Сон в весеннюю ночь или Исправленному верить

Часы вновь ожили, напомнив им о скоротечности времени, и они оба вздрогнули от неожиданности. - Анна, я... вынужден сейчас откланяться, - его голос был хриплым. - Я не должен компрометировать вас в доме вашего дяди. Анна приложила ладонь к его щеке, чуть задержавшись. Он прижал щекою её ладонь к плечу, для эту ласку, потом с сожалением выдохнул: - Мне пора. - Я знаю. Но... нет сил отпустить вас, - глаза её в сумерках вечерней комнаты светились счастьем и любовью. Яков взял её руку, чуть улыбнулся и уже традиционно, перевернув, поцеловал в ладошку, после поднял голову - улыбка сошла с его губ: - Аня, а сейчас серьёзно. Вы, надеюсь, хорошо запомнили, о чем я вас попросил? Ничего не предпринимайте сама. Старайтесь не выходить никуда в одиночестве. Я нынче встречался... с одним человеком. Он станет негласно охранять вас. Но он не всюду сможет пройти за вами. Для таких случаев я вынужден буду поговорить с Петром Ивановичем. - Но... ему вы тоже откроете ваши государственные тайны? - Нет. В эти тайны я посвятил только вас, потому что это касается вас впрямую, и еще потому, что всецело вам доверяю. Вы можете хранить секреты... долго. - Слишком долго, - опустив голову, тихо пожаловалась Анна, потом подняла на него выжидающие глаза. - Когда я увижу вас снова? – она положила ладони на его плечи - Не думаю, что в ближайшее время, - отвечал Штольман - в голосе явственно прозвучала досада. - Поживите пока в Петербурге, но будьте осторожны. Я прошу вас, - он понизил голос до шепота, от которого в её груди стало больно и сладко, а плечи дрогнули в любовном ознобе. Штольман заметил эти её содрогания и нежно поцеловал в уголок губ, потом скользнул к губам. Поцелуй становился глубже, и он едва не силою заставил себя оторваться от неё: - Что же, Аня, мне всё же пора: вот-вот вернется ваш дядя. - О, не думаю, что он явится так скоро, - качнула головой Анна. - Они отправились в оперу с господином Клюевым и, думаю, после спектакля непременно заглянут пропустить по стаканчику... Что с вами? – под её руками его плечи закаменели в напряжении. - Здесь Клюев? - Н-ну да. Приехал, кажется, ...вчера. Они столкнулись с Петром Иванычем случайно на Невском, и тот пригласил Андрея Петровича к нам. Так что сегодня, если бы не болезнь Зинаиды Петровны, дядюшкиной супруги, вы бы не застали меня дома: мы все вместе должны были отправиться в оперу. Да что такое случилось? Вы так встревожились! Штольман хмурился, черты лица его заострились, Анна истолковала резкую смену в поведении Якова по-своему и мягко улыбнулась, огладив его плечо: - Постойте, Яков Платоныч, вы ревнуете? Право, не стоит. - Дело не в ревности, - он опомнился, лицо его разгладилось. - И всё же я должен идти. Анна чуть отступила, уронив руки: - Хорошо. Я провожу вас. У дверей он, уже одетый, вновь сжал её пальчики в своих ладонях и прижался губами к запястьям. - Куда вы теперь? В гостиницу? - У меня есть, где остановиться. Не тревожьтесь обо мне. И помните: вам следует быть осторожной. - Потом, чуть приблизив к ней лицо, он едва слышно сказал, одними губами. - Люблю тебя. - И я, - в тон ему так же тихо отвечала Анна. После того, как за ним бесшумно закрылась дверь, она какое-то время постояла в глубокой задумчивости у выхода - на губах играла лёгкая мечтательная улыбка. Тут её с лестницы окликнула Глафира с известием, что Зинаида Петровна проснулись и просят Анну подойти. - …Аннушка, ну отчего же ты не отправилась в театр? – держа её за руку, слабым голосом осведомлялась Зинаида Петровна. – Что тебе за нужда сидеть у постели больной старухи? Анна нахмурилась и притворно строгим голосом сказала: - Я списываю вашу сентенцию на то, что доктор поставил вам укол, и сделаю вид, что вы мне ничего не говорили. Надо же, придумали: старуха! – потом чуть улыбнулась. – А вы бы пошли в театр, если бы я заболела? Или Петр Иванович? Зинаида Петровна слабо покачала головой, а Анна кивнула: - Ну, вот и ответ. Да и не хотела я никуда выходить нынче. Признаться, светская жизнь – весьма утомительная вещь. И нынешний вечер, проведенный дома в тишине и… одиночестве, - она чуть запнулась на последнем слове, потом продолжила с еле заметной усмешкой, - доставил мне много приятных минут, уж поверьте на слово. А теперь давайте-ка выпьем вот это лекарство! Когда болящая вновь заснула, Анна пошла к себе. В этот момент внизу послышался шум, и в дверях возник в шляпе набекрень дядюшка. Завидев Анну, он сбросил лакею на руки крылатку, сунул трость и шляпу и взбежал по лестнице. - Анна, ну что Зизи? - Заснула, - приглушенно ответила Анна, потом, скрестив руки на груди, осведомилась. – Как-то вы быстро вернулись. - Аннет, как ты можешь! – страдальчески поморщился дядюшка. – Хотя Андрей Петрович и предлагал зайти в ресторацию, но мы ограничились лишь парой бокалов шампанского в театральном буфете. Ах, Аннет, - он понизил голос, - Андрей Петрович определенно увлечен тобою. Он был весьма огорчен, что ты не пошла с нами на представление, и буквально засыпал тебя комплиментами при каждом удобном случае. - Дядя! - Ах, дорогая, я ни в коей мере не подталкиваю тебя, но мне кажется, тебе стоит обратить внимание на столь любезного и приятного господина. Да, да, я помню, - замахал он руками на Анну, - господин Штольман! Посему умолкаю. А… как ты думаешь, могу я проведать Зизи, или не стоит тревожить её сейчас? Анна в сомнении покачала головой: - Не нужно её беспокоить. Да к тому же, насколько я понимаю, дело не ограничилось парой бокалов шампанского, так? Дядя в притворном ужасе прикрыл ладошкой рот, потом рассмеялся: - Ну да, да, ты права, ангел мой! Мы пропустили ещё и по рюмочке коньячку… Хорошо, не по одной! Что ж, в таком случае я послушаюсь твоего совета не докучать Зизи и отправлюсь к себе, - и он, приложившись к руке Анны, отправился в сторону своих покоев. Анна с усмешкой покачала головой ему вослед.

***

Через день Зинаида Петровна поднялась с постели, хотя Анна и противилась этому. Но та умоляющим тоном заявила, что не в силах более лежать, но при малейшем недомогании вернется в постель. Дядюшка хлопотал над своею супругой: старался подоткнуть ей подушку под спину, когда она устроилась в гостиной на диване; гонял прислугу, чтобы приготовила лечебные отвары; поминутно справлялся о её здоровье и не нужно ли чего, и, в конце концов, супруга просто взмолилась, чтобы он хоть на минуту оставил её в покое. Дядюшка поджал губы обиженной подковкой, но свою деятельность свернул. Анна расположилась у окна в кресле с книгой и с затаенной улыбкой наблюдала за семейными сценами между дядей и Зизи. В этот момент появившийся в дверях лакей объявил: - Андрей Петрович Клюев. Тот вошел, держа в руках два букета цветов: один – из темно-бордовых роз - он преподнес Зинаиде Петровне, второй – из чайных - передал с поклоном поднявшейся к нему навстречу Анне, которая с улыбкой погрузила лицо в цветы, пахнувшие нежно и тонко. Она задумалась, вспомнив преподнесенный однажды вечером Штольманом крошечный и неказистый цветок, который долго лежал в её «Книге Медиумов», пока в один ужасный день не рассыпался в прах от легкого прикосновения к нему, и она потом неделю была между жизнью и смертью, вообразив, что конец цветка означает конец её любимого. Громкие голоса вывели её из оцепенения. - …Я слышал об этом удивительном человеке, когда путешествовал по Европе, он - поистине выдающаяся и весьма таинственная личность. Так что, ежели ваше приглашение, Петр Иванович, ещё в силе, я бы им воспользовался. При условии, что и Анна Викторовна составит нам компанию, - поклонился в её сторону Клюев. - Прошу прощения, - смущенно улыбнулась Анна, - я пропустила: о чем речь? - О вечере спиритизма в нашем клубе, - нехотя пояснил дядюшка. – Но Аннет вроде не собиралась… - Да что значит – не собиралась? – всплеснула руками Зинаида Петровна. – Анна, я настаиваю: довольно сидеть в четырёх стенах! Ты непременно должна пойти! Тем более такой интересный господин! - Да о ком вы говорите? - Доницетти! – торжественно провозгласил Клюев. – Он приехал в Петербург всего на несколько дней и посетит клуб медиумов, где имеет честь состоять Петр Иваныч. Анна Викторовна, пожалуйста! Я прошу вас. - Я… мне не хочется. Их настойчивые уговоры застали её врасплох, и она, стараясь быть вежливой, попыталась увильнуть, но не успела ничего придумать для обоснованного отказа. Дядюшка, как ни странно, в этих уговорах не участвовал, поглядывая на неё с неясным выражением черносмородиновых глаз. На её счастье вошедший лакей сказал, что принесли письмо для Анны Викторовны Мироновой. Анна, обрадованная такой оказией, быстро вышла из гостиной. Письмо было из родного дома. Писала ей мама и по ходу повествования вставляла ремарки и приветы от отца. Анна быстро пробежала глазами послание, потом вновь вернулась к началу, чтобы прочесть внимательнее. Мария Тимофеевна сообщала, что в городе всё спокойно. Никаких скандалов, происшествий. Отец усердно трудится, очень устаёт, и она намерена уговорить его съездить в Кисловодск на воды, как только он завершит наследственное дело Аристархова. И, кстати говоря, молодой человек – наследник – собирается продавать коллекцию египетских древностей, собранную его дядей, с аукциона. Вот этот аукцион – самое заметное событие предстоящей недели. Ожидаются весьма известные персоны, даже из столицы приедут: уж очень хороша коллекция, как говорят. Ближе к концу письма Мария Тимофеевна сообщала, что посетила на днях бал в доме Самсонова. Отец, к сожалению, не смог её сопроводить в тот вечер, так сильно занят своей работой. На её счастье Александра Ивановна, её добрая приятельница, тоже была приглашена, так что они отправились на бал вдвоём, пока их мужья вальсируют со своей работой. Далее следовало краткое описание бала. О том, что там присутствовал Штольман, матушка умолчала. Анна опустила листки, исписанные маминым изящным почерком, на колени и с улыбкой задумалась. Она словно бы слышала мамин голос, видела, будто наяву, как мама поправляет прическу, как аккуратно водит пером по бумаге. Она поняла, как соскучилась по ней, по отцу, по своему родному дому. В этот самый момент по спине пробежал лёгкий холодок, заставив её поёжиться. Анна вздрогнула и повернулась к окну. Свет, заливающий комнату, померк – перед ней колыхалась странная фигура, отдаленно напомнившая египетского фараона - с лицом грубой лепки, наголо обритого, в короткой набедренной повязке, перехваченной на талии широким поясом в желтую и черную полоску с массивной золотой пряжкой спереди. Шею духа украшало тяжелое ожерелье темно-желтого металла с огромным зелёным камнем, втиснутым в металлический овал, суженный в верхней своей части. Глаза были насурьмлены черным. Руки украшали нарукавники из зеленой ткани, перевитой золотыми нитями, с тускло отсвечивавшими браслетами возле крупных кистей. Дух мрачно смотрел на неё исподлобья непроницаемо-черными глазами. Анна, испугавшаяся в первый момент, быстро пришла в себя и тихо проговорила: - Кто ты и что тебе от меня нужно?