — Так ты хочешь, дэви? — прошипел он, теряя над собой контроль и больно хватая ее за волосы. — Маленькая сучка… На секунду Мила обомлела, даже почти пришла в себя, но это состояние быстро сменилось крайней степенью возбуждения, потому что его наглые пальцы беззастенчиво сминали нежную грудь, а губы оставляли мокрую дорожку на белой шее. Она стыдилась захватившего ее чувства, но отрицать то, что ей нравилось происходящее, считала бесполезным. Спиной Мила чувствовала влажную мякоть травы, ее дурманящий аромат доносился до ее чувствительного носа, смешиваясь с иными запахами. Кожа горела под прикосновениями возлюбленного демона, во рту пересохло от собственных беспрестанных гортанных криков. — Ты сбежала от меня после всех своих клятв и надеешься теперь, что я снова откроюсь тебе, как тогда? — при этих словах тяжелая мужская ладонь опустилась на округлую ягодицу, звонкий удар оглушил Милу, кожу обожгло, она вскрикнула. Ноэ грубо перевернул ее на живот, взяв за бедра, притянул ближе к себе, заставил прогнуться в пояснице. Мила жалобно захныкала, когда ладонь Ноэ снова прошлась по ее коже. После недолгого перерыва он ударил опять, и опять, и опять, пока измученная девушка не взмолилась. Даже ее саму напугало то наслаждение, которое она ощутила, когда боль от удара медленно перетекала в тянущее чувство внизу живота. — Ноэ, прекрати! — страсть, затмившая их разум, исчезла так же резко, как и появилась, уступив место исступленной нежности. — Ненормальный! — Прости, — прошептал он, целуя ее в висок, — то, что когда-то ты была жестока со мной не дает мне права обращаться с тобой подобным образом… Секундой позже Ноэ усадил ее на себя, и Мила наконец ощутила приятную наполненность. Демон плавно опускал и приподнимал ее за бедра, слушая, ласкающие ухо стоны, сливающиеся с шумом ночного ветра. — Мне нравится отдаваться тебе, — сказала Мила, когда они лежали в траве, лениво изучая тела друг друга, — но на одном удовольствии от секса с тобой далеко не уедешь… — Ты можешь жить со мной в темном мире, — предложил он, не особо надеясь на положительный ответ и очень удивился, когда услышал: — Хорошо. Мила снова прижалась к Ноэ, вдыхая родной аромат его тела, внутренне не понимая, почему когда-то отказалась от него. Марка сегодня оказалась права, когда сказала, что Мила чужая этому миру. Так и есть. Но будет ли она своей где-то там? На миг она прикрыла глаза и перед ее взором снова предстали Ноэ и та другая девушка, какой она была когда-то. Однако теперь Мила видела все как будто со стороны. — Выходи за меня, — услышала она и вздрогнула, заметив в лице своего прошлого какую-то болезненную горечь. Видение снова рассеялось и уступило место глубокому, крепкому сну без сновидений.