когда исчезнут города

      За всю свою жизнь Уён, честно говоря, ни разу не желал быть преступником и находиться в бегах. Он жаждал справедливости и был жестко уверен в том, что все правонарушители должны сидеть за решёткой. Впрочем, он и сейчас такого мнения, но за исключением семерых парней, что он однажды повстречал.       Возможно, он позже вновь поменяет своё мнение и встанет на сторону закона.       Проходя в торговый центр, Уён натягивает капюшон по самый нос и мельком смотрит на идущего рядом Сана. Им нужно прикупить еды и, желательно, как можно быстрее — через час за ними прибудет машина Криса, на которой они после благополучно покинут Францию и направятся в Бельгию. Достаточно простой план, и, если никого из восьмёрки не узнают, то всё будет более чем отлично.       — Нужно вести себя более естественно, Сан-и, — Уён тихо хихикает, когда старший напряжённо оборачивается на прошедшего мимо охранника. — а не убивать взглядом невинных людей.       Чхве в ответ лишь вздыхает и морщится.       Проходя в супермаркет, они тут же направляются к напиткам, беря две трёхлитровые бутылки воды, и далее — к полкам с едой быстрого приготовления. Особо много смысла брать нет, ибо ехать чуть более десяти часов, плюс они могут купить еды на заправках.       — Что мы будем делать после того, как приедем в Бельгию? — тихо интересуется Уён, разглядывая полки со сладким. — Вряд ли мы сможем снова нормально зажить.       — Крис сказал, что мы можем остаться у него хоть на всю оставшуюся жизнь, — с улыбкой вспоминает Сан. — но мы задержимся у него от силы на месяц, а там посмотрим.       Уён мелко кивает, взяв с полки шоколадку и довольно улыбнувшись.       — Если Феликс сможет всё уладить, то наше дело закроют достаточно быстро. Все в нашем отделе знают, насколько трудно выследить At, особенно теперь, когда с ними один из самых хитрожопых копов.       Сан усмехается, медленно двигаясь на кассу, и Уён с облегчением отмечает, что старший немного расслабился. Ситуация действительно напряжённая, особенно когда думаешь, что каждый человек в этом городе, в этой стране знают тебя в лицо и что с минуту на минуту кто-то закричит «это же они в розыске!». Однако, чем больше они думают о провале, тем вероятнее, что так всё и случится, потому Уён старается быть более оптимистичным и держать всех парней на позитиве. Хотя бы немного. Утром он, например, прилип к Минги, ибо тот заметно напрягся и расстроился, наверняка думая о том, что их вот-вот поймают. Уён и Юнхо потратили полчаса на то, чтобы вселить в него ту искорку надежды, которой он сиял каждый раз.       Расслабившись и непринуждённо разглядывая товар на полках, Уён поправляет капюшон и оглядывается. Сан идёт чуть впереди, неся бутылки в руках, и Чон решает ему помочь, потому ровняет шаг и забирает одну бутылку. По своей неуклюжести он случайно задевает женщину в возрасте, идущую рядом, и та начинает с возмущением пыхтеть о невоспитанной молодёжи.       — Je suis désolé. — Уён слабо кланяется, невинно улыбнувшись, и женщина затихает, с прищуром оглядывая его.       — Voleurs! meurtriers! Les gardes, c'est eux! — вопит она, с противным визгом начиная пятиться назад.       Охранники тут же оказываются рядом. Уён, переглянувшись с Саном, бросает продукты и срывается с места, нога в ногу со старшим направившись вглубь супермаркета. Стража что-то кричит, срываясь за ними.       Свернув за угол, они резво сбрасывают легкие кофты в закрытый мусорный бак, с раздражением вслушиваясь в голос, доносящийся из динамиков и просящий всех посетителей покинуть здание.       Уён, схватив Сана за руку, резво отводит его в сторону небольшого кафетерия и тормозит у стены, после чего легко прижимает его к стене возле входа в уборную.       — Доверься мне. — лишь успевает шепнуть он, после чего склоняет голову так, дабы не было видно лица Сана с прохода, и касается его губ своими, уместив дрожащие руки на плечах.       Сан не сопротивляется, доверчиво прикрыв глаза и обняв младшего за талию, подмечая, как сильно напряжены его мышцы и как сбито дыхание. Дождавшись, когда охранники смерят их быстрыми взглядами и пробегут дальше, Уён осторожно отстраняется и ведёт Сана за руку к толпе, сливаясь.       — Не самая лучшая ситуация для поцелуя, если ты не понял. — в растерянности шепчет старший, крепче сжимая чонову руку.       — Публичное выражение любви вызывает дискомфорт. Если бы мы просто встали у стены, они бы сразу узнали нас.       В ответ ничего не следует и, шустрее пробравшись через толпу на улицу, они тут же направляются к байку. Охрана кричит где-то неподалёку, но из-за количества людей Уён и Сан успешно остаются незамеченными. Седлая байк, они сразу выезжают на главную дорогу.       До заброшенного здания они доезжают быстро и без хвоста, но, стоит подъехать ближе, как дыхание обоих невольно стягивает: здание окружено полицейскими машинами, а вокруг них с десяток лежащих на земле офицеров. Уён едва ли не теряет равновесие, с ужасом разглядывая трупы, и быстро слезает с байка, когда Сан тормозит. Они вместе спешно проходят в здание, и взгляду сразу предстают напряжённые Сонхва и Хонджун. И Ёсан.       Привязанный к стулу, с разбитой губой и опухшими глазами, Ёсан.       — Что случилось? — напряжённо интересуется Сан, направившись к Кану и уже думая развязать верёвки, как Хонджун грубым баритоном едва ли не выплёвывает:       — Спрашивай у Кириоса. Сукин, блять, сын.       Уён, до сих пор отходя от шока, подбегает к опустившему голову Ёсану, замечая на полу разбитый телефон-раскладушку, но не обратив на него должного внимания. Остальные хмуро переглядываются.       — Что случилось, Ёсан-и? — Уён шепчет, упав перед Каном на колени и взяв его лицо в ладони, с болью оглядывая мелкие ссадины.       Ёсан поднимает на него стеклянный взгляд, шмыгнув носом. Сан садится рядом с Уёном, ожидая объяснений.       — Я не хотел, честно… — голос Ёсана тихий и охрипший. Он смотрит лишь на Чона, а на его губах оседает дрожащая улыбка. — Но ещё больше я не хотел отнимать у Сана жизнь. И у тебя тоже. Вы выглядите такими счастливыми вместе, знаете?       Уён переглядывается с Саном, недоумённо хлопая ресницами. Как это и то, что на них вышли копы, связано между собой?       — Ближе к делу, твою мать. — Хонджун одаривает Ёсана раздражённым взглядом. — Какого хера ты сдал нас?       Ёсана заметно пробивает дрожь, но тёплые ладони Уёна, до сих пор греющие его щеки, успокаивают.       — Я не знаю, как именно, — тихо начинает он, — но копы выследили нас. Вчера ночью, когда вы все спали, я вышел покурить. Копы уже были здесь и я бы даже если постарался, не смог бы остановить их. Один из офицеров это понял и предложил сделку — либо мы сдаёмся и обходится без жертв, либо… Вы понимаете.       Уён, поглаживая канову щеку, мелко кивает пару раз. Он понимает. Очень хорошо понимает.       — Я знал, что сегодня мы разъедемся по делам, и потому специально назвал им время, когда вы все уедете. Думал, всё же смогу со всем справиться сам…       — В этом-то и дело. — Хонджун порывается подойти ближе, крепко сжимая в руке матовый глок, но Сонхва умещает ладонь на его плече, удерживая. — Мы должны действовать вместе, а не по одиночке, как хер знает кто! Мы, блять, банда, мы семья!       — Именно, Хонджун! Мы семья! — срывается Ёсан, с отчаянием смотря на Кима.       Сан переглядывается с Сонхва, хмурясь, и отводит Уёна от Ёсана.       — Я бы никогда не позволил вам всем вновь угодить за решётку. — уже тише продолжает Кан. — Да, я предатель, ублюдок, трус, но я бы ни за что не стал делать то, из-за чего вы бы все пострадали.       С щеки Ёсана стекает единственная слеза и он опускает голову, поджимая губы. Тусклый лучик солнца, заглянув через выбитое окно, мягко оседает на его волосах, играясь с бликами.       Уён пытается вырваться из рук Сана, дабы обнять Ёсана, утешить, сказать, что всё в порядке, что все они делают ошибки, но Сан не позволяет ему этого.       — Хонджун… — Уён ощущает, как внутри всё перевернулось и замерло от страха. — Хонджун, стой!       Сан крепко хватает его за плечи, удерживая на месте. Ёсан должен быть мёртв. Они не могут пойти против этого.       — Ты был нам братом на земле, Ёсан. — достаточно тихо проговаривает Хонджун. — останешься им и под.       Уён начинает вырываться ещё больше, крича и моля не делать этого, ведь Ёсан пытался защитить их, пытался защитить его и что он не заслуживает такого конца. Но Сан крепко удерживает его, а Хонджун не думает опускать пистолет.       Тёплое утро, перистые облака и пение птиц за выбитыми окнами.       Запыхавшиеся братья вбегают в здание, распахнутыми глазами бегая по помещению и задерживая взгляд на сломленном Ёсане.       — Вы были для меня всем. — лишь успевает шепнуть он прежде, чем слышится единственный выстрел.       Секунда и тело Кана повисает на стуле, удерживаемое верёвками. Уён продолжает истошно кричать, а после обессиленно падает на колени, роняя крупные слёзы.       — Таковы наши правила, Агапе. — сухо объясняет Хонджун.       Под громкий плач Ким с отвращением наступает на телефон, теперь наверняка сломав все его внутренности.

متى المدن تختفي

      Ночи в Шарлеруа оказываются невероятными. Тихие и с ярким небом, полным тусклых звёзд и с грозовой тучей вблизи горизонта. Уён не спит, любуясь раскинутым городом на крыше здания банды Криса. Они прибыли в Бельгию около четырёх часов назад, и все сразу же разбрелись по выделенным для них комнатам, предварительно приняв душ.       — Всё ещё дуешься? — раздаётся тихое со спины и после рядом падает Сан.       — Просто до сих пор не могу поверить, что вы и на такое способны.       Уён тихо вздыхает, уместив голову на сановом плече. За сегодня произошло слишком много всего: они остались без запасов еды, случай в заброшенном здании, после — вернулся Минги, за которым примчались полицейские и пришлось отстреливаться. Сонхва ранили в руку, Юнхо в плечо. Уён даже не смог помочь им, полностью истощенный из-за Ёсана и просидевший с его телом всё время.       Они задержались на час, вырыв могилу на заднем дворе заброшки. Хонджун приказал облить её бензином. At дали себе обещание, ещё в начале, когда только сформировались, что ни за что не попадут после смерти в руки государства. Ёсан бы сам настоял на том, чтобы его тело сожгли. Испепелили и закопали, дабы его было невозможно обнаружить.       At так и поступили, зарыв могилу, когда огонь поугас. Уён на последок бросил полевой цветочек на свежее надгробье. Ёсан достоин на более почтенные похороны, но сейчас они не могут осуществить этого.       — Но пощечину Хонджуну, ты, конечно, не зря дал. — усмехается Сан, приобняв Уёна.       В ответ тихий смешок.       — Это было жестоко даже для него. Он заслужил.       — Он безумен. Со временем привыкнешь.       Уён вяло ведёт плечами, не став возражать, хотя к безумцам привыкнуть не возможно. Кто знает, что у них на уме.       — «Трэлос» ведь переводится как «безумец»? — тихо интересуется он.       — Да, с греческого.       — А у остальных как?       Сан поднимает взгляд до неба, слабо улыбнувшись. Он считает звёзды прежде, чем начать тихо рассуждать:       — Марс — имя Бога Войны. Сонхва один из лучших в ближнем бою, и он всегда лучше чем мы все вместе взятые предугадывает обстоятельства. Ты единственный, кто смог сбить его с толку и кто сумел заложить At.       В ответ на последнее Сан получает слабый тычок пальцем под бок, отчего усмехается.       — Это можно считать комплиментом, не дуйся. — он мягко гладит его по шее, и Уён вновь притихает, прижавшись к нему. — Минги мы просто дразнили Львом, когда он только присоединился к нам. Когда он впервые убил, он оставил на груди трупа львиный клык. Так и повелось.       — А ещё он умеет рычать, — хмыкает Уён. — серьёзно, я слышал, как он рычит, когда с кем-то ругался у себя в комнате…       — У него просто глубокий голос. — Сан пожимает плечами. — Юнхо… он всегда носит всё чёрное. «Мавро» — чёрный. Его сначала так Хонджун назвал, думал пошутить, но Юю такой «вау, мне нравится». Мы ещё долго смеялись с него.       Уён понимающе кивает. Да, от Юнхо ничего другого и не следовало ожидать. У него всё просто, но со вкусом и только то, что нравится лишь ему. Уён думает, что нужно поучиться у него.       — «Моро» — малыш. Он самый младший, да и… Ёсан любил его так называть. Раньше он каждое утро выходил на кухню и, если Чонхо-я сидел там, он всегда говорил что-то вроде «доброе утро, маленький малыш». Ты вряд ли знаешь, но они встречались около двух лет, а после как-то рассорились и решили, что лучше остаться друзьями.       — Теперь всё ясно. — Уён ложится на спину, прикрыв глаза. — Ёсан любил Чонхо-я. Может быть, любит до сих пор. Но Чонхо… уже вряд ли. Ёсан мне даже однажды пригрозил смертью, если я напугаю Чонхо-я паучком.       Сан забавно фырчит и ложится рядом, не переставая считать звёзды. Грозовая туча медленно плывёт всё ближе к ним.       — А Ёсан… «мастер». Он очень хорошо разбирался в технике. Мастер своего дела. Без него мы бы не были, как любят говорить по новостям: «самой страшной группировкой Испании». — Сан тихо хохочет и ссупит нос.       — Ага, а на деле вы, как ты говорил? — Уён ложится на бок, подперев голову рукой и слегка нависнув над старшим. — Всего лишь мелкая шайка? Хулиганы?       — Мы не планировали становиться… такими. Мы лишь объединились, потому что у нас не было семей. За исключением братьев. Просто в один момент я встретил Сонхва, потом мы познакомились с Хонджуном, а там и остальных… А год назад нас нашёл один вредный полицейский и влюбил в себя самого Аспида.       Уён смущённо смеётся.       — А что значит «Аспид»? Это же семейство ядовитых змей, если я не ошибаюсь?       — Верно, но в моём случае Аспид — это тварь из какой-то мифологии… Это придумал Крис, когда мы вместе выходили на грабёж. Он ещё долго смеялся и стебался, ну, а я решил оставить себе этот псевдоним.       — Выходит, почти все ваши псевдонимы — стёб. Необычно.       — Зато оригинально. Вроде.       — О, ещё как.       Сан смеётся, протянув к Уёну руки и обняв за шею. Чон тихо хохочет, когда старший тянет его на себя, и шуточно отстраняется, на что получает надутую губу и грустный взгляд.       — Ну иди ко мне… — обиженно тянет Сан, но уже не пытается притянуть Уёна ближе.       — Вау, сам Чхве-Аспид-Сан обижается, потому что его не обнимают.       Уён забавляется, в ответ получая грустную моську. Сан убирает от него руки, скрестив их на груди, и отворачивает голову. Чон смеётся и наваливается на него, уместив ладони на надутых щеках и повернув его голову на себя.       — Ты такой зайка, когда дуешься. — шепчет младший, мягко улыбнувшись. — Готов дразнить тебя только из-за этой милой моськи.       Сан закатывает глаза и бубнит:       — А ты филин. Вредный филин.       — Твой вредный и самый любимый филин. — довольно хихикает Уён.       Следующая секунда — мягкий поцелуй; следующее мгновение — тёплые объятия.              Уён прижимает улыбку к чужим губам, шумно выдохнув через нос и засмеявшись, когда Сан, передразнивая, так же шумно выдыхает.       — Sólo la mía, — Сан шепчет, на секунду соединив уста вновь. — y sólo soy tuya.       — Sólo la tuya.       Не в силах сопротивляться собственным желаниям, Уён устраивается на сановых бёдрах, уместив ладони на его шее, и целует, целует, целует, с каждый секундой всё желанней, словно в последний раз. Где-то позади слышится первый гром. Сан даже не вздрагивает, осторожно поглаживая чоновы бока и медленно опускаясь к бёдрам.       Сан отстраняется первым, недоумённо оглядев Уёна, а после хмыкает и смеётся:       — Я подумал, что ты плачешь, но это дождь.       — Я могу! — хихикает Уён, после чего встаёт и помогает подняться Сану. — Но как-нибудь в другой раз. Я утром наревелся.       Смеясь, они возвращаются в выделенную им комнатку, встретив в коридоре помятого сном Хонджуна. Уён хмурится, показав Киму язык, на что тот отвечает средним пальцем.       — Всё ещё обижаешься на него? — усмехается Сан, когда они проходят в комнату.       — Конечно! Это ты привык к подобным выходкам, а я — вообще ни капли! Надо будет попросить Сонхва-хёна наказать его… Как бы двусмысленно это не звучало.       Сан смеётся с него и падает на широкую кровать, а Уён принимается рыться в своем ранце, выудив лишь нижнее бельё, и после шарится в сумке Сана, своровав футболку. Старший на это лишь улыбается, не имея ничего против, и следит, как Уён скрывается в ванной, совмещённой с комнатой. Да, Кристофер действительно побеспокоился о комфорте своих людей, найдя дом, в котором мало того, что комнат полно и территория достаточно большая, так ещё и у каждой жилой комнаты есть встроенная ванная комната.       Не долго думая, Сан встаёт и тоже находит сменную одежду, после чего проходит следом, убеждаясь, что Уён уже спрятался за шторкой достаточно широкой ванны и не заметил его. Тихо раздевшись, он забирается к намыливающему голову Уёну, мягко обнимая за талию и оставляя поцелуй на влажной шее. Чон мелко вздрагивает, но даже не думает отстраняться, наоборот — он слегка поддаётся назад, прижимаясь спиной к сильной груди, и спокойно продолжает мыть голову. Сан берёт душ, помогая смыть пену, и улыбается, когда Уён разворачивается.       — Я уж думал, струсишь присоединиться. — усмехается он, забрав душ и смочив сановы волосы, после чего закрепляет душ на стене и принимается намыливать короткий вихрь.       — Мне бы не было прощения.       — Именно.       Уён улыбается, уместив мыльные ладони на сановых щеках и притянув его ближе, на долгую секунду припадая к его губам. В мыслях — вновь одно и то же: почему позволил им расстаться на год? Почему не передумал в последнюю секунду? Зачем лишил их общего счастья? Это уже не важно. Важно то — как Сан касается его, как даёт понять, что теперь ни за что не отпустит. И Уён ему верит. Отчаянно, желанно, преданно. Верит так, как никому прежде.       Сан лениво отвечает, прикрыв глаза, и встаёт под тёплые струи душа, дабы смыть пену, а Уён смеётся, осторожно смыв шампунь с его щёк и головы.       — Придумаешь отговорки на этот раз? — дразнится Чон, зачёсывая сановы волосы назад.       И Сан действительно задумывается.       — Мы оба достаточно устали за сегодня, — загибает пальцы он. — ты ничего не ел с утра, а ещё…       Уён прерывает его требовательным поцелуем, скользнув по татуировкам вниз и переплетая пальцы. Сан лишь усмехается, лениво отвечая и податливо раскрывая рот, позволяя чужому языку скользнуть внутрь.       — Если продолжишь, то мы вообще никогда в жизни не переспим. — с улыбкой шепчет Уён, и из-за шума воды его едва ли слышно.       — Не займёмся любовью, ты хотел сказать?       Говоря это, Сан слегка поджимает губы и прикрывает глаза, смотря из-под ресниц. Уён тихо сглатывает, шустро облизавшись и сжав санову ладонь в своей.       — Не трахнемся. — смеётся он и нагло улыбается, прикусив нижнюю губу.       Сан фырчит и кривит лицо, после чего свободной ладонью слабо шлёпает младшего по ягодице и, как ни в чём не бывало, тянется за гелем для душа и мягкой мочалкой. Уён хмыкает и берёт вторую мочалку, повторяя за старшим, и показательно отвернувшись от него.       Они дразнят друг друга якобы случайными касаниями, а после вообще, сдавленно смеясь, устраивают бой пеной, от чего оба едва ли не падают, поскользнувшись.       Вымывшись, они вместе встают под душ, вновь слив уста в медленном танце, так, как обоим полюбилось, как они чувствовали друг друга ещё лучше не только физически, но и душевно. Никто не собирается отстраняться и потому, едва ли прерываясь, они медленно выходят из ванны, вслепую нашарив махровые полотенца и накинув их на плечи друг друга. Сан смеётся, стараясь хотя бы немного вытереть влагу с чонового тела, и Уён отрывается от манящих губ, улыбаясь и повторяя каждое движение за старшим на его теле.       — Ты когда-нибудь перестанешь дразнить меня? — шепчет Сан, прижимаясь ко младшему и слабо укусив его за нижнюю губу.       — Ага, но только когда ты перестанешь любить меня.       Сан театрально вздыхает, обняв Уёна за шею.       — Придётся всю жизнь терпеть…       Чон смеётся, выходя из ванной и утянув старшего за собой, падая спиной на кровать. Сан без доли сомнений нависает над ним, облизавшись и, не думая больше сдерживаться, сладко целует. Уёну не нужно опускать взгляда, чтобы очертить каждый шрам. Из приоткрытого окна слышится раскатистый гром.       Все касания остаются словно ожогом на теле, и эти сладкие раны отдают теплом, растекаясь удовольствием по телу. Сан опускается на лебединую шею, целует мокро и лижет кончиком языка, и Уён цепляется за его плечи, рвано дыша. Лишь мысль о том, что они наконец-то перешли грань, что спустя столько времени позволили друг другу не сдерживаться, позволили себе не держать желания на цепи — лишает рассудка и ударяет в низ живота.       — Кто будет снизу? — вновь поднявшись до слегка опухших губ, интересуется Сан.       — Ого, ты готов лечь под меня? — Уён искренне удивляется, вплетая пальцы в короткие волосы и заглядываясь, когда лицо старшего освещает секундная молния.       — Если ты захочешь.       Уён закусывает губу, невольно представив, как бы Сан прекрасно выглядел, принимая его член. От подобных мыслей становится дурно, в самом хорошем смысле, конечно же, и Чон испускает тихий стон.       — Ты бы был ахуенным саббом, но сегодня эта роль моя.       — Отлично, иначе я бы насильно взял тебя.       Прыснув со смеху, Уён слабо шлёпает его по шее.       — Зачем тогда и спрашивал?       Сан лишь жмёт плечами и Уён от этого смеётся. Боже, да они просто глупцы, раз не решались перейти грань. Попросту лишили друг друга комфортного и игривого секса, и Уён готов плакать из-за этого, но на деле он довольно улыбается, даже когда Сан опускается губами вниз по его телу. Чёрт, они ведь действительно могли подарить друг другу удовольствие намного раньше.       Встряхнув головой и решив не засорять мысли подобным, по крайней мере, не сейчас, Уён сжимает сановы плечи и тихо стонет, когда тёплый язык скользит по бусинке соска.       С каждой секундой терпение сгорает, словно спичка, и, найдя в чоновом ранце смазку с контрацептивом, Сан принимается осторожно растягивать податливое тело младшего. А Уён тихо стонет, нетерпеливо, но дразняще-медленно водя рукой по собственному члену, с каждым пальцем становясь всё громче.       — Сан-и… я готов. — шепчет он, из-под ресниц смотря на старшего. — Давай же.       Сан слабо улыбается и раскатывает презерватив по своему члену, смочив успевшей согреться в руке смазкой, тихо выдохнув. Уён внимательно следит за чужими движениями, привстав на локтях, и после тянет Сана на себе, сливая губы в танце. Он протяжно стонет, когда старший осторожно толкается внутрь, слабо выгибается навстречу и сбито просит не останавливаться. Уложив руки на тазовые косточки, Чхве нарочно не касается чужого члена и входит на всю длину, выбивая из Уёна довольно громкий стон. Из груди невольно вырывается и собственный, тихий и краткий, но его вполне достаточно, дабы перевернуть внутренний мир Уёна и заставить хотеть большего.       Лёгкая боль смешивается с удовольствием, создавая невероятный контраст, заставляющий захлебываться собственными стонами и хвататься за простыни, сжимая их до белоснежных костяшек.       — Агапе, — Сан склоняется над младшим, слегка сгорбившись и целуя ключицы. — какой же ты… О боже.       Чхве заходится в тихом стоне, на пробу делая первый толчок, отчего стонет и Чон, перекладывая руки на чужую спину и слабо царапая.       — Не сдерживайся, — голос Уёна отдаёт легкой хрипотцой, отчего по санову телу бегут мурашки.       — Тогда потом не жалуйся. — тихая усмешка.       Сан начинает двигаться, сразу же набирает довольно быстрый темп, грубо оглаживая расслабленное тело, играясь пальцами с сосками, заставляя Уёна срывать голос. Но и сам Уён старается не отставать — перебирает пальцами ребра, щекоча, зная, что Сану это нравится, в подтверждение чего тот тихо стонет прямо на ухо. Целует смуглую шею, когда достаёт, короткими ногтями царапает спину, бесстыдно разводя ноги ещё шире.       Комната наполняется раскаленным воздухом, громкими стонами и тихими шлепками кожи о кожу. Сан выпрямляется и замирает на пару секунд, разглядывая выгибающегося в спине Уёна, что стонет протяжно и после тихо мычит. Младший смотрит в ответ из-под ресниц и, слабо ухмыльнувшись, нарочно сжимается и крутит бëдрами, вырывая из чужой груди сладкий стон.       — Если бы нас не спалил тот мужик, — тихо мычит Уён, любовно оглаживая саново тело, когда тот склоняется. — тогда, в бассейне. Ты бы поцеловал?       — Не знаю. Я уже не помню своих мыслей в тот момент. — честно признается Сан, опускаясь мелкими поцелуями до ключиц, возвращаясь к губам. — Помню только, что тогда стал меньше бояться грома.              Чхве вновь начинает двигаться, закусывая губу и шумно дыша, не сводя взгляда с разнеженного Уёна.       — Так ты всё-таки боялся грозы. — усмехается тот.       — Грома. Это с детства. Но тогда я перестал бояться.       Уён блаженно стонет и тянется рукой к своему члену, но Сан хватает его руки и, взяв оба запястья в одну ладонь, фиксирует их над чоновой головой, заглядывая в глаза. В следующую секунды их губы сливаются в мокром поцелуе, из-за резких толчков они изредка сталкиваются зубами, отчего тихо смеются прямо в чужие губы.       Уён слабо выгибается в спине, тянется навстречу чужому телу, а Сан вновь замирает, отчего головка его члена упирается прямо в чувствительный комочек нервов, заставляя Чона рвано простонать и попытаться вырвать руки. Приятно настолько сильно, что почти что больно, и Уён вновь делает попытку вырваться, но Сан не пускает — держит крепко, отчего после наверняка останутся синяки, а Уёну это нравится как-то по дикому. Нравится, что теперь подчиняется он, что теперь ему приходится едва ли не слезно умолять начать двигаться, и, в конце концов, нравится ощущать санов член внутри себя. Глубоко внутри себя.       Его ведёт от того, как Сан нависает над ним и Уён готов поклясться, что старшему всё нравится ни чуть не меньше.       Чхве начинает двигаться, когда замечает скатившуюся слезинку с чужой скулы. Уён блаженно выдыхает и запрокидывает голову, прошептав что-то невнятное, вызывая у старшего улыбку.       Слегка отстраняясь, Сан замедляется и свободной рукой быстро перебирает выпирающие рëбра на сильном теле, разглядывая младшего и понять не может, реальность это или очередной сон. Второй вариант отпал сразу же, ведь даже во снах Чон не был настолько прекрасен, не был таким податливым и открытым.       — Малыш… — Сан отпускает чужие запястья и смазанно целует в губы. — я уже скоро…       Уён лишь кивает в ответ, ведь сил ни на что, кроме сорванных стонов, нет. По телу приятно разливаются волны тепла, останавливаясь в области паха, заставляя мелко дрожать.       — Как же ты прекрасен… — Чхве целует везде, где достаёт, мажет губами и оглаживает тело, смыкая руку на чоновом члене, отчего младший выгибается едва ли не до хруста в спине, шепча что-то невнятное.       На особо глубоком толчке оба синхронно стонут, сливая голоса воедино, и Уён изливается на живот. Сан же, сделав ещё пару толчков, сдавленно простонав и спустив в презерватив. Чхве шумно выдыхает и упирается лбом в бледную шею, прикрывая глаза. Уён лениво обнимает старшего и оставляет легкий поцелуй на его макушке, блаженно выдохнув.       — Малыш? — отдышавшись, хохочет Уён. — Что-то новенькое.       — Мгм, а ты меня всё «Сан-и», — из вредности бубнит старший. — никакого разнообразия.       — Я думал, тебе не нравится, когда тебя называют не по имени.       Сан фырчит, лениво целуя смуглую кожу, и тянется за отброшенным в сторону полотенцем, вытерев чонов живот и сняв презерватив, завязав и, прицелившись, бросает в урну возле небольшого стола.       — Мне не нравится, когда это делают остальные. — оправдывается он. — Но я буду не против, если это сделаешь ты.       Уён радостно пищит, завалив Сана на себя и крепко обняв.       — Ты ж мой зайка! Солнышко!       Старший шуточно хнычет, делая слабые попытки выбраться из любимых объятий. Уён продолжает ласково щебетать различные приторно-милые прозвища и обнимает его ещё сильнее.       — Я передумал! — жалуется Сан. — Зови по имени.       Уён хохочет, крепко целуя его в щеку.       — Как скажешь, зайка.       — Ненавижу тебя.       — И я тебя люблю, солнце.