Время Поворота/Turn Time

Пальцы стучат по деревянному столу в беспокойном ритме, удары достаточно мощные, чтобы расколоть дерево. Огонь вызывает неестественный шум, когда их тени танцуют на заднем плане как марионетки на веревочках. Скучающие глаза смотрят в окно, наблюдая, как стая птиц кружит в небе, устраиваясь на ночь. Ее рука прослеживает нить, торчащую из мантии, проворные пальцы начинают играть с ней. Тело передвигается в кресле, вызывая легкий скрип, Гермиона задерживает дыхание, ожидая продолжения встречи. Она раздраженно смотрит на дверь, через которую Дамблдор вышел несколько минут назад, задаваясь вопросом, когда вернется разделяющий их человек. Она игнорирует ненависть, направленную на нее, игнорирует добрый взгляд, изучающий ее, и надеется, что очень скоро освободится от душной комнаты. Еще одно движение, на этот раз ноги, скользящее по потертому ковру, быстрый взгляд сообщает Гермионе, что она все еще находится в центре отвращения миссис Ротштейн. Длинные ногти обвиваются вокруг стакана, прежде чем выдернуть его со стола и направить к рубиново-красным губам. Она вытирает мазок макияжа тонким большим пальцем, прежде чем снова вернуть стакан на стол. Легкий кашель ускользает от профессора Макгонагалл, когда она прочищает горло, приглушенный шум слишком громко звучит в душной комнате. Светская беседа давно забыта, они уныло сидят вдали от разговоров, ожидая возвращения человека с ответами. Интересно, он чувствует себя плохо, зная, что жизнь людей остановилась из-за него? Гермиона пытается не зацикливаться на вопросе, крутящемся у нее в голове, пытается игнорировать слабый страх и недоверие, которые она выработала для подражания Гарри. У нее нет причин не доверять мужчине, все, что он пытался сделать, было для того, чтобы она жила в безопасности. Он также послал Гарри на смерть как индейку, рожденную на Рождество. Зевок ускользает от нее, когда скука медленно заменяет адреналин, который наполнил ее вены, когда она узнала, что ей нужно встретиться со своими «родителями». Откинувшись на спинку кресла, она наконец уступает долгожданному вздоху. На что ее профессор посылает ей недовольный взгляд на ее очевидно вызывающее поведение. Она нарочно сидела подальше от Ротштейнов, не доверяя им даже в кабинете своего профессора. Глядя в сторону огня, она гадает, когда же встреча закончится. Дверь открывается, когда Дамблдор снова появляется в комнате. Он посылает ободряющую улыбку всем, прежде чем пройти к своему креслу… трону. Медленно опустившись, он поднимает со стола чашку чая и смотрит поверх очков на Ротштейнов. Выпрямившись в кресле, Гермиона снова обращает свое внимание на других присутствующих. Она ждет, когда Дамблдор начнет задавать вопросы, но он продолжает спокойно сидеть, потягивая чай. Подняв бровь на мужчину, она задается вопросом, как долго комната будет оставаться в тишине. — Я полагаю, вы смогли решить проблему, которая так срочно потребовала вашего внимания? — слова миссис Ротштейн сочатся кислотой, сжигая воздух, которым они дышат. — Вполне. Простое недопонимание, — весело отвечает Дамблдор, игнорируя враждебность Ротштейн. — Таким образом, мы можем продолжить без дальнейших помех, я полагаю. — Конечно, — кивает Дамблдор, получая кивок одобрения от миссис Ротштейн, — Тем не менее, мы в школе, я уверен, вы должны понимать, что у директора много обязанностей. Гермиона наблюдает, как миссис Ротштейн глотает свои слова, прежде чем склонить голову в знак согласия. — Очевидно, — она контролирует свою гримасу. — Мы можем вернуться к текущему делу? Жестом руки показывая, чтобы она продолжала, Дамблдор откидывается назад в своем кресле, слегка нарушая ход мыслей миссис Ротштейн. Он ерзает, его мантия шелестит, пока он наконец не находит удобное положение и не успокаивается. Перемешав чай ложкой, которая издает слабый звенящий звук, он медленно кладет ложку на блюдце, не замечая или просто не заботясь о взгляде отвращения, который он получает от миссис Ротштейн. — Очень хорошо, — произносит она своим естественным холодным тоном. — Мисс Грейнджер, как вы знаете, наша настоящая дочь недавно сбежала из Азкабана. — Я слышала, — неопределенно отвечает Гермиона. — Дамблдор также сообщил нам, что вы ничего об этом не знаете, и она не пыталась связаться с вами, — чувствуя, будто ее допрашивает полиция, Гермиона старается не впадать в гнев при допросе миссис Ротштейн. Она знает, что если будет играть слишком много эмоций, это будет выглядеть подозрительно. — Я узнала об исчезновении вашей дочери, прочитав газету, как я уже говорила сотню раз. Зачем ей вообще рисковать, приезжая в Хогвартс, чтобы встретиться со мной? — спрашивает Гермиона, пытаясь сохранить разум ясным, если кто-нибудь решит взглянуть. — Вот почему мы спрашиваем. Я могу заверить тебя, мы заботимся только о безопасности нашей дочери. — Ну, я еще не имела удовольствия познакомиться с Мией Ротштейн, — Гермиона пытается скрыть сарказм в своих словах, но боится, что она не так успешна, как надеется. Было странно называть Мию Ротштейн по имени, как будто она говорила о себе в третьем лице. Я чувствую, что становлюсь Мией Ротштейн. Я должна бежать. Я падаю слишком глубоко в этого вымышленного персонажа. Игнорируя свои мысли и прожигающую ее взглядом ведьму, она планирует, как ей покинуть школу хотя бы на пару часов. Ей нужно было найти какое-нибудь место, где она могла бы снова стать Гермионой Грейнджер. — На территории школы были дементоры, — рассуждает миссис Ротштейн, — объясни мне это совпадение, что они были здесь в то же время, когда моя дочь сбежала. — То же совпадение, что и ваше появление в отсутствие Дамблдора, я полагаю, — резко отвечает Гермиона. Она чувствует, как Макгонагалл ощетинилась рядом с ней, оставив легкое напряжение в теле пожилой женщины. Наблюдает, как оба Ротштейна стискивают челюсти, длинные ногти миссис Ротштейн впиваются в ничего не подозревающее кресло. Подергивание брови — единственное подтверждение, что Дамблдор услышал комментарий. — Моя дочь приходила к тебе той ночью? — требует мистер Ротштейн. Гермиона замечает беспокойство в глазах мужчины и чувствует себя виноватой, что не может облегчить его, сказав правду. По какой-то причине, Миа не хотела, чтобы они знали. — Нет, — простой ответ. — Мисс Грейнджер ответила на ваш вопрос. Мисс Ротштейн не была здесь и не пыталась связаться с Гермионой, — говорит профессор Макгонагалл, прежде чем миссис Ротштейн сможет начать все сначала. — Я ей не верю. Мы пытаемся найти мою дочь, и, если это ускользнула от вашего внимания, эта девушка что-то знает, и я хочу знать что! — шипит Миссис Ротштейн, прокалывая ногтями кресло. — Мисс Грейнджер все вам рассказала, — заключает Дамблдор, поставив свою чашку на стол, прежде чем сцепить пальцы. — Я вижу ложь в ее глазах. Обыщи ее разум, у нее там что-то спрятано, — настаивает миссис Ротштейн, пристально смотря Гермионе в глаза. — Единственное, что спрятано в моем разуме — это информация, которая может разрушить мир, — мрачно отвечает Гермиона, опасно сверкая глазами. — Я готова рискнуть. Закрой двери для любой информации, которая может причинить вред и покажи нам ту ночь, которая нам нужна, — рассуждает мистер Ротштейн, поднимая бровь. — К сожалению, знать, что может иметь значение, а что нет, не так просто, — вмешивается Дамблдор. — Информация, содержащаяся в сознании мисс Грейнджер, не должна быть узнана, это может иметь неисчислимые последствия для мира. То, что вы можете считать несущественным, может быть решающим моментом в истории. Дело не в том, чтобы закрыть дверь, а в том, что мы не знаем, какую дверь закрыть. — Независимо от того, что вы говорите, Дамблдор, этот маленький гаечный ключ лжет, и я хочу знать, что она скрывает. — Миссис Ротштейн, Гермиона не скрывает ничего, что могло бы относиться к вашей дочери, — настаивает Макгонагалл. — Нет, она права, — прерывает Гермиона, зарабатывая удивленные взгляды своих профессоров и довольный знающий взгляд от Ротштейн. — Я что-то скрываю. Вы хотите знать, что случилось той ночью, в которую, как вы так горячо настаиваете, ваша дочь была в Хогвартсе? — Я говорила тебе, Дамблдор, девчонка лжет. — Не лгу, миссис Ротштейн, просто защищаю друга. — Значит, ты встречала мою дочь! Где она? Что с ней? Почему она сбежала? Встряхивая головой от бомбардировки вопросами, она смотрит миссис Ротштейн в глаза. — В ту ночь я была не с вашей дочерью. Я была с Беллатрикс, у нас были разногласия, и я проснулась в больничном крыле, только чтобы услышать о сбежавшем заключенном и дементорах, окружающих замок. Если ваша дочь случайно оказалась на территории в ту ночь, я с ней не встречалась. Я уверена, школьные записи покажут мой визит в больничную палату, и Беллатрикс подтвердит, что она ответственна за мое пребывание там, она еще не позволила мне пережить это, — Гермиона посылает обоим Ротштейн мимолетную расчетливую улыбку, оставляя их гадать, действительно ли они разгадали ее с самого начала. — Это правда, Гермиона провела ночь в больничной палате, — подтверждает профессор Макгонагалл. — Профессор Слизнорт нашел ее рано утром, — она посылает Гермионе взгляд, показывая, что она все еще недовольна предательством доверия. — Мне казалось, я ясно дала понять, что ты не должна проиграть ни одной из сестер Блэк, — голос миссис Ротштейн похож на сталь, разрезающую мясо, но, на удивление, это почти не влияет на Гермиону. — Она сжульничала, — просто отвечает Гермиона. — До этого момента мы были равны. Глядя на Гермиону, миссис Ротштейн обращается к Макгонагалл. — И что было сделано с этим бардаком? — Обе дамы отбывали задержание, — отвечает Макгонагалл с такой же неприязнью в голосе, ее глаза сужаются при взгляде на миссис Ротштейн. — Что за школа позволяет своим ученикам драться глубокой ночью? — спрашивает мистер Ротштейн. — Я уверен, вы понимаете, что у нас есть два исключительных студента, возможно, из-за их характера лучше было дать им самим разобраться с любыми недоразумениями между друг другом. Насколько мне известно, мисс Грейнджер и мисс Блэк уладили свои разногласия, — Дамблдор успокаивает явно недовольных родителей. Заметив, что она снова в центре внимания, Гермиона кивает в знак согласия с Дамблдором. — Как видите, они смогли разобраться без нашей помощи, — улыбается Дамблдор. Чувствуя, будто Ротштейны действительно были ее настоящими родителями и ругали ее, Гермиона решает, что она хочет покинуть комнату как можно быстрее. Это становится странным. Шепчет ее разум, и она не может не согласиться. Быть центром внимания никогда не подходило Гермионе, и ей не терпелось сбежать в глубины замка, где большинство студентов знали, что нужно оставить ее в покое. — У вас есть ответы, могу я теперь быть свободна? — Гермиона спрашивает, как можно вежливее. — Я думаю, что мы здесь закончили, не так ли, Альбус? — Макгонагалл тоже хотела убежать от заточения комнаты и ее родителей. — Не вижу смысла продолжать, вы можете быть свободны, мисс Грейнджер, — подтверждает Дамблдор. Встав одним быстрым движением, Гермиона не может дождаться, когда выйдет из комнаты. — Однако есть еще один вопрос, — холодный голос миссис Ротштейн останавливает великий побег Гермионы. — Что именно? — звучит усталый голос профессора Макгонагалл. — Ежегодный рождественский бал, — говорит миссис Ротштейн, ее губы изогнулись в улыбке. С подавленным вздохом Гермиона падает обратно в свое кресло. Она надеялась, что Ротштейны не упомянут слово «бал». Она видит легкий подъем бровей профессора Макгонагалл, наблюдает за неодобрительным взглядом Дамблдора на обоих Ротштейнов, прежде чем обратить его на Гермиону. — У Ротштейнов принято каждый год устраивать бал, как вы, без сомнения, знаете. Любое нарушение традиций вызовет вопросы, которые, я уверена, никому из нас не нужны. — Что вы пытаетесь сказать, миссис Ротштейн? — спрашивает Макгонагалл, в ее тоне скользит предупреждение. — Наша дочь должна присутствовать, — ненавидя безжалостную улыбку на лице ведьмы, Гермиона быстро спорит. — Я ни за что не пойду на ваш бал, я не стану вашей дочерью для тех, кто давно знает вашу семью. — Очевидно, я вижу несколько вариантов, ты можешь либо выпить оборотное зелье, чтобы выглядеть как моя дочь, либо нужно устроить что-то еще. — Почему я не могу остаться в Хогвартсе? — Потому что чистокровный не может уходить от своих обязанностей. Даже с оборотным зельем все еще сомнительно, сможешь ли ты стать моей дочерью, — язвительное замечание. — Я не пойду на ваш дурацкий бал, — раздражительно отвечает Гермиона, ее вывод обыгрывает ведьму напротив нее. — Это не глупый бал, ты играешь мою дочь, и у тебя есть репутация, которую нужно поддерживать. Слишком много вопросов появится, если ты будешь отсутствовать. — Скажите, что я учусь в Хогвартсе! — рассуждает Гермиона. — Миа любит балы, это одна из многих вещей, которые ей искренне нравились, и было бы подозрительно, если бы она решила остаться в школе, тем более, что она не была большой поклонницей учебы, — Гермиона услышала в голосе мистера Ротштейна легкую гордость, искреннюю любовь к своей дочери. — Гермиона не будет присутствовать на вашем балу, может быть вызвана слишком большая опасность, если она это сделает, — утверждает профессор Макгонагалл. — Появится слишком много вопросов, если она этого не сделает. Я действительно не вижу, какой у нас выбор. Они замолкают, ни один профессор не хочет позволить Гермионе поехать к Ротштейнам, но они знают о последствиях, если она не будет присутствовать. Я не могу пойти на их бал. Миссис Ротштейн будет пытать меня за информацию о Мии. Гермиона смотрит в расчетливые глаза и чувствует себя добычей, попавшей в ловушку. — Я могу поехать на бал Блэк, — нерешительно говорит Гермиона. — Тебе нужно приглашение Друэллы на этот бал, — отвечает миссис Ротштейн, полностью игнорируя эту идею. — У меня оно есть, — ухмыляется Гермиона, удивляя всех присутствующих в комнате. — Она пригласила меня на днях, я сказала, что поговорю со своими «родителями». По правде говоря, Гермиона не хотела быть ни на одном балу, она хотела держаться как можно дальше от группы чистокровных. Однако, если она должна была присутствовать на балу, она предпочла бы посетить тот, где у нее, по крайней мере, был шанс узнать других людей без языкового барьера. Кроме того, у нее была Энди и даже Беллатрикс, как прикрытие для мероприятия. — Ты предпочитаешь бал Блэк моему? — миссис Ротштейн повторяет фразу в своей голове, поражаясь тому, что кто-то не захотел бы присутствовать на ее балу. — Я не могу говорить по-немецки, по крайней мере, у Блэк я знаю некоторых людей. — Я думаю, что если Гермиона должна присутствовать на балу, то лучше это будет бал Блэк, — соглашается профессор Макгонагалл, разделяя взгляд с Дамблдором. — Ты хочешь сказать, что играешь роль моей дочери и ни разу не подумала выучить наш язык? — гнев сотрясает каждый вздох миссис Ротштейн. — Мне нет смысла изучать немецкий язык. — Ты ведешь себя как Ротштейн, предположим, что кто-то заговорит с тобой на немецком, напугать кого-то один раз — хорошо, но скрыться за маскировкой можно только несколько раз. — У меня все работает прекрасно. У нас есть поговорка, откуда я родом — если что-то не сломано, не чини это. — Люди скрытны только тогда, когда у них есть секреты, — кривая улыбка появляется на тонких губах ведьмы напротив нее. — Я не буду учить немецкий, — вздыхает Гермиона. — И если мне придется пойти на какой-нибудь бал, то это будет бал Блэк. — Ты умеешь танцевать? — Конечно, вопрос в том, буду ли я? — Гермиона ухмыляется подергиванию губ женщины, гнев, очевидно, присутствует. — Думаю, мы здесь закончили. Теперь я могу идти? Забавляясь, Дамблдор кивает головой в знак согласия. — Передайте свое согласие миссис Блэк, соглашаясь на бал, на этом все, на данный момент. Гермиона кивает в знак согласия, планируя утром первым делом передать сообщение Энди. Поднявшись на ноги, она бросает быстрый взгляд на своих профессоров, прежде чем выйти, она больше не хочет оставаться в присутствии Ротштейнов. Она хочет пойти в свою комнату, свернуться в своей постели и попытаться забыть этот вечер. Выскользнув из комнаты, она слышит, как тихие голоса продолжают что-то говорить, прежде чем они исчезают, когда она движется дальше по коридору. Свечи мерцают в коридоре, создавая жуткие фигуры, когда она тихо движется. Когда она проходит мимо ванной, она слышит мягкий звук шагов. Чувствуя свою палочку, она поворачивается, чтобы поприветствовать новичка, ее проницательность предупреждает ее быть начеку. Ее рот открывается для приветствия, когда свет ослепляет ее. Голова кружится, спина с чем-то сталкивается. Она падает на пол, воздух выбивается из ее легких. Затаив дыхание, она карабкается за своей палочкой, ее ноги скользят по полу. Оглядываясь назад, она видит остатки разрушенной раковины, вокруг которой льется вода. Подняв намокшее тело, она ползет за палочкой, когда рука тянет ее волосы, поднимая на ноги. Она задыхается, кто-то швыряет ее в зеркало, когда она встречается с глазами нападавшего. Темные глаза миссис Ротштейн смотрят на нее сверху вниз, и она изо всех сил пытается освободиться. — Ты должна была изучить книгу, которую я тебе дала, — шипит миссис Ротштейн, вдавливая ее в зеркало. — Я изучила, — рычит Гермиона, пытаясь оттолкнуть женщину, но ей удается только сильнее вжаться в стекло. — Не очень хорошо, я предупреждала тебя, что случится, если ты не сделаешь, как я говорю. Ты правда веришь, что Дамблдор может защитить тебя? Мы все еще можем попасть в Хогвартс, мы все еще можем добраться до тебя. Дамблдор не собирается защищать тебя. — Чего ты хочешь? — требует Гермиона, стиснув зубы, когда стекло вонзается в ее спину. — Просто напомнить тебе, что случится, если ты ослушаешься меня. — Довольно забавно, я хорошо помню. — Одно дело — присутствовать на балу Блэк, совсем другое — быть побежденной одной из них. Ты опозорила нашу семью, и ты заплатишь за это. — Вы не моя семья. — Твоя семья тоже, пока ты не достигнешь своей цели, я напомню тебе еще раз, почему чистокровные выше грязи, — она шипит, угрожающе прослеживая своей палочкой щеку Гермионы. — Отдай мою палочку, и я заставлю тебя съесть твои слова, — рычит Гермиона. Мелкий смех звучит эхом из рта старшей ведьмы. Опустив палочку, она прослеживает очарование на руке Гермионы, обнажая написанное там оскорбление. Грязнокровка. Шрам покалывает под кончиком волшебной палочки. Ожидая проклятия, она с удивлением наблюдает, как палочка движется к другой руке. — Что ты делаешь? — спрашивает Гермиона, осторожно наблюдая за ней. Ведьма дергает ее рукав вверх по руке, оставляя его в воздухе. — Другая причина нашего визита. Хотя это и не обсуждалось с вами, но Дамблдор попросил у нас совета по поводу твоей ситуации. Чего ты не знаешь, так это того, что очень давно моя семья помогла изобрести маховики времени. Тем не менее, я унаследовала эти знания, как и все в моей семье. Ты не можешь представить мое волнение, когда я узнала, что можно не только зайти так далеко назад, что обойти свое собственное рождение, но и не взорвать при этом мир, как и себя. Я не могу ничего сказать о твоем будущем, потому что мы знаем, что ты, возможно, уничтожила свой шанс когда-либо родиться, хотя сейчас — ты, кажется, относительно здорова. Ореховая палочка давит на кожу, загипнотизированная Гермиона изучает движения ведьмы. Обе ведьмы были под каким-то заклятьем, которое продвигало их знания. Губы миссис Ротштейн двигаются, когда она беззвучно произносит заклинание, кончик палочки освещает ее лицо. Предупреждающий сигнал взрывается в голове Гермионы, приказывая ей вырваться на свободу и отвести руку. Она знает, что это закончится болью, темная ведьма не сделает ничего для пользы Гермионы, но она не может заставить себя остановить ее. Слишком потерянная в поисках информации, она забывает, что она не бессмертна. Ее брови поднимаются от удивления и настороженности, когда ее вены начинают светиться янтарным цветом. Песок маховика времени, струящийся по ее венам. Ее рука светится, а затем резко останавливается, когда старшая ведьма отстраняется. — Как я и думала, маховик смешивается с твоей кровью. — Что это значит? — спрашивает Гермиона, изучая свою руку в поиске ответов. — Пока ничего, к сожалению, такого никогда не было до сих пор. Ты фактически нулевой пациент. — Для вас это какой-то больной тест, и Дамблдор держит меня под наблюдением, пока вы не узнаете, что это такое? — Не думай о себе так высоко, как только у нас будет способ избавиться от тебя, мы отправим тебя назад в твое время, или, яснее выражаясь, ты просто интересный образец. У Дамблдора есть свои причины, я уверена, что у него есть какая-то ошибочная идея спасти тебя, однако я считаю, что ты обречена. — Вы думаете, я не вернусь в свое время? — спрашивает Гермиона, пытаясь не зацикливаться на мысли, что эта ведьма хочет ее смерти. — Ты можешь вернуться, но ты уже не будешь той же ведьмой, — миссис Ротштейн ухмыляется, видя растерянность на лице молодой ведьмы. — Помимо очевидного, это главная причина, по которой путешествия во времени ограничены. — Можно в конечном итоге убить себя. — Да, недостаток, я полагаю, тем не менее, это не та причина, о которой я говорила. Причина, по которой путешествие во времени настолько ограничено, заключается в том, что оно оставляет невыразимый отпечаток для какого-либо ума. Хоть ты и грязнокровка, у тебя все еще есть разум, и такое нарушение в твоей жизни, в твоей временной линии будет иметь неисчислимые последствия для тебя. — Я не буду тем же человеком? — Мы не узнаем, пока ты не вернешься в свое время. Мы не можем судить об этом здесь, потому что мы не знаем, кем ты была тогда, только там ты действительно узнаешь, каковы последствия времени. — Пациент ноль… Отпусти меня, — требует Гермиона, отталкивая ведьму. На лице ведьмы появляется жестокая улыбка. Гермиона сглатывает, прежде чем нырнуть за палочкой, чтобы защититься от этой ведьмы, жаждущей ее крови. ~~~~~ Turn Time ~~~~~ Беллатрикс Блэк, несмотря на внешний вид, несмотря на злые глаза и преследующую улыбку, была счастлива. Счастлива, что убедила свою сестру поменяться с ней обязанности старосты, поскольку большинство учеников знали, когда Беллатрикс дежурила, и избегали тайных прогулок по ночам. Когда она придумала этот хитрый план, все запуталось. Она попросила Энди поменяться с Крэббом, который поменялся с Литом, который поменялся с Энди, которая поменялась с Малфоем, который поменялся с Беллатрикс, которая поменялась с Энди. Обмен сменами наверняка сбил бы с толку любую ничего не подозревающую жертву и дала бы Беллатрикс свободно бродить по коридорам. Большую часть своей ночи она провела с несколькими неудачниками, которые гораздо больше боялись ее, чем быть раскрытыми при краже. Ее любимчиком был когтевранец, которого она нашла, когда он пытался пробраться в запретную часть библиотеки, только чтобы бежать в поисках профессоров при виде улыбающейся Беллатрикс. Вы сами должны быть нарушителем правил, чтобы поймать другого нарушителя. Я бы стала хорошим аврором. Она смеется про себя, зная, что никогда не пройдет испытания авроров. — Кого я обманываю, у меня не хватило бы терпения на такие вещи, — кроме того, ее отец явно отрекся бы от нее. По меньшей мере, настроение Беллатрикс было лучше некуда. Она провела предыдущую ночь с Темным Лордом, которого впечатлила своим нынешним мастерством. Да, жизнь Беллатрикс наконец-то наладилась, она также с нетерпением ждала встречи с Мией утром. Она надеялась, что сможет поймать ее до того, как они пойдут завтракать, она хотела увидеть девушку. Она просто хотела быть рядом с ней, до такой степени, что она подумала о том, чтобы пробраться в гостиную Когтеврана и ждать, пока она не закончит разговаривать с родителями. Беллатрикс показалось странным, что родители Мии были в замке, она не могла понять, почему она просто не могла отправить им письмо. Андромеда изо всех сил старалась объяснить, что это как-то связано с разными культурами, но Беллатрикс не обращала внимания. Шум на третьем этаже привлек ее внимание, поднимаясь по лестнице, она заметила вспышки света, поняла, что вот-вот поймает кого-то, кто творит магию, когда этого не должно быть. Пройдя последние несколько шагов к двери с палочкой наготове, она ожидала увидеть ужас в глазах нарушителя, не могла дождаться, чтобы увидеть его. Войдя в дверь, она останавливается. В шоке. На лице студента нет никакого ужаса, только два лица ненависти, обращенные к новой жертве в дверном проеме. Должно быть, ее замешательство проявилось, когда лицо Мии из ненависти превратилось в какое-то сожаление. Ванная стоит в руинах, краны протекают, вода льется, и обе ведьмы стоят, залитые водой и потом. Миа выглядит хуже, чем миссис Ротштейн, но все еще стоит. — Что… — Беллатрикс заикается, слишком ошеломленная, чтобы сформулировать какие-либо мысли. Достаточно отвлечься, чтобы Миа проиграла. Заклинание врезается в нее, отбрасывая ведьму назад в кабинку, резкий вздох вырывается из ее губ, когда ее голова врезается в дверной косяк. Беллатрикс съеживается и поднимает палочку на старшую ведьму, ее глаза горят огнем. — Убери свою палочку, — прошипела миссис Ротштейн, наблюдая, как Гермиона изо всех сил пытается сосредоточиться и дотянуться до своей палочки. — Мы закончили здесь, Блэк. — Я убью тебя, — Гермиона угрожает, ее голос глубокий и безжизненный, как клятва, данная ночью, она не сводит глаз с миссис Ротштейн. Беллатрикс заметно вздрагивает от ненависти в глазах девушки, так много ненависти горит прямо под поверхностью. — Продолжай читать книгу, которую я тебе дала, она поможет тебе улучшить твои умения. Вспомни, что мы обсуждали сегодня вечером, Миа, — голос веселый, неуместный для разрушенной комнаты. Каблуки стучат, когда ведьма идет к выходу. — О, пока я не забыла, наслаждайся балом. Получив небольшую улыбку от старшей ведьмы, Беллатрикс наблюдает, как миссис Ротштейн уходит, прежде чем шагнуть в комнату. Заклинание начинает восстанавливать все сломанные вещи, когда миссис Ротштейн убирает все доказательства драки. Дрожа от холодной атмосферы, Беллатрикс поднимает палочку Гермионы с пола, прежде чем подойти к ведьме. Опустившись на колени, она проводит рукой по мокрым волосам. Гермиона вздрагивает от прикосновения, ее рука нежно ложится на спину Гермионы. Игнорируя еще одно подрагивание, Беллатрикс помогает, исцеляя любые раны, которые она может увидеть. Требуется несколько минут, чтобы мышцы снова собрались вместе. У Гермионы появляется достаточно сил, чтобы оттолкнуть руку помощи. Беллатрикс с болью кладет палочку в протянутую руку. Отряхнувшись, Гермиона прижимает палочку к животу, когда она пытается встать на ноги. Это был второй раз, когда миссис Ротштейн избила ее, второй раз, когда ведьма обошла ее. Во второй раз она вошла в Хогвартс и избила ее, как будто она была ничем. Нежная рука берет ее левую руку в свою и поднимает на ноги. Закрыв веки, Гермиона пытается успокоить ненависть, бегущую по ее венам, когда она чувствует, что слезы угрожают пролиться. Хогвартс должен быть безопасным. Дамблдор пообещал ей безопасность, вместо этого он сидит в нескольких дверях от нее, не зная или не заботясь о том, что с ней происходит. Слеза ускользает из небольшой щели в ее щите, все остальное разрушит ее, разрушит все, что она построила. Она хотела бы, чтобы Беллатрикс не нашла ее, хотела бы, чтобы ее нашел кто угодно, кроме нее, она не хочет быть слабой ни сейчас, ни когда-либо. Раздается вздох, такой странный звук, что Гермиона не может не открыть глаза. Она ожидает увидеть в дверях студента, кого-то, кто издал звук, кого-то, кроме Беллатрикс и ее самой. Посмотрев на ведьму, она оказывается объектом внимания и ненависти. В замешательстве она задается вопросом, что если из-за того, что она проявила свою слабость, Беллатрикс больше не будет ее другом. Острая боль в руке заставляет ее посмотреть вниз, она видит ногти Беллатрикс, впивающиеся в нее, видит небольшие отметины, но это не то, что заставляет ее сердце останавливаться. С широко открытыми глазами она отдергивает свою руку. Ее глаза встречаются с черными глазами ее будущего мучителя. Мало того, что она позволила своему щиту треснуть, она еще и ослабила свою защиту. Палочка прижимается к ее яремной вене, и она знает, что только одна из них выйдет из этой комнаты сегодня вечером. Двери захлопываются, запирая их. Луна освещает видимую метку на ее руке, когда другая рука вытягивает ее на полное обозрение. Палочка — постоянное напоминание о притаившейся угрозе. — Что это, черт возьми, такое? — рычит Беллатрикс, сжимая пальцы. — Беллатрикс, я могу объяснить, — шепчет Гермиона, ее глаза метаются от руки к ведьме. — Объясни! Какого черта у тебя на руке написано "грязнокровка"? — Если ты позволишь мне объяснить, — объясняет Гермиона, поглаживая большим пальцем обнаженную кожу на руке Беллатрикс. — Грязнокровка… Девчонка с девчонкой… Бесконечные крики… Боль… Вечная метка… Грязнокровка… — Белла… — Кто ты такая? — требует Беллатрикс, оттолкнув оскверненную руку и заставив Гермиону вдавиться в кабинку позади нее. — Кто ты, блять, такая… — глядя на палочку из жилы драконьего сердца, указывающую на нее, Гермиона сглатывает. — Грязь…