***
Анна закончила свои дела и заглянула к доктору Милцу. Тот был занят с бумагами, составлял в губернское управление очередное прошение о том, чтобы выделили им еще одного фельдшера. Раз уж прикрепили к ним ещё три деревушки, справляться с обилием пациентов становилось всё труднее. Анна велела сестричке милосердия Татьяне отнести доктору чаю и у своего кабинета с удивлением обнаружила Андрея Петровича. - А я вот зашел за вами. Хотел до дому проводить. Не отказывайтесь, Анна Викторовна, прошу вас. Вид у Андрея Петровича был весьма унылым, и Анна не посмела ему отказать. Только попросила обождать её в скверике четверть часа: она закончит свои дела и выйдет. Дел особенных не было, больных тоже, но доктора стоило предупредить. По дороге к дому Клюев поведал, что всё думает о такой несправедливости судьбы: молодая красивая девушка и так закончила свой жизненный путь, а ведь ей жить бы да жить. Говорил он это с такой горячностью, что Анна покосилась на него подозрительно. Андрей Петрович перехватил этот её взгляд и даже остановился: - Анна Викторовна, ежели вы могли только подумать, что у меня были отношения с Анфисой, то я вас уверяю, вы заблуждаетесь. Не имею привычки заводить отношения с прислугой. Я просто… в общем смысле такой печальной судьбы для молодой девушки. Это так страшно, когда такое случается. Ещё вчера полная сил, сама жизнь и красота, сегодня предана земле. И это не изменить, не поправить… Анна сочувственно кивнула: - Вас, я вижу, до глубины души тронула эта история. У вас доброе сердце, Андрей Петрович. Не всякий хозяин будет так огорчаться из-за прислуги. - Вы меня так понимаете, милая Анна Викторовна. В вашем лице я неожиданно нашел доброго и чуткого друга, который мне так необходим здесь, на новом месте. Хотя, - он смущенно усмехнулся, - пожалуй, рано говорить о нашей дружбе, но, смею надеяться, вы позволите считать наши отношения таковыми? Анна кивнула и мягко улыбнулась: - Я всегда поддержу и выслушаю вас, ежели это вам будет нужно. Они прошли в молчании некоторое время, думая каждый о своем, потом Клюев встрепенулся: - Ну, что же, не будем грустить более. Давайте поговорим о вас. - Обо мне? - Вы меня весьма интригуете, Анна Викторовна. Не думал, что встречу в провинции такую удивительную девушку: умная, красивая, высокообразованная, занимаетесь таким благородным делом. Не каждый мужчина отважится стать врачом, а женщина-врач - это… Он что-то еще говорил, но Анна мысленно перенеслась в тот далекий поздний вечер пятилетней давности, когда она сидела в кабинете следственной части напротив Якова Платоновича, и он говорил почти такие же слова. «Вы простите мне некоторую браваду – я позволил себе рюмку коньяку. Но вы интригуете меня: умная, красивая, ещё и медиум. Откуда вы только взялись в этой глуши?» Она невольно ускорила шаг. Возглас Клюева привел её в чувство: - Вы простите меня, я не должен был… - Что?- Анна покаянно вздохнула. – Я немного задумалась и пропустила… Вы что-то сказали? - Я…, - Клюев теребил в руках перчатки, - я несколько опередил события. Прошу великодушного вашего прощения. - Какие события? Я вас не понимаю. - Ну… я просил позволения ухаживать за вами. Вот… видя в вас такую самостоятельную и современную девушку, решил обратиться напрямую к вам, минуя ваших почтенных родителей. Простите же мне эту самонадеянность, Анна Викторовна. - Андрей Петрович, я вас прощаю, и давайте поступим так, - Анна чуть нахмурилась. – Я сделаю вид, что не слышала от вас этих слов. Но мы можем остаться добрыми друзьями. Ежели это вас устроит… - Да! Конечно! – торопливо отвечал Клюев. – И извините меня… - Забудем, - улыбнулась Анна – он был так смущен и растерян, что совсем не вязалось с его лощеным элегантным видом хозяина жизни. – Идемте же, уже темнеет. Она повернулась к дорожке, ведущей к дому, и замерла: - Он не оставит меня… Он потревожит меня… Помоги мне… Анна круто обернулась: Клюев стоял, окаменев и глядя куда-то в пространство, и с трудом выдавливал из себя слова. Возле него метался маялся дух Анфисы, заламывающей руки: - Помоги мне, помоги… - Что я должна сделать? - Помоги мне… Избавь… Беги ...ему помоги... Он его убьет... - Кого убьет? Мелькнуло видение: прицеливающийся Штольман. Выстрел, и он неловко заваливается набок. - Где он?!! Да не молчи же! – воскликнула Анна, и Клюев, уже придя в себя, шагнул к ней: - Анна Викторовна, я не совсем понял… - Простите, Андрей Петрович, мы здесь расстанемся с вами. У меня возникло неотложное дело, - скороговоркой отвечала Анна и, не обращая внимания на его растерянный недоумевающий вид, обогнула его и устремилась за летящим по дорожке парка духом Анфисы. Клюев смотрел ей вслед, лицо его постепенно менялось от растерянного до холодного: черты закаменели, глаза сузились. Он постоял какое-то время, глядя в ту сторону, куда так стремительно убежала Анна, потом развернулся и решительно зашагал к своему особняку.***
Место для засады околоточные выбрали куда как удобное: сторожка была как на ладони, а наблюдателей от неё совсем не видно. Устроились они с деревенской обстоятельностью. Даже баклажку с водой припасли да краюшку хлеба. Когда Штольман с Коробейниковым, следуя за Пузиковым, осторожно пробрались к засаде, оставшийся Самышкин при виде них шепотом доложил: - Явился с полчаса тому. Заперся там, свет не зажигает, ждет чего-то. Брать будем? - Ты погоди, - остановил его шепотом Яков Платонович. – Ждет он, думаю, темноты. Могила Лужиной далеко отсюда? - Да вот прямо за оградой. Заборчик тут малость попорчен: досок не хватает. И аккурат напротив могила та. Видите, свежий холм? - А, да, вижу. – Напряг зрение Штольман - в сгустившихся сумерках у самой ограды белел свежевкопанный могильный крест с висящим на нем ритуальным рушником. - Значит мысль моя такая: отправится Клычков к этой могиле. Там его и возьмем. Только без шума. Надеюсь, обойдемся без стрельбы. - Да как же без… - воскликнул шепотом же Антон Андреич и притих – дверь в сторожке заскрипела, и оттуда появилась ссутуленная фигура. В руках был заступ и мешок. - Ну, что, берем? – в самое ухо Якову задушенно шепнул Антон. - Понаблюдаем пока, тише. Что это он там копать вздумал? Мужик подошел к могиле, раскачал и выдернул крест. Потом воткнул заступ в землю и принялся копать. Когда он скрылся уже в раскопанной могиле, маленький отряд подтянулся ближе и укрылся за столбиками ограды. Мужик, кряхтя, выбрался наверх и, порывшись в лежащем мешке, вынул что-то похожее на фомку. Штольман кивнул Коробейникову и прицелился, а тот, направив свой увесистый револьвер на мужика, во всю силу легких рявкнул: - Стоять, Клычков! Ты окружен! Сдавайся! Мужик медленно распрямился, уронил фомку и, сделав неуловимое движение, выхватил пистолет: - Вы где, демоны? А ну, покажись! – хрипло прокаркал он. - Это ты убил Анфису? – крикнул Штольман. - Убил! И два разА бы еще убил! Моя она! Моя! С матерью её сговорился! А этот сопляк дружку хвастал в трактире, что обещалась она ему тайно обвенчаться. Я всё слышал! Дружок тот ушел вскорости, а этот недоносок сомлел от водки да пистоль и выронил из кармана. А я взял! - Сдавайся, у тебя шансов нет! - Э, нет! Вздернете меня, а мне с моей Анфисушкой надо быть! Вместе! Не умерла ведь она! Засунули в домовину, а она живая! Живая! Зовет меня. Суньтесь только, дырок в вас понаделаю, как в решете. Убью!!! Всех убью, кто мешаться будет!!! - Стой! Нет! – откуда-то сбоку в ограде кладбища послышался шум шагов, и тонкий женский крик: кто-то бежал и кричал на ходу. – Остановись! Клычков вздрогнул, обернулся и, не целясь, выстрелил на голос, после, из-за отдачи, неловко взмахнул руками и рухнул вниз. Коробейников бросился за околоточными к могиле, Штольман же, издав нечеловеческий рык, метнулся в сторону, откуда послышался женский крик. В могиле лежал Клычков: смутно белело лицо, неловко вывернутое назад, словно он пытался рассмотреть что-то на стенке могилы, что возвышалась за его головой – шея его была сломана. Коробейников, приказав доставать тело, кинулся туда, где Штольман склонился над кем-то. Добежав, он остановился, будто споткнувшись, – боль ударила в середину груди: на руках Якова Платоновича лежала Анна Викторовна, совершенно белая, глаза её были закрыты.