Сон в весеннюю ночь или Исправленному верить

Пациентов возле кабинетика собралось не очень много, и Анна довольно споро с ними управилась. Одного мастерового оставила в больнице: тот кашлял и трубно сморкался в безразмерный платок, а лоб его полыхал от жара. Другому сорванцу прочистила ухо, велела матери дома прикладывать компресс. Тот во время процедуры трясся, как осиновый лист, но, услыхав, что в больнице его не оставят, разом успокоился и даже попытался улыбнуться. Добрая докторша похвалила его за смелость, а после вытащила из стола яблоко и протянула маленькому пациенту. Тот и совсем повеселел. Анна приняла еще пару-тройку пациентов, после приема вымыла руки и отправилась в прозекторскую. Доктор Милц как раз заканчивал священнодействовать над трупом служанки Елеонских. При виде сунувшейся в дверь Анны взмахнул рукой: - Входите, Анна Викторовна. Вам сие будет весьма полезно понаблюдать. Анна, подойдя ближе, склонилась над телом, разглядывая то, что ей показывал кончиком ланцета Милц: - Вот видите, как изъязвлён желудок. Вот здесь и здесь. А тут, взгляните-ка, экий роскошный отек лёгкого. Анна против воли рассмеялась: - Вы так об этом говорите, словно перед нами удивительной красоты произведение искусства. Доктор поднял брови и философски изрек: - Ну, а как иначе? К искусству это не имеет, конечно, отношения, но то, что это - произведение рук человеческих, сомнений у меня лично не вызывает. Что скажете, коллега? - Отравление? – спросила Анна, аккуратно отвернув щипцами края разреза. - Браво! – кивнул Александр Францевич. - Осталось определить вещество, что нанесло сей разрушительный ущерб молодой девушке. И я почти уверен, что знаю, что это за вещество. Он бросил использованный ланцет в лоток и отошел к столу. - Как, кстати, прошла ваша экскурсия по больнице с нашим новым коллегой? - Я всё показала Ивану Евгеньевичу, - уклончиво отвечала Анна, моя руки раствором карболки под умывальником. – Он остался впечатлён. Отправился вселяться в квартиру, будет здесь завтра. - Не понравился он вам, - полуутвердительно-полувопросительно заметил Милц, протирая платком очки и разглядывая на просвет чистоту стёкол. - Не то чтобы не понравился, - протянула Анна. - Когда наш новый врач забывает, что должен непременно волочиться за ближайшей к нему особой женского пола, он даже вызывает уважение своим отношением к медицине. Вы, Александр Францевич, не беспокойтесь, - успокаивающе улыбнулась она. – В конце концов, мы найдем общий язык с господином Скрябиным. Кстати, где он учился? Мне его фамилия кажется смутно знакомой. - О, образование его просто поражает. Учился в Швейцарии, там же проходил и практику. По возвращении в Россию служил в Барачной больнице Боткина в Петербурге. Также отличился на борьбе с холерой в ***ском уезде. Я, честно говоря, даже удивлен, что нам прислали столь блестящего специалиста, - задумчиво протянул Милц. - Я бы вполне удовлетворился обычным врачом, не хватающим звезд с небес. А вообще, - поправил он очки, - я приятно удивлен и рад, что у нас настолько профессиональный состав. Просто потрясает воображение! С такими врачами мы тут горы свернем. Ведь так? – с довольной усмешкой спросил он Анну. Та пожала плечами в ответ: - Это не вызывает сомнений. Кроме того, вы, наконец, сможете уделить внимание той своей исследовательской работе, что от вас давно ждут в столице. Времени для этого достанет. - Ну, а вы в свою очередь сможете вести более свободный образ жизни, - мягко, но настойчиво заметил Милц. – А то ваша молодость проходит в четырёх стенах клиники, а ведь вы - молодая женщина. Замуж вам надо, вот что! – отсалютовал он карандашом в её сторону и тут же смущенно сбился. – Что ж, я напишу заключение, а вы… ежели нет более пациентов, ступайте-ка домой. Говорят, к вам гости приехали? - Да! – кивнула Анна. – Тетушка Олимпиада Тимофеевна и моя кузина Татьяна, дочь дальних родственников со стороны мамы. - Во-от! Берите своих гостей да покажите им городок. В парк прогуляйтесь, который возле водолечебницы. Тетушка ваша непременно должна там пройти курс оздоровления. Всё, Анна Викторовна, ступайте! - Так, может, я заодно ваше заключение занесу в полицию? – предложила Анна. - Хммм… Что же, это мысль. Только подождать придется. - Это ничего! – кивнула она. – Я пока загляну к больным и проверю, как они там. - Хлопотунья вы, голубушка, - покачал головой доктор. - Ну, ступайте, я скоро обернусь. ************* Она не успела дойти до палаты, где лежали двое больных, как на неё шагнула из дверей кастелянной каморки Луша и, неестественно закатывая глаза вбок, неживым голосом проговорила: - Убили. Не меня хотели. И убьют, кого хотели. Анна отшатнулась к стене, больно стукнувшись затылком, и, преодолевая спазм в горле, с трудом выговорила: - С-соланж? Над левым плечом Лукерьи выплыл полупрозрачный дух мертвой девушки, что лежала сейчас в прозекторской, укрытая с головой белой больничной простынёй. Дух плавно перемещался за спиной сестры милосердия, покачивался, струился, грозя вот-вот растаять, Луша же всё косила глазами, закидывая неловко голову на сторону: - Спутали... Не меня хотели... Я не при чем... Кого хотят, того убьют. Спаси... её... - Кто убьёт? Кого? - выдавила из себя Анна. - Что ты говоришь? Не понимаю... Темнота. Выплывают очертания комнаты. Изящный ломберный столик темного дерева с инкрустацией. Чашка с чаем. Изящная рука с крошечным пузырьком тёмного стекла. Переворачивает пузырёк над чашкой. Падают медленно капли, ударяются о поверхность чая. Круги расходятся по поверхности медового цвета жидкости. Тьма сгущается. Анна еле удерживается на ногах, распластав ладони и вжавшись в холодную крашеную стену. - Что вы, Анна Викторовна? - испуганный голос Луши пробивается будто сквозь вату, что плотно забила уши. - Нехорошо вам? Анна поднимает на неё взгляд и улыбается дрожащими губами: - Н-нет, Луша, ничего. Это я на вскрытии была, вот и... - Ах, господи! - всплескивает та руками. - Виданное ли дело! Александр Францевич вон какой крепкий мужчина, и то иной раз как расчихается, коли труп давний. А барышне-то стоит ли этим заниматься?! - Не говори глупостей, - нахмурилась Анна и, переступая неверными ногами, пошла к себе. - Может, кипятку принесу? - встревоженно окликнула Луша за спиной. Анна кивнула, не оборачиваясь. Зайдя к себе, рухнула на кушетку и закрыла лицо ладонями. Ей показалось, что прошло совсем немного времени, как за дверью зашебаршились, и вошла Луша с чайничком. - Вот, Анна Викторовна, заварила вам мелиссы. Ох, и бледны вы, - заохала она, наливая в чашку чаю. Анна приняла чашку. Пальцы еще подрагивали, но сердце уняло своё трепыхание. - А что, доктор, - спросила она, прихлебывая животворящий напиток, - закончил писать заключение? - Вроде да, - неуверенно ответила сестричка. – Вышел из прозекторской и про вас справился. Сказала, что вы у себя. Анна поблагодарила Лукерью, обжигаясь, мелкими глотками допила чай и, почувствовав себя совсем хорошо, быстро сменила платье, а после, накинув лёгкое пальто, вышла из кабинетика. ******************** - Ну что скажете, Яков Платоныч? – спросил Антон, усаживаясь подле стола своего начальника. - Скажу, что семейство это весьма подозрительно. - Именно! Вы правы! И вот еще что: графиня явно чего-то боится. И если бы не …ну… я бы сказал, что она боится… - …собственную дочь, - продолжил Яков Платонович. - Только какая связь между смертью горничной и странными отношениями между матерью и дочерью? - Я думаю, графиня что-то знает. Возможно, подозревает свою дочь. - Ну, зачем Елене убивать собственную горничную? Кстати, графиня сказала, что Соланж давно уже жаловалась другим слугам на недомогание. - Нужно дождаться заключения от доктора. Потом сделаем выводы. Ну и ...действовать будем по обстановке, - заключил Штольман. - А теперь я бы хотел с вами поговорить о нашем деле, - негромко начал Яков Платонович. Антон встрепенулся, припомнив таинственный пакет на столе начальника, и придвинул стул ближе. Только поговорить им не дали: в двери, отстранив дежурного, ворвался Панкратов, взвинченный, волосы в беспорядке, словно он их выдрать пытался, глаза вытаращены. С порога замахал руками: - Господа! Я только что узнал! Говорил ведь, говорил! Предупреждал! Вы меня не слушали! Теперь же вот! А следующая кто? Софья?! Господа, надо что-то предпринимать!!! Я... - Андрей Юрьич, - негромко сказал Штольман. Сказал негромко, но как-то так, что Панкратов руки ломать перестал и даже присел на краешек стула. Смотрел, правда, с отчаянием, кусая нервно губы. Штольман же подошел ближе: - Вы успокойтесь. Про тревогу вашу я помню. Потому и оставил в особняке пару городовых и упредил негласно охранять Софью Казимировну. Сейчас мы получим заключение доктора о причинах гибели горничной. Отсюда и станем исходить. - Яков Платонович, дело там ещё сложнее, - мрачно глядя на полицмейстера, с горечью проговорил Панкратов. - Принесли мне записку от моего поверенного. Я просил его прояснить вопрос в отношении материального состояния Софьи. - Так. Слушаю вас, - Штольман так и впился в него взглядом, а тот продолжал: - Софья весьма богата. Отец исчез десять лет назад, мать после его исчезновения бросилась в реку. Не смогла пережить потери мужа. Софью сразу же взяла на воспитание графиня. Её дела к тому времени были совершенно расстроены. А состоянием родителей Софьи - довольно богатых польских дворян - она стала распоряжаться совершенно свободно и тем поправила своё положение. Только Софье о том позабыла сказать. Держала её за бедную родственницу, без гроша. И замуж Софье нельзя было идти. В этом случае Эмилия Карловна лишилась бы управления имуществом. Да ещё и могло вскрыться, что имущество это управлялось из рук вон плохо. Потому графиня так и противилась замужеству. Если же Софьи... не станет, - он резко отвел взгляд, - то... и неудобных вопросов не возникнет. В этот момент в двери возник дежурный и отдал Штольману свернутый вчетверо лист бумаги, сказав, что это передали из губернского управления. Тот развернул бумагу, быстро пробежал глазами текст. Потом, отбросив лист в сторону, оперся ладонями о стол: - Что же, Андрей Юрьевич. Я телефонировал в столицу и по своим каналам тоже сделал запрос в отношении графини Елеонской. Полученный ответ полностью подтверждает ваши слова. И хотя пока не произошло ничего непоправимого..., - Панкратов на этих словах так и взвился, но Штольман поднял ладонь, останавливая его, - у меня, тем не менее, есть некий план... В дверь вновь постучали. Заглянувший дежурный с улыбкой объявил: "К вам, ЯкПлатоныч!", потом посторонился и впустил в кабинет Анну Викторовну. Трое мужчин при виде неё разом заулыбались, будто солнце взошло в кабинете. Панкратов подскочил с места. Штольман вышел из-за стола. Коробейников вытянулся в струнку. И Анна, обведя их глазами, тоже улыбнулась в ответ: - Какой тёплый прием! Здравствуйте, господа. Я тоже рада видеть вас. И я к вам не с пустыми руками: у меня для вас новости, - и она помахала свернутым листом бумаги, что держала в руках.