Время Поворота/Turn Time

      Очнувшись ото сна, Беллатрикс смотрит на блуждающий склон холма, пролетающий мимо ее окна. Красноречивый свист и болтовня сокурсников — оглушающий шум, помогающий ей уснуть во время путешествия. В отражении окна она замечает, что Энди все еще читает напротив нее, Нарцисса сидела рядом с ней и разговаривала с товарищем по Слизерину — необычное зрелище, когда все три сестры так мирно сидят вместе. Двигая онемевшей задницей, пытаясь вернуть ощущение в свое тело, она действительно должна перестать ложиться спать так поздно ночью, это не помогало ей сосредоточиться в течение дня.              Когда склоны холмов превращаются в леса, она задается вопросом, сколько еще ей придется сидеть, прежде чем она сможет бродить по замку. Она ненавидит ожидание, никогда не проявляет терпения, и сон больше не отвлекает; ее нога беспокойно постукивает. Ждать... она нуждалась в чем-то, в чем угодно, чтобы занять свои мысли. Ее палочка — искушение, она зарабатывает встревоженный взгляд Энди, ее сестра, знающая тиканье Беллатрикс на грани скуки. Замкнутое пространство — худшее место для нее, угроза для нее самой и всех окружающих.              Вздохнув, она прислоняется головой к окну, жалея, что рядом нет Мии, чтобы отвлечь ее. Она хотела увидеть ее, неделя без нее была слишком долгой, она хотела… никто не жаждал другой ведьмы. Маленькие улыбки, которые сводили ее с ума, карие глаза, в которых было так много призраков, и ее голос, который звучал слишком близко к падшему ангелу. Желая заколдовать себя за такие глупые мысли, она ударяется головой об окно. Еще один заслуженный взгляд, она игнорирует острый взгляд и сосредотачивается на скучном пейзаже.              Мия не была счастлива, она знала это. Ведьма не получала удовольствия от охоты на магглов, не получала удовольствия от убийства. Она проснулась на Рождество и обнаружила, что Мия пропала. Ей не нужно было искать далеко; она нашла ведьму в ванной, комнате, полной пара, такой густой, что она едва могла видеть. Она слышала рыдания, проклятия, знала, что Мия пытается избавиться от крови в своем теле. Кровь вины заставила Беллатрикс усомниться во всем, во что она когда-либо верила. Она отступила, отправилась на поиски еды и вернулась к Мии, одетой и сидящей на кровати, уставившись вдаль. Всегда нервирующим было изменение личности, чувство вины исчезло, и все, что осталось, — это Мия, как будто ничего не произошло. Она видела это в ту ночь, когда Мия убила маггла, ужас на ее лице, прежде чем она отвернулась, отпустив Беллу, как будто она была никем. Это было больно. И все же она не придала этому значения, она никогда не умела помогать тем, кто скорбит. В результате она старалась держаться подальше от того, чтобы полностью прекратить помогать; она имела тенденцию причинять боль людям, даже когда пыталась утешить.              Они провели Рождество вместе, не упомянув ни о вчерашней ночи, ни о чувстве вины. Беллатрикс не чувствовала вины за причинение вреда магглам, хотя ей еще предстояло убивать, ее приказом было вызвать хаос, в чем она преуспела. Это смущало ее, почему Мию так волновало, что они были грязью, отвратительной грязью, которая не заслуживала ничего, кроме того, чтобы быть уничтоженной… Не так ли?              Шшш. Она мысленно шипит, проводя рукой по гриве, ей не нужны были эти мысли, ее правильно воспитали. Грязнокровки, все магглы были грязью. Мия плакала из-за маггла. Она ненавидит свой голос разума и сосредотачивается на том, чтобы заставить поезд поторопиться. Ей следовало аппарировать. Она с нетерпением ждет встречи с Мией, наблюдать, как ведьма уезжает на Рождество, было на удивление тяжело. Обещания Сове недостаточно. Она чувствовала себя опустошенной внутри, почти потерянной без ведьмы.              Любовь.              Она никогда не знала, что может любить другого человека, никогда не думала, что ее сердце может биться так громко, как когда Мия смотрела на нее. Не знала, что это может причинить боль. Физическая боль, которая была одновременно сладкой, как нектар, с уколом колющей иглы, которая вонзилась с местью, оставив ее обнаженной. Она нашла любовь в своей изоляции и откровение в своих мыслях. Она не могла выйти замуж за Рода, это означало бы потерять Мию, а этого она не допустила бы. Мия принадлежала ей и только ей, она убила бы за нее, и, если бы это означало, что у нее есть Мия, она убила бы Рода, чтобы удержать ее.              Ненависть клубится, и тьма так громко смеется в ее сознании, что она задается вопросом, какое заклинание наложила на нее Мия. Кто знал, что любовь может быть такой сильной, интересно, насколько сильной может быть любовь, может ли она умереть от голода?              Болтающие голоса отвлекают ее от размышлений, подняв глаза, она видит, что Энди внимательно слушает слизеринца. — Их могут исключить. — кто-то говорит, и это заставляет Беллу пошевелиться.        — Кого? — Белла требует обратить свое внимание на сплетничающую массу. — Малфой, Крэб и Гойл. — Почему, что случилось? — спрашивает Энди, наклоняясь вперед, она кладет книгу на пустое сиденье рядом с собой. — Ты что, не слышала? — взволнованно говорит другой слизеринец. — Они напали на Ротштейн, об этом мало что говорится, но Рафаэль отправил письмо, в котором говорилось, что они устроили ей засаду в Запретном лесу. Это стало грязным, я имею в виду, действительно грязным. Они угрожают исключить их, это, должно быть, плохо.       Гнев пульсирует, и ее сердце замирает. Они напали на Мию? Они пошли против ее приказа, напали на Мию и, что еще хуже, могли быть исключены. Страх цепляется за ее сердце, нашептывая сомнения в ее разуме. Насколько сильно пострадала Мия, она могла бы защитить себя, не так ли? Вот почему Белла не вмешалась в разговор с Малфоем, чтобы быть уверенной, что ведьма сможет позаботиться о себе сама. Была ли она неправа?        — А как насчет Мии? — спрашивает Энди, игнорируя понимающие взгляды других слизеринцев. — Я не знаю, никто ничего не говорит, единственное письмо было от Рафаэля, все строят догадки, некоторые даже говорят, что Беллатрикс была там.       Заявление остается без ответа, все глаза смотрят на Беллатрикс, ее глаза отказываются предоставить кому-либо доступ к ее мыслям. Если бы они знали, что надвигается буря, тогда у них был бы смысл бежать, но они этого не делают, они делают все еще хуже. Все начинается с того, что один студент предполагает, что Мия находится в больничном крыле, а другой говорит, что ее семья забрала ее обратно в Германию. Это заставляет каждого ученика гадать, пока это не превратится в лесной пожар и не закончится тем, что кто-то предположит, что она мертва. Это соломинка, которая ее ломает, она близка к тому, чтобы сломаться. Мия же не могла быть мертва? Нет, она бы не проиграла таким, как Малфой, не так ли?        — Так ей и надо. — ее черные глаза резко останавливаются на Цисси, ледяной сучке, которую она знала, наконец-то вынырнула на поверхность. — Что? Она всегда выставляет себя напоказ, это должно было произойти. — комментирует Цисси.       Это заявление было встречено согласием большинства слизеринцев, Беллатрикс знала, что Мию не особенно любили, но ее боялись достаточно, чтобы никто не был глупым.        — Скатертью дорога, если это так. — слова Цисси шокируют больше всего в купе.       Пощечина! Все вздрагивают от резкого звука. Все взгляды устремлены на жгучую красную руку Энди и заплаканное лицо плачущей Цисси. Младшая Блэк расплакалась от пощечины и болезненного напоминания о том, что она не всегда защищена, особенно от семьи.        — Научись немного уважению. — Энди испускает дым, прежде чем удалиться в глубину вагона.       Ошеломленная Беллатрикс наблюдает, как Энди исчезает, она никогда не видела, чтобы ее сестра вела себя так яростно, так неуправляемо. Все взгляды обратились к ней и хнычущим останкам ее сестры. Все ждали, когда Беллатрикс отправится за Энди. Она чувствует, как глаза Цисси умоляют ее о мести, она встречает этот пристальный взгляд.        — Блэки не плачут, Цисси. — холодно отмахивается Беллатрикс.       Она снова смотрит в окно, желая, чтобы поездка на поезде закончилась, чтобы она могла узнать, что случилось с Мией. Она желает, чтобы любой бог услышал ее и сказала, что с Мией все в порядке… Она не может потерять ее.              Поездка полна перешептываний, слов мятежа, кончины Мии и того, что Энди никогда не вернется, хотя Беллатрикс ее не ждала. Она вздыхает с облегчением, когда поезд останавливается, но отказывается спешить, это было бы не в ее характере. Она медлит, не желая ничего, кроме как бежать, хочет отправиться на охоту за Ротштейн. Вместо этого она ведет слизеринцев в большой зал, не желая привлекать к себе внимание. Она проходит мимо МакГонагалл на лестнице, замечая поражение в том, как она ходит, беспокойство дает о себе знать, пугая ее до глубины души. Сглотнув, когда ведьма отказывается даже смотреть ей в глаза, она продолжает игнорировать болтовню позади себя, входя в большой зал; она почти спотыкается и останавливается. Слизеринцы проходят мимо нее, и для Беллы нет ничего необычного в том, чтобы остановиться и выбрать подозреваемого, чтобы досадить.              За столом Рэвенкло сидит никто иная, как Мия, задумчиво жующая свою еду и читающая. Она не обращает внимания на всех, кто ее окружает, на Беллатрикс, когда заносит что-то в свою записную книжку. Всегда склонная к действию, Белла не потакает мысленным предостережениям, она делает шаг к столу. Шипение Слизерина следует за ней, когда она садится напротив Мии.              Наконец подняв глаза, Миа одаривает Беллатрикс легкой улыбкой, заставляя бабочек вырваться на свободу и вызвать хаос в ее сознании. Изучая ведьму, она не видит никаких признаков ранения, было ли все это ложью? Ведьма кажется расслабленной, ей совершенно все равно, когда она пишет и ест. Может быть, и была дуэль, но все это было раздуто до неузнаваемости. За исключением того, что все наблюдают за ними. Ничего необычного, но там не было обычного любопытного взгляда, нет, это что-то другое, что-то случилось. Она чувствует, как нарастает напряжение, жажда сплетен и страх профессора.        — Что? — спрашивает Миа, прищурив глаза на Беллу. — У меня что-то на лице?       Вопрос настолько нелеп, что заставляет ее усмехнуться, когда Мия вытирает рот салфеткой, ее глаза бегают по комнате. Осознавая, что все смотрят.        — Что случилось? Малфой напал на тебя? — требует Белла, не упуская вспышку гнева в прикрытом взгляде. — Да, но я справилась с ним.       Это настолько небрежный комментарий, что заставляет Беллу задуматься. Устраиваясь поудобнее, она помогает себе едой, слушая рассказы, которые всплывают вокруг них. Она ест, на самом деле не замечая, что кладет в рот, только из-за того, что Мия бросает на нее любопытные взгляды.        — Ты меня пугаешь, перестань пялиться на меня, как на привидение. Энди достаточно плоха, но и ты тоже. — Энди? — спрашивает Белла, оглядываясь через плечо туда, где за слизеринским столом сидит Энди. Она не заметила, как вошла ее сестра, слишком заинтересованная Мией, чтобы заботиться о ком-то еще. — Они предположили, что ты мертва. — признается Белла, поворачиваясь к Мии, которая, кажется, удивлена этим открытием. — Белла, я в порядке. — говорит Мия, протягивая руку через стол, чтобы положить ее на руку Беллы. — Они напали на меня из засады, когда я доставала некоторые ингредиенты из леса, если бы они были умными, они бы сделали это тише, но так как они были такими громкими, я слышала, как они приближались за милю. — слова успокаивают, но улыбка пугает, Белла знает, что это было не так, произошло что-то другое.       Тем не менее, ведьма, кажется, в порядке, она решает другой вопрос. — Почему ты была в лесу?              Улыбка Мии становится шире, она тянется за блокнотом и передает его Беллатрикс. — Я придумала зелье, хотя еще не испытывала его, я думала, что ты сможешь помочь собрать все это вместе.        — Ты ждала, пока я вернусь? — спрашивает Белла, просматривая все заметки. — Конечно, это тоже твое открытие. — Миа делает паузу, оглядывая зал, замечая странные взгляды, которые они получают. — Может быть, нам стоит уйти в другое место?       Ей не нужно повторять дважды, они встают, чтобы уйти, и Белла кладет блокнот в карман, когда они выходят. Дорога в башню Равенкло проходит без происшествий, и обе вздыхают с радостью, обнаружив, что общая комната Равенкло пуста. Оказавшись внутри, Миа заботится о своих ингредиентах, разложенных на столе. Большая коллекция котлов, терпеливо стоящие в стороне и ожидающие своего часа, чтобы засиять.              Это опьяняет, наблюдать за работой другой ведьмы, за легкой складкой брови, когда она передвигает ингредиенты. Почти завораживающе, когда она двигается, ее бедра почти покачиваются. Бросив блокнот на одну из пустых кроватей, она запирает дверь, прежде чем разместиться. Отложив палочку в сторону, она делает шаг вперед.              Руки Беллы скользят по стройной фигуре Мии, лаская ее на ходу, губы скользят по шее Мии. Она вдыхает неповторимый аромат, когда ведьма дрожит в ее объятиях, голова откидывается назад, губы атакуют ее шею, Миа снова вжимается в Беллу. Раскрывая ведьме свою мантию, она возвращает свое внимание к бледной шее, зарабатывая стон за свои усилия, она целует ее вверх, беря мочку уха в рот.        — Белла. —бездыханное требование, которое требует подчинения.       Развернув их, она толкает ведьму к желанной кровати, сглатывает, когда Мия отползает назад, чтобы освободить место. Сбросив свою собственную мантию, Белла быстро присоединяется к ожидающей красавице. Губы встречаются, языки сталкиваются, зубы кусаются. Запустив руку в короткие волосы, Белла оттягивает голову Мии назад, снова обнажая ее шею. Голодные зубы задевают точку пульса, покусывая и посасывая. Руки запутываются в ее волосах, притягивая ее ближе.              Снимая одежду, Белла наконец-то предстает перед единственным человеком, которого она когда-либо страстно желала. Она прокладывает дорожку из поцелуев от шеи вниз, пока не натыкается на кремовые холмики. Целуя обнаженный бутон, она облизывает его, получая гортанный стон, прежде чем взять бутон в рот.        — О боже! — кричит Мия, откидываясь назад, а руки удерживают Беллу на месте.       Ухмыляясь, она берет другой сосок в левую руку, крутит его, прежде чем потереть. Обдувая холодный воздух обнаженным бутоном, с губ Мии срывается всхлип, когда Белла переключает свое внимание на другой сосок. Ее свободная рука рисовала узоры на подтянутом животе, прежде чем скользнуть ниже. Ее рука встречает тепло, где она находит утешение во влажной сердцевине, она касается обнаженного клитора, заработав еще один стон.              Она начинает кружить, Миа выгибается дугой, зажмурив глаза. Двигаясь вперед, губы Беллы ласкают губы Мии, легкое хныканье вырывается из бессвязной ведьмы. Ногти впиваются ей в спину, и Белла наслаждается легкой болью. Отстранившись, она позволяет ведьме дышать, когда карие глаза открываются и приветствуют ее. Неуверенная рука обхватывает ее лицо, лаская, прежде чем глаза закрываются. Задыхаясь, Миа выгибается, крик срывается с ее губ, когда она падает с высоты, разрываясь на части в объятиях Беллы.              Жар быстро проходит, и она ничего не может поделать и втирается в ногу Мии, надеясь снять некоторое напряжение. Целуя ее в щеку, Белла ждет, когда кайф Мии стихнет. Потакая себе, она кусает обнаженную ключицу, и у Мии вырывается резкий вздох, когда темные глаза находят ее. От обжигающего поцелуя у нее перехватывает дыхание, и они двигаются, прижимаясь телами друг к другу. Белла стонет, когда колено добавляет восхитительного трения к ее собственной сердцевине. Ее голова опускается на плечо Мии, она отказывается терять контроль, выкручивая сосок, Мия визжит.        — Мы еще не закончили. — шипит Белла.       Проглотив любую реплику, Белла накрывает рот Мии своим, она быстро сбрасывает оставшуюся одежду, прежде чем прижаться телом к извивающемуся телу под ней. Обе стонут от удовольствия, когда кожа трется о кожу, и танец снова разгорается. Теперь быстрее, она строит круги, прежде чем дразняще нырнуть во вход и отступить. Она знает, что Мия готова, но сейчас она хочет дать ведьме любую возможность отступить. Снова она погружается ровно настолько, чтобы дать себе знать, прежде чем отступить.        — Белла… — рычит ей на ухо Мия. — Трахни меня.       Как она могла отказаться? Без сожаления она пронзает девственное сопротивление, принимая все, что может предложить Мия, включая крики дискомфорта. После нескольких секунд неподвижности Мия начинает раскачиваться в ее руке, погружаясь все глубже, Белла стонет от тепла, окружающего ее палец. Медленно она начинает двигаться внутрь и наружу, руки хватают за плечо, тем самым удерживая ее. Тихие всхлипы перерастают в стоны, и Белла дивится. Зрелище такого великолепия, разваливающегося в ее объятиях, умоляющего об освобождении.        — Белла... ох. Пожалуйста.       Она наблюдает, как Мия парит, чувствует, как ногти болезненно впиваются ей в плечи, а стенки сжимают ее палец, успокаивая их и удерживая в плену, похороненными внутри. Это прекрасное зрелище — голова Мии, запрокинутая назад, выгибается от прикосновения Беллы, ее имя слетает с губ ведьмы в чистом блаженстве.              Освобождаясь от тепла, Белла обнимает все еще высокую Мию, натягивая на них одеяло, когда ведьма устраивается в ней. Ощущение Мии, крепко прижатой к ней обнаженной, — это рай, и она дает клятву ночи. Никто никогда больше не причинит вреда ведьме, Мия принадлежала ей и только ей только она прикоснется к ведьме. Она чувствует, как ведьма шевелится, и ее встречает очень хищный взгляд.        — Моя очередь... — шепчет Миа.

~~~~~ Время поворота ~~~~~

      Вспыхивает боль, она падает на пол, схватившись за затылок. Глухой удар позади нее, и то оружие, которое было использовано, теперь лежало на земле. Голова кружится, ее зрение двоится, прежде чем восстановиться. Осознавая голоса, фигуры, движущиеся вокруг нее.        — Теперь ты не такая грозная, да? — шипит голос, принадлежащий только одному человеку — Малфою. — Ты опозорила меня, и теперь ты заплатишь.       …        — Авада! — она останавливается. Большие широко раскрытые глаза смотрят на нее в страхе, его палочка давно забыта.       Стук каблуков в темноте коридора отвлекает Гермиону от ее размышлений, она ждет у подножия лестницы, ведущей в подземелья. Ожидая, когда конкретный слизеринец пересечет ее путь. Ей нужны были ответы, она хотела убедиться, что этот слизеринец точно знает, с кем они связались.              Знакомый человек попадает в ее ловушку, и она ждет, пока они пойдут дальше, прежде чем прервать их. Она наблюдает за ее идеальной осанкой, бесстрастным лицом и умом, полным обмана. Она должна отдать им должное, она бы никогда этого не предвидела. Думала, что это слишком для них. Ей не следовало так думать.              Выйдя из тени, Гермиона наблюдает за своей добычей, когда она останавливаются на лестнице, оценивая свои выходы, прежде чем решить, что это достаточно безопасно, чтобы сделать еще один шаг. Она мудра, сегодня она не желает никому зла. Нет, месть лучше подавать холодной, и ее месть будет как лед, когда ее доставят.        — Мисс Ротштейн, я вас не видела. — Нарцисса. — приветствует Гермиона, наблюдая, как ведьма ощетинивается от такого неуважения. — В мои намерения не входило пугать тебя.       Она улыбается, всегда стремясь к совершенству. Как могло ее что-то беспокоить, она была рождена, чтобы игнорировать, ненавидеть и возвышаться над всеми теми, кого считали ниже ее статуса. Гермиона признает, что Нарцисса обманула ее на короткое время, невинный вид недолго ее удерживал. Она видела сквозь фасад фальшивые улыбки и любезности.        — Если вы извините меня. — тихо говорит Нарцисса. — Минутку твоего времени. — Гермиона мило улыбается. — Я думаю, что было бы неосторожно говорить здесь, моя сестра... — В настоящее время не здорова. Она не побеспокоит нас сегодня вечером. —успокаивает Гермиона.       Она оставила Беллатрикс спящей, очень довольной, и спящей. Она этого не планировала. Секс с Беллатрикс был сногсшибательным, ведьма удивительно мягка в своих действиях. И все же ей нужно было заняться делами. Увидев выражение страха, промелькнувшее на лице молодой ведьмы, она улыбается.        — Как Малфой? — беззаботно спрашивает Гермиона, ее глаза ловят взгляд Нарциссы. — Я не знала. — быстро отвечает Нарцисса. — Да, конечно. — сделав шаг ближе, Гермиона смотрит на ведьму перед собой. — Я знаю, что это была твоя идея. Хотела преподать мне урок, не так ли? Посеяла эту идею в голову Малфоя, чтобы он и его дружки могли сделать за тебя грязную работу. — Я не знаю, в чем вы меня обвиняете, но могу вас заверить. Вы ошибаетесь. А теперь извините меня.       Нарцисса проходит мимо, рука на ее плече останавливает ее, и Гермиона делает еще один шаг, теперь на уровне глаз с ведьмой. Видит, как от младшей Блэк исходит малейшая дрожь страха.        — Это было глупо с твоей стороны. — еще один шаг. — Чего ты надеялась достичь? Убить меня? Покалечить меня? Скажи мне, что тогда крутилось у тебя в голове?       Отшатнувшись, Нарцисса шевелит губами, желая возразить, но слова ее подводят, и рот остается разинутым. Гермиона борется с вспыхнувшим гневом, удовлетворенно улыбаясь, когда видит, как отрицание умирает на ядовитых губах младшей Блэка. Она знала, что Нарцисса ответственна за то, что Малфой напал на нее, знала, что ведьма вложила эту идею ему в голову, хотя зачем?        — Чего ты надеялся достичь? — требует Гермиона, делая последний шаг, чтобы возвышаться над ведьмой. — Чтобы научить тебя, сидеть там, где тебе самое место! — шипит Нарцисса, ее глаза пылают гневом. — Ты все разрушаешь! — Малфой чуть не умер той ночью. — признается Гермиона, глядя на ведьму сверху вниз. — Он не сказал тебе, да? Он тебе ничего не сказал. — Что ты сделала? — шепчет Нарцисса, в ее глазах мелькают страх и гнев. — Я хочу, чтобы ты внимательно выслушала, настанет день, когда у тебя будет все, о чем ты когда-либо мечтала. Дом, семья и когда этот день настанет. Я буду там; я буду смотреть, как все рушится вокруг тебя, чтобы увидеть, как ты так далека от благодати. Даже Беллатрикс не сможет защитить тебя. Когда единственное, что остается, — это пустой дом и пустая женщина. Это я могу тебе обещать.       Удовлетворенная тем, что сообщение дошло до нее, Гермиона улыбается той леденящей улыбкой, которая покинула лес вместе с ней. Ей нужно вернуться к Беллатрикс, пока ведьма не проснулась и не обнаружила, что ее нет. Убрав руку с плеча ведьмы, Гермиона бросает последний взгляд на Нарциссу, прежде чем уйти. Слышит стук каблуков несколько минут спустя, когда слизеринка возвращается, чтобы спрятаться.              Непрерывно двигаясь по замку, она разглядывает все картины, висящие на стене. Ностальгия заставляет ее скучать по дому, она мечтает провести свой последний год с мальчиками в Хогвартсе. Она думала о них, когда проводила последнюю неделю Рождества в одиночестве. Задается вопросом, все ли они пошли к Уизли. Задается вопросом, не балует ли Гарри Тедди. Интересно, все еще ли Рон ее ненавидит. Сможет ли она когда-нибудь восстановить этот мост между ними?              Эти мысли составляют ей компанию, пока она не доберется до башни Равенкло и не ускользнет, только когда проскользнет в свою комнату. Улыбаясь при виде обнаженной Беллатрикс, распростертой на своей кровати. Видение ошеломляет, и она быстро сбрасывает одежду, прежде чем скользнуть голой под простыни. Подталкиваю ведьму, пока для нее не останется достаточно места. Рука протягивается, обвиваясь вокруг нее, прежде чем заключить ее в объятия. Заключенная в кокон сильных рук, она вздыхает, чувствуя себя в безопасности и умиротворенной. Что-то бормоча ей на ухо, заставляет ее взглянуть на явно сонную ведьму позади нее.        — У тебя пальцы на ногах замерзли... — бормочет Белла, лениво глядя на нее одним глазом, прежде чем чье-то лицо прижимается к ее шее. — Извини, мне нужно было в туалет.       Кряхтя, Белла не отвечает, и Гермиона подозревает, что ведьма уже заснула. Закрыв глаза, ее пальцы находят пальцы Беллы на ее талии. Связав их, она засыпает счастливой, впервые за несколько месяцев у нее сон без сновидений.              Она просыпается от шарканья, легкого ругательства и движения кровати под ней. Подождите, кровати не двигаются. Сонно она открывает глаза и видит обнаженную Беллатрикс, пытающуюся распутать их конечности. Затормозив, темная ведьма одаривает ее кривой улыбкой, от которой жар пронзает ее до глубины души, и она притягивает ведьму для поцелуя. Застонав, тело Беллы прижимается к ней, когда она проводит ногтями по обнаженным бокам.        — Миа... — рычит Белла, прерывая поцелуй. — Если только ты не хочешь, чтобы вся школа знала, что я провела здесь ночь. Мне нужно идти.       Отпустив ведьму, Гермиона смеется, когда Белла замирает, разрываясь между уходом и пребыванием. Она безжалостно поднимает колено, задевая им чувствительный комок нервов, и издает стон ведьмы над ней.        — Ты — зло. — тихо шепчет Белла.       Напевая в знак согласия, Гермиона смягчается, позволяя ведьме двигаться и уйти. Она смеется, когда Белла спотыкается о кровать, ноги путаются в простынях, Белле наконец удается сбежать. Гермиона восхищается великолепным телом, когда Белла ходит по комнате в поисках своей одежды. Наслаждаясь видом, когда ведьма наклоняется, чтобы поднять упавшие предметы. В движениях Беллы нет ни стыда, ни сомнений в себе. Натянув халат, Белла поворачивается к Гермионе как раз в тот момент, когда начинает появляться солнце.              Шагнув вперед, Гермиона позволяет Белле прижаться к ее губам долгим поцелуем, прежде чем она покинет комнату в вихре мантий. Позволив сну овладеть ею, она просыпается позже в тот же день с чувством обновленной цели. Переодеваясь, она знает, что должна зайти к Помфри для регистрации. Она никому не рассказала о чуде на Рождество. Ей нужно было время, чтобы провести собственное расследование, она больше не доверяла Дамблдору, последние события заставили ее насторожиться.              Войдя в больничную палату, она замечает мальчика из Хаффлпаффа, который сидел, нянча свою руку, с одного из его пальцев свисал отвратительного вида жук. Помфри машет ей на свободную кровать и развлекается, наблюдая, как Помфри отрывает жука от пальца мальчика, прежде чем разлить его по бутылкам. Подтянув колени к груди, она кладет голову на руки, терпеливо ожидая, пока Помфри попытается остановить отек пальцев мальчика.              Шелест одежды заставляет ее повернуться к двери и обнаружить входящего профессора Дамблдора. Она удивлена, обычно директор школы никогда не посещает ее осмотры. Его глаза на мгновение отвлекают мальчика из Хаффлпаффа, который в настоящее время в ужасе смотрит на свой палец, прежде чем бледно-голубые глаза возвращаются к ней.        — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Дамблдор, подходя и садясь на кровать рядом с ней. — Хорошо, спасибо. — честно отвечает Гермиона. — Это хорошо. — Дамблдор улыбается, лезет в карман и достает пакетик со сладостями. — Хочешь лимонную дольку? — Нет, спасибо.       Все еще улыбаясь, Дамблдор бросает в рот лимонную дольку, его мудрые глаза осматривают комнату. — Ты еще что-нибудь помнишь из леса?        — Посмотри, что ты чуть не заставил меня сделать! — она плачет. — Это была бы твоя вина. Не моя вина! Ты понимаешь? Ты никогда больше не будешь говорить об этом. — она угрожает, и он кивает в знак согласия. — Нет, только что я собирала ингредиенты, а в следующую минуту очнулась здесь. — она сидит под натиском воспоминаний. — Малфой объяснил, что произошло? — Мистер Малфой еще не объяснил, что произошло. Крэба и Гойла забрали домой их родители, я сомневаюсь, что они вернутся обратно в Хогвартс. — Теперь ты не такая грозная, да? — шипит голос, принадлежащий только одному человеку — Малфою. — Ты опозорила меня, и теперь ты заплатишь.       Ей хочется смеяться, она могла бы побить его со связанными руками на дуэли. За исключением того, что они опустились ниже. Намного ниже. Первый удар потряс ее, отправив на мерзлую землю. Второй болезненный, третий вызвал гнев, и она вскрикнула от разочарования. Она не дожидается четвертого, вместо этого она набрасывается на Крэба, заставая его врасплох, она наносит удар ему в лицо. Заставляя его плакать, когда проливается кровь, и она катится, крадя его палочку.              Гойла никто не предупреждает, прежде чем на него обрушится заклятие. Она обращает ненависть к неуклюжему Малфою, и его неспособность подготовиться — это ее возможность напасть. Проклятие ударяет его в грудь, и он падает навзничь. Она не готова к атаке со стороны Гойла. Вырываясь, она бьет его по гениталиям, выкатываясь из-под него, она сбивает его с ног связыванием тела.              Заклинание едва не попадает, и Малфой снова встает на ноги, она не дает ему шанса. Она движется, заклинание ударяет его по ноге, и она ставит его на колени, и она там. Всегда на месте — наготове. Шум времени маховика усиливается, разрушает ее разум, и она изо всех сил пытается успокоиться, слишком много мыслей роятся в ее голове.              Она слышит мольбы, Малфоя, молящего о пощаде, он обещает уйти, никогда больше не говорить об этом, если только она ему не поверит. Он лжец и трус. Он ищет свою палочку на земле и поднимает ее.        — Авада! — она останавливается. Большие широко раскрытые глаза смотрят на нее в страхе, его палочка давно забыта.       Смертельное проклятие сидит у нее на языке, в двух словах от разрушения. Она чуть не убила его, чуть не сразила своим гневом.        — Посмотри, что чуть не заставило меня сделать! — она плачет. — Это была бы твоя вина. Не моя вина! Ты понимаешь? Ты никогда больше не будешь говорить об этом. — она угрожает, и он кивает в знак согласия.       Она не тратит впустую следующее заклинание, которое приводит его в бессознательное состояние, и использует палочку, чтобы выпустить вспышки в небо. Знает, что кто-нибудь из Хогвартса их заметит. Отбросив палочку, она падает рядом с веткой, с которой капает кровь. Должно быть, именно это они использовали, чтобы напасть на нее. Ее волшебная палочка дремлет рядом с ней, и она падает под звуки профессора и крик Помфри, когда сладкая тьма овладевает ею.                     Встав с кровати, Дамблдор принимает ее ложь. Она не уверена, верит ли он ей, но у него нет доказательств. Он обещает снова проведать ее, когда Помфри двигается, чтобы начать свой обычный осмотр. Те же повторяющиеся вопросы, те же движения палочки. Бесконечный цикл. Что-то изменилось в лесу, что-то в ней оборвалось. Есть так много всего, что человек может вынести. Она больше не будет полагаться ни на кого, кто мог бы обеспечить ее безопасность. Ее доверие к Дамблдору иссякло, и она еще не сказала ему ничего полезного. Хогвартс должен был быть в безопасности, но превратился в ее собственный личный ад. МакГонагалл можно было доверять, но она была слишком близка к Дамблдору. Гермиона отказалась стать его новым Гарри, она была Гермионой Грейнджер, ярчайшей ведьмой своего возраста и не из тех, с кем можно шутить. Она не была бы создана для смерти, у Дамблдора могут быть свои причины, но она не была бы его марионеткой. Это было ее обещание.