Таинственный лес

Будучи ребенком, Мила часто размышляла о смысле жизни и своем месте в ней, узкая дорожка умозаключений неизменно приводила ее к выяснению своего предназначения, поиску чего-то глубинного, важного, нужного. Но допытывать судьбу риторическими вопросами в определенный момент наскучило. Теперь на двадцать восьмом году земной жизни она лежала на жесткой земле, прижавшись к любимому демону и напряженно думала, слушая его невинное посапывание. Она проснулась внезапно. От какого-то резкого толчка. Подняла глаза выше и умилилась. Как все существа во вселенной во время сна Ноэ выглядел беззащитным и ранимым: светлые волосы упали на лицо и, вероятно, щекотали щеки и нос, ресницы беспокойно подрагивали. Само совершенство. Он позвал ее с собой в темный мир. Домой. Эти мысли вызвали невольную, искреннюю радость. Марка не зря сказала, что Мила, словно чужая везде и всюду. Ей хотелось быть своей. На своем месте. Не было больше грез о великом, она нуждалась в малом. В любви. Десять лет назад желание сохранить то, что дано ей свыше пересилило тягу к миру тёмных и Ноэ. Тогда она предала себя, решив, что является оплотом света, но теперь, став старше и многое осознав, понимала, как ошибалась. Интересно, вдруг подумала она, как бы смеялся отец, если бы узнал о ее желаниях? Разумеется, Мила подумала о Ямарадже, по его нескромному мнению, всем человеческим и не только человеческим привязанностям находилось простое логичное объяснение. Карма. Все связаны друг с другом плодами собственных прошлых поступков и ничего более. Все эти людские слабости: любовь с первого взгляда, необъяснимое притяжение к другому, чувство неизъяснимого родства, все это лишь карма. Как же тоскливо и одновременно успокоительно это сознавать! Утром, в неясных серых сумерках, холодных и ветреных, Мила выбралась из объятий Ноэ, оставив на его губах невесомый поцелуй. Она торопливо шла домой, болезненно вздрагивая от своих же шагов, казавшихся такими громкими в предрассветной тишине, когда весь мир замер в трепетном ожидании чуда. Еще чуть-чуть и все вокруг наполнится красками, звуками и привычной человечьей суетой, но пока изредка надрывно пели только одинокие в своем первобытном восторге петухи. Мила больше не задавала глупых вопросов о прошлом. Воспоминания возвращаются сами: легкими точными мазками воссоздается картина. Она хмыкнула, решив, что живописец ее жизни импрессионист и понять изображаемое возможно лишь, взглянув издалека. Достаточно ли она далеко от себя прежней, чтобы большое виделось на расстоянии? Только дома Мила осознала, как замерзла. Домашние спали. Все, кроме Мани. Она сидела на широком крыльце и затравленно глядела на свою бедовую тетушку. Та не сразу нашлась и растерянно опустила руки. Смущение овладело обеими. — Почему ты не спишь, Маниша? — спросила она наконец, не особенно надеясь на то, что племянница обратит внимание, но ошиблась. Мани не отрывала от нее своего испуганного взгляда. — Я жду их… Мила мгновенно вспомнила слова сестры о том, что девочка все время ждет и зовет кого-то. Странный паралич овладел ее телом. Ей казалось, что она подбирает слова слишком долго и тратит драгоценное время. — Кого, Мани? Ты кому-то пообещала, что пойдешь с ним? Мани неопределенно пожала плечами: — Все думают, что я ненормальная, а я просто ни одному человеку не могу сказать, что ходила в лес на Змеевик… Мила? — она вскочила, судорожно задышала и уставилась на тетушку так, словно видела в первый раз. — Почему тебе могу? «Ни одному человеку, значит. Вот так проблема! Но ведь я не человек». Мила нахмурилась, пребывая в ложной задумчивости, потому что не знала, как объяснить племяннице, что на нее не действуют чары. — Он наслал какое-то проклятье на меня, из-за этого я веду себя, как помешанная. Неужели у него закончился срок и теперь снова все будет как раньше? — надежда в ее голосе, едва не сбила с толку. «Увы, моя маленькая Мани, никогда в твоей жизни больше не будет прежних забав. Как же ты забыла рассказы прабабушки? Нельзя молодым девушкам на Змеевик одним гулять… Что за странная судьба у женщин этой семьи?» — Это вряд ли, — скептически протянула Мила, довольно потягиваясь. С Мани все в порядке, утешила она себя, просто набрела на змеиных слуг в неудачный час, теперь станет невестой подземного царя змей, будет носить драгоценности и счастливо жить. «Ну и идиотка же ты, Мила! Разве не видишь, что малышку надо выручать? В этом точно должен смыслить Ноэ». — Я попытаюсь тебе помочь, но не рассказывай никому об этом, хорошо? — Мани покорно кивнула, хотя все ее существо светилось любопытством, однако девочка умела смирять свое сердце и вопросы, терзающие ее разум, остались неозвученными. — Я имею ввиду твоих новых знакомых. У меня есть один хороший друг, который, возможно, найдет выход. Мила подумала о Ноэ, улыбнулась. Он точно должен знать, что можно сделать. После полудня, когда жаркое солнце сияло высоко на горизонте и опаляло обнаженные плечи, Мила снова направилась в лес неспешным шагом, задевая босыми пятками острые камни. Она намеревалась выполнить обещание, данное утром. Полуденный зной погружал в какое-то сонное состояние, и Мила вспоминала себя семнадцатилетнюю, юную и глупую, на краткий миг вновь ощутив себя прежней девочкой. Как так постоянно выходит: жизни повторяются, события происходят вновь и вновь, порой не меняясь ни на йоту, но человек ждет их и мечтает о них? В лесу на том месте, где его оставила Мила, сидел Ноэ, улыбаясь так, словно ничего необыкновенно не происходит: — Я не сбежала, — предупредила Мила его порыв, — я больше не сбегу. Ноэ с каким-то детским восторгом глядел на возлюбленную. Легкий ветерок трепал выбившиеся из прически темные пряди, алые губы приоткрылись в немом обещании, глаза, которые она отныне подводила тонкими стрелками делали ее похожей на изображения древних человеческих цариц, тонкие руки, изящная шея – все в ней говорило о совершенстве божественного. Ему хотелось подойти и крепко прижать к себе тоненькую фигурку, хотелось защитить ее от всего мира. — Иногда я думаю, что наше знакомство – случайность, хотя я и не верю случайностям. Ты попала к нам из низших чинов, а как оказалась там тайна, покрытая мраком неизвестности. Мы встретились в заброшенном саду моего деда, маленькая девочка со странным цветом кожи и глазами, сияющими подобно пламени, ты пряталась там от кого-то из слуг. Они были не очень добры к маленькой богине, — на мгновение он замолк, словно вспоминая что-то приятное, уголки губ дернулись, — я на тот момент пробыл у деда мало времени, рана от потери родителей еще не зажила. Я тосковал по дому и встретить кого-то похожего, осиротевшего было для меня благословением. Мила подобралась ближе, внимательно слушая Ноэ. — Ты сидела под деревом, крутила в пальцах травинку и думала о чем-то мне недоступном. Я был мальчишкой, а как мальчишки проявляют заинтересованность? — Ты сделал какую-то гадость, — закатила она глаза и весело усмехнулась. Ей казалось, что она видит эту картину. — Я обидел тебя, сказал, что ты моя рабыня, и должна делать то, что я захочу… — Ну-ну, Ноэ, ты настоящий романтик, — это должно было прозвучать насмешливо, но прозвучало грубо, словно толика обиды до сих пор сидела в сердце. — Да… Я обижал тебя часто и как-то привык быть для тебя единственным… Мила не дослушала, снова окунувшись в прошлое, картинка, возникшая в ее голове, оказалась настолько яркой, что на несколько секунд девушка потеряла связь с реальностью. Вот Мила идет и плачет: длинные волосы растрепаны, глаза опухли и покраснели. Она что-то потеряла и теперь страшится наказания. Но что? Кто-то из слуг смеется над ней, даже низшие чертенята вовсю потешаются. От этого еще обиднее. Издали за ней наблюдает мальчик. Мила понимает, это Ноэ. В руках у него весело блестит вещица. Он подходит ближе и надменно спрашивает: — Не это ищешь? — Отдайте! Она выкрикивает быстрее, чем успевает обдумать, а он только крепче зажимает в ладонях сокровенный ключ. Да, теперь она видит, что это ключ. На вид им обоим около четырнадцати, они выглядят взрослыми, но игры почему-то по-прежнему детские и жестокие: — Что мне за это будет? — больше утверждение, чем вопрос. Ноэ уверен: она сделает все, что он скажет. Самое неприятное, что она в этом уверена даже больше. Мила чувствует себя униженной, холод пробирает ее с головы до пят. Чертенята продолжают подло хихикать, а она не в силах остановить слезы и взять себя в руки. Желанный ключ зажат в руке чужака и врага. Он бы мог стать ее другом, потому что и сам сирота, потому что и он здесь чувствует себя неуютно, но вместо этого пробовал заглушить свою боль таким варварским способом. Молчание длится слишком долго и становится напряженнее. Ноэ смотрит неотрывно, и в его глазах Мила замечает странную эмоцию, непонятную ей, а в следующий миг он протягивает ей маленький серебряный ключик. — Я нашел его недалеко от цветов жасмина. Ты потеряла, — он произносит это так, словно не требовал только что от нее ответной услуги. И своим нелогичным поведением сбивает с толку. Она тупо смотрит на его протянутую ладонь и какое-то время не верит глазам, а потом случайно касается тоненькими пальчиками его кожи, когда пытается забрать ключик. Их глаза встречаются, и она дергается от прикосновения, как от ожога. Больше не слышно смеха чертей, не чувствуется дуновение ветерка, запаха цветов. Только глаза напротив. Еще мгновение, и морок спадает. Рядом снова противный гогот, придирчивый мальчишка и сад… Откуда только в подземном мире может взяться такое чудо, как этот сад? Ненужные мысли заполняют сознание, помогают отвлечься, отпустить неприятные воспоминания, позволяют им залечь на дно. Мила так не сказала ему слов благодарности. — …единственным твоим обидчиком. Она снова принялась внимательно слушать и параллельно вспоминала, но либо ее мозг оказался ненадежным источником, либо Ноэ являлся ненадежным рассказчиком. Воспоминания и слова Ноэ не совпадали. Она несколько раз провела пальцем по медальону и перебила рассказчика: — Что-то не сходится. Я предлагаю не напрягать твой язык, а просто посмотреть, — и недолго думая, без предисловий, раскрыла медальон, — Мы заглянем в зеркало истины… Подумать только! Сколько раз она пыталась вспомнить прошлое, пока была еще совсем юной? И разгадка все это время находилась в удивительной близости. Почему бы не воспользоваться ей теперь? Они склоняются над кусочком зеркала истины, Милу забавляет его пораженное лицо, но от восклицаний она воздерживается. Погружение в недра зеркала истины подобно действию омута памяти из всем известной книги. Они вмиг оказываются в светлом незнакомом месте, и Мила смутно припоминает покои во дворце Ямараджа, а дальше она и вовсе замирает не в силах вымолвить ни слова. Какое-то тревожно чувство охватывает её. Неподалеку от их с Ноэ фигур застыла женщина, удивительно похожая на Милу, однако же не она. — Мама, — прошептала девушка, с невыразимой тоской взглянув на возлюбленного, — Это моя мама… Она сидела около небольшого бассейна, наполненного лотосами, на каждом из которых красовалась надпись на незнакомом наречии. Был ли это обман зрения или вода в бассейне в самом деле дымилась, Мила сказать не могла. — Мама, — прошептала она еще раз, но та, разумеется, не могла ни увидеть, ни коснуться дочери. — Вы удивительно похожи, — зачем-то прошептал Ноэ, не сразу сообразив, что возлюбленная вряд ли слышит его сейчас, вряд ли замечает обстановку, царящую вокруг. За бассейном с дымящейся водой и лотосами расположился балкон, с которого открывался прекрасный вид звездного неба, горячий ветер жаркой полуночи опалял кожу. Где бы они ни были, это не тот подземный мир, в котором привык жить Ноэ. — Почему ты все еще не спишь, Ями? — ошибиться было невозможно, Ноэ обернулся и в мгновенье оказался рядом с Милой, но та даже не шелохнулась. — Это просто воспоминание, Ноэ. То, что произошло давно, еще до нашего с тобой появления на свет. Это тень Ямараджа, а не он сам. — Отец, — девушка подошла ближе к говорившему, склонилась в почтительном поклоне, едва касаясь пальцами стоп Ямараджа. Так до сих пор выказывают уважение младшие старшим в некоторых местах на земле. Такой простой жест, привычный для тех, за кем они наблюдали, но Милу пробрала дрожь. «Она назвала его отцом, а он ее своим именем. Этого не может быть…» — Я пребывала глубоко внутри себя, медитировала на образ Всевышнего и возносила Ему молитвы. — Не хочешь ли ты сказать, что я нарушил твой покой? — в голосе отчетливо слышалась отеческая забота и доля доброй насмешки, коей родители часто награждают прилежных детей. Примерно так обращалась бабушка Агния к Марке. Ями рассмеялась радостно, подняла на отца свои счастливые глаза, похожие на ясные полумесяцы и произнесла: — Может ли для дочери кто-то быть большим божеством, чем ее отец? — Может, — незамедлительно отозвался Ямарадж, — Муж… — Для каждой дочери ее отец — главный мужчина в жизни, и в будущем своем спутнике она непременно будет ценить качества своего отца. Разве плохо, что я хочу мужа, похожего на вас? Только сейчас Мила заметила, как неправильно обозначила свою мать в самом начале. Перед ней была вовсе не женщина, а девочка. Юная и глупая, как и она сама когда-то, и эта девочка приходилась дочерью Ямараджу. И она нашла себе мужа, похожего на отца. Пазл, выстроенный в голове еще совсем недавно рассыпался, но вместо него складывалась иная картина, бывшая гораздо привлекательней прежней. У нее есть родные. Не те добрые люди, изо всех сил старающиеся принять и полюбить, а настоящие родные. «Вот почему Ямарадж забрал меня тогда у дедушки Ноэ, едва увидев. Он узнал, понял, чья я. Да и возможно ли было не узнать, ведь при мне и медальон был». Мила повернулась к Ноэ, схватила его за руки, лицо ее исказилось от переживаемого страдания. — Понимаешь, что это значит, — бессмысленно шептали ее губы, однако звука не рождалось, но Ноэ понимал. Ему не нужны были слова для того, чтобы понять Милу. Он тоже рано потерял родителей и знает, каково это. Еще одна причина для них быть вместе. Еще одна недостающая деталь в сломанном механизме. «Скоро мы оба излечимся от старых ран и станем счастливы», — подумали оба. Пальцы их переплелись, кожа к коже, душа к душе. Объединенные общей болью, впервые за много веков, они наконец по-настоящему почувствовали друг друга. Обыкновенно при тусклом свете звезд соединялись их тела, но не теперь. Трепетный, но крепкий и сильный росток чувства пробился сквозь их твердые сердца, похожие на весеннюю почву после лютой зимы. Пробился и взвился ввысь ближе к свету. «Тот, кто видит Меня во всех существах и всех видит во Мне, никогда Меня не потеряет и сам не будет потерян для Меня…» Ноэ словно услышал общий мотив ее мыслей и произнес одними губами: — Мы больше никогда не потеряем друг друга… «Никогда больше меня не сможет ни обидеть, ни обмануть твой гнев, потому что надо всем моим существом отныне властвует любовь, которая сильнее, чем смерть; страшнее, чем война, неотвратимее, чем карма». — Даже если родимся вновь… Вслух ли, внутри ли себя сказаны были эти слова казалось не столь важным, когда в глазах возлюбленного каждый видел ответы на все свои вопросы. — Ты как-то сокрушалась, что я слишком стар и не могу оценить вкуса чувств, ибо все они не новы для меня. С радостным сердцем сообщаю, что я чувствую… — Я больше. — Я не хочу, чтобы это заканчивалось, — тоскливо отозвался Ноэ и услышал смех. — Здесь нет времени, — Мила взмахнула рукой, и комната с ее матерью исчезла, словно по волшебству. Они оказались в поистине удивительном пространстве: Ноэ показалось, что поверхность, на которой они находились не имеет опоры, он поднял глаза и замер. Это лестница. Огромная лестница среди бескрайней черноты космоса. — Я часто засыпала представляя, как забираюсь по этим ступеням куда-то наверх, к чему-то более значимому. Иногда мне снились какие-то люди далеко впереди, от которых я отстала. Обычно в эти моменты лестница рушилась, и я оставалась одна посреди этой пустоты, — она улыбнулась, щелкнула пальцами, мир озарился сиянием звезд, над ними зависла полоска млечного пути, такая близкая, удивительно похожая речной поток, — Так лучше, правда? — Не я один здесь мастер иллюзий, да, дэви? — он произнес это с необыкновенным придыханием, и Мила замерла от счастья, переполнявшего ее. Она бережно хранила его внутри, остерегаясь расплескать, но, своенравное, оно все-таки лилось через край. Они снова сцепили пальцы в замок, сели напротив, всматриваясь в родные лица и уплывая куда-то за горизонт существования. Обычно люди и демоны не могли смотреть Ноэ в глаза, перебегая с одного на другой, из-за цвета, но Мила была дэви, и ей это труда не составляло. — Это нормально, что я не чувствую своего тела? — спросил Ноэ, крепче сжимая ее пальчики, больше он ничего не спрашивал. Ощущения, затопившие разум и тело оказались несравненными, похожими на полет, что соответственно и окрыляло и пугало одновременно. Но рядом с ней ничего больше не страшило. Прошлое казалось досадной ошибкой. Отныне и навсегда они вместе.