Сон в весеннюю ночь или Исправленному верить

- Аннушка, как же ты сегодня, однако, весела! – Мария Тимофеевна отодвинула почти нетронутую тарелку с едой и приняла у Домны чашку с чаем. - Просто у меня замечательное настроение! – Анна потянула с блюда второй пирожок и с завидным аппетитом откусила его румяный бок. - И что же произошло такого выдающегося? – в противоположность Анне мама была чем-то огорчена. – Вы с доктором опять что-то у кого-то отрезали, и теперь несчастный поправится и будет отплясывать «Барыню»? - Мама, а что случилось? – в изумлении подняла брови Анна. - Ничего не случилось. Просто я сегодня встретила Ребушинского, - Мария Тимофеевна машинально помешивала в чашке. - И что? Чем же тебя так расстроил сей господин? - А ты не догадываешься? - обидчиво отвечала ей мать. – И ты мне ничего не сказала! - Да о чем?! - О том, что в город вернулся Штольман. Это из-за него ты так оживлена? – подозрительно прищурилась Мария Тимофеевна. - Что же он до сих пор не нанёс нам визит? - Ну, возможно потому, что он едва ли не с поезда окунулся в расследование убийства генеральши Елисеевой, - пожала плечами Анна, раздумывая, не лишним ли будет съесть еще пирожок. – А потом еще и горничная Андрея Петровича погибла. До визитов ли Якову Платоновичу! - Но ты с ним встретиться, похоже, успела! – обличающе сузила глаза мать. - Да, я его видела, - Анна подняла брови. – А что такое, мама? Почему я не могу видеть Якова Платоновича? - Можешь, конечно. Только я тебе, как мать, говорю: это плохая идея. Штольман - неудачная партия. - Мамочка, это уже было, – вздохнула Анна. – Это, ей-богу, прошлый век. - Что было? - Ты мне уже говорила, какая плохая партия Штольман. Но теперь всё изменилось. И я уже не та девочка, что была пять лет назад. Могу сама решить, с кем мне встречаться или не встречаться. Мария Тимофеевна отодвинула чашку и помолчала, глядя в стол. Потом подняла голову: - Анна, я очень тебя прошу. Как мать, как женщина, в конце концов: оставь это. Оставь надежду на брак с ним. Штольман не для семейной жизни. Он полицейский. Для него служба на первом месте. Он никогда не поступится ею, ежели придется выбирать: ты или служба. Ты проиграешь. Это, - она замялась, потом выпрямилась, - это, к сожалению, истина. Ты просто будешь ждать и ждать его, измучаешься, состаришься раньше времени, а он будет пропадать надолго, на месяцы, годы, без объяснения, без предупреждения, как вот... четыре года назад. Прости, что пришлось напомнить об этом. Я… я не хочу тебе такой участи. Анна молча смотрела на мать. В былое время она бы немедля вспылила или расхохоталась. Сейчас она молчала. Потому что где-то в глубине души она вдруг поняла: мама права. В главном права. Это не было чем-то неожиданным и необычным. Она всегда знала: служба для Якова действительно на первом месте. И да, его внезапное исчезновение и неожиданное появление без объяснений подтверждало правоту слов матери. Спорить сейчас не хотелось. Оживление Анны вдруг сползло с неё, как старый ветхий салоп. Она машинально подняла чашку ко рту, отпила из неё, потом поставила на стол. Мать смотрела на неё с сочувствием, глаза подозрительно блестели. Анна поднялась и сдержанно сказала: - Я устала что-то, пожалуй, пойду к себе. Она, подойдя, хотела поцеловать мать, но Мария Тимофеевна, поднявшись, порывисто обняла её, и они так постояли долгую минуту. Потом Анна отстранилась и без улыбки тихо сказала: - Спокойной ночи, мама. - Спокойной ночи, Аннушка, - сердечно отозвалась мать и быстро трижды перекрестила вслед выходившую из столовой Анну. У себя Анна послонялась из угла в угол: на душе было скверно. Про Якова старалась не думать. Хотя попытки заглушить мысли не увенчались успехом. Против воли она вспоминала их встречу нынче в лабазах, машинально прижималась губами к ладошке, что помнила его нежный поцелуй, потом руку отдергивала. Неизвестно, до чего бы она додумалась, но тут в дверь стукнула Домна, сказала, что ванна готова. В теплой воде сведенные судорогой плечи расслабились, дурные тяжелые мысли растаяли, как нынешний снег, и Анна, выбравшись из воды, закуталась в пушистую простыню и с легким сердцем отправилась в постель. После чего натянула одеяло повыше и сразу же уснула безо всяких сновидений.

***

Утро в больнице выдалось спокойным. Анна навела порядок в шкафчике, потом, прихватив сестру милосердия Татьяну, отправилась в прозекторскую. Сегодня придут забирать тело Анфисы для погребения, нужно перебрать вещи и сложить в узел, чтобы отдать безутешной Ефросинье. Вдруг из одного сапожка выскочила монетка, Татьяна ойкнула и в испуге прикрыла ладошкой рот: - Ой, Анна Викторовна, горе-то какое! - Ну, да, - кивнула со вздохом Анна, - бедная девушка. Такое несчастье – погибнуть в самом расцвете лет. - Да я не про то! – всплеснула руками Татьяна и, выудив из-под стола монетку, продемонстрировала её Анне. – Вот! - Говори яснее, Таня! - Монетку девушки кладут под пятку, когда венчаться идут! - Постой! Да ты права! – ахнула Анна. – Ведь и платье у неё светлое! И волосы лентой белою прихвачены. Такую ленту не носят просто так, в будний день. Так, Татьяна, вещи свяжешь в узел, отдашь Лужиной, а мне надо отлучиться. В своем кабинетике она наскоро сняла халат, облачилась в пальто, надела шляпку и быстрым шагом вышла из больницы. Возле участка была непривычная суета, сновали чумазые мальчишки, куда-то уходили и приходили городовые. Анна еще издали увидела Коробейникова, выходящего из дверей полиции. Тот при виде неё радостно воскликнул: - Анна Викторовна, - но уже в следующий момент, радость несколько увяла. – Вы к Якову Платоновичу? - Нет, я к вам! – решительно кивнула Анна. – Дело в том, что эта девушка, Анфиса Лужина, она в тот вечер должна была выйти замуж. Может, тайно с кем-то обвенчаться. О такой поре венчаться можно только тайно. - А почему вы так решили? – насторожился Антон. - Мы с Татьяной вещи её разбирали, чтобы матери отдать, и из сапожка выпала монетка. И платье у неё было белое. И ленты светлые в волосах. А вы… Вам известно про это что-нибудь? - Можно и так сказать, - со вздохом кивнул Коробейников. – Мы задержали Адамова-младшего. Так он клянется и божится, что Анфису ждал возле конюшни, чтобы обвенчаться. Только никаких доказательств этого я так пока и не нашел. Батюшка в церкви всё отрицает. Есть только слова Адамова. И ваше доказательство, косвенное, правда, - единственное что у нас есть. – Он склонился к ней ближе и, заговорщически понизив голос, сказал, - Штольман велел одного свидетеля разыскать и вызвать на допрос… - Клычкова? – перебила Анна, поправляя перчатку. - Его. А вы откуда…? Это Анфиса вам сказала? - Да, она. - А что же вы мне не сообщили? – упрекнул он. Анна нахмурилась: - Вот, сообщаю. Только непонятно, при чем тут он. И что, вызвали вы его? - Найти не можем. Пропал он, - развел руками Антон. - Как сквозь землю провалился. Я уж своих беспризорников задействовал, бегают вон по всем окрестностям, - мотнул он головой в сторону стайки грязноватых подростков сгрудившихся у забора. – Только всё без пользы пока. Вы… зайдете к нам? - Нет, - помедлив, решительно качнула головой Анна. - Мне в больницу пора. Я ведь доктору Милцу ничего не сказала, что ухожу. До свидания, Антон Андреич. - Всего наилучшего, Анна Викторовна! - с воодушевлением воскликнул Антон ей вслед, после чего повернулся и направился к приплясывающим от нетерпения мальчишкам. - Ну, что скажете, орлы? – уперев руки в бока, спросил он беспризорников. – Каковы успехи? - Да чо, барин? Монет не отсыпешь ли? – самый старший утер нос рукавом. - Ты давай, докладывай, Федька, а после посчитаемся, - строго прикрикнул на него Коробейников. - Вроде есть, - лениво прищурился пацан. – Возле кладбища стоит заброшенная сторожка. Вот, кажись, там он и обретается. Вчера, как ночь стала, так он туда и причапал. - Да точно ли Клычков? – прищурился подозрительно Антон. - О-он! – уверенно кивнул Федька. – Есть у нас, кто его обличье знает. - И кто обнаружил? - Да вон, - махнул пацан на невысокого чумазого крепыша, - Хрущ отличился. - Ну, что ж, мОлодцы, держите, как обещал, - Коробейников вынул из кармана несколько монеток и всучил предводителю. Монетки молниеносно исчезли в кулаке Федьки, и мальчишек как ветром сдуло. Антон же спешно отправился к Якову Платоновичу доложить новые сведения. Тот стоял у окна и читал какую-то бумагу, по виду важный документ. При звуке открывшейся двери обернулся - глаза блеснули оживлением: - Антон Андреич! Вижу, с новостями. Что-то удалось узнать? - Удалось, - сдержанно кивнул Коробейников. – Во-первых, Адамов не врет. Действительно собирались повенчаться с Анфисой. Во-вторых, обнаружено место обитания Клычкова – в сторожке заброшенной, что возле кладбища. - Отлично, Антон Андреич! А откуда данные? – прищурился Штольман. - Сторожку мальчишки-беспризорники нашли. Я их привлекаю для всяких таких дел. - А про венчание? - Про венчание… В вещах её нашли указания на это, - уклончиво ответил Антон. Штольман нахмурился: - Яснее выражайтесь! - Анна Викторовна сообщила… Вещи покойной разбирали и вот, нашли. В сапожкЕ лежала монетка. Такую под пятку кладут перед венчанием, чтобы жизнь богатой была. И в платье светлом Лужина была одета. Так что… Пожалуй, надо Адамова отпускать. При имени Анны лицо Штольмана на миг просветлело, потом он принял свой обычный строгий вид, выслушал всё внимательно и кивнул: - Отпускайте. Возле сторожки организуйте засаду. Только выберите для сей операции самых проворных и сообразительных, чтобы, не дай бог, не спугнули. Да предупредите, чтобы осторожность соблюли. Не зря же он прячется. Значит, сторожка возле кладбища…, - протянул он и задумался на мгновение, потом быстро спросил. – А когда Анфису хоронить будут? - Так сегодня. Как раз третий день. - Отлично, - потер ладони Штольман. – Значит, вот как мы поступим…